|
Матвей Меховский Трактат о двух Сарматиях. – М.-Лг. : 1936 г., с. 47-68. Книга первая Трактат первый. О Сарматии Азиатской. Глава первая. О том, что есть две Сарматии. Древние различали две Сарматии, соседние и смежные друг с другом, одну — в Европе, другую в Азии [2]. В Европейской есть области : руссов или рутенов, литовцев, москов и другие, прилегающие к ним, между рекой Вислой на западе и Танаисом на востоке, население которых некогда называлось гетами [8]. В Азиатской же Сарматии, на пространстве от реки Дона или Танаиса на западе до Каспийского моря на востоке, ныне живет много татарских племен. О их государственном строе, происхождении, вере и обычаях, обширности земель, о реках и о соседних областях будет сказано в нижеследующем. Глава вторая. О появлении и нашествии татар. В год господень тысяча двести одиннадцатый, в месяце мае, появилась большая комета, остававшаяся [на небе] восемнадцать дней. Она двигалась над половцами (Роlowczos), Танаисом и Руссией, а хвостом тянулась на запад, предвещая приход татар [9]. Затем, в следующем году татарское племя, дотоле неизвестное, убив будто бы своего царя Давида и разбив много северных народов, пришло от предгорий Индии к половцам [10]. Половцы — это племя, обитавшее по северному берегу Эвксинского моря, за Меотидскими болотами [11], которое другие называют готтами (Gotthos). Половцы в переводе [с. 48]на русский язык значит охотники или грабители, так как они часто, делая набеги, грабили русских, расхищали их имущество, как в наше время делают татары [12]. Когда, таким образом, татары вступили в землю половцев [13], те, отправив послов, просили русских князей помочь им всеми силами и войском, так как их, мол, ждет та же опасность и та же гибель, что и половцев. Вслед затем пришли к русским князьям и татарские послы. Они советовали не вмешиваться в войну на стороне половцев, а вместо этого помочь истреблению их, как врагов Руси. Русские (Russitae), действуя необдуманно, схватили и убили татарских послов, а потом выступили с войском сухим путем и водой на помощь половцам [14]. В том числе были — Мстислав Романович с киевским воинством, Мстислав Мстиславич — с галицким, а также и другие князья Руссии — Владимир Рюрикович, князья Черниговские и Смоленские [15]. Соединившись с войском половцев, пришли в Протольце [16], а оттуда, некоторые верхом [17], добрались двенадцатью переходами до реки Калки (Kalcza), где уже стояли лагерем татары. Не дав им времени передохнуть, татары обрушились на них : половцы были смяты и разбежались, ряды русских рассеяны и, после большой резни, были взяты в плен два князя — Мстислав Киевский и князь Черниговский [18]. Остальных во время бегства (и сказать отвратительно !) убивали союзники-половцы, через землю которых спасались беглецы : убивали всадников ради коней, убивали и топили в воде пеших ради одежды. В тот день русские попали в самую злую и ужасную опасность, никогда дотоле неслыханную в русской земле, и это было первое поражение, понесенное русскими от татар. Князь Галицкий Мстислав Мстиславич добежав до кораблей, переправился через реку, а затем, боясь татарской погони, велел обрубить причалы кораблей [19] и в ужасном смятении бежал в Галич. Владимир Рюрикович, тоже спасшийся бегством, прибыл в Киев и получил киевский престол. [с. 49]Вся же остальная масса русских, добежав до кораблей и найдя обрубленные причалы, впала в уныние и, не имея сил переплыть волны, погибла там от голода, за исключением немногих князей и некоторых их воинов, перебравшихся через реку на челноках. Позднее, в год господень тысяча двести двадцать восьмой, татары, вступив огромной массой в Руссию, опустошили всю Рязанскую (Rzesanska, Rzessensem) землю, убили князя, умертвили стариков и малолетних, массу остальных увели в плен, а замок сожгли [20]. Зимой того же года снова пришли татары — в землю Суздальскую и, всю ее опустошив, убили князя Георгия с сыновьями и многих других суздальских князей, сожгли замок Ростов и вволю захватили пленных и добычи. И в следующем году также они пришли в Смоленскую и Черниговскую области, опустошили их жесточайшей резней, не щадя никакого возраста, сожгли замки и укрепления, откуда в страхе бежали князья и воины, и с массой пленных вернулись в свои земли [21]. Главный авторитет средневекового мироведения Клавдий Птолемей (см. ниже примеч. [75]) в своей Географии именует Сарматией Европейской территорию, охватывающую, примерно, пространство прежней Европейской России до реки Дона на востоке, а земли к востоку от Дона — Азиатской Сарматией (кн. III, гл. 5, § 1 и кн, V, гл. 8, § 1). Это же наименование имеется у Маркиана (ок. 400 г. н. э. : кн. II — Объезд Европ. Сарматии), у Помпония Мэлы (см. ниже примеч. [207]. Кн. III, 55) и др. Из ближайших к Меховскому Сарматии упоминаются, напр. у Иакопо из Бергамо (Bergomensis, см. прим. [94], Supplementum supplement ! chronicarum… Venetiis 1513, лист 9) и у Энея Сильвия Пикколомини (см. прим. [168]. Космография, гл. XXVII). Последний, однако, справедливо отмечает, что большинство и древних и позднейших географов предпочитали именовать эти страны Скифией (ibid.). Эней Сильвий из знатного сиеннского рода Пикколомини род. в Корсиньяно (Тоскана) в 1405 г., умер 14 авг. 1464 г.; знаменитый гуманист — историк, географ, поэт, дипломат, канонист, теолог и оратор, с 27 авг. 1458 г. папа под именем Пия II. Высокая одаренность и отличное образование — с одной стороны, любознательность, общительность и гибкость характера (иногда, впрочем граничившая с беспринципностью) — с другой — сделали для него легким блестящий дипломатический путь, начатый уже в юности. Круг лиц, вещей, стран и событий, с какими успел познакомиться Эней Сильвий, очень широк. Базельский собор, дипломатические поручения в Германии, Савойе, Швейцарии, Вене, епископат в Тиесте, потом в Сиенне, нунциатуры в Австрии, Венгрии, Богемии, с 1456 г. кардиналат и папская тиара с 1458 г. — вот главные вехи биографии его, как политического деятеля. Из многочисленных литературных, публицистических и научных произведений Энея Сильвия для нас наиболее интересны его историко-географические описания Азии и Европы. В разных изданиях они носили разные наименования, а ко времени Меховского появились, как : 1) Historia rerum ubique gestarum cum locorum descriptione… Venetiis, 1477 и позднее — то же под наименованием Cosmographia Pii рарае in Asiae et Europae eleganti descriptione. Asiae historiam rerum ubique gestarum cum locorum descriptione complectitur. Europae temporum varlas continet historias… Parisiis, 1509; 3) In Europam, scilicet de his, quae sub caesare Frid III per Ger[с. 248]maniam gesta sunt, cum locorum descriptione, Memmingae (1490). См. Potthast, о. с., стр. 23. Мы пользовались экземпляром Ак. Наук : Аеttеае Sylvii Piccolomini Senensis… opera, quae extant omnia… Basileae, 1571. Упоминаемое Меховским место находится в гл. XXVI Европы (De Europa), в рассказе о Литве. Эней Сильвий говорит следующее : «Преемник его (Витовта — С. А.), Свидригал, прикармливал медведицу, которая привыкла брать хлеб из его рук, но часто бродила и по лесу. Когда она вновь приходила к покою (thalamum) князя, ей были открыты все двери, а тут она имела привычку, проголодавшись, тереться о дверь и стучаться ногами : тогда князь открывал дверь и давал ей есть. Несколько знатных юношей составили заговор против князя и, взяв оружие, стали, по примеру медведицы, тереться о дверь княжеской спальни. Свидригал, думая, что там медведица, открыл дверь и тут тотчас пал под ударами бывших в засаде» (перев. наш). Как видим, Эней говорит действительно не о Сигизмунде Стародубском, но и не о Витовте, как утверждает его обвинитель. Какие именно «нелепости» в сообщении Энея Сильвия о Литве и Польше имеет в виду Меховский дальше, трудно сказать. Во всячом случае, ни упомянутая уже глава о Литве, ни глава XXV, посвященная Польше, как будто не дают оснований обличать их автора в невежестве. Возможно, впрочем, что наш автор разумеет один из памфлетов, где Эней Сильвий отрицает королевское происхождение детей четвертой жены Ягелло, Софии, и между прочим короля Казимира III. Ср. Ю. Мархлевский, о. с., стр. 81.
Иакопо Филиппо Фореста, более известный под именем Иакопо Филиппе из Бepгамо, Iacobus Philippus Bergomensis (ум. в. 1520 г.), автор Supplementum chronicorum orbis ab initio mundi usque ad a. 1482. Libri XV. Не смотря на шероховатый язык и некритический характер, Дополнение настолько ценилось, что уже при жизни автора выдержало 9 изданий (Венеция : 1483, 1486, 1490, 1492,1503, 1506, 1513; Бреша, 1485; Нюренберг, 1503), не считая переводов (итальянский — Венеция — 1488, 1491, 1508). См. Potthast, о. с., 454—455. Мы пользовались академическим экземляром венец. издания 1513 г. Supplementum supplementi chronicarum ab ipso mundi exordio usque ad redemptionis nostrae annum .M. CCCCC.X. editum et novissime recognitum et castigatum a venerando patre Iacobo Philippo Bergomate ordinis Heremitarum f°, 10 ненумер. и 335 нумер. листов. Ссылка Меховского относится к л. 124. Геродот — знаменитый греческий историк V в. до н. э., род. в 484 г. в Галикарнасе, ум. ок. 406 г., вероятно, в италийской Греции; автор Истории в 9 книгах, заслужившей ему уже у современников славу «отца истории». В путешествиях по Египту, Ливии, Финикии, Вавилонии, Македонии, Фракии, Скифии и т. д. Геродот сделал множество точных наблюдений и приобрел такое богатство исторических, географических и этнографических сведений, что чем более углубляется и уточняется осведомленность современной науки, тем большую ценность приобретают известия Геродота и тем отчетливее под бесхитростным изяществом его «сказок» вскрывается подлинная историческая правда. Ко времени Меховского Геродот был уже издан и по гречески (Venetiis, 1502), и в латинском переводе (Venetiis, 1474 и Romae, 1475). См. Brunet, о. с, т. III, стб. 122, 125, 126. С именем Гая Юлия Солина дошло до нас землеописание, представляющее собою компиляцию, главным образом основанную на Естественной истории Плиния. По некоторым данным можно предполагать, что писал он в 1-й пол. III в. до н. э. См. Schanz, Geschichte der röm. Literatur, III, стр. 201 и cл. Ср. В. В. Латышев., о. с., т. II, вып. 1, стр. 273. Сочинение Солина в первых изданиях называется либо Collectanea rerum memorabilium, либо De situ orbis. Эта своеобразная естественно-научная энциклопедия очень ценилась в средние века. Меховский мог знать ее в изданиях : Venetiis, 1473; [Paris., 1472—1475]; [Romae, 1473]; Mediolani, 1473; Parmae, 1480. Ср. Brunet, o. c., t. V, стб. 428—429. Помпоний Мэла, уроженец испанской Тингентеры (в Гэтике), автор единственного известного нам в римской литературе цельного руководства по географии (писалось около 44 г. н. э.). Называлось его сочинение Chorographia, т. е. Землеописание; в первопечатных изданиях известно под именем De situ orbis или Cosmographia. Состоит из трех книг и дошло до нас целиком. Ср. В. И. Модестов, Лекции по ист. римской литературы, СПб., 1888, стр. 665. Меховский мог пользоваться изданиями : Mediolani, 1471; Venetiis, 1477, 1478 (два), 1482; 1502; Valentiae, 1482. См. Brunet, о. с., т. IV, стб. 799—800. О Плинии см. наше примеч. [90]. Гай Плиний Секунд Старший (род. в 23 г. н.э., погиб, наблюдая вблизи извержение Везувия, 25 авг. 79 г.) знаменитый римский натуралист, автор Естественной истории в 37 книгах, единственно и дошедшей до нас из всех его сочинений. С армией Люция Помпония сделал поход в Германию, занимал крупные государственные должности в Германии, Испании и Риме. Написанная им История войны римлян в Германии в 20 книгах не сохранилась. [с. 226]Naturalis historia ко времени написания Трактата Меховского имела уже 9 изданий за 1469—1510 годы (Brunet, о. с., т. IV, стр. 713—715). Гай Светоний Транквилл — автор Vitae caesarum, сборника биографий первых двенадцати римских императоров, современник имп. Адриана. Меховский мог пользоваться Светонием — в след, изданиях : Romae, 470, 1471, 1472; Mediol., 1480; Bonon., 1488; Venet, 1490., и др. (Brunet, о. с., V, 579—580). Публий Корнелий Тацит (54—118 ? г. н. э.) знаменитый римский историк, республиканец по мировоззрению в императорском Риме, проницательный и иронический наблюдатель, тонкий стилист, автор «Германии», «Истории», «Анналов» и др. Меховский мог знать следующие его издания : Venetils, 1470; [Mediolani, 1475—1480]; Romae, 1515 (Brunet, o. с., т. V, стб. 632—633). Вполне возможно, что не всех указанных выше писателей Меховский читал непосредственно, т. к. мог пользоваться и чужой цитацией или чужими упоминаниями, напр. у Энея Сильвия. О том, что вандалы жили по Висле (Вандалу), говорит Иакопо из Бергамо (о. с., л. 155), но главный источник этого известия для Меховского — Длугош (о. с., I, стр. 10). По его словам, королева Ванда, отвергнув брак с Ритогаром, князем аламаннов, после победы над ним принесла себя в жертву богам, утопившись в Висле. Оттого и река получила имя, и поляки у многих писателей стали называться вандалами. Клавдий Птолемей (II в. н. э.) величайший астроном и один из крупнейших географов древности; родился, как полагают, в Фиваиде, жил [с. 220]и работал в Александрии. Прозвище Pelusiota или Feludianus — результат ошибки первых изданий или переводчиков с арабского текста Птолемея : достаточно было в арабской рукописи пропуска диакритической точки, чтобы прочесть Feloudieh, вместо Keloudieh (Клавдий). География (Космография) Птолемея была одним из основных источников землеведения позднего средневековья. Латинский перевод ее, впервые изданный в 1462 году, выдержал 8 изданий до 1513 года (J. Ch. Brunet, Manuel de libraire… Paris, 1862, т. IV, стб. 952—955). Астрономическая система Птолемея, нераздельно господствовавшая в науке вплоть до Коперника, в телеологическом уклоне средневекового мышления была главным основанием «научной» астрологии, связывавшей судьбы человечества, характеры народов и отдельных лиц с сочетанием и влиянием небесных светил. Τετράββλον — Четверокнижие Птолемея — сочинение по астрологической географии и этнографии, вышедшее в латинском переводе в Венеции в 1484 г. под наименованием Liber quatuor tractatuum (Quadripartitum) et centiloquium cum centiloquio Haly (o Haly см. прим. [210]). Небесная сфера, круг зодиака, по Птолемею, делится на 12 «домов», из которых составляются 4 треугольника (сектора круга), соответствующие четырем странам света. Одним из треугольников и является βοαρρπηλιωτιχ2;ν — северо-восточный (северного аквилона), находящийся под знаком м. пр. и Водолея. Для каждого треугольника известная планета является «владыкой домов», образуемых его зодиаками (Tetrab., II, cap. 7). Для северо-востока это — Кронос или Сатурн. Характеры людей, живущих в определенной части земного круга определяются взаимодействием знаков зодиака треугольника с их «владыкой домов» (ibid., III, 17). Треугольник, отмеченный знаком Водолея, обозначает страны Великой Азии, Армении, Гиркании, Бактрианы, Каспии, Сирии, Савроматии, Оксианы и Согдианы. Находясь под соединенными влияниями Водолея и Сатурна, народы этих мест (τάέθνη) бывают, по Птолемею, μαλλον ανήμερχ χαί αύστηρά χαί (цитируем по Базельскому, изд. 1553 г., стр. 67), т. е. отмечены чертами, указываемыми Меховским. Об астрологической географии и энтографии см. Boll-Bezold, Sternglaube und Sterndeutung, Leipzig – Berlin, 1926, стр. 64—65 и 156—158. Haly Rodham Меховского — это один из арабских комментаторов Птолемея, Ali Ibn Ridwân. О нем : Zeitschrift für Mathematik und Physik, Leipz., 1900; C. Brockelmann, Geschichte der arabischen Literatur, I, 484. За это указание мы глубоко благодарны акад. И. Ю. Крачковскому. В первом латинском издании четверокнижие Птолемея называется Liber quatuor tractatuum (Quadripartitum) et centiloquium cum centiloquio Haly (Venetiis, 1484). Упоминаемый centiloquium Haly и цитируется Меховским. Согласитель (Conciliator) — сочинение ученого итальянского врача и алхимика Pietro d’Abano (напис. ок. 1303 г.) : Conciliator differentiarum quae philosophorum et precipue medicorum… Mantuae, 1472 (другие издания Venetiis, 1476, 1483, 1521, 1522 и т. д.). Пьетро д’Абано, обвиненный в занятиях магией, был схвачен инквизицией, но умер до суда.
См. Страбон (VII, 3, § 12) : Одну часть этого племени (Гетов) называют Даками, другую Гетами. Гетами называют тех, которые живут у Понта в восточной части страны. (Перев. у Латышева, о. с., т. I в. 1, стр. 117). Это было 17-е (из доныне известных) появление кометы Галлея, относимое в астрономических таблицах к 1222 году (см., напр., H. М. Субботина, История кометы Галлея, СПб, 1910, стр. 120 и сл.). Эта комета отмечена последней в китайском каталоге комет Ма Туан Лина. Из наших летописей о ней упоминают : Лаврентьевская — под 1223 годом (ПСРЛ2-е, I, 189—190), Новгородская 4-я — под 1224 годом (ПСРЛ2, IV, 202) и Густинская — под 1222 годом (ПСРЛ, 11, 334) [Следовательно, не под 1224 годом только, как утверждал автор статьи в Отеч. Записках (о. с., стр. 142)]. Рассказ последней очень схож с текстом Меховского : «В сие лето месяця мая явися страшная звезда, светящи чрез 18 дней, лучи к востоку доволне простирающи, иже знаменова новую пагубу христианом, яже по двою лету сотворися нашествием новых враг, си есть безбожных татар, их же в сей стране нашей не знаяху». Это сходство могло бы дать материал для кое-каких выводов, если бы цитированное место принадлежало не Густинской летописи, весьма поздней, написанной под польским влиянием и частью, очевидно, по польским источникам. Последовательно ошибочную хронологию дальнейших событий Меховский заимствует у Длугоша (Historiae Poloniae, liber VI. Мы пользовались краковским изданием Opera omnia, 1873). Альберт Кампензе (о. с., стр. 16) повторяет ошибку Меховского в начальной дате, округляя : «около 1210 года». [с. 207]Это место заимствовано из Speculum Historiale Винцентия из Бовэ (см. ниже примеч. [44]), кн. XXX, гл. LXIX, где передается сообщение Плано Карпини : «В 1203 году, по мнению некоторых, татары, по умерщвлении своего государя, вышли на разорение народов. Живя до сего времени в земле своей, то есть Татарии, сопредельной с Индией, сделали они заговор против царя Давида, своего государя… и умертвили его злокозненным образом». (Перев. см. Д. Языков, Собрание путешествий к татарам и другим восточным народам в XIII, XIV и XV столетиях, I. Плано Карпини. II. Асцелин, СПБ, 1825, стр. 123). Ср. у Альберта Кампензе (о. с., стр. 16) : «прибыв от подошвы североиндийского хребта, заняли все земли выше Меотийских болот и Танаиса лежащие, вытеснив из них и почти совершенно истребив прежних обитателей, гетов или готов». Евксинское море или Понт — Черное море; Меотидские болота — Азовское море. Уже со времени Клапрота можно считать установленным,что половцы (команы Анны Комнэн, византийцев, Рубрука и др., по-татарски кипчак) были народом тюркского племени, той же его ветви, что печенеги и торки. Словарь половецкого языка, найденный в рукописи, принадлежавшей Петрарке, и изданный Клапротом, свидетельствует о непосредственной близости половецкого языка к тюркским. Источники Меховского, в частности Иордан (через Сигеберта), Павел Диакон, Сигеберт и др., говоря о гораздо более раннем времени, помещают в половецких степях готов. Это и является причиной усвоенного нашим автором ошибочного отождествления половцев с готами. Герберштейн говорит : «Русские утверждают, будто половцы были готы, но я не присоединяюсь к их мнению» (о. с., стр. 138). Появление половцев в степях южной России относят к X в. Наши летописи впервые упоминают о их приходе под 6569 годом (ПСРЛ1, III, 2), а Длугош (о. с. кн. III, стр. 315) под 1058 г. Значение слова половцы Меховский, видимо, производит от połowac, połowanie (русское полевать, заполевать зверя) и встречает тут красноречивого оппонента в лице Герберштейна (о. с., стр. 138). Ученый дипломат, пускаясь даже в специальные филологические рассуждения, впрочем, очень интересные для XVI в., производит половцы от поле и объясняет, что охотники (Меховский) по-русски ловцы (іowatzi), а половцы значит полевые (campestres). Весь дальнейший рассказ (вплоть до событий, относимых к 1228 г.) заимствован целиком из Длугоша (о. с., VI, стр. 193—194), местами повторяя его даже фразеологически. [с. 208]Несколько странное и отсутствующее у Длугоша выражение terra marique — «сушей и морем»— может быть, разумеется, и механическим повторением шаблонной формулы классических военных описаний, но может быть и отзвуком какого-то иного (помимо Длугоша) летописного источника. Ср.ПСРЛ1, VII, 130 (Воскрес, лет.) : «…. приидоша же и выгонци Галичьские в лодьях по Днестру и выдоша в море, бе бо лодий 1000, и войдоша в реку Днепр и возведоша пороги и сташа у реки Хортици на броде на протолчьи»; ПСРЛ1, I, 217 (Троицк.) : «… и приидоша конми, а выгонци Галичьскыи приехаша в лодьях… и поидоша в море»… Так же ПСРЛ1, II, 164; ПСРЛ1, VI, 173. Как и весь рассказ, имена князей взяты у Длугоша. Мстислав Романович, сын Романа Ростиславича, князя Смоленского, с 1173 по 1175 г. — Киевского, князь Смоленский; с 1214 по 1224 г. занимает киевский стол, погиб в 1224 г. в битве при Калке. Мстислав Мстиславич Удалой, сын Мстислава Ростиславича Храброго, князь Торопецкий, затем Новгородский, наконец Галицкий. Одна из самых ярких фигур своего поколения. Перед битвой при Калке, поссорясь с князьями, начал военные действия, не предупредив их : его неосторожность была одной из причин поражения. Владимир-Димитрий Рюрикович, род. в 1187 г., сын Рюрика-Василия Ростиславича, князь Переяславский, затем Смоленский, наконец вел. князь Киевский. В 1215/16 и 1218 гг. соратник Мстислава Мстиславича Удалого в его борьбе на севере и с венграми. В 1224 г. Владимир Рюрикович был на Калке «со смолняны». Черниговские князья, участвовавшие в битве при Калке, это — Мстислав Святославич, сын Святослава Всеволодовича, и племянник его Михаил Всеволодович, сын Всеволода Святославича Чермного, дважды князь Новгородский и кн. Черниговский. В 1264 г. замучен татарами. Канонизован русской церковью. Ср. ПСРЛ1, VII, 130; I, 217; II, 164 : «.. и сташа у реки Хортици на броде на протолчьи». И. И. Срезневский (Материалы для словаря др.-русского языка, т. II, Л-П, СПб., 1902, стб. 1599) объясняет слово Пpотълчь-протолчь, как «сжатое речное русло, быстрину». Меховский, считая Protolce соб. именем, следует тексту Длугоша (о. с., кн. VI, стр. 194). Неудачно сокращенная фраза Длугоша : «одни верхом, другие — в лодках.» Имя князя Черниговского (Мстислава Святославича) отсутствует и у Длугоша — во всех списках (см. о. с., VI, стр. 194, прим. [7]). Заслуги португальцев «века великих огкрытий» общеизвестны : было бы напрасно перечислять их здесь. То, что Меховский приписывает честь открытий именно Португалии, а не Испании, например, совершенно естественно, так как и по количеству плаваний и по численности открытых земель и по известности мореплавателей Португалия XV—XVI вв., без сомнения, стояла не рядом с Испанией, а впереди ее. Говоря о таких же открытиях, сделанных польскими войсками, автор, видимо, разумеет войны в Литве, на Руси и Жмуди.
[с. 209]Место это несколько неясно : у Длугоша disrumpi, а не abrumpi, т. е. скорее «разрушить» (корабли), чем «обрубить причалы». У С. М. Соловьева соединены оба значения (История, изд. Общ. Польза, т. I, стб. 644). Так же в нашей летописи (ПСРЛl, VII, 132) :… «князь же Мстислав Мстиславич… повеле ладии жещи а иные сещи и отринута от берега». Мы передаем буквальный смысл латинского слова. Разорение Рязани относится к 1237 г. : 16 декабря татары осадили город, 21-го взяли и сожгли, истребив жителей. Князя Юрия Игоревича, сына Игоря Глебовича, убили, приведя под Пронск (ПСРЛ l, I, 196, 221— 222; II, 175—176; Соловьев, о. с., I, стб. 821). Этого места и всего дальнейшего до конца главы у Длугоша нет : использован какой-то другой источник. Предположение, что этим источником была русская летопись, нуждалось бы еще в некоторых подтверждениях (кроме упомянутого выше в примечаниях [9] и [14]), а между тем именно таким образом легче всего было бы объяснить непонятное здесь употребление автором имени Руссия. Вообще он резко различает Руссию, т. е. южную и зап. Русь, и Московию — центральную и сев.-восточную. В главе о Московии он включает Рязань, естественно, в число московских областей. Между тем здесь по контексту Рязань оказывается в Руссии (как и могло быть в русском источнике). То, что в это время Московии еще не было (если даже Меховский и знал об этом), отнюдь не обязывало его упоминать здесь Руссию : как и часто делалось, он мог называть лишь княжества. Суздальская земля разорена татарами в 1238 г. (ПСРЛ1, I, 197, 198, 223; II, 176, 338; Соловьев, о. с., I, 822). Юрий, сын Всеволода Юрьевича, с 1217 г. князь Суздальский, с 1218 —Владимирский, разбит и убит татарами на Сити 4 марта 1238 г. Чернигов взят и сожжен в 1230 г. (ПСРЛ1, I, 200,225; II, 338—339; IV, 34—35). Князь Михаил Глебович, явившийся на помощь осажденным черниговцам, был разбит и бежал в Венгрию (Соловьев, о. с., I, 823—824).
Глава третья. О жестоком опустошении Польши и Венгрии татарами.
Вслед за сказанным надо, по порядку изложения, перейти к ужасающему татарскому опустошению. В год господень тысяча двести сорок первый татары пришли в Руссию и до основания разрушили обширнейший город Киев, великолепную столицу русских. Этот город имел крепкие ворота и башни, а на некоторых воротах блестящие позолоченные крыши [22]. Был там и до сих пор есть митрополит русского или греческого обряда, глава многих владык (wladicis) и епископов, начиная от Дуная — по Молдавии, Валахии, Руссии и Московии, но в Киеве, после разрушения, он больше не живет. В городе было более трехсот богатейших церквей. Некоторые из них стоят еще и до сего дня в поле среди терна и кустарника в запустении, как прибежище зверям. Две церкви — св. Марии и св. Михаила, доныне сохранили кое-какие полоски позолоты на крышах : татары, прихо[с. 50]дящие за добычей, глядя на них, называют Алтым бассина, то есть златоглавые, так как часть крыши у них позолочена [23]. В наше время на горе, где когда-то стоял Киевский замок, у литовцев, владеющих той местностью, имеется большое укрепление, выстроенное из дубовых бревен. Разгромив таким образом всю Руссию с ее столицей и всю Подолию и желая напасть на Венгрию, император татарский Батый (Bathus) послал князя по имени Пета с большим войском опустошить Польшу. Поляки говорят, что царь татарский Батый опустошил Польшу, Силезию и Моравию. Правильнее, однако, изложение у тех, кто, как венгерская хроника, сообщают, что не сам Батый был в Польше, а его князья [24]. Перебив правителей и князей русских и захватив добычу в городах Люблине, Завихосте и соседних с ними, татары отвезли ее на Русь. Спешно вернувшись потом, они взяли Сандомир с замком и убили там аббата Покрживницкого [монастыря] с братией [25] и множество знатных и незнатных людей обоего пола, собравшихся в Сандомир для спасения жизни. Уйдя оттуда через Вислицу, они пришли в Скарбимирию, а когда они уже возвращались обратно, везя добычу в Руссию, и стояли у реки Чарны, близ деревни, именуемой Большое Турско [26], на них напал палатин [воевода] краковский Владимир с краковскими воинами. Тут, пока шел бой, вся масса пленных разбежалась и укрылась в ближние леса, но малочисленное краковское ополчение с Владимиром было раздавлено численностью татар. Однако и татары, потерпев урон, отошли в Руссию через лес Стремех, а потом, призвав на помошь множество других, с грозой и гневом вновь пошли в Польшу. Свое огромное войско они, подойдя к Сандомиру, разделили надвое. Меньшую часть, под начальством Кадана, называемого у поляков Кайданом [27], направили на Ленчицу, Серадз и Куявы и, не встречая преград, с величайшей жестокостью опустошили эти округа огнем и мечом. Большее войско, под предводительством татарского [с. 51]князя Петы, пошло на Краков, опустошая по пути огнем и мечом все соседние края. Навстречу им в деревне Хмелик, близ города Шидлова [28], вышли палатин Владимир и Клемент, кастеллан краковский, Пакослав палатин и Яков Рациборович, кастеллан сандомирский, со знатью и воинами Сандомира и Кракова. Начался бой с татарским отрядом, а когда он, ослабев, отступил и соединился с другим, более крупным, поляки, утомленные предшествовавшей битвой, частью пали, грудью встретив удар подавляющего численностью врага, частью обратились в бегство и спаслись по знакомым дорогам. Пали в этой стычке незабвенные Христин Сулькович из Недзведя, Николай Витович, Альберт Стампотич, Земента, Грамбина, Сулислав — отличные воины, и много других доблестных. Это поражение распространило такой ужас, что люди стали убегать кто куда мог, а поселяне со своим добром и скотом укрылись в болота, в леса, в непроходимые места. Бежал и Болеслав Стыдливый, князь Краковский и Сандомирский [29], с матерью Гржимиславой и женой Кингой — сначала по направлению к Венгрии в замок Пьенини близ города Сандеца, а потом в Моравию, в цистерцианский монастырь. Татары же, нанеся полякам поражение под Хмеликом, в первый день великого поста пришли в Краков и, найдя город пустым, так как все жители скрылись, в ярости сожгли церкви и дома. Они осадили, окружив валами, церковь св. Андрея, тогда стоявшую вне городских стен, но так как поляки, засевшие там в большом числе, энергично и смело отбивались, защищая себя и свое добро, татары взять ее не могли и без успеха отступили на Брацлав [30]. И этот город они нашли не только покинутым жителями, как Краков, но и сожженным. Дело в том, что горожане, бросив в ужасе почти все и спешно захватив лишь более ценное, все бежали, а люди князя Генрика, увидев это из крепости, сошли вниз, собрали в крепость добро и пищевые запасы, а город с его строениями сожгли. Ничего не найдя в городе, татары осадили замок, но несколько дней спустя, отраженные, как говорят, благодаря слезным молитвам Чеслава, приора ордена предика[с. 52]торов, и братии его, бывших в замке, сняли осаду и отступили. Между тем, на второй день Пасхи подошли татары, разорившие Куявы, и все они, соединившись вместе, пошли на Легницу. Князь Генрик второй, сын св. Гедвиги [31], в то время собирал там вооруженные силы из знати и простолюдинов Великой Польши и Силезии. Прибыли и князья со своими воинами : Мечислав Казимирович, князь Опольский, Болеслав, сын Дегтольда, изгнанного маркграфа Моравского, по прозвищу Сепёлка; Помпо де Гостерно, магистр крестоносцев из Пруссии, с братьями ордена, а сверх того и много других крестоносцев. Когда князь стал выводить войска из города Легницы и ехал верхом им навстречу, с верхушки церкви св. Марии упал камень и едва не раздробил ему голову, что, бесспорно, было дурным предзнаменованием. Пройдя предместья города Легницы, он построил войско четырьмя отрядами. Первым — из крестоносцев-добровольцев, золотоискателей города Гольтберга [32] и других пришлых воинов командовал Болеслав Сепёлка, сын маркграфа Моравского. Другой отряд состоял из воинов Кракова и Великой Польши. Его вел Сулислав, брат Владимира, палатина краковского, убитого у Хмелика. Во главе третьего отряда был Мечислав, князь Опольский. В нем были опольские воины и Помпо, магистр Пруссии с братией и воинами. Четвертым отрядом из виднейших воинов Силезии и Великой Польши, а также из наемных воинов, начальствовал сам князь Генрих. Столько же было и татарских отрядов, но более крупных по силе и численности бойцов, так что один их отряд превосходил все польские. И вот на просторном, открытом во все стороны поле, называющемся Доброе поле [33], 9-го апреля, то есть во второй день после пасхальной недели, сошлись оба войска. Прежде всего на татар с силой ударило войско крестоносцев и золотоискателей, но под стрелами татар полегло, как нежные колосья под градом. Затем, два других отряда, под командой рыцаря Сулислава и Мечислава, князя Ополь[с. 53]ского, начали бой с тремя татарскими войсками и нанесли им такой сильный урон, что те отступили и обратились в бегство. В это время кто-то, быстро промчавшись кругом обоих войск, прокричал ужасающим голосом : «Biegaicie, biegaicie !» что значит «бегите, бегите», и привел в ужас поляков [34]. Услышав этот крик, Мечислав, князь Опольский бросил битву, бежал и увел с собой большую часть своих воинов. «Gorzey sie nam stalo» простонал, видя это, князь Генрик, то есть : «Тяжко и хуже нам стало». Введя в бой свой четвертый отряд из храбрейших воинов, он перебил и обратил в бегство три татарских отряда, расстроенные двумя польскими. Тут однако, подошел четвертый, самый большой, татарский отряд, под начальством Петы, и со страшным натиском бросился в бой. Вновь началась жесточайшая битва с обеих сторон. Когда татары уже в большей части были перебиты и готовы бежать, какой-то их знаменосец с громадным знаменем, на котором была греческая буква хи (так : X), а на верхушке древка изображено мрачное черное лицо с длинной бородой, начал с пением потрясать головой этого изображения. Тут из нее тучей пошел на поляков ужасный дым с нестерпимой вонью, так что они стали задыхаться, обессилели и не могли больше биться. Татарское войско, повернув со страшным криком на поляков, прорвало до тех пор крепкий их строй и нанесло им великое поражение. Тут убиты были князь Болеслав, сын маркграфа Моравского, по прозвищу Сепёлка, и Помпо, магистр крестоносцев из Пруссии, со многими замечательными воинами. Князь Генрик был окружен кольцом татар. Опасность была и сзади и спереди. В конце концов вокруг него осталось всего четыре воина : Сулислав, брат покойного Владимира, палатина краковского, Клемент, палатин глоговский, Конрад Конратович и Иоанн Иванович. Насколько хватало сил и старания, они пытались вывести Генрика из битвы, убеждая бежать, но конь его был ранен и останавливался. Поэтому татары, догнав его вскачь, окружили с тремя названными воинами (четвертый, Иоанн Иванович, отделился от них), и князь некоторое время бился с ними. Иоанн же Иванович, взяв свежего коня у княжеского при[с. 54]дворного Росцислава, пробрался через ряды врагов и привел его Генрику. Сев на коня, князь последовал за Иоанном Ивановичем, прокладывавшим ему путь среди врагов, но когда тот на-скаку был ранен и скрылся, князь снова был настигнут и в третий раз окружен. Он мужественно сражался с татарами, но тут, подняв левую руку [35], чтобы нанести удар бывшему перед ним врагу, получил от другого смертельную рану копьем под-мышку и, опустив руку соскользнул с коня. Татары схватили его с неистовым и диким криком и, оттащив с поля битвы на расстояние двойного выстрела балисты, саблей отрубили ему голову [36], а тело, сорвав все инсигнии, бросили голым. В этом сражении было убито множество знатных поляков, среди которых замечательны и славны : Сулислав, брат палатина краковского Владимира, Клемент, палатин глоговский, Конрад Конратович, Стефан из Вирбны с сыном Андреем, Клемент, сын Андрея из Пелцницы (Pelcznicza), Томас Пиотркович, Петр Куша и другие. Тело князя Генрика после поражения едва было найдено женой его Анной и признано только по шестому пальцу на левой ноге. Похоронено оно на середине хор в церкви св. Иакова у францисканцев в Брацлаве. В том же монастыре св. Иакова в Брацлаве погребены тела и Помпония, Прусского магистра, и замечательнейших выше названных воинов. Прах Болеслава, сына маркграфа Моравского, погребен в Лубнах (Lubens) на хорах конверсов, а над прочими христианскими телами, похороненными на месте сражения, выстроена и до сего дня существует церковь. Одержав величайшую победу над князем Генриком и поляками и собрав добычу, татары у каждого из павших отрезали ухо, чтобы знать число убитых, и наполнили таким образом десять больших мешков. Голову князя Генрика они подняли на длинное копье, принесли к замку Легнице (город из страха перед татарами был сожжен) и потребовали открыть им ворота, так как князь убит. Население замка с достоинством ответило, что, вместо одного убитого князя, есть много других — детей убитого, и татары, опустошив и сжегши деревни вокруг Легницы, ушли в Отмухов, стояли там пятнадцать дней и разорили всю окружную область. [с. 55]Оттуда они направились в Ратиборский край, восемь дней оставались в Болешиско, затем отошли в Моравию и, пока король Богемский Венцеслав держался в лагере, они более месяца огнем и мечом опустошали страну. Наконец от Ольмюца (Olomuncz) семью переходами они добрались до Венгрии и соединились с большей ордой самого Батыя, ранее туда пришедшей. Об этом упоминает и Длугош (о. с., II, стр. 243), сообщая, под 1035 годом, что Ярослав, князь Руссии, соорудил в Киеве много монастырей, церквей и золотые ворота. Алтын, алтун — золото; бас, баш — голова. О походе Пета в Польшу упоминает Рогерий Венгр (Rogerius Hungarus) в своей хронике, впервые изданной в 1488 г. вместе с хроникой [с. 210]Ioh. Thwrocz’a (M. Rogerii Hungari, Varadiensis capituli canonici, Miserabile carmen seu historia super destructione regni Hungariae temporibus Belae IV regis per Tartaros facta, cap. XX. У нас везде, как и Thwrocz, по loh. Georg. Schwandtner, Scriptores rerum Hungaricarum, pars I, Vindobonae, 1766). Весь дальнейший рассказ до конца главы заимствован у Длугоша (о. с., VII, стр. 265–279). Копрживница или Покрживница — местечко в 31/2 км от Сандомира. Около 1185 г. Николай Богорыя, воевода Сандомирскнй, заложил там цистерцианское аббатство. В 1241 г. оно разорено татарами. (См. Słownik geograficzny królestwa Polskiego i innych krajów słowianskich, wyd. pod. red. Bronisł. Chlebowskiego, Warszawa, т. IV, 1883, стр. 384 — 385). У Длугоша точнее : «у города Поланца при реке Чарне» (о. с., VII, стр. 267), откуда ясно, что здесь имеется в виду приток Вислы, берущий начало близ дер. Цизув б. Келецкого уезда (Słownik geograficzny. . . Chіebowskiego, т. I, стр. 737). Большое Турско — деревня Wielkie Tursko в 32 км от Сандомира. Кроме Длугоша, упоминается и Рогерием Венгром (о. с., гл. XIX). Шидлов — город Стопницкого уезда, в 7 км к западу от р. Чарны Słownik Chlebowskiego. т. XII, стр. 95). Болеслав Стыдливый — князь Лигницкий, Сандомирский и Краковский 1226—1279 гг., сын Лешка Белого и Гржимиславы Ингваревны луцкой. Брацлав — б. уездный город Подольской губ. над рекой Бугом в 260 км от Каменца и прибл. в 4 км от ж.-дор. станции Рахны; с 1569 г. был столицей Брацлавского воеводства. В хрониках упомин. с XII в. [Це очевидна помилка коментатора : із контексту оповіді видно, що йдеться про Бреслау (Вроцлав) – головне місто Нижньої Сілезії; до того ж наш, подільський Брацлав згадується тільки з 14 ст. Більше про наш Брацлав – тут] Генрик II Набожный (Pobożny), князь Силезский (1191 — 1241), сын и преемник Генрика Бородатого. Ядвига, жена Генрика Бородатого, мать Г. Набожного, ум. в 1241, канонизована в 1267 г. Генрик был ее третьим сыном. См. Wielka encykłopedya powszechna ilustrowana, т. XXVII—XVIII, Warszawa, 1901, стр. 729—730. [с. 210]Также : Grünhagen, Geschichte Schlesiens, I; Strakosch-Grassman G., Der Einfall der Mongolen. Гольтберг или Гольдберг — Злоторыя, уездн. город в округе Лигницы. Длугош (о. с., IV, стр. 450) уже под 1105 г. упоминает о Гольтберге как об известном богатством городе. Длугош поясняет : «названное так либо по плодородности почвы, либо потому, что оно широко простиралось во все стороны» (о. с., VII, стр. 274; перев, наш). Рассказ Длугоша несколько выгораживает поляков. Он говорит : «… некто из рядов татар, но неизвестно, русский или татарин… кричал… а татар на татарском языке уговаривал стойко биться» (с. с., VII, стр. 275; перев. наш). У Длугоша : «… nunc laeva, nunc sinistra ( !)… dimicat… Verum dum manu dextra elevata… (o. c., VII, стр. 276). Слово framea (см. еще стр. 62, 84, 118 русского текста и стр. 135, 143, 194 латинского) Меховский явно употребляет не в обычном смысле «копье, дротик», а в значении «сабля». Так и у Герберштейна (о. с., стр. 67).
Глава четвертая. О кровавом опустошении Венгрии Батыем, императором татарским [37]. Опустошив и уничтожив Руссию, Батый с пятисоттысячным войском предпринял поход на Венгрию. Среди Сарматских гор, в так называемом Русском ущелье [38] ему оказал сопротивление и заградил было проход граф палатин венгерский, посланный с войском королем Венгрии Белой четвертым [39], но Батый, обрушившись на него, овладел проходом. Сжигая города и села, он быстро дошел до реки Тиссы, в просторечии именуемой Циса (Ticia — Cicza) текущей из гор Сарматии к югу в Дунай. Делая оттуда набеги, татары опустошили и сожгли Вацию с ее кафедральной церковью. Они подходили и к Пешту, где король Бела четвертый собирал против них войско, но тут же и уходили, то приближаясь, то убегая, согласно своей военной тактике. Когда король Бела собрал против татар большое войско из знати и духовенства, он продвинулся вперед и разбил лагерь у реки Тиссы. Поставив у моста охрану из тысячи воинов, он думал, что татары не перейдут реки, так как она глубока, очень тиниста и непереходима. Однако, татары, переправлявшиеся и через более крупные реки, найдя брод, ночью переплыли Тиссу и на рассвете окружили со всех сторон венгерское войско с королем Белой. Выпустив густой тучей бесчисленное множество стрел (подобно частому граду, грохочущему в дождевом тумане), они привели венгров в смятение, многих перебили и еще большее число ранили. Захваченные врасплох, венгры, [с. 56]беспорядочно отбиваясь, погибали. Иные, видя это, пытались украдкой ускользнуть и бежать, а лукавые татары не мешали им проходить через свои ряды. Коломан, брат короля [40], и король Бела скрылись неузнанные, а остальных татары окружили и самым жестоким образом перебили всех до одного. В том числе пали высокие духовные лица : Матфей, архиепископ стригонийский; Уголин, архиепископ колоцкий; Георгий, епископ иаврийский; Рейнальд, епископ трансильванский; епископ нитрийской церкви; Николай, сцибинский настоятель — королевский вицеканцлер; Эрадий, архидиакон бахийский; магистр Альберт, стригонийский архидиакон [41]. Убито было бесчисленное множество мирян, знатных и незнатных, а бежавшие были нагнаны и полегли мертвыми на дорогах. Много простых людей, собравшихся в Пешт, с приходом татар погибло от меча. Король Бела поспешно бежал к границам Австрии, где был захвачен и удержан в плену герцогом Австрийским, a когда наконец был им отпущен, прибыл к королеве своей супруге, затем удалился в Славонию и оставался там вплоть до нападения Кадана. Опустошив Венгрию по одну сторону Дуная, татары перешли и на другую, когда с наступлением зимы Дунай замерз, и устроили становище между Иаурином и Стригонием. Там и по сей день еще видны рвы и холмы от их пребывания. Отсюда они жестоко разорили всю задунайскую область грабежом, пожарами и убийствами. Когда они собрались уходить обратно в Татарию, князь Кадан свернул в Славонию, чтобы напасть на короля Белу. Король в ужасе бежал от него к морю, а затем в город Полу. Кадан же, как условился с Батыем, пройдя и опустошив Боснию, Сербию и Булгарию, остановился у Дуная, чтобы дождаться орды императора Батыя. После ухода Кадана Батый осадил и взял замечательный в то время город Стригоний, населенный разными немецкими, галльскими и италийскими купцами. Так как жители спрятали и зарыли в землю свои богатства, которых добивались татары, то все и были убиты без пощады к полу и возрасту. Разрушив Стригоний и перейдя Дунай, татары пришли [с. 57]к ожидавшему их войску князя Кадана, а затем наконец по прежней дороге мимо Меотидских болот ушли в Татарию. Татарское разорение и всяческие опустошения продолжались в Венгрии почти два года. Вся эта глава заимствована у Рогерия Венгра (о. с., гл. XIV, стр. 377; гл. XVI, стр. 378–379; XXII, 382; XXIII, 382; XXVIII, 386—387; XXIX, 388; XXXII, 391; XXXVIII—XXXIX, 399—401) и лишь отчасти у Длугоша (о. с., VII, стр. 280—281, 283, 290—291), который и сам зависит от Рогерия. Рогерий Венгр (о. с., гл. XIV, стр. 377; перев. наш) : «… ворота Руссии называемые горными, через которые открывался доступ в Венгрию», Бела IV, сын Андрея II, король Венгрии (1235—1270). Борьба его с феодальной знатью в начале царствования вызвала возмущение части дворянства и приглашение в Венгрию герцога Фридриха II Австрийского. Королевские войска нанесли ему поражение, но когда, после разгрома при Сайо, Бела IV бежал в Австрию, Фридрих принял его захвативши при этом всю его казну и три венгерских комитата. [с. 212]Коломан, сын Андрея II, короля Венгерского, брат Белы IV. С 1219 г. (по уходе из Галича кн. Мстислава Мстиславича) король Галицкий, затем — с 1226 г. герцог Хорватский. В битве при Сайо был тяжело ранен и, не добравшись до Пешта, умер. Матфей архиеп. Стригонийский с 6 марта 1240 г. (ранее еп. Вации с 1238 по 29 ноября 1239 г.) по 1241 г. (Gams, о. с., стр. 380). Угрин (Уголин, Угерин), архиеп. Колоцкий 1219—1241 (ibid., 371). Грегорий, eп. Иаврийский 1223—1240 (ibid., 373). Райнальд (Ринальд, Регинальд), еп. Трансильванский 1223—1241 (ibid., 381). Адам, eп. Нитрийский —1241 г. (ibid., 375).
Глава пятая. Как папа Иннокентий IV послал к хану татарскому просить, чтобы он не преследовал христиан, и как хан принял веру Магомета. Когда татары уходили, вся Европа содрогалась от ужаса, и христианские государи, движимые страхом, стали совместно обдумывать меры, чтобы помешать их новому приходу. Папа Иннокентий четвертый с Лионского собора, в год господень 1246, послал к татарам брата ордена предикаторов Асцелина со многими другими братьями того же и иных орденов [42]. Через Германию и Богемию Асцелин прибыл в Брацлав и был с почетом принят Болеславом, князем Силезским и Брацлавским. Оттуда он отправился в Ленчицу и нашел там со своими кров и приют у князя Мазовецкого Конрада. Прибыв затем в Краков, они были ласково встречены и приняты Болеславом Стыдливым, матерью его Гржимиславой и местным епископом Прандотой, были снабжены множеством дорогих мехов, помимо тех, что сами купили на собственный счет, потому что являться к татарским государям без даров нельзя. Случилось, что у Болеслава Стыдливого, государя Краковского и Сандомирского, был в то время князь Руссии Василько, племянник его матери. Ему они и были поручены и были им привезены в Руссию [43]. Прибыв в Киев, они приобрели коней, годных к обстановке татарской земли, то есть таких, которые умели бы ногами добывать себе воду и корм из-под снега. Выехав наконец из Киева, они миновали много татарских князей, пока не добрались наконец до хана (cham) или императора татар. Изложив ему послание папы Иннокентия четвертого, они убеждали его признать и чтить единого бога и посланника его Иисуса Христа и не губить род христианский жестокой смертью, как в Польше, Венгрии и Моравии. [с. 58]Получив ответ, что хан в течение пяти лет не будет нападать на род христианский, они тою же дорогой возвратились к апостольскому престолу с грамотой татарского императора. В Зерцале историческом Винцентия есть эта история, но читать ее нужно осмотрительно, так как кое в чем она недостоверна [44]. По уходе христианских послов, прибыли послы саррацинов и стали убеждать татар принять веру магометову, как более легкую, более снисходительную, полную радостей и более соответствующую людям военным. Христианскую веру они порочили, говоря, что это — вера бездельников, глупцов и идолопоклонников, чтущих изображения, тогда как саррацинский закон, полный выгод и удовольствий, силою оружия побеждает все другие религии, чтобы низвергать гордых и налагать дань на униженных. Понравились варварам доводы саррацинов, прежде всего самому императору Батыю, да и всем татарам, как людям горячим, дерзким и чувственным. Потому они и приняли эту веру, а не другую. Говоря Эисса рохолла (Eissa Rocholla), то есть Иисус есть дух господа, а Магомет — pоссоллa (rossolla), то есть Магомет — правосудие божье, они не захотели принять, дух божий, благословенного Иисуса, учащего духовной жизни, а предпочли «правосудие божье», то есть Магомета, погрязшего в плотских нечистотах, как чувственное животное, которое днем и ночью должно бы, по справедливости, мучиться волею божьею в озере кар. Итак, с тех пор и поныне они — последователи и поклонники Магомета. Они повинуются пятикнижию моисееву, совершают обрезание, соблюдают свой закон; колоколов не имеют, но ежедневно кричат : Лаи илло иллоло (Lahi illo illoloh), что значит : «Нет бога, кроме единого бога». Они наивно считают себя измаэлитами, происшедшими от Измаила, а христиан называют дзинцис (dzincis), то есть язычниками и гаур(gaur), то есть неверными и лишенными религии [45]. Как и другие саррацины, они справляют три праздника в течение года. Первый — куирам, то есть пасха приношения в память жертвоприношения Исаака, когда Авраам, отец многих народов, по божьему повелению, собирался [с. 59]убить его и принести в жертву. В этот праздник они приносят в жертву баранов, птиц и прочее. Другой праздник они чтут, поминая души умерших : посещают могилы своих предков, занимаются делами милосердия и кормят бедных. Третий праздник справляют они о себе самих и своем благополучии. Чтобы как следует справить первый праздник, они постятся тридцать дней, перед вторым — месяц, перед третьим — двенадцать дней. Об этом так же кратко у Длугоша (о. с., VII, стр. 310). Дальнейший рассказ взят из Speculum Historiale Винцентия из Бовэ и основан на сообщении Плано Карпини, к которому и относится маршрут, ошибочно приписываемый Меховским Асцелину. Этот последний ехал к хану через Сирию и Персию, а не через южную Русь. Ср. Иоанн де Плано Карпини, История Монгалов, перев. А. И. Малеина, СПб., 1910, стр. 44—46. Василько (Василий) Романович, сын Романа Мстиславича Галицкого, род. в 1203 г. В 1205—1206 князь Владимир-Волынский вместе с братом; в 1209 г. кн. Брестский; в 1209—1212 кн. Бельзский; с 1214 г. кн. Влад.-Вол. совместно с братом, а с 1237 года до кончины (1269) — единолично. Он был не племянником, а зятем Гржимиславы : его 2-ая жена — княжна Елена польская, дочь Лешка Белого и кн. Гржимиславы Ингваревны луцкой (о браке Лешко см. Длугош, о. с., VI, стр. 209, под 1220 г.), сестра Болеслава Стыдливого. См. Г. А. Власьев, Потомство Рюрика. Материалы для составления родословий, т. II, вып. 1, Пгр., 1918, стр. IX. Винцентий из Бовэ (Vincentius Bellovacensis) ученый доминиканец, близкий ко двору Людовика IX, автор энциклопедии Speculum maius, одной из частей которой было Speculum historiale — Зеркало историческое. Ум. в 1264 г. О нем см. А. И. Малеин, Энциклопедия Винцентия из Бовэ. [Труды Института книги, документа, письма Акад. Наук СССР, т. II. Лгр., 1932, стр. 23—41]; Michel de Boüard, Encyclopédies médiévales. Surla connaissance de la nature et du monde au moyen âge. [Revue des questions historiques 58A. nо 2 (l avr. 1930)]; Histoire littéraire de la France, Paris, 1836 т. XVIII, стр. 449–519, статья Daunou). [с. 213]Полных печатных изданий Зеркал было шесть : четыре — в XV в., одно в XVI в. и последнее в XVII в. (1624 г.). Speculum historiale издавалось отдельно дважды и вообще было наиболее известно. Сокращенные его издания начались с конца XIII в. на разных языках, иногда даже без упоминания автора. Читалось Зеркало историческое еще и в XVII—XVIII вв. (См. А. И. Малеин, о. с., стр. 38.) Насколько ценилась книга Винцентия в XV—XVI вв., видно, например, из того, что Длугош так описывает драгоценную добычу, захваченную поляками в замке Броднице, после поражения прусских крестоносцев (1410) : «много золотых и серебряных вещей, затем превосходные книги, в том числе, отметим особо, пять частей Зеркала Винцентия, затем замечательные картины в золоте и серебре…», а дальше, рассказывая о раздаче драгоценностей королем, опять отмечает, что Зеркало Винцентия досталось краковской церкви (Длугош, о. с., XI, стр. 79; перев. наш). О баснословности некоторых сообщений Винцентия говорил не один Меховский уже и в XVI в. (См. А. И. Малеин, о. с., стр. 38—39). В нашем случае упрек относится собственно не к нему, а к Плано Карпини. Можно, однако, н самого Меховского тут упрекнуть, если не в баснословности, то в произвольном приукрашении проповеднических успехов миссии, в отличие от его источника, весьма скрытного в этом сюжете. Эти и вышеприведенные арабские и турецкие слова переданы и фонетически и по смыслу почти правильно. Арабская фраза «нет божества, кроме аллаха» точнее была бы в такой транскрипции : «лā илāха иллā ’ллāху; Эисса рохолл а значит «Иисус сын божий». Османское слово гяуp образовалось из арабского кāфир, т. е. неверный, неблагодарный (Радлов II, 1545). Дин-сыэ (dzincls Меховкого) — тур., значит неверный (без веры). В сообщении о праздниках и постах не все точно. Под именем куирам’а, очевидно, разумеется курбан-байрам, действительно связанный с памятью жертвоприношения Авраама (по корану жертвою был не Исаак, а Измаил). Тридцатидневный пост предшествует празднику ураза-байрам (1-го числа месяца шавала), бывающему за два месяца до курбан-байрам. С благодарностью отмечаем, что в данном случае и в ниже следующих лексических объяснениях мы пользовались любезной помощью сотрудника Академии Наук СССР проф. В. И. Беляева.
Глава шестая. Об обычаях татар и о находящемся в их землях. Татары чаще всего люди среднего роста, широкоплечие, с широкой грудью и некрасивые. Лица у них широкие с плоским носом, цвет кожи темный. Они сильны, смелы и легко переносят голод, холод и жару. Верховой езде и стрельбе из лука они предаются с раннего возраста. Все свое возят с собой и, кочуя с места на место, живут в полях с женами, детьми и скотом. У них нет ни городов, ни сел, ни домов. Насмехаясь над христианами, они говорят между собой : «Не сиди на месте, чтобы не быть в грязи, как христианин, и не гадить под себя» [46]. Перед началом зимы, спасаясь от холода, они уходят к Каспийскому морю, где влияние моря умеряет температуру, а к лету возвращаются в свою область. Некоторые из них распахивают и засевают просом одну две или три полосы длиною в три-четыре югера и больше. Из проса они готовят кушанья и баирам (bairam), то есть тесто. У них нет пшеницы, нет и никаких овощей, но много мелкого и крупного скота, а в особенности коней и кобылиц, служащих им и для езды и для пропитания. Они делают лошадям надрезы и раны, а кровь употребляют в пищу вместе с просом или отдельно. Мясо крупного и мелкого скота и конину они едят в полусыром виде. Лошадей, издохших накануне, просто или даже от болезни, они охотно употребляют в пищу, вырезав только зараженное место. Пьют воду, молоко и пиво, сваренное из проса. Воду турки и татары называют с у : иногда татары говорят [с. 60]сугa(suha), и это значит вода. Пиво же просяное или сделанное из проса они зовут буза (buza), а русские — брага (braha). Особенно они ценят молоко комиз (komiz), то есть кислое, потому что оно будто бы и укрепляет желудок и действует, как слабительное. На пирах и принимая гостей они пьют араку (araka), то есть перебродившее молоко, удивительно и быстро опьяняющее [47]. Они не воруют и не терпят воров в своей среде, но жить грабежом, разоряя соседей, для них — величайшее удовольствие и доблесть [48]. Они не знают ни ремесл, ни денег, а меняют вещи одни на другие. Впрочем, в Заволжской орде стали теперь входит в оборот аспры — серебряные турецкие оболы, а в Перекопской орде принимаются дукаты. В Ногайской орде обменивают вещи на вещи. Татары хитры и вероломны с чужими, но между собой и со своими весьма честны. Одежду они носят обычно из войлока и белой шерсти, грубо и просто сделанную. Больше всего они любят опончи, а в произношении этого слова в начале ставят и, говоря иопончи, а не опончи. Это — плотный белый несшивной плащ, очень удобный для дождей и на реке. Страна их — равнина, без гор и деревьев, изобилующая лишь травой. Дорог у них нет, нет и лодок, а путь свой они считают днями. Так, земля заволжских татар, от реки Волги до Каспийского моря, простирается приблизительно на 30 дней самой быстрой верховой езды. Верхом они проезжают в день 20 больших германских миль, а пешком не ходят и не путешествуют. Звери, встречающиеся у них, это — олени, лани, козы и свак. Свак — это животное величиной с овцу, не попадающееся в других странах, с серой шерстью и двумя небольшими рогами, очень быстрое на бегу. Мясо его очень вкусно [49]. Когда стадо сваков замечено где-нибудь в траве в поле, хан или император татарский скачет туда верхом со множеством конных и они со всех сторон окружают скрывающихся в высокой траве животных. Начинают бить в бубны [50], тогда испуганные сваки выбегают с разных сторон и всё мечутся от одного края облавы к другому, пока не обессилеют от усталости. Тут татары с криком бросаются на них и убивают. Заимствуя это место, Герберштейн так его передает : «… иногда, рассердившись на детей и призывая на них тяжкое несчастие, они обычно говорят им : »чтоб тебе, как христианину, оставаться всегда на одном месте и нюхать собственную вонь»» (о. с., стр. 143—144. Перев. А. И. Малеина). Это ошибка : арак — виноградная или фруктовая водка. Герберштейн, придерживаясь обычного у него полемического тона по адресу Меховского (но не называя его, как и часто), особенно подчер[с. 214]кивает вторую половину фразы, подвергая некоторому сомнению первую (о. с., стр. 144). Вероятно, то же, что упоминаемый Герберштейном сейгак (о. с., стр. 175) — antilope saiga. В Zoographia rosso-asiatica P. Pallas’a (Petropoli, 1811, I, 252—253) Antilope saiga определена так : «Rossis Saigak; Polonis — suhac vel baràn polnii». (См. E. Замысловский, Описание Литвы, Самогитии, Руссии и Московии Себастиана Мюнстера, Журн. М-ва Нар. Просв. 1880, сент., стр. 109, прим.). На карте Московии в Космографии Мюнстера (напр. в изд. 1552 г.) западнее Дона, над юртами кочевников, изображено четвероногое животное с козлиной бородой и рогами, по предположению Е. Замысловского (о. с., стр. 108), тоже, чго swak у Меховского и сейгак у Герберштейна. Е. Замысловский (Герберштейн, стр. 276) почему-то предпочитает «литавры», тогда как ниже, в рассказе о россомахе (в Литве) вполне правильно переводит слово timpanum — барабан.
Глава седьмая. О границах владений заволжских татар. [с. 61]Земля хана и заволжских татар ограничена с востока Каспийским или Гирканским морем, с севера — степями, тянущимися на большое расстояние вширь и вдаль; с запада — реками Танаисом и Волгой; с юга — частью морем Эвксинским или Понтом, частью высочайшими горами Иберии и Альбании [51]. Каспийское море русские зовут Хваленское море (Chwalenskee morze). Образовано оно не океаном, а реками, в него текущими. Многочисленные крупные реки стремительно вливаются в бассейн этого моря и, как бы прыгая с высоких берегов в середину его, оставляют под собой проход для едущих у берега [52]. Поэтому летом персы и мидяне ищут там прохлады, а зимой, вследствие испарения, климат там более умеренный. У этого моря и дальше к востоку, по словам русских, живут длинноволосые татары. Другие татары называют их калмуками или язычниками, так как они не соблюдают обряда магометова и не бреют головы, как все татары, у которых только юноши не выбривают головы до конца, оставляя две пряди волос, спускающиеся от правого и от левого уха к плечу, как признак неженатого или девственника [53]. С запада находятся реки Танаис и Волга. Танаис татары называют Дон. Он берет начало из княжества Рязанского (Rzesensko, Rzessensi), занятого князем Московии, и сначала течет на север, потом поворачивает к югу и тремя устьями впадает в Меотидские болота или вернее образует их [54]. Около Танаиса есть уже деревья, есть яблоки и другие плоды, есть кое-где пчелиные улья на дубах, а также, но реже, — на соснах. Оттого татары и называют Дон святым, что близ него они находят готовую пищу : плоды, мед и рыбу. Река Волга, по татарски называемая Эдель, течет из Московии. Истоки ее лежат дальше к северо-западу, чем у Танаиса. Сначала она течет на север, огибая Танаис на большом от него расстоянии, затем сворачивает к востоку и югу и наконец, двадцатью пятью устьями или рукавами впадает в Эвксинское море [55]. [с. 62]Расстояние между Танаисом и Волгой равно пятинедельному или, при быстрой скачке, по крайней мере, трехнедельному пути. Волга втрое больше Дона, а двадцать пять ее рукавов сами являются большими реками, и даже меньшие из них по величине равны римскому Тибру или Висле за Краковом [56]. Эти реки весьма богаты рыбой, так что татары и другие проезжающие могут, стоя на берегу, зацепить саблей и вытащить рыбу, плывущую по течению. Близ этих рек, Танаиса и Волги, в большом количестве встречается аиp(air), то есть пахучий тростник, называемый также бростворце (brostworce). Там же растет ревень, который татары называют чиниревент (czynirewent) (слово это персидское), а также кучилабука (kuczylabuka) или, по иному произношению, кыльчабуга (kylczabuga), что значит вороний глаз; это — сильное горячительное средство [57]. Об истоках рек Дона и Эдель я скажу подробнее в трактате о Московии. Всякий раз как заволжские татары отправляются за добычей в наши страны, они переправляются и через эти и через другие реки без лодок : привязывают ношу сверху, жен и детей сажают на спины коней, а сами держатся за конские хвосты. Так они переплывают и идут грабить и творить всякие злодеяния. К югу, по направлению к Каспийскому морю лежат горы Иберии и Альбании, которые у русских называются по имени народа Пятигорские Чиркасы (Pietihorscij czyrkaczy), то есть приблизительно Чиркасы пяти гор (Quinquemontani) [58]. Среди этих же гор живут газарские племена, которые, по словам вашей моравской легенды, обращены были в веру христову святыми братьями Кириллом и Мефодием, посланными императором Константинопольским Михаилом. Газары и до сих пор следуют греческой вере и обрядности. Это — воинственные люди, имеющие связи по всей Азии и в Египте; у них заволжские татары приобретают оружие. В наше время греки называют эти племена абгазары и абгазели [59]. По соседству с ними находятся племена черкесов (Cir[с. 63]cassi) и менгреллов (Mengrelli). Все это — христиане греческого обряда, обращенные св. Кириллом [60]. Возвращаясь оттуда и отправляясь проповедовать Христа в Моравию, св. Кирилл взял с собой тело св. Клемента, извлеченное им из Эвксинского или Понтийского моря, где всемогущий бог, дивный и славный во святых своих, дал ему приют и мраморную церковь, во имя св. Клемента, выстроенную руками ангелов. Раз в году, в день св. Клемента и в семь следующих дней море отступало досуха, и в эту церковь безопасно приходили окрестные жители, молились святому и прославляли его. Вызванный позднее в Рим папой Николаем, св. Кирилл принес туда тело св. Клемента и с честью предал погребенью в церкви св.Клемента. Сам Кирилл с братом Мефодием похоронен в Риме, в той же базилике св. Клемента, где однако кости их не были обнаружены тобою, почтенный отец, при всем стремлении разыскать их в этой базилике. Из гор черкесов пятигорских течет большая река, называемая по татарски Терек (Tirk). У нее такое быстрое течение, что уносит с собой камни и много рыбы. Впадает она в Каспийское море. За ней из тех же гор выходит река Кубань (Соban), меньшая, чем Терек, и также впадает в Каспийское море [61]. Альбания упоминается у Птолемея, Плиния, Страбона и др.; граничит на востоке с Каспийским морем, на севере — с Кавказом, на западе — с Иберией, на юге — с Арменией (см. Bischoff und Möller, Vergleichendes Wörterbuch der alten, mittleren und neuen Geographie, Gotha, 1829, стр. 41. Ср. Замысловский, Герберштейн, стр. 344—345). Древние считали моря заливами Океана, окружающего сушу. Страбон говорит : «… наша обитаемая земля, будучи окружена морем, принимает в себя из внешнего моря, что у океана, много заливов, а самых больших четыре : из них северный называется Каспийским морем, а некоторые называют его Ирканским» (кн. II, гл. 5, § 18; перев. у Латышева, о. с., т. I, в. 2-й, стр. 102). Почти то же о Каспийском море говорит Дионисий Периэгэт (соврем. Адриана) в стихах 47—50 своего Описания. Существовало, однако, и другое мнение именно о Каспийском море. Аристотель (Метеорология, кн. II, гл. 1, § 10) и Птолемей (кн. VIII, гл. 5, § 4) считали его как бы островом среди суши. Эти противоположные мнения пытался согласить Евстафий (XII в. н. э.), комментируя Описание Дионисия (718); он допускает, что проток из океана в Каспийское море где-то есть, но он неизвестен. Господствующим у географов XVI в. было первое из указанных мнений (см., напр., в общепринятом учебнике всеобщ. истории П. Орозия, кн. I, гл. 2 : «Каспийское море на севере происходит от океана»); его-то и отрицает наш автор. Перевод этой фразы Меховского у Б. Дитмара (о. с., стр. 67 : «и оно не соединяется с океаном») неверен. Известие о реках, скачущих с высокого берега в море, взято из Помпония Мэлы : рассказывая об Араксе, впадающем в Каспийское море, он говорит : «… где волнам приходится падать с крутизны вниз, они… выносятся впе[с. 215]ред далее, чем простирается русло, и таким образом более чем на пространстве югера несутся, как бы вися в воздухе» (кн. II, 10; перевод у Латышева о. с., II, 1, стр. 125). Калмыки в XVI в., под именем элютов или ойратов занимали область, лежащую между Алтаем и Тянь-Шанем, между степью Гоби и оз. Балхашем, а также обитали во внутренних долинах Алтая в Бийском округе и на сев. склоне Саянского хребта, в южной части Енисейской губ. (Геогр-стат. словарь Росс. имп, II, 440; И. Г. Георги, Описание всех обитающих в Росс. госуд-ве народов. СПб., 1799, ч. IV, 3 и сл. Ср. Замысловский, Гербершт., стр. 351). Павел Орозий (кн. I, гл. 2) : Танаис «Maeotidas auget paludes». Герберштейн повторяет эту мысль (о. с., стр. 105). Альберт Кампензе — тоже (о. с., 28), заимствуя у нашего автора и все описание Дона. Это Меховский дважды повторяет и ниже (см. стр. 110 и 115) странным образом противореча и фактам, о каких мог знать, и Птолемею (кн. V, гл. 8 § 12), которого не раз цитирует. Ошибка Меховского отмечена Герберштейном (о. с., стр. 113), но повторена «немецким Страбоном» XVI века, Себастианом Мюнстером в его Космографии (см. изд. 1552 г., стр. 911 : Volha… influit in mare Euxinum). Впрочем, на карте Московии у Мюнстера этой ошибки нет. Характерно, что Франческо да Колло (гордо противоставляюший точность своих сведений данным Меховского), критикуя известие последнего об истоках Волги, почему-то берется опровергать, как мнение Меховского, также и то, что Волга впадает в Каспийское море, и приводит курьезные соображения о невозможности этого (о. с., л. 56 и 56V, перев. наш) : «… он (Меховский, «Краковский автор») сверх того настаивает, что там (в княжестве Рязанском) берет начало река Волга, которая течет на восток через земли Московии и впадает в Каспийское море. Все это неверно и невозможно по нижесказанным основаниям. Волга не может впадать в Каспийское море, так как была бы в таком случае пересечена Танаисом и неизбежно должна была бы впадать туда, лишь слившись вместе с ним; или [надо было бы предполагать, что] Танаис течет выше Каспийских и Гирканских гор с их морем, а, следовательно, что эти две области и море их находятся в Европе, а это, как известно, опровергнуто. Затем, говорят, что Каспийское море, наподобие озера, окруженное теми самыми Каспийскими и Гирканскими горами, не имеет ни впадающих в него, ни вытекающих из него рек». Далее : «Известнейшая река Волга (и она, по полученным сведениям, берет начало в названных Рифейских горах), идя на запад, потом несколько на восток и на юг… проходя по странам Московии и Татарии, пересекается рекой Танаисом и, потеряв собственное имя, впадает вместе с Танаисом в Евксинское море» (ibid., л. 56V). [с. 216]На упоминавшейся уже карте Вальдзеемиллера 1516 года Волга, под именем Ра, впадает в Каспийское море, но истоки ее (два) находятся в Рифейских горах (Урал) и Гипербореях (восточнее Урала). Именем Volga там же названа река, текущая с юго-западного отрога Рифейских гор и впадающая в безымянное озеро у Вел. Новгорода (Волхов). См. Кордт, о. с., табл. I. Надо признать, что если наш автор и делает грубую ошибку, направляя Волгу в Черное море, то в общем — его описание Волги весьма добросовестно, и гораздо правильнее, чем у некоторых его оппонентов. В переводе Б. Дитмара (о. с., стр. 67) это место передано неправильно : «Она течет сначала на восток, а затем на юг и двадцатью устьями впадает в Евксинское море». Опущено таким образом «cum ad septemtrionem flueret longo Tanaim circuens intervallo»; с последовательной неточностью передано следующее затем слово deflectitur; после «двадцатью» пропущено «пятью» (viginti quinque). Дитмар (о. с., стр. 67) неверно передает это место : «Меховский говорит … что 25 рек впадают в Волгу и что меньшая из них равна Тибру или Висле под Краковом». Аир, acorus calamus, пахучий тростник; в корневище эфирное масло и горечь; желудочное лекарственное средство, имеет и другие применения. Чиниревент — из двух слов : чини (персид.) значит китайский (от Чин — Китай) и peвeнд (перс.) значит ревень. Кучилабуга напоминает два слова : кучалàк (джагат.), т. е. коршун (Радл., II, 1009), и буг’à, бог’à (осм., куманс.) значит бык. Значение oculus cornicis, т. е. вороний глаз, нам отыскать не удалось. В северном предгорьи Кавказа — горы : Бештау ишгва (большой Б.),. Змеиная, Машук, Бештау – дикока (Б. верблюд) и Развал. Птолемей имел сведения о них и назвал τά ιππικά δρη (Конские горы), очевидно уже в то время зная о прекрасных лошадях соседних мест. Может быть, Абхазы, у Герберштейна (о. с., стр, 159) Афхазы. Замысловский (Герберштейн, 351) понимает Abgazari именно в этом смысле. О том, что черкесы — христиане, говорит Интериано (Giorgio Interiano, De Zychi altrinienti Circassi, Venezia, Aldus Manutius, 1502). К немецкому переводу Трактата Меховского (Аугсбург, 1518) прибавлен в конце и перевод Интериано. Ошибка : Кубань впадает в Черное море.
Глава восьмая. О генеалогии императоров, живущих за Волгой. Татарских орд четыре и столько же их императоров. Это именно : орда заволжских татар, орда перекопских, орда козанских (Cosanensium) и четвертая орда ногацких. Добавляют еще и пятую, не имеющую императора, и называют ее казакской (Kazacka). О них будет сказано ниже. Орда по татарски означает толпу, множество. Первая из всех по значению это — орда чагадаев или заволжских, называющая себя Так кси, то есть главной ордой или людьми первенствующими и свободными, отчасти потому, что сама она никому не подчинена, отчасти потому, что от нее пошли и другие орды. Поэтому же и московиты называют заволжскую орду Большой ордой. Оттого также [с. 64]и император их, на их языке называется Ир тли кси, что значит свободный человек. Называется он и Улухан (Vlucham), то есть великий господин или великий император, при чем улу значит великий, а хан (cham) господин или император. Кое-кто, неправильно толкуя, называли его большой собакой (magnum canem), тогда, как улухан вовсе не значит большая собака : хан с придыханием по татарски означает господин или император, а кан (cam) без придыхания — кровь, но ни в каком случае не собака [62]. По татарским преданиям и рассказам, некая вдова зачала и родила сына по имени Цингис, а когда другие сыновья хотели убить ее, как прелюбодейку, она придумала в извинение себе, что зачала не от человека, а от солнечных лучей. Сыновья поверили этой выдумке и отпустили мать на свободу. Сын ее Цингос или Цингис, родившись для жалкой участи, вырос великим и смелым человеком и был первым родоначальником императоров чагадайских или заволжских [63]. Сыном его был Иокухан (Iocucham), еще вполне язычник. Иокухан родил Заинхана (Zaincham), третьего императора, которого во всем мире, а преимущественно в Польше, Венгрии и Руссии называют Батый [64]. Он разорил Готтию и Руссию и опустошил Польшу, Силезию, Моравию и Венгрию, как было сказано в начале. Этот Батый сперва был язычником, но впоследствии, вместе со всеми татарами, принял магометову веру, которой они придерживаются и по сей день. Четвертым императором был сын Батыя Темир-Кутлу, в переводе с татарского — счастливое железо (темиp — счастливый и кутлу — железо). Он был счастлив и любил войну. Это и есть прославленный в истории Темерлан, опустошивший всю Азию и дошедший до Египта. Он прежде всего столкнулся с Баязетом (Pesaitem), императором турок, взял его в плен и заковал в золотые цепи, но потом вскоре отпустил. Войска у него было миллион двести тысяч человек [65]. Был в то время и другой татарский государь — Аксак-Кутлу, что значит хромой или хромое железо [66] : он был хром, но жесток. Он счастливо вел много войн, [с. 65]взял приступом большой город в земле чагадайев, т. е. заволжских татар, по имени Кумумедцар, разорил его и обратил в пустыню. Теперь стоят заброшенными каменные дома в этом городе, а триста церквей, принадлежавших готтам, превращены в лишенные жителей мечети магометовой веры. В замке этого города погребают заволжских императоров. Пятым императором был сын Темир-Кутлу, Темир царь. Он, как рассказывают, вызван был Витольдом, князем Литовским, и Владиславом, королем Польским, на помощь против прусских крестоносцев и, храбро сражаясь, погиб в бою [67]. Шестым императором был сын Темир царя, Махмет царь. От него родился Ахмет царь, седьмой император, а Ахмет на татарском языке значит сговорчивый. Ахмет родил Шиахмета, восьмого императора. Шиахмет значит приблизительно — богобоязненный Ахмет, а татары прозвали его Сахмет, то есть замученный Ахмет, потому что он взят был в плен литовцами и содержится в тюрьме в Ковно [68]. Он был вызван королем Польским Альбертом и Александром, великим князем Литовским, на помощь против Мендлигера, императора перекопских татар, и в 1500 году к началу зимы пришел с 60 000 бойцов; женщин же и детей с ним было свыше ста тысяч. Была суровая и очень холодная зима. Жена его, не вытерпев холода и голода, по тайному зову императора Перекопского, бежала в Перекоп от мужа своего Шиахмета с большой частью войска. Эта убыль бойцов, сильнейший холод, наступательные действия Мендлигера перекопского — привели к тому, что войско Шиахмета было рассеяно, он был разбит и с тремястами коней бежал к Баязету, императору турок. Когда он прибыл в Бялыгрод у Понтийского моря, что значит белый замок, он узнал, что по приказу императора Баязета его должны взять в плен. Тогда он стремглав бежал назад с пятидесятью конями и вышел на поля близ Киева. Правитель киевский, узнав о нем через разведчиков, окружил его, захватил и отправил в Вильну к литовцам. Оттуда он несколько раз бежал, его догоняли, схватывали и приводили обратно. [с. 66]Когда Александр, король Польский и великий князь Литвы, вел генеральный сейм русских в Бресте, по его предложению прибыл туда из Вильны Шиахмет и был торжественно принят королем Александром, вышедшим навстречу ему на милю от города. Затем в Радоме поляки решили отправить его обратно в Татарию за Волгу с несколькими тысячами легковооруженных, а чтобы возвращение его было удобнее и более приемлемо для его соотечественников, послали вперед Казака Солтана, брата Шиахмета [69]. Он прибыл за Волгу и вместе с Альбугеримом царем, дядей Шиахмета, стал ждать в родной им земле Чагадайской, Между тем Шиахмет, идя в Литву для отправки воинов, был снова схвачен литовцами, по наущению Мендлигера, императора Перекопского, и заключен в Ковно, крепости близ Балтийского моря. По справедливости Шиахмет прозван у своих мучеником. [с. 217]Е. Замысловский (Герберштейн, стр. 343) правильно заметил, что «из иностранных сочинений о Московской Руси впервые в Трактате [Меховского] мы находим обстоятельный, по времени, перечень этих племен». О границах заволжских татар см. выше стр. 61 Меховский смешивает Большую Золотую Орду с ордой Джагатайской. Эту же ошибку повторяет за ним и Альберт Кампензе (о. с., стр. 16). У Павла Иовия этого не видим (о. с., стр. 259) : «… самые знаменитые из татар, загатайские. Они… имеют царственный город Самарканд»…) Вместо Ир-тли-кси правильнее — иpклик` киши`— собств. могучий человек (иpк — власть, мощь; лик — суффикс прилагательного; киши — человек); в османск. и джагат. диалектах значит государь (J. Zenker, Diсt, turc-arabe-persan, Lpz., 1866, 145 s. v.) Улухам [Слово хан у Меховского, и в сложных словах и отдельно, пишется везде cham.] — правильнее улуxàн — великий государь. Кан значит кровь. Так-кси нам не удалось определить. О пяти ордах и главенстве Заволжской говорит и А. Кампензе, повторяя Меховского (о. с., стр. 16). У Герберштейна (о. с., стр, 140) : «говорят, что все остальные орды получили начало от нее». Чннгис правил в 1206—1227 г. Излагаемая далее Меховским генеалогия Чингисидов основана, вероятно, главным образом на устных источниках и страдает крупными ошибками. Ср. С. Лэн-Пуль, Мусульманские династии. Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. Перев., примеч. и дополн. В. Бартольда, СПб., 1899. Сыном и преемником Чингиса был Угэдей (1227—1248). Его и нужно разуметь под именем Иокуxам, так же как у Гайтона (см. Ramusio, т. II) и других под именем Occota, Hoccolta и т. д. Батый (1224—1255) был не сыном, а племянником Угэдэя, сыном его брата Джучи. См. С. Лэн-Пуль, о. с., табл. к стр. 199 В этом отрывке ошибочно почти все. Тамерлан (Тимур-Лэнг, род. в 1336 г., ум. в 1405 г.) был в дальнем родстве с домом Чингиса; ни сыном Батыя ни четвертым ханом он не мог быть и по времени (разница в шесть поколений). С Темир-Кутлу (Тимур-Кутлуг) Тамерлан не имеет ничего общего. Тимур-Кутлуг происходил из дома Орды, брата Батыева, в восьмом поколении. Когда Тохтамыш, разгромленный Тамерланом, пытался вернуться в Сарай в 1398 г., он был вытеснен оттуда Тимур-Кутлугом, бежал в Литву к Витовту и вовлек последнего в войну с Тимур-Кутлугом (С. Лэн-Пуль, [с. 218]о. с., стр. 189—190, табл. к стр. 199; стр. 225—226; Соловьев, о.с., I, 1033—1034). Краткая история Тамерлана изложена у С. Лэн-Пуля (о. с., 225—226). Взятый им в плен Баязид — четвертый оттоманский султан Баязид I (1389), ibid, стр. 166. Битва при Ангоре, где был разбит Баязид, была в 1402 г. В объяснении имени Темир Кутлу по значению Меховский путает : не второе, а первое слово — тамиp — значит железо (старо-турецкий, куманский — см. Радлов, III, 1133); кутлу — счастливый (джагат., см. Радлов, II, 997). Альберт Кампензе в рассказе о Тамерлане (o.с., стр. 16—17) повторяет все ошибки Меховского. В переводе слова кутлу тут та же ошибка, что выше (см. прим. [65]). Железный хромец было бы по татарски Темир-аксак. Это имя, не встречающееся у С. Лэн-Пуля (о. с.), носил, по Герберштейну о. с., стр. 140) второй преемник Тимур-Кутлуга в Сарае. Участником в походе Витовта и Владислава против прусских крестоносцев Длугош (о. с., XI, стр. 15 и 221) называет Soltan Zeledin, т. e. Джелаль-ад-дина, а преемником Джелаль-ад-дина на ханстве — сына его Keremberden — т. е. Керим-берди (он был не сыном, а братом Джелаль-аддина — см. С. Лэн-Пуль, о. с., табл. к стр. 199). Меховский называет, вместо Джелаль-ад-дина, Темира, а в последующих поколениях указывает : Махмета, Ахмета и Шиахмета. Не смотря на полное разногласие, оба автора по своему правы. Дело в том, что они называют две разные ветви Чингисидов, соперничавшие за власть над Золотой Ордой после Тохтамыша. Джелаль-ад-дин и Керим-берди — сыновья Тохтамыша. Тимур (Темир Меховского) действительно сын Тимур-Кутлуга, как и говорит Меховский (но только не Тамерлана !). Сыном Тимура был Кучук-Мухаммед, т. е. Махмет Меховского; вторым сыном Кучук-Мухаммеда был Ахмед, а третьим сыном последнего — Шейх-Ахмед (Шиахмет) — см. С. Лэн-Пуль, о. с., стр. 190, 193 и табл. к стр. 199. Об Ахмете, Темире и Шейх-Ахмете ср. Соловьев, о. с., I, стб. 1436—1437. Нижеследующая история Шейх-Ахмеда рассказана полнее, чем в русских источниках (ср. Соловьев, о. с., I, 1437), но в общем им соответствует. Есть она и у Длугоша (о. с., XII [XIII], стр. 119 и 216), но вкратце, при чем соперником Шейх-Ахмеда называется не Менгли-Гирей, a Eczigeri, т. е. Хаджи-Гирей (Ази-Гирей у Соловьева, о. с. I, 1432), отец Менгли-Гирея и родоначальник крымских Гиреев (см. С. Лэн-Пуль, о. с., стр. 196). Замечательно, что ниже в главе о татарах-уланах (стр. 91 и прим. [139]) Меховский вновь говорит о Шейх-Ахмете, но сообщает уже ряд неверных и противоречащих его собственному изложению сведений. [с. 219]Герберштейя (о. с., стр. 161) следует основному рассказу Меховского за исключением мелочей. Значение имен едва ли правильно указано : аxмед значит (араб.) «более славный, самый славный»; шейх значит вождь (но с оттенком религиозным), глава суфийской секты. Толкование Меховского (religiosus, т. е. богобоязненный) более или менее подходит к имени Шиахмет, если считать его искажением имени Шейх-Ахмед. Со словом Сахмет, повидимому, недоразумение. Вероятнее всего, что собеседник автора (татарин ?), рассказывая о Шейх-Ахмеде, допустил некоторую игру слов. Дело в том, что Ахмед-мученик, по татарски — Шейд-Ахмед (из Шагид-Ахмед, где шагид — погибший в борьбе за веру, мученик), т. е. звучит очень близко к Шейх-Ахмед и к Шиахмет. Не уловив этой игры слов. Меховский изобрел новое имя Сахмет. О Шейх-Ахмеде см. выше прим. [68]. Шейх-Ахмед не сын Тохтамыша. О столкновении Шейх-Ахмеда с Хаджи-Гиреем Длугош сообщает в кн. XII [XIII], стр. 118—119, но отнюдь не говорит о претензиях первого на ханство в Крыму. Вмешательство сыновей Ахмеда в крымские дела относится уже ко времени Менгли-Гирея (см. Соловьев, о. с., I, стб. 1436—37). В дальнейшем сообщении о захвате Шейх-Ахмеда с семьей литовцами и о смерти его автор противоречит тому, что выше сам рассказывал об этом (см. стр. 65—66). Возможно, что у этих двух версий разные источники (Длугош, о. с. кн. XII, стр. 216, говорит о заключении Шейх-Ахмеда с женой и детьми). Известие о смерти Шейх-Ахмеда в дни Казимира III весьма сомнительно. Герберштейн (о. с., стр. 161 и 229) сообщает, что при возвращении из первого московского посольства, следовательно, весной 1517 г., он в г. Троках обедал вместе с Шейх-Ахмедом. Под именем короля Казимира можно разуметь только Казимира Ягеллоновича (1445—1492).
Козак, Хозяк, Хозя (настоящее его имя Куджак) — брат Шейх-Ахмеда. См. В. В. Вельяминов-Зернов, Исследование о Касимовских царях и царевичах, ч I, СПб., 1853, стр. 233–238 (ср. Замысловскнй, Герберштейн, стр. 344, прим. 1).
Глава девятая. О том, что народы Скифии беспокойны и всегда склонны к грабежу. Татары не могут жить в покое, не делая набегов и нападений на соседней, не унося добычи, не угоняя пленных и скота. Это одинаково свойственно всем татарским ордам, с самого их появления и до сего дня. Поэтому, достаточно немногих примеров для характеристики многого [70]. В год господень 1254 огромное татарское войско, состоявшее из многих отрядов, увеличенное еще силами русских и литовцев, под предводительством Ногая и Телебуги, пришло после праздника св. Андрея в землю Сандомирскую и, перейдя по льду реку Вислу, сожгло город с его церквами. Замок, куда сбежались люди со всей Сандомирской области с женами, детьми и имуществом, был окружен и подвергался приступам в течение ночи и дня, но так как одолеть его не удавалось, князья русские Василько и Лев, сыновья короля русского Даниила, коварно убедили осажденных сдаться и подчиниться, обещая безопасность, что сандомирцы и сделали. [с. 67]Однако татары, нарушив слово, ворвались массой в замок со страшным криком и всех перебили ужаснейшим образом, предав жестоким мучениям. Кровь убитых текла сверху из замка в Вислу, как ручей. Когда надоело убийство, они погнали оставшихся, как стадо, в Вислу и утопили. Выйдя из Сандомирии, татары под предводительством русских пришли в Краков и, найдя его пустым, направили свою ярость на дома и остававшихся в городе больных, а затем после трехмесячного похода, не встретив нигде сопротивления, обремененные добычей, возвратились в Татарию. Между тем под Краковом маленький мальчик, едва имевший полгода отроду, как это ни удивительно, членораздельно предсказал, что придут татары и отсекут головы полякам, а когда его при общем ужасе спросили, боится ли сам он прихода татар, он ответил, что очень боится, так как в числе других и ему отрубят голову [71]. И действительно, свирепые татары, под предводительством Ногая и Телебуги, спасаясь от голода, при сильнейших морозах и глубоких снегах, явились, как бесчисленная саранча, сперва в Люблинскую и Мазовецкую области, а затем в Сандомирскую, Серадзскую и Краковскую. От замка и города Сандомира они с позором и уроном были отбиты благодаря бдительности воинов, бывших на обороне, но захватили и сожгли много церквей, монастырей и построек. Явившись под Краков в канун Рождества христова, они пытались взять город приступом, но потеряв несколько вождей, с воем отступили и пошли дальше разорять и грабить. Князь Лешко Черный [72], не надеясь на силы своих воинов, ушел в Венгрию с женой Гриффиной. Татары, продвигаясь дальше, дошли до Паннонских Альп и Силезии. Разграбив вышесказанные области, умертвив священников, грудных детей и старцев, татары пошли назад с огромной добычей из людей и скота. Когда они делили ее у города Владимира (Vladimiriam) в Руссии, они насчитали двадцать одну тысячу одних незамужних девиц, откуда можно заключить о числе прочих женщин и мужчин. Почти в то же время, татары, подстрекаемые куманами, [с. 68]разорили убийствами и грабежами Венгрию вплоть до Пешта и оставались там от недели Преображения до праздника Пасхи [73]. В тот же год татары вторглись в Константинопольскую империю, и, перебив массу народа, обратили многие местности в пустыню. Отсюда явствует, что татары никогда не живут без грабежа и тревожат нападениями соседние народы. Так и в наше время перекопские татары часто бросаются на Валахию, Руссию, Литву и Московию. Ногайские и козанские татары вторгаются в Московию, предавая ее убийствам и разграблению. Вся глава основана на Длугоше. Рассказ о взятии Сандомира и Кракова у Длугоша — под 1259 г. (о. с., VII, стр. 373—375). О Васильке и Льве у Длугоша правильно : «князь Василько родной брат Даниила, а также Лев и Роман, сыновья Даниила, короля Руссии» (ibid., стр. 373, перев. наш). Замечательно, что в Хронике Меховского, откуда непосредственно перенесен этот рассказ в Трактат, и дата 1259 и родство Василько указаны без ошибки (см. Chronica Polonorum, Cracoviae, 1521, кн. III гл. XLIV, стр. 144). См. Длугош, о. с., VII, стр. 436 — под 1275 годом. Дальнейшее до «Почти в то же время» — ibid., стр. 489—490 под 1287 годом. Лешко Черный, сын кн. Куявского Казимира, с 1261 г. кн. Серадзский, с 1278 г. преемник Болеслава Стыдливого в Кракове и Сандомире, ум. в 1288 г.
Это и следующее известие см. у Длугоша, о. с., кн. VII, стр. 481. |