Червонорусская литература

Я. Головацкий

В общем стремлении славянских народностей к развитию и Галицко-Угорская Русь заявила в новейшее время свою духовную жизнь литературными произведениями на родном языке, а с 1848 года а русские Галичины и Угрии (Венгрии) получили официальное признание среди австрийских славян и право на равноправность с другими народностями многоплеменной Австрии. С той поры придаётся и русским кой-какое значение в политико-административном устройстве области, а местные политики кладут и русский народ в Галичине на весы своих политических комбинаций и грёз.

Не так было несколько десятков лет тому назад. До 1848 года никто не заботился о Галичине. Страна, обитаемая русскими, считалась наравне с другими австрийской провинцией – королевством Галицией и Ладомерией, с главным городом Лембергом, и даже специалисты так мало знали о народе, его судьбах и жизни, что покойный Шафарик не обинуясь мог сказать в 1826 году, что русский элемент в восточной Галичине, Буковине и северной Угрии остаётся ещё в лингвистическом и историческом отношении неизвестной страной [Die Russnakei in Galizien, Bukovina und Nord Ungarn ist in sprachlicher und historischer Hinsicht noch eine – terra incognita. – Schafarik J. P. Geschichte der slavische Sprache und Literatur, Ofen, 1826, с. 141].

Между тем, земли, населяемые русскими в Галичине, северо-восточной Угрии и Буковине, занимают по обеим покатостям Карпатского погорья и прилежащим равнинам пространство без малого в 1500 квадратных миль, то есть почти восьмую часть Австро-Угорской империи.

В отношении географического положения, водной системы и климатических свойств, Галичина и Буковина лежат на границе горных земель или погорья, занимающего всю область средней Европы. Сюда примыкають с севера холодные, топкие равнины, с покатостью к Балтийскому морю, имеющие характер сходный с низменностью северо-востока Европы, а с востока и юга прикасаются степи с покатостью к Чёрному морю, составляющие переход от европейских равнин к азиатским степям. Следовательно, здесь соприкасаются между собой страны горная, низменная и степная.

Конечно, это положение имело влияние на этнографические свойства и на самый ход истории страны. При этом надо прибавить, что климат Галичины – относительно суровый, но здоровый, почва плодоносная, способная к произрастанию всякого зернового хлеба и фруктовых деревьев, земля богата лесами и пастбищами и изобильна необходимейшими минералами, преимущественно солью.

Народ обладает крепким телосложением, бодр и способен к развитию и образованию. Притом он нрава тихого, добродушен и исполнен глубоко поэтического настроения духа, что свидетельствуется множеством народных песен всякого рода и преданиями старины. Жители этой страны носят название русских (русинов или русняков) и хранят в целом своём житье-бытье печать родового и племенного единства. Они издревле исповедовали православие и только в половине 17 и начале 18 столетий совращены были в униатство, за исключением 180 000 душ в Буковине, которые под защитой Молдавии остались верны православию.

Русская народность вместе с русским православием привилась и образовалась в Галичине ещё в древние времена равноапостольного князя Владимира, и окрепла под правлением собственных князей своих, сперва – Ростиславичей, а затем Ярослава Осмомысла, Романа, Данила и Льва, когда, по словам певца «Слова о полку Игоря», Угорские горы подпирались железными полками доблестных князей русских.

История Червоной Руси исполнена многих светлых страниц, дополняющих деяния древней Руси. Её князья доблестно отстаивали этот порубежный угол Русской земли от посягательство соседних поляков и мадьяр. Впрочем, какова бы ни была судьба Галицкой Руси во время её самостоятельности, во всяком случае страна жила своей собственной жизнью, без чуждого наноса, имела своих русских князей и владык и исповедовала свободно православную веру своих отцов. Этот период народного быта, продолжавшийся около четырёх столетий, живёт до сих пор в памяти народа и составляет главную канву его песен и преданий.

Первоначальное устройство Галицкой Руси в политическом и религиозном отношениях представляло столько общих черт национальности Русской земли, что в этот период не может быть и речи об особой галицко-русской народности или галицкой письменности. На самостоятельное, независимое положение Галицкого княжества, ни географическое обособление на рубеже Русской земли, на посторонние влияния соседей не могли разъединить её с остальной Русью. Червоная Русь была соединена с ней общим ходом правления, общей иерархией духовной, общею славяно русскою письменностью, общим русским языком и общими национальными преданиями.

С половины 14 века всё изменилось. Расслабленное внутренними смутами и татарским нашествием, Галицкое княжество не могло долее оставаться независимым. Польский король Казимир, воспользовавшись пресечением князей Рюрикова дома, завладел древнерусскими городами Перемышлем, Львовом, Галичем и другими и утвердил власть Польши во всей земле Галицкой.

Подавляемая польским влиянием, Галицкая Русь навсегда потеряла свою автономию в управлении и в общественной жизни. Польский язык, польские обычаи, польская образованность сменили русскую жизнь – сперва между боярами, совращёнными в католичество, а затем и в среднем сословии. Начался второй период в истории Галицкой Руси – период польского владычества и католическо-шляхетского гнёта.

И это гнёт был в Галичине гораздо тяжелее, чем в других областях южной и юго-западной Руси, которые, подчинившись литовско-русским князьям, уже затем присоединились к Польше на известных условиях и взаимных соглашениях. Напротив того, Перемышльская и Галицкая земли считались завоёванным краем, и польский король, именую себя haeres et dominus Russiae, распоряжался в ней как самодержавный властитель.

На том же основании при самом начале утверждения поляков в Галичине введены были польские законы и латинский и польский языки в администрацию и судопроизводство, между тем как литовско-русские области правлялись своим статутом и русский язык признавался правительственным языком.

Русская Львовская епархия была оставлена вакантною и подчинена особым наместникам (нередко мирским людям или римско-католическим архиепископам). Города и местечки были отданы на жертву евреям. Политическое положение и общественные отношения повлияли на русскую народность и письменность: русский язык стал языком подчинённым и мало-помалу был вытеснен из боярских дворов в сельские хаты, так что первоначальные черты русского характера, обычаев, языка, поэзии и преданий сохранялись только в простом народе, то есть в низшем классе, который не имел голоса ни в политической, ни в общественной жизни.

Несмотря на всё это, сельское население осталось верным русской народности. На всём пространстве своей земли оно называет свою страну Русью, себя – народом русским, свою веру – русскою. Имя Руси до того неотъемлемо от Галицкой земли, что даже польская администрация называла его не иначе как Червоной Русью или просто Русью.

Галичане никогда не прерывали своих сношений со смежными русскими областями и участвовали во всей духовной и литературной деятельности южной и юго-западной Руси. Они участвовали в составлении тех схоластических сочинений, в стихах и в прозе, которые заключали в себе литературу других стран Малой и Белой Руси. Львовское ставропигиальное братство сделалось с конца 16 столетия таким же центром православно-русского образования и литературной деятельности, какими были Острожская и затем Киевская академии. Памва Беринда, Лаврентий Зизаний, Иов Борецкий и другие равно действовали в пользу русского православия как в Киеве и в Вильне, так и во Львове.

В течение этого периода (1350 – 1772) Галицкая Русь не в силах была произвести ни одного сочинения, которое было бы истинным выражением самостоятельной мысли и народной жизни. Сам язык, потеряв свою первоначальную чистоту в книжном употреблении, подвергся влиянию церковного и польского языков, вследствие чего потерял самую возможность проявлять настоящие народные формы в изящном виде. единственным выражением народной жизни и народного духа оставались народные песни и предания, никем не замечаемые, никем не собираемые, как и сам народ среди схоластической учёности остался единственным хранителем и блюстителем родного языка.

Но несмотря на всю свою твёрдость, подавляемый тройным гнётом – польщизны, католичества и жидовства – галицкий народ не мог добиться не только прав народных, но и человеческих.

В таком состоянии перешла Галицкая или Червоная Русь под владычество Австрии. Рухнуло дряхлое здание шляхетско-польской республики, терзаемой домашней неурядицей и католическим фанатизмом. Развалины Польши поделены были новыми границами и вместо привилегированной шляхетско-польской нации явились народы, исконные обитатели земли.

И Галицкая Русь появилась из-под этих развалин. Австрия приобрела Галицию на основании каких-то мнимых прав угорской короны на бывшие Галицкое и Владимирское княжества. Но она приняла Галицко-Перемышльскую землю не в качестве русской области с живучею и развитой народностью, а в виде полу-польской провинции в которой русский народ был порабощён, унижен, задавлен и едва подавал признаки жизни.

По тогдашнему понятию, русские, не имея дворянства, не имели представителей и защитников народных прав и интересов. Акт раздела Польши и подданства австрийскому государству подписали одни поляки, так как о русских вельможах и боярах в Галичине уже и помину не было. В ту пору не было ни богатых горожан, ни промышленников; промыслы и ремёсла стояли на низкой степени, а вся торговля находилась в руках евреев. Что же касается крестьян, то они по большей части находились в крепостной зависимости – бедные, загнанные, неразвитые.

Несмотря на то, немцы заметили русскую народность в новоприобретённом крае и умели воспользоваться ею для обеспечения своей власти. Австрийское правительство оказало покровительство попранному русскому народу, особенно духовному сословию, имевшему большое влияние на народ. Австрийские законы и административные порядки оказались многим лучше прежнего польского хозяйства. За крестьянами признана была личная свобода и право владения; детям крестьянского сословия открыт доступ в общественные школы, даже в университет.

В австрийских школах сын крестьянина (хлопа) или священника (попович) пользовался такими же правами и преимуществами, как и шляхтич. В гражданскую службу принимались люди из всякого сословия, коль скоро они окончили с хорошим успехом установленный курс наук. Образованные дети русского духовенства, а также молодые люди из мещан и крестьян оказывались для правительства более пригодными для службы, чем польские шляхтичи, вечно мечтавшие об одбудуванні ойчизны и возвращении прежней воли.

Значение русского духовенства возвысилось тем, что его в гражданских делах признали подсудным дворянской палате наравне с римско-католическим. С 1793 года была учреждена первая духовная семинария и введено преподавание философских и богословских наук на русском языке, а через несколько лет чтение этих двух предметов, разделённых на два курса, было перенесено во Львовский университет.

Русская интеллигенция сильно развилась. Русские галичане образовали столько докторов богословия, что были в состоянии заместить ими кафедры в богословском факультете Львовского университета, на которых преподавание велось не только на русском, но и на латинском и польском языках. С 1787 годы философские и физико-математические предметы во Львовском университете также стали преподаваться двумя профессорами из угорской Руси на латинском и русском языках. Юридический факультет тоже имел одного преподавателя, читавшего на русском языке.

Впрочем, это успешное развитие книжного образования продолжалось недолго и не принесло русской народности ожидаемых плодов, так как австрийские власти, по-видимому, поддерживали русскую народность в Галиции для того только, чтобы противодействовать стремлению польского элемента к Варшаве. Как скоро, после второго раздела Польши, этот центр очутился в руках Пруссии и имя Польши вычеркнуто было с карты Европы, австрийцы отвернулись от русских, и затем вместе с поляками стали подавлять русскую народность.

Русские кафедры были упразднены и заменены латинскими и польскими; профессора вышли в отставку. Заслуженный профессор Пётр Дмитриевич Лодий эмигрировал в Россию и с 1805 года принял дожность профессора в С.-Петербургском университете. Вся надежда на возрождение русской народности исчезла.

Впрочем, были и другие причины малого успеха русской письменности под австрийски владычеством. Во-первых, Галицкая русь, очутившись под австрийским правительством, была оторвана от общей русской жизни. После присоединения смежных областей – Волыни, Подолья и Украины – к России и православию униатская Галичина осталась одинокою, как ветвь, отторгнутая от своего родного корня и насильно посаженная на чужую почву.

По этой причине, очевидно, и науки, преподаваемые в школах, не были плодотворны для русской литературы и народного образования. Да и молодёжь не получала надлежащей подготовки на родном языке в низших училищах, так как тогдашние училища служили только к распространению немецкого языка.

Наконец, польское общество, особенно духовенство, с завистью смотрело на русские школы и всякими средствами старалось чернить и унижать как преподавателей, так и слушателей пред лицом общественного мнения. После политического поворота австрийского правительства эта завистливость превратилась в полную ненависть и явное гонение всего, что называлось русским. Самые слова Русь, русский язык сделались предосудительными, и немцы заменили их словами Рутения, рутенский (русинский) язык.

При всех усилиях патриотов, просвещение русского народа не продвинулось ни на шаг вперёд. Их старания принесли ту единственную пользу, что подготовили новое поколение поборников и защитников русского народа и русской веры [Науковый сборник, издаваемый обществом Галицко-Русской матицы, Львов, 1865 г., с. 1 – 103].

Русские передовые люди пытались несколько раз водворить русский язык в народных школах, чтобы вывести народ из его нравственной апатии, развить и скрепить русскую народность и спасти её от посягательств полонизма и католичества, но они встречали непреодолимые препятствия в польском обществе, католическом духовенстве и немецкой бюрократии. Митрополит Михаил Левицкий сделал представление о необходимости введения русского языка в сельские школы, но получил решительный отказ со стороны львовского губернского управления, а в ответ на горячий протест против сказанного решения, написанный каноником Иваном Могильницким, последовала резолюция правительства (1816), в которой было сказано, что по политическим причинам не следует поддерживать галицко-русский язык, так как он ничто иное как говор русского языка.

Таким образом, галичане, лишённые школ и всяких средств к образованию родного языка, обречены были на пассивное созерцание окружавших их событий, переворотов во мнениях и вкусах, споров так называемых классиков с романтиками и разных толков о народности и народной литературе. Законы, литература, обычаи, вкус – всё окружающее галичанина было чуждо его народности, всё было иностранное.

Но среди того омута чужеземщины самая живучесть народности, оригинальные особенности, богатство преданий и поэтическое творчество народа не допустили подавить и стереть народных особенностей, а побуждали к возрождению и вызывали к обновлению народной письменности. Наконец, хотя с трудом, удалось добиться согласия правительства на введение русской грамоты в низшие народные училища, причём было издано несколько книжек на народном языке для обучения крестьянских детей.

В начале 1830-х годов польские учёные, рассуждая о народной поэзии, обратили внимание на русские песни в Галичине, а Ходаковский, Вацлав Залеский и другие стали явно предпочитать русские народные песни своим собственным, которые и по содержанию и по форме стоят далеко ниже галицких. Это обстоятельство ещё более ободрило и поощрило молодых людей и дало им новые силы к самостоятельной обработке народного наречия. Народные песни и «Энеида» Котляревского представили пример и готовые формы поэзии.

В начале 1830-х годов русские в Галичине владели польским языком гораздо свободнее чем своим собственным и потому успехи их на литературном поприще могли быть и лучше и обширнее, если бы они стали писать по-польски. Но писать на этом языке значило бы вступить в ряды польской литературы, польской духовной жизни, отказаться от права на самостоятельность.

Одна мысль о тому уже казалось обидною и даже преступною для молодых людей: это значило бы отказаться навсегда от развития родной речи. К тому же польская революция 1830 года показала всю противоположность стремлений и интересов Польши и Руси и вместе с тем показала всю необходимость противопоставить русский язык и русскую литературу польскому языку и польской литературе.

При таких обстоятельствах в начале 1830-х годов составился между русскими студентами Львовского университета небольшой кружок с целью возрождения галицко-русской литературы. К этому кружку примкнул и пишущий эти строки – и вскоре сделался одним из руководителей его. 15-миллионный малорусский народ – рассуждали мы – достаточно отделяется от других славянских народов, не исключая и великорусского, языком, нравами и другими особенностями и потому малорусское племя имеет право на полное выражение своих народных особенностей, то есть на создание особой литературы.

Пример других славян подкреплял нас в том мнении, которое поддерживал такой авторитет как Копитар, заявивший, что у славян каждое наречие должно образовать свою литературу, как у древних греков, и с большим правом чем у греков, которые, не достигая числа населения одного из нынешних славянских наречий, образовали четыре эллинских диалекта.

Несмотря на наши скудные знания по части народного языка, мы начали писать на нём стихи и статейки, с твёрдою решимостью создать галицко-русскую народную литературу. Затем, чтобы освятить задуманное дело чем-нибудь торжественным, мы приняли славянские имена, дав себе честное слово под принятым именем писать и действовать на пользу народа и во имя возрождения народной словесности. Явились Руслан (Маркиан) шашкевич, Далибор (Иван) Вагилевич, Ярослав (Яков) Головацкий и другие.

Собрав несколько народных песен и написав несколько статеек в стихах и прозе, вздумали мы в 1834 году издать книжку, в виде альманаха, под названием «Заря», со знаменательным девизом: «Світи зоре на все поле, заколь місяць зойде», а чтобы тем резче отличить своё наречие от других славянских, по предложению Шашкевича принято было особое фонетическое правописание. Альманах предполагалось украсить портретом Богдана Хмельницкого, на что получено было разрешение львовской цензуры.

С рукописью было труднее. Так как в Галиции не существовало в то время цензора для русских книг, то завязалась переписка с полицией, губернским правлением и центральным венским правительством. Толковали, рассуждали, разбирали, суетились и кончили наконец тем, что запретили печатание совершенно невинной книжонки строжайшим цензурным приговором, Этим роковым приговором австрийское правительство не только запретило печатание безобидной книжки, но и осудило самое её направление вследствие чего все сочинители статей были поставлены под строгий полицейский надзор.

Мы увидели свою безвыходное положение и, не желая оставаться под отеческим надзором львовского правительства, разъехались в разные стороны. Вагилевич уехал к своему отцу в деревню, Шашкевич вступил в духовную академию, а я, третий сотрудник, сгорая жаждою познакомиться со славянами и славянскими литературами, отправился в Кошицкую академию, а оттуда перешёл в Пештский университет. Здесь я близко сошёлся со многими учёным словаками, сербами и хорватами, причём мы обменивались нашими мнениями, желаниями и сетованиями о наших общих нуждах.

Мы наконец нашли тут, в Венгрии, возможность напечатать (в Будине) в 1837 году сборник наших сочинений под заглавием «Русалка Днестровая», куда вошли почти все статьи, находившиеся в запрещённой «Заре». Книжка была напечатана с разрешения угорской цензуры, но так как в тогдашнее время касательно цензурных постановлений Угорщина считалась заграничной страной, то все экземпляры «Русалки» должны были быть сданы во львовскую цензуру.

Тут повторилась прежняя история: начались придирки, следствия, объяснения. По взаимному нашему соглашению, Шашкевич и Вагилевич объявили, что они не принимали личного участия в издании «Русалки». Я же принял всю вину на себя, причём объявил, что будучи в Пеште в университете, я поручил рукопись моим друзьям-сербам передать её в тамошнюю цензуру и затем напечатать. Нас, преступников, хотя и не очень крупных, помиловали, но над «Русалкою» был произнесён вторичный смертный приговор.

Между тем мы, молодые друзья-товарищи, продолжали упражняться в родном языке, собирая народные песни и другие предания. Мой сборник народных песен, с помощью друзей, умножился до того количества, которое он теперь занимает в «Чтениях общества истории и древностей Российских».

Запрещением «Русалки» австрийское правительство в третий раз уничтожало усилия галичан воссоздать русскую словесность. Тем не менее народная жизнь проявлялась, но лишь одиночными литературными произведениями. Иосиф Левицкий перевеодил разные баллады Гёте и Шиллера и печатал их в Перемышле (1838 – 1844); Илькович издавал свои «Галицкие народные пословицы и загадки» (Вена, 1841). Появилось несколько грамматик: Левицкого (Перемышль. 1836 – на немецком и 1845 – на русском языке), Вагилевича (Львов, 1845) и Иосифа Лозинского (Перемышль 1841). Издано было несколько сборников народных песен: Вацлава Залеского (1833), Жеготы Паули (1839 – 1840) и Лозинского (1835).

Лозинский предложил было замену русского алфавита латинским, но эта мысль, поддерживаемая поляками, была победоносно опровергнута статьями Левицкого и Шашкевича, что побудило самого Лозинского отказаться от своего проекта в пользу кириллицы. Но этим исчерпывается литературная деятельность русских галичан до 1848 года.

Настал 1848 год. 7 (19) марта провозглашена была во всей Австрии конституция, а 3 (15) мая последовало освобождение крестьян от крепостной зависимости и провозглашена равноправность и полная свобода для всех народностей, населяющих империю. Русские, почувствовав себя освобождёнными от долголетнего рабства, стали сбираться с силами и напрягать их, чтобы не остаться позади других народностей и занять своё место.

С 1848 года стала выходить во Львове первая червоно-русская политическая газета «Зоря Галицкая», взявшая на себя защиту прав русского народа. Тогда же были устроены во Львове политический клуб (Русская рада) для посредничества между народом и правительством, и литературное общество (Галицко-Русская матица), а также учреждены кафедра русского языка и литературы во Львовском университете и введено преподавание русского языка во всех гимназиях восточной Галичины.

Закипела небывалая деятельность, возникли новые надежды. Каждый год стало выходить больше сочинений, чем до того времени было издано в продолжение целого века. До 1848 года русские довольствовались введением русского языка в народные школы и употреблением его в популярных сочинениях и беллетристике, так как сами даже русские патриоты считали родное наречие пригодным только как средство для преподавания простому народу первоначальных сведений. Но после провозглашения равноправности стали для него требовать всех прав развитого языка – введения его в школах, в судопроизводстве и в общественной жизни.

Конечно, русские не чувствовали в себе достаточных для этого сил. Но они рассчитывали на поддержку правительства, рассуждая так: если поляки и мадьяры соединятся в рьяной оппозиции против правительства, то немногочисленные немцы в Галичине и Угрии, не будучи в силах одолеть их, будут всегда нуждаться в пособии преданной правительству национальности. Следовательно, они должны поддерживать русских, если только русские со своей стороны будут держать сторону правительства.

И точно, до подавления угорской революции русской армией правительство поддерживало русских галичан. Когда в 1849 году поляки потребовали немедленного введения польского языка в школах вместо русского и в администрации вместо немецкого, то немцы не преминули признать, что русский язык должен получить те же самые права, как польский. Но в Вене министры решили иначе:

Так как русский язык ещё не вполне развит (?) и русские не имеют возможности занять все должности, то пусть останется немецкий язык, пока русские не составят учебников и не подготовят людей, способных занять места учителей и чиновников.

Таким образом немцы застраховали себе свои места и заградили к ним дорогу русским. Между тем русские галичане, застигнутые 1848 годом без подготовки в своём языке, полуграмотные, начали писать по-русски как попало, питаясь надеждой, что со временем естественным ходом выработается правильный письменный язык.

Передовые люди видели, что галицко-русская письменность должна слиться с русскою, но немногие дерзали выступить явно с этим мнением, боясь потерять доверие и поддержку правительства. Граф Стадион ещё в 1848 году сказал: «Если галицко-русский язык и российский один и тот же, то мне лучше поддерживать поляков».

Со времени назначения графа Голуховского наместником во Львове поляки тем усерднее начали противодействовать русскому делу. Уже в 1849 году правительство противопоставило народному органу «Заре» свою газету, которая сначала издавалась во Львове, а с 1850 года стала печататься в Вене кирилловским шрифтом. Стеснительные меры правительства принудили русских в 1854 году закрыть русский клуб во Львове и превратить «Галицкую зарю» из политической газеты в литературный журнал.

Расчёты галичан, что поляки никогда не перестанут волновать Австрию, которая, не будучи в состоянии одна подавить их революционные вспышки, всегда будет нуждаться в русских галичанах, оказались неосновательными. Когда князь Шварценберг удивил мир австрийской неблагодарностью и поляки стали на сторону Австрии против России, то австрийский патриотизм русских галичан не мог подавить внутреннего чувства и племенного сродства – и австрийцы убедились, что в случае столкновения с Россией нельзя будет сделать из русских галичан покорное орудие австрийской политики.

С тех пор правительство начало ещё сильнее угнетать и оскорблять русских – и беспрестанными обидами довело их до полного отречения от солидарности с Австрией. Это выразил один из передовых галичан в 1866 году (после сражения под Садовой), выступив в «Слове» с положением, что русские галичане и малоруссы один и тот же народ с великороссиянами, что они составляют одну национальность по происхождению, по истории, по вере, по языку и литературе. И никто не прекословил и не возражал ему, кроме заклятых украинофилов и поляков.

Впрочем, начало двух русских народностей ещё до сих пор смущает умы галицких украинофилов, которые, поддерживаемые поляками, сделались политической партией, враждебной России. Ещё в 1848 году польская партия пыталась создать особый польско-русский орган и начала издавать «Ruskij dnewnik», но, потерпев полное фиаско, рассеялась, а прельщённый ею редактор, И. вагилевич, предавшийся полякам, перешёл в протестантство, в котором и умер.

После того украинофилы заявляли свою жизнь от времени до времени, среди игры политических партий, изданиями, каковы «Вечерницы» (1862 – 1863), «Мета» (864 – 1865), «Нива» (1865), «Русь» (1866) и наконец «Основа» (1871). Немцы и поляки наперерыв стараются разными подложными теориями затемнить здравый смысл народа в его понятиях об единстве его с Великой Русью в истории, языке и литературе, заманивая неопытных в сети малорусского, украинского и польско-русского партикуляризма. Ещё в недавнее время в воображении издателей «Меты» мерещилась утопия самостоятельной Хохландии и малорусской литературы.

Есть, впрочем, люди, которые служат и нашим и вашим. Ксенофонт Климкович, бывший издатель «Меты» и сотрудник органа Голуховского «Русь», отрёкся было в 1687 году от украинофильства и в «Славянской заре» ревностно защищал русские принципы, а теперь опять предался известному в Галиции деятелю Лавровскому и издаёт полонофильскую «Основу». Люди, предавшиеся врагам Руси, морочимые немцами и поляками, морочат самих себя и других, а народу и науке не в состоянии, разумеется, принести никакой пользы.

Рассудительные люди из галичан признают одну русскую народность и одну русскую литературу. Из этой среды вышли лучшие сочинения и издания галицко-русской письменности, как то:

– А. Петрушевича «Исторические исследования», напечатанные в «Галицком историческом сборнике» (1854 – 1860);

– Д. Зубрицкого «История Галицко-Русского княжества» (1852 – 1854) и его же «Аноним Гнезненский и Иоанн Длугош» (1855);

– Б. Дедицкого статьи и стихи в «Галицкой заре» (1852 – 1855) и в «Отечественном сборнике» (1856 – 1857); его же «Конюший», повесть в стихах (1858), и «Буй-тур Всеволод», поэма (1860);

– «Семейная библиотека», журнал, издаваемый Шеховичем (1855 – 1856);

– «Русская антология или выбор лучших поэзий» (1854);

– «Поэзии Николая Устияновича» (1860);

– «Поэзии Иоанна Гушалевича» (1861); его же «Цветы надднестрянской левады» (1853) и мелодрамы «Погоряне» и «Сельские пленипотенты» (1870);

– «Поэзии Иосифа Федьковича» (1862);

– «Повести и песни Ивана Наумовича» (1861);

– «Гостина на Украине», поэма Николая Лесикевича (1862) и его же «Співак из Полесья» (1861) и прочее.

По части истории следует указать на «Историю Галицко-Владимирской Руси по 1453 год» (Львов, 1863) и «Исследования на поле отечественной истории и географии» (1869) Исидора Шараневича.

В новейшее время защиту единства русского языка вела газета «Слово», но всего успешнее ратоборствовал в этом направлении Осип Николаевич Ливчак в своём юмористическом издании «Страхопуд», с прибавлением «Золотой грамоты», издаваемой в Вене в 1867 и 1868 годах.

Сюда принадлежат также издания деятелей Угорской Руси: Александра Духновича, Иоанна Раковского и других. Угорская Русь не соблазнялась ни партикуляризмом местного наречия, ни украинофильством, ни кулишовкой, а старалась употреблять чистый русский язык. Назовём важнейшие издания угорских русских, это:

– «Поздравление русинов», альманах на годы 1851 и 1852;

– «Церковная газета», издаваемая И. Раковским (1856 – 1857);

– «Учитель» (1867);

– «Свет», литературная газета (1867 – 1871);

– русские грамматики А. Духновича (1852), Кирилла Сабова (1865) и других.

Наконец, есть в Галичине партия строго правительственная, партия лиц, по служебной зависимости или по убеждению пытавшаяся образовать что-то среднее между простонародным галицко-русским наречием и письменным русским языком. Это направление поддерживали австрийские чиновники Григорий Шашкевич и Юлий Выслободский. Эти господа, по внушению правительства, приняли письменный язык галицкий, так сказать, под свой контроль, наблюдая, чтобы формы языка не выступали из круга провинциального говора и чтобы по взоможности различались даже правописанием от общерусского языка.

Они следили за Зубрицким, Духновичем, Дедицким, Раковским и другими и простёрли своё усердие до того, что в 1859 году граф Голуховский, с докторами Евсевием Черкавским и Иосифом Иречеком, покусились било уничтожить кирилловские буквы и заменить из латинскими. Правда, намерение это не устояло против единогласного протеста всего русского народа, но тем не менее оно произвело большое смущение в обществе и опять затормозило правильный ход развития литературы.

После тяжёлых ударов и разочарований русские убедились, что им нельзя полагаться ни на Австрию, ни на поляков, что для них нет спасения ни в австрийской федерации, ни в польской унии. Только немногие честолюбцы, как Лавровский, примкнули к украинофилам. Все прочие стоят за единство русского языка и русской литературы.

При таком хаотическом волнении всяких элементов не удивительно, что плоды этой молодой литературы не доспевают, что в песнях галицких поэтов часто слышатся фальшивые тоны, что вообще галицкие писатели мало производительны, и направление их нередко сбивчивое, колеблющееся, зависящее от политического настроения и разных случайных обстоятельств. Но во всяком случае должно сказать, что в настоящее время русская народность в Галичине проявляет и некоторую умственную и литературную жизнь; а не так давно и этого не было.

Примечания

По изданию: Головацкий Я. Ф. Червонорусская литература. – В кн.: «Поэзия славян. Сборник лучших поэтических произведений славянских народов в переводах русских писателей», Спб., 1871 г., .