Два взгляда на Чернобыль

М.Деримов

Из блокнота журналиста

Часть 2 [Окончание. Начало в номере за 11 июня.]. «Не стесняйтесь, господа, не надо прятать дозиметры…» Припять – наша боль. На тихом сельском кладбище в Залесье. «Смертоносный» ил и днепровская щука. Беседы и раздумья по дороге из Зеленого Мыса в Киев

Автобус с иностранными корреспондентами останавливается на улице Богдана Хмельницкого в Чернобыле. Сразу видишь, что обстановка здесь изменилась к лучшему (по сравнению, скажем, с июнем прошлого года). Никто не носит респираторов – они не нужны. Город прихорашивается: на газонах косят траву, девушки в спецовках приводят в порядок клумбы. В Чернобыле по-прежнему работают по вахтовому методу, но людей на улицах заметно прибавилось.

– Ну, скажите, пожалуйста, что здесь делает этот инвалид? – с укором спрашивает меня Марио Дедерикс.

Действительно, на некотором расстоянии от нас движется по улице Богдана Хмельницкого человек без ноги, на костылях. Пока я размышляю о том, почему появление этого человека так заинтересовало западногерманского журналиста (может быть он думает, что здоровых эвакуировали, а инвалида бросили? Или – что «бессердечные советские технократы заставляют работать в Чернобыле даже инвалидов»?), человек сворачивает в какую-то боковую улочку…

Уже работая над этими заметками, я вспомнил о том, что патетический вопрос корреспондента «Штерн» остался без ответа. Позвонил в Чернобыль, в отдел информации и международных связей промышленного объединения «Комбинат», и задал довольно-таки необычный вопрос: работает ли в этом городе некий человек без ноги? Мне ответили: «Среди работающих в Чернобыле людей нет ни одного такого инвалида. Очевидно, вы видели кого-то из эвакуированных местных жителей, получивших разрешение приехать, чтобы забрать какие-нибудь семейные реликвии».

Но вернемся к нашей поездке.

«Могу сообщить вам, господа, что мы уже добились впечатляющих результатов в работе по дезактивации подвергшихся радиоактивному загрязнению участков 30-километровой зоны»,- сказал начальник упомянутого выше отдела информации и международных связей А.П.Коваленко, и эти слова убедительно подтверждаются тем, что зарубежные корреспонденты видели собственными глазами и в Чернобыле, и в непосредственной близости к атомной электростанции.

Журналистов принял директор АЭС М.П.Уманец.

– Не стесняйтесь, господа, – говорит он,- не надо прятать дозиметры. Доставайте их и смотрите, каков здесь уровень активности. Должны быть сотые доли миллирентгена в час. И в окрестностях станции уровень в миллионы раз более низкий, чем год назад [1].

Корреспондент финского телевидения Юрье Лянсипуро достает свой дозиметр. Прибор подтверждает слова о сотых долях миллирентгена.

Михаил Пантелеевич сообщает, что два первых блока станции работают нормально, в режиме полной безопасности, а затем вспоминает о трагических событиях 26 апреля прошлого года, об ответственности за происшедшее тогдашних директора и главного инженера станции [2].

– Я твердо знаю, – подчеркивает он, – что персонал и тогда имел все необходимые технические средства для того, чтобы не допустить аварии. Только ряд грубейших ошибок и нарушений эксплуатационных инструкций привели к беде.

Затем мы были у пульта управления первым энергоблоком. Затем – в машинном зале. Затем подъехали в автобусе к громадному сооружению укрытия аварийного четвертого реактора, и корреспонденты австрийского и финского телевидения, вооружившись микрофонами, принялись рассказывать своим зрителям, где они находятся, а операторы старались снять их так, чтобы за плечами высилась громада «саркофага»… И вот наконец мы в Припяти.

В этом городе жило около 50 тысяч человек. В тревожный день 27 апреля прошлого [1986] года, когда радиоактивность стала расти, все они были эвакуированы в течение двух часов. И с тех пор эти девяти- и шестнадцатиэтажные дома безлюдны. Марио Дедерикс из «Штерн», Уильям Итон из «Лос-Анджелес таймс» и телевизионщики принимаются их снимать. Сначала издали. Затем – со все более близкого расстояния. Все более крупным планом запечатлевают объективы балкон, на котором ветер треплет висящие там со дня эвакуации трусы… Ах, какая, дескать, пикантная деталь!

Припять – это наша боль. О многом думаешь, когда смотришь на ее безлюдные дома. О безответственности и недобросовестности в работе, нарушениях трудовой и технологической дисциплины, приводящих порой к трагическим последствиям. О поистине героических усилиях, которые приходится потом предпринимать, чтобы уничтожить ядовитые плоды чьей-то халатности, расхлябанности, разгильдяйства. И еще: снова и снова думаешь о том, какими могут стать города планеты нашей, если не отвести от нее угрозу ядерной войны…

Вижу, что некоторым зарубежным коллегам хотелось бы вылепить сенсационный образ «мертвого города». Но ведь безлюдные дома – это не вся правда о Припяти. И тут работают люди, и тут идет напряженная борьба за возвращение к нормальной жизни. Вот, к примеру, большие площади, покрытые теплицами. В них выращиваются овощи, ягоды. Здесь находится радиобиологическая лаборатория, сотрудники которой работают над выведением сортов, не накопляющих нуклидов.

Останавливаемся у площадки, где собраны автомашины и мотоциклы, находившиеся в личной собственности жителей Припяти и окрестных сел (это сделано для того, чтобы транспортные средства не выносили радиоактивное загрязнение за пределы 30-километровой зоны). Рядом – участок леса, еще не подвергшийся дезактивации. Он огражден проволочной сеткой. Эта проволока словно бы намагничена – так она притягивает к себе некоторые объективы…

Следующая остановка в Залесье: зарубежные корреспонденты захотели увидеть село, где жили люди, находящиеся сейчас в Здвижевке Бородянского района. Покой скромного сельского кладбища потревожен суетой с теле- и фотоаппаратурой.

Когда мы вышли из автобуса у проходной вахтового поселка Зеленый Мыс, увидели такую будничную сценку: идет себе, посвистывая, один из жителей поселка и несет целлофановый мешок, в котором разевает пасть крупная щука. Удачно порыбачил на Днепре человек. Смотрю на г-на Дедерикса, а он смотрит равнодушным взглядом на щуку и не проявляет желания побеседовать с удачливым рыболовом [3]. А ведь щука эта – не просто рыба, а и вещественное доказательство. Того, что неправ был г-н Дедерикс, когда сравнивал в прошлом году на страницах журнала «Штерн» ил в бассейне Днепра с радиоактивными отходами, убивающими все живое.

Зеленый Мыс основательно описан в нашей прессе, так что не стану рассказывать, что там увидели иностранные коллеги.

Здесь мы расстаемся с Александром Павловичем Коваленко, сопровождавшим нас в поездке по 30-километровой зоне. На прощанье он говорит г-ну Итону:

– Весной мы согласились принять членов одной комиссии конгресса США при условии, что и нам будет предоставлена возможность побывать на американской АЭС Тримайл-Айленд, где была аналогичная авария. Для нас, естественно, представляет интерес опыт ликвидации ее последствий. Однако никакого приглашения не последовало. Потом здесь побывал известный ваш журналист Стюарт Лури. Он тоже обещал договориться со своим приятелем – владельцем АЭС Тримайл-Айленд. Но и от него никаких вестей…

– Так ведь эта АЭС – частное предприятие, – говорю я. – Ее хозяину – воля-вольная: захочет – пропустит вас через свою проходную, захочет – не пропустит.

– Я напомню Стюарту Лури о его обещании, – обещает в свою очередь Уильям Итон.

По дороге из Зеленого Мыса в Киев пытаюсь суммировать свои впечатления. Да, мы видели, какая большая беда произошла в этом прекрасном полесском крае. Но мы видели и то, с каким героизмом наши люди боролись и борются с этой бедой, какие мощные силы нашей державы направлены на ее преодоление. Конечно, из отснятых сегодня кадров можно выстроить и такой, по сути, дезинформационный видеоряд: «мертвый город», где только жалкое тряпье на балконах напоминает о человеке; решетка, за которой угрюмый лес, невесть что скрывающий; мрачные надгробия кладбища… Да еще солдат на дороге – вот она, «советская угроза»!

Делюсь своими мыслями с Юрье Лянсипуро.

– Нет, нет, я не собираюсь заниматься дезинформацией! [5] – восклицает финский телевизионщик. – Я снимал кладбище для того, чтобы показать те могилы, к которым привязаны люди из Здвижевки. Им там хорошо, но они хотят вернуться в родные места… Это прекрасное чувство. Уверяю вас, я обязательно покажу, какая большая работа кипит в Чернобыле, покажу, что побеждает жизнь! Нам, финнам, тоже надо поработать, чтобы Север Европы стал безъядерной зоной. Надо, чтобы такой зоной, свободной от ядерного оружия, стала вся планета.

– Мы, греки, за безъядерную зону у нас на Балканах, – вступает в разговор корреспондент газеты «Проти» Михалис Меникос. – У нас в этом деле сейчас большие трудности: США оказывают беспрецедентное давление на правительстао Греции, очень им не хочется ликвидировать базы Пентагона. Но мы требуем убрать с нашей земли этот потенциальный источник радиоактивного загрязнения, точнее – всеобщего уничтожения…

Беседую с Уильямом Итоном.

– В Чернобыле сделано многое, – говорит корреспондент «Лос-Анджелес таймс». – Думал, будет хуже. Там сейчас безопасно. Извлечены определенные уроки из ошибок. Жаль только, что очень мало информации мы получали о Чернобыле.

– В этом я с вами не согласен. Вспомним, к примеру, сколько пресс-конференций о положении на Чернобыльской АЭС устраивала советская сторона. Вы, наверное, участвовали в этих пресс-конференциях…

– Да, но побывать в Чернобыле смог только сейчас.

– Думаю, что на АЭС Тримайл-Айленд, о которой шла речь сегодня, не смог до сих пор побывать ни один советский журналист, хотя авария там произошла немало лет назад. Да и специалисты из Чернобыля, как вы слышали, пока что лишены этой возможности. А мы с вами побывали в Чернобыле, на АЭС, в Припяти. Получили ли вы профессиональное удовлетворение от этой поездки?

– Конечно. Очень сильное впечатление. В особенности – от города Припяти. Там невольно задумываешься о будущем мира.

– Если разразится ядерная война, будущее мира будет невообразимо ужасным. Не считаете ли вы, что пора, наконец, сделать первый реальный шаг в деле разоружения – заключить соглашение по ракетам средней дальности?

– Наверное, это было бы неплохо, – несколько неопределенно отвечает г-н Итон… За разговорами не заметили, что за окнами автобуса уже людные киевские улицы.

– Как прекрасен Киев, – говорит Михалис Меникос. – Сколько в нем жизни, ярких красок!

Правда Украины, 1987 г., 12.06, № 135 (13703)

[1] 0.01 мР * 1 000 000 = 10 рентген на годину. Ось такий рівень радіації був на ЧАЕС в 1986 р. А нам розповідали про мілірентгени.

[2] За совєтськими законами, якщо людину виключили з КПСС рішенням Політбюро (як директора Брюханова) або ріщенням ЦК КПУ (як головного інженера Фоміна), то прокуратірі й суду вже не залишається нічого іншого, як тільки оформити їх ув'язнення.

[3] Велика щука – значить стара, тобто якраз така, яку совєтські медики не радили лапати та їсти («Виняток можуть становити лише старі щуки і соми. В цих риб і до аварії був великий вміст радіонуклідів, адже вони довго живуть, поїдають інших. А такий спосіб життя сприяє забрудненню, накопиченню підвищеної дози стронцію.» – «Здоров'ю людей ніщо не загрожує» під 21.04.1987 р.). Через те, що наклепник не читав совєтських газет, він не зміг скористатись нагодою вилапати порушника рекомендацій і з'ясувати, чи він ще живий, чи він ще не вмер.

[5] Пам’ятає неборака, що таке Колима !