Основные черты киевского зодчества
конца X – начала XI в.

Каргер М.К.

1. Начало каменного строительства в Киеве

Каменному строительству в Киеве, как и в других городах Древнерусского государства, предшествовало развитое монументальное деревянное зодчество. Только случайные реплики письменных источников и фольклор засвидетель[с. 90]ствовали существование этой архитектуры. Среди этих построек мы встречаем и «клетъку малу», сооруженную в самом начале XI в. князем Ярославом над могилами своих погибших братьев Бориса и Глеба, т. е. здание простейшего типа, в основе которого лежит жилая клеть, и «украшенную всею красотой» «церковь велику, имеющу верхов 5», «возгражденную» Ярославом над теми же могилами во втором десятилетии XI в., и, наконец, выстроенный Изяславом новый храм «в вьрх один», т.е., по-видимому, столпообразное здание, предвосхищавшее дальнейшее многовековое развитие этого типа зданий на Руси. Деревянным же был и выстроенный, может быть, еще в конце Х в. первоначальный храм Софии, о пожаре которого сообщает Титмар Мерзебургский.

Выстроенные русскими «древоделями», эти первые христианские храмы на Руси, так же как не дошедшие до нас деревянные башни и стены городских укреплений и богатые хоромы бояр и князей, несомненно отражали древнейшие народные традиции деревянного зодчества восточных славян.

В самом конце Х в. в Киеве были созданы первые каменные постройки – Десятинная церковь, несколько каменных зданий дворцового типа и воротная башня во Владимировых земляных укреплениях.

Открытые раскопками руины этих построек свидетельствуют прежде всего об исключительно зрелой, высокой строительной технике, характерной для всех этих построек. В них уже в развитом, законченном виде предстают перед нами все те основы строительной традиции, которая будет характерной для грандиозного строительства Ярослава в середине XI в. И мастерская кладка из рядов дикого камня, преимущественно овручского красного кварцита, чередующихся с рядами плинфы, с применением так называемого «утопленного ряда», и своеобразная конструкция фундаментов, у подошвы которых перед началом бутовой кладки сооружались сложные деревянные субструкции, залитые раствором, и прекрасные керамические свойства примененной в кладке стен плинфы, и отличные по качественным показателям растворы с добавкой мелкотолченой цемянки, что придавало раствору гидравлические свойства, – все это неоспоримо свидетельствует о том, что древнейшие каменные постройки Киева не являлись первой ступенью освоения техники каменного зодчества.

Следует также особо подчеркнуть, что в Х в. каменные постройки известны только в Киеве; ни в одном другом городе древней Руси не обнаружено никаких признаков существования каменной архитектуры. Появление в немногочисленных крупнейших древнерусских городах – Чернигове, Тмуторокани, Полоцке и Новгороде – первых каменных зданий падает лишь на первую половину XI в., причем древнейшее каменное строительство в этих центрах обнаруживает в техническом отношении непосредственную зависимость от Киева. Все сказанное дает серьезные основания предположить, что основы строительной техники были заимствованы киевскими зодчими в одной из соседних стран с высокоразвитой строительной культурой. [с. 91]

Источником знакомства древнерусских зодчих с основами кирпично-каменной строительной техники Б.А.Рыбаков считал византийские города вроде Херсонеса и даже северные хазарские крепости с кирпичными стенами (как например Саркел).

По мнению того же исследователя, не исключена возможность влияния и Дунайской Болгарии, где уже в эпоху царя Симеона (конец IX-начало Х в.) в Преславе существовало местное изготовление кирпича, что доказывается наличием на них болгарских букв [Б.А.Рыбаков. Ремесло древней Руси. М., 1948, стр. 357].

Изучая вопросы киевского ремесла, мы уже имели случай высказать сомнение по поводу вышеизложенного мнения [М.К.Каргер. Древний Киев, т. І. М.-Л., 1958, стр. 454 и сл.]. Из приведенного круга возможных источников знакомства древней Руси с основами строительной техники нужно решительно исключить прежде всего Саркел и другие хазарские города. Раскопки хазарской крепости в Саркеле свидетельствуют о том, что и характер примененного там кирпича, и самая техника кладки не имеют ничего общего с техникой древнейших русских построек.

[По словам последнего исследователя Саркельской крепости П.А.Раппопорта, «как формат кирпича и приемы кладки, так и сам план крепости не оставляет сомнений в том, что это не византийская строительная традиция. За исключением немногочисленных мраморных фрагментов, привезенных, видимо, из Херсонеса и никак не связанных с кирпичными сооружениями крепости, в архитектуре Саркела нет никаких византийских черт» (П.А.Раппопорт. Крепостные сооружения Саркела. Труды Волго-Донской археологической экспедиции, т. II, МИА СССР, № 75, М.-Л., 1959, стр. 39)]

Невозможно усмотреть какие-либо черты, существенно сближающие киевские каменные постройки Х в. с обстоятельно изученными архитектурными памятниками средневекового Херсонеса (IX – Х вв.). Следует к тому же заметить, что уровень строительной техники древнейших киевских построек значительно выше по сравнению с достаточно примитивной архитектурой Херсонеса. При постройке ряда киевских зданий Х – первой половины XI в. и прежде всего при постройке князем Владимиром Десятинной церкви руины некоторых херсонесских построек использовались, по-видимому, лишь как место добычи отдельных декоративных деталей из мрамора (капители, базы и стволы колонн, карнизы, резные плиты).

Вопрос о роли Дунайской Болгарии в сложении киевской строительной техники и архитектуры, учитывая болгаро-русские церковные взаимоотношения в Х в., заслуживает серьезного изучения. Известные доныне памятники древнеболгарского зодчества едва ли могут свидетельствовать о том, что источником характерных особенностей древнейшей строительной техники на Руси была Болгария. Однако не исключено, что дальнейшее углубленное изучение и прежде всего новые раскопки памятников древнеболгарского зодчества внесут в решение этого вопроса новые данные. [с. 92]

Таким образом, вопрос о происхождении весьма высокой строительной техники, характерной для древнейших построек Киева, остается пока открытым. Летописное свидетельство об участии в постройках Владимира Святославича мастеров «от Грек» заслуживает самого пристального внимания. Повествуя о постройке Десятинной церкви в Киеве, летописец сообщал: «В лето 6497. Посемь же Владимир живяше в законе хрестьянстве, помысли создати церковь пресвятая Богородице и послав, приведе мастеры от Грек» [Лавр. лет. 6497 (989) г.].

Почти аналогичный текст читается под 991 г. в Ипатьевской, Софийской I, Львовской, Типографской, Рогожской и Густынской летописях и в Летописце Переяславля-Суздальского и под 993 г. – в Воскресенской и Никоновской летописях.

В Летописи Авраамки под 992 г. говорится о мастерах «от Грек», а под 989 г. в сообщении о закладке той же церкви говорится о том, что «Владимир призва мастеры от Царяграда». Под 991 г. в Никоновской летописи приведено самостоятельное известие о приходе «из Грек в Киев к Володимеру каменосечцев и зиждителей полат каменных». Значительно подробнее это известие читается в Степенной книге:

«О мудрых мастерех. Тогда же благоволением божиим приидоша из Грек в Киев к самодержавному христолюбцу Владимиру мудрии мастеры, иже искусно бяху созидати каменных церквей и полат, с ними же и каменосечцы и прочие делатели» [Степенная книга, I, стр. 111].

Нет никаких оснований подвергать сомнению летописную традицию, связывавшую древнейшую каменную постройку Киева с мастерами «от Грек». Однако летописное известие в его древнейшей редакции слишком кратко и обще, не позволяя уточнить происхождение древнейшей строительной традиции на Руси.

2. Происхождение строительной техники

В недавнее время, при изучении вопроса о происхождении древнейшей киевской строительной техники, было обращено внимание на то, что характерный для киевской техники кирпичной кладки прием так называемого «утопленного ряда» встречается в архитектурных памятниках Константинополя не ранее конца XI в., тогда как в Киеве он наличествует уже в постройках конца Х – первой половины XI в. [H.И.Брунов. К вопросу о некоторых связях русской архитектуры с зодчеством южных славян. Архитектурное наследство, № 2, М., 1952, стр. 13] Из этого наблюдения некоторые исследователи делали далеко идущий вывод о том, что «кирпичная кладка со скрытыми рядами возникла в архитектуре Киевского государства и затем перешла в византийское зодчество и в архитектуру южных славян» [там же, стр. 12; см. также: История русской архитектуры. М., 1956, стр.21]. Появление этой техники именно [с. 93] в русском зодчестве, по мнению Н.И.Брунова, объясняется четырьмя существенными особенностями древнерусской архитектуры.

«Для русского зодчества, – утверждает названный исследователь, – с древнейших времен характерно единство технической, конструктивной и художественной сторон архитектуры. Именно на этом единстве и основана система кирпичной кладки со скрытыми рядами. Далее, русскому зодчеству издавна свойственны широта размаха, большие масштабы, крупные композиции. Именно этим условиям в высшей степени удовлетворяет изучаемая нами кирпичная кладка. Для русской архитектуры очень типична живописность наружных архитектурных поверхностей…

Эта тенденция, наблюдаемая в русском зодчестве с древнейших времен, вносит в архитектуру жизнерадостность и оптимизм, отвечающие народному вкусу, который с большой силой проявляется в русском зодчестве на различных этапах его развития. Именно при помощи кирпичной кладки со скрытыми рядами достигается живописность наружных стен, составляющая характерную черту русского зодчества.

Наконец, поверхности кирпичных стен, выложенных кладкой со скрытыми рядами, как можно убедиться на примере стен, поверхности которых вовсе не имеют камня (как например церковь Спаса на Берестове в Киеве), внешне напоминают рубленные (! – М. К.) стены. Это сходство обусловлено широкими слоями цемяночного раствора, которые в сочетании с узкими полосами более темного кирпича напоминают бревна с узкими полосами конопатки между ними» [Н.И.Брунов. К вопросу о некоторых связях…, стр. 13] (разрядка наша. – М. К.).

Исходя из априорной и безусловно ошибочной концепции, что

«первыми русскими архитекторами-каменщиками были архитекторы-плотники, обучавшиеся новой технике каменной кладки в то время, когда они в своей области были уже вполне сложившимися мастерами»,

Н.И.Брунову кажется вполне естественным, что в технику кирпичной кладки именно недавние плотники и могли ввести новые особенности,

«среди которых наиболее существенной и удачно примененной явилась система скрытых рядов кирпичной кладки, столь соответствовавшая системе перевязи квадратных по форме кирпичей» [там же]. «Новшество, которое эти недавние плотники внесли в кирпичную кладку в Киеве и Киевском государстве (? – М. К.) уже в Х в., позднее, когда архитектура на Руси дала столь замечательные результаты, было (по мнению Брунова, – М. К.) заимствовано константинопольскими архитекторами и развито особенно в XII в.» [там же].

Изложенную, может быть с излишним вниманием, теорию Н.И.Брунова, отражающую крайности уже, к счастью, миновавшего увлечения гипертрофи[с. 94]рованными поисками «приоритета» многих явлений русской культуры, разумеется, нельзя признать сколько-нибудь серьезной.

[Новейшую литературу о многочисленных византийских постройках XI – XII вв., в которых встречается упоминаемый технический прием, см.: С.Mango. The date of the narthex mosaics of the church of the Dormition at Nicaea. Dumbarton Oaks Papers, № 13, 1959, стр. 249-250; см. также рецензию того же автора: The art bulletin. A quarterly, published by the College Art association of America, v. XXXVIII, 1956, № 4, стр. 254-255]

3. Художественные особенности храмов

Вне зависимости от решения проблемы происхождения древнейшей строительной культуры следует подчеркнуть, что уже в первых каменных постройках Киева несомненно принимали весьма значительное участие кадры местных русских строителей. Как показало изучение многочисленных образцов кирпича, происходящего из развалин киевских построек Х в., наряду с дважды обнаруженными византийскими клеймами, представляющими фрагменты греческих надписей, сделанных рельефными буквами на углубленном прямоугольном фоне, было найдено несколько кирпичей с отпечатком родового герба князя Владимира Святославича [М.К.Каргер. Древний Киев, т. I, стр. 455, табл. LXXXI – LXXXIII]. Едва ли могут быть сомнения в том, что клейма в виде герба князя могли ставить кирпичники, либо сами принадлежавшие к составу княжеских зависимых людей, либо работавшие по заказу княжого двора, что менее вероятно [там же, стр. 456].

При раскопках руин Десятинной церкви и примыкающих к ним развалин дворцового здания удалось обнаружить дополнительные веские доказательства участия русских гончаров – «плинфотворителей» в заготовке строительных материалов для этих построек. На двух кирпичах оказались русские надписи, сделанные по сырой глине до обжига кирпича [там же, табл. LXXXIV].

Что касается художественного облика древнейших киевских построек, то по этому вопросу до сих пор существуют совершенно противоположные концепции.

Одним исследователям Десятинная церковь кажется постройкой, «имеющей довольно сильно выраженный византийский облик» [Г.Ф.Корзухина. К реконструкции Десятинной церкви. СА, 1957, № 2, стр. 87], другие, наоборот, утверждают, что Десятинная церковь «имеет ряд черт, глубоко отличающих ее от современных ей произведений византийского зодчества» [А.Л.Монгайт. Раскопки в Рязани. КСИИМК, XXXVIII, М.-Л., 1951, стр. 20]. А.Л.Монгайт, который убежденно отстаивает эту точку зрения, считает, что Десятинная церковь – древнейшее каменное здание, построенное на Руси, – свидетельствует о том, что «с самого начала русская каменная архитектура стала на свой, в зна[с. 95]чительной степени независимый от Византии, путь развития» [там же].

Если, по мнению названного исследователя, большие пятинефные Софийские соборы можно в известной степени связывать с византийским искусством, то шестистолпные трехнефные храмы, отличающиеся простотой и компактностью плана, могут рассматриваться как национальный русский тип здания, непрерывно бытующий в течение нескольких столетий развития нашей древней архитектуры и наибольшего распространения достигающий в XII в. [там же]

В качестве единственного аргумента в пользу изложенной концепции А.Л.Монгайт выдвигает мысль, что многие из древнерусских трехнефных храмов были посвящены либо празднику успения, либо Борису и Глебу. В том, что праздник успения распространен (по мнению автора) в русской православной церкви шире, чем в греческой, и в том, что Борис и Глеб как национальные святые были широко почитаемы на Руси, А.Л.Монгайт видит веское доказательство того, что шестистолпные крестово-купольные общественно-культовые здания представляют собой национальный русский тип, воплощающий определенные архитектурные идеи [там же, стр. 21].

Аргумент этот не представляется нам убедительным. Русские трехнефные храмы Х – XII вв. действительно нередко были посвящены и успению, и Борису и Глебу, так же, как они были посвящены и Георгию и Дмитрию, и Николаю, и другим почитавшимся на Руси святым, так же как и различным праздникам богородичного цикла (благовещению, рождеству богородицы, покрову). Поэтому в факте посвящения некоторых древних трехнефных русских церквей успению или Борису и Глебу отнюдь нельзя усмотреть объяснение русского происхождения архитектурного типа трехнефных церквей.

Но главное, конечно, заключается не в этом. Многочисленные факты из истории византийской архитектуры и архитектуры ряда стран, культурно связанных с византийским миром, могли бы убедить автора, что трехнефность древнерусских храмов отнюдь не является особенностью, присущей исключительно русской архитектуре, не говоря уже о том, что архитектурный образ здания слагается из весьма разнообразных компонентов, среди которых количество нефов никогда не являлось решающим.

Дворцовые сооружения, по-видимому, в большей степени были связаны с русской действительностью и едва ли несли в себе какие-либо чисто византийские особенности.

Каменная архитектура конца Х в., повторяем, не распространялась за пределы столицы Древнерусского государства, будучи в первые десятилетия своего существования и в самом Киеве явлением исключительным. Правда, летописец отмечал существование в Киеве более древней церкви Ильи, «яже есть над ру[с. 96]чаем», в которой в 945 г. приносила клятву христианская часть дружины Игоря [Ипат. лет. 6453 (945) г.] но неизвестно, была ли эта церковь каменной, или же деревянной. Несомненно деревянными были и выстроенная Владимиром вскоре после официального принятия христианства церковь Василия «на холме, идеже стояше кумиры Перун и прочий» [Ипат. лет. 6496 (988) г.], т.е. на месте поверженных языческих богов, и поставленная в 996 г. церковь Преображения в Василеве [Ипат. лет. 6504 (996) г.]. [с. 97]