Одна минута и жизнь

Е.Агапова, корр.«Красной звезды»

Той ночью им было не до сна. В маленькой комнатке на третьем этаже административного корпуса кипели страсти. На стенах, на столах – всюду были снимки: обломки конструкций, груды камней. К ним сейчас были прикованы усталые глаза людей. Ситуация была ясной. Неясным был вопрос: что делать дальше?

До завершения строительства саркофага для аварийного блока оставалось ровно двенадцать дней и ночей. Работы шли без перерывов. И вот все застопорилось. Крыша – в ней было все дело. С момента аварии там еще оставались высокорадиоактивные продукты. Какой на ней уровень радиации? Это только казалось: вот она, крыша, смотри и определяй. Оставался последний шанс – сбросить смертельный груз в развал четвертого энергоблока. Но как? Перебрали десятки вариантов. Все сходилось на одном: здесь нужен человек. Никто пока не знал, сможет ли он вообще работать там, в пределах какого времени? Какая должна быть защита? И кто первым пойдет на опасный эксперимент?

В чем его суть, подполковник медицинской службы Александр Салеев уяснил с ходу. Он рассудил так: раз добровольцев ищут ночью – дело не терпит отлагательств. Сказал: «Я готов…»

Было около часа ночи. «Вот снимок крыши, – показали ему. – Постарайтесь запомнить. И все дела – в сторону. Подъем на рассвете…».

Это была последняя ночь пребывания военного врача Салеева, специалиста по радиационной гигиене, в Чернобыле. Два месяца назад он сменил здесь подполковника медицинской службы А.Березина. Утром он передаст дела майору медицинской службы В.Попову. Его ждали товарищи, коллеги по Военно-медицинской академии имени С.М.Кирова.

Вечером он должен был сесть в поезд до Ленинграда. Подумал: если опоздает – не смертельно. Он взвесил все: в академии его заменят. Здесь – нет.

Он лег на койку, закрыл глаза. Тут же возникла картина крыши. Глаз, как фотоаппарат, зафиксировал кровлю реактора и все, что пока находилось на ней.

Утром Салеев узнал: отобрали пятерых добровольцев. Позже круг сузили. Выбор пал на полковника А.Кузнецова и на него, Салеева. Позже он окажет: «Мне повезло. Защитная одежда по размеру годилась только мне…»

Генерал-майору Николаю Дмитриевичу Тараканову, одному из руководителей этих работ, уже приходилось встречаться с Салеевым. Он помнил его: не силач, невысок. Но энергичен, цепок в достижении цели. Дело свое знает. А тот, кто знает дело, – не ведает страха. К тому же, как врач-радиолог, он, как никто другой, понимал, на что идет.

Когда ночь неслышно подошла к рассвету, участники эксперимента были на вертолетной площадке. По дороге говорили о прекрасной поре бабьего лета, о Пушкине, Ленинграде и его музеях. Словно сейчас они летели не к аварийному реактору, а на экскурсию.

Салеев подумал: «Приеду домой, обязательно с Валей и мальчишками выберусь в Павловск. Давно они не были там…»

В то сентябрьское утро все события развернулись вокруг крыши. Сотни и сотни людей с нетерпением ждали результатов эксперимента. Ждали, что скажет Салеев.

План эксперимента был такой: Салеев выходит на крышу, обходит всю площадку, замеряет уровни радиации на разных участках, сбрасывает несколько лопат с графитом в развал четвертого энергоблока и возвращается в безопасную зону. Время выполнения задания – одна минута.

Он всегда знал цену времени. И потому многое успел в свои тридцать семь. Вот и здесь сутки раскроил так: в светлое время – практическая работа, осмотры, разъезды, лекции для личного состава… Ночью – вся «писанина». На сон оставалось четыре часа. Этого ему вполне хватало. Но хватит ли минуты? 60 секунд?

Эту цифру легко написать, но трудно представить. А еще труднее с чем-нибудь сравнить. Пустяк в масштабе человеческой жизни.

Он искал аргументы в пользу минуты. И находил. Вспомнил, что за минуту лучший в мире бегун преодолевает полкилометра. Летчик-истребитель пролетает не один десяток километров. За эту самую минуту на нашей Земле рождается 200 новых людей. Еще минута и еще 200… Правда, эта минута – в масштабе человечества. А здесь совсем другие масштабы. Так думал Салеев, облачаясь в свинцовые доспехи.

Примерка заняла около получаса. Физики и медики предложили такую защиту: рабочий комбинезон. Поверх него спереди и сзади свинцовые пластины. Два просвинцованных рентгенологических фартука – спереди и сзади. Герметичные очки. Щиток на голову. Респиратор. На ноги – солдатские ботинки. От рентгенологических перчаток Салеев отказался – они сковывали движения. Он надел брезентовые. На одежду навесили с десяток дозиметров. Под защитой. Над защитой. На груди, на спине, в ботинке… Рацию прикрепили. Салеев должен был испытать надежность этих средств защиты для тех, кто будет работать на крыше после него.

Кто-то назвал его «фантомом». Не только из-за причудливой одежды. Есть и другое значение этого слова. Фантом – это модель человеческого тела в натуральную величину, которая служит наглядным пособием для медиков. «Фантом так фантом», – согласился Салеев.

Сколько раз мы читали и слышали о мужестве медиков, которые, прокладывая путь в незнаемое, ставят на себе опасные эксперименты, испытывают новые лекарства. Военный врач Л.Орбели… Что бы познать физиологию человека в условиях высокогорья, он длительное время пробыл в отсеке подводной лодки без подачи кислорода. Медика подняли наверх только после того, как он потерял сознание – таково было приказание Орбели… Врач подводной лодки капитан медицинской службы А.Соловей… Он отдал свой кислородный аппарат больному, которого оперировал…

Сегодня мы знаем еще одно имя – подполковник медицинской службы коммунист Александр Алексеевич Салеев. Говорю так потому, что самая точная оценка человека – его поступок. Его поведение в обстоятельствах чрезвычайных.

Но вернемся к реактору. Закованный в броню, Салеев был похож на рыцаря. Его сфотографировали – на память и для истории.

Они подошли к специально сделанному проему – он, Тараканов, Самойленко, Кузнецов, Юрченко, Шеин… Его хлопнули на прощание по плечу, вложили в руку лопату. Включен секундомер. Отсчет времени начался…

Как рассказать о жизни длиною в век? Как рассказать о минуте длиною в жизнь? Эти извечные вопросы не перестанут задавать себе люди пишущие. Можно ли вообще передать словами, с какой невероятной скоростью пролетает время в решающие для человека мгновения? И как мучительно тянутся секунды, когда он один на один с опасностью?

…На мгновение его ослепило солнце. Сделал шаг, другой и пошел навстречу своей неизвестной судьбе.

Над головой было чистое небо.

Так нередко случается в жизни. Он думал о небе. А судьбою стало море. Точнее, его защита от загрязнений. В военное летное училище Салеева не приняли. Врачи заключили: плохое зрение. До того дня будущее представлялось Александру горой. Теперь вдруг обнаружилось, что перед ним плоскогорье. И новых вершин нет, и некуда подниматься. И двигаться надо по горизонтали. При всем при том, что тебе целых семнадцать лет…

К счастью, врачи ошиблись. Зрение оказалось вполне сносным. Он подал документы в Военно-медицинскую академию. Словно задумал в дальнейшем исправлять чьи-то врачебные ошибки. Потом служба на Северном флоте. Атомные подводные лодки. И снова академия. Преподаватель.

Я не знаю, каким бы Салеев стал летчиком. Думаю, хорошим. Наверняка. Очевидно другое: чтобы стать героем, достаточно мгновения. Минуты. Но нужна целая жизнь, чтобы стать человеком, чтобы достойно встретить это мгновение.

Помню, в Ленинграде, на его кафедре, мне сказали: «Он у нас такой, Салеев, все у него получается только на пять с плюсом…»

…Сейчас у него не получалось. Попробовал подцепить гору графита и битума. Тупой скрежет металла.

Безрезультатно.

Спекшаяся черная масса намертво прикипела к кровле. Подумал: здесь нужен лом. На это ушло три секунды. Вторая попытка была успешней. Нагнулся, подхватил несколько обломков. Не пошел – побежал, как ему показалось. Маршрут был известен – к «зеву» реактора и обратно, на новый участок…

Секунды мчались по замкнутому кругу циферблата…

Наверное, я должна бы была написать: там, у развала четвертого энергоблока, он смотрел в глаза смертельной опасности. Но боюсь, кому-то эта фраза покажется легковесной. Слова об опасности – это еще не сама опасность. Радиация – это не взрывающаяся в руках мина. И не глядящее в глаза дуло автомата. Ее ее увидишь. Тот, для кого и сегодня малопонятны такие слова, как бэры, рады, греи… вряд ли осознает всю меру риска.

…Теперь начиналась совершенно изнурительная работа. Надо было перешагивать через горы графита, переборки с горючим, ворохи изодранной в клочья теплоизоляции. Теоретически здесь были самые высокие уровни радиации. Свинец давил на грудь. Ловкий, подвижный в жизни, Салеев чувствовал сейчас себя как туго спеленатый младенец.

Больше всего на свете ов боялся теперь потерять счет секундам. У Салеева был «помощник» – рация. Но она вышла из строя. Ему закричали, замахали руками. Это означало, что минута была на излете.

«Я пробыл здесь, кажется, целую вечность», – подумал он. Этот неимоверно долгий путь он прошел за минуту и тринадцать секунд.

Вскоре сюда придут выполнять свой долг другие. Офицеры, солдаты… Но первопроходцем был он, Салеев.

Вероятно, кто-то скажет: военная форма обязывает. В любой час, при любых обстоятельствах. Все верно. Но истина заключается в том, что кто-то будет размышлять в подобной ситуации, есть ли резон рисковать собой? А кто-то подумает о том, хватит ли ему одной минуты. В этом все дело.

…В этой истории все люди работали четко и слаженно, как единый механизм. У каждого в тот день были свои заботы, свои задачи. Но цель была одна. Потому что Чернобыль – не просто место аварии. Здесь проверяются и закаляются характеры людей, делающих непривычную и опасную работу…

На днях я была в Ленинграде. Боялась, что не застану Александра Алексеевича дома. Слышала, он вновь собирается в Чернобыль.

– Звоните вечером, – обрадовала меня соседка. – Они всей семьей в Павловске…

Подполковник медицинской службы А.Салеев (второй справа) и генерал-майор Н.Тараканов с участниками эксперимента. Фото В.Шеина

Красная звезда, 1986 г., 5.11, № 255 (19142).