7

Евгений Гребенка

Заметили ли вы, господа, что, пируя на свадьбе, холостые люди и девушки бывают как-то особенно настроены? Они откровеннее, мечтательнее, решительнее, разговорчивее, доверчивее… Право! Музыка ли располагает к этому человеческие сердца, или веселые, счастливые лица новобрачных, или яркое освещение – не знаю, но уверяю вас, что мое замечание справедливо.

На свадьбе Чурбинского пир приходил к концу. Музыка играла мазурку. Юлиан Астафьич танцевал в первой паре с своею супругою, далее Макар Петрович с Еленою Павловною, еще Василий Александрович с Александрою Ивановною и еще много, много пар. Можете представить, как было весело!

Лакеи и горничные приехавших господ столпились у дверей залы и с изумлением смотрели, как уездный учитель математики, приглашенный на свадьбу ради великого искусства и знания танцевального дела, изогнув данную ему богом обыкновенную человеческую фигуру в иноземную букву S, отчаянно носился по зале из угла в угол; правою рукою поддерживал он за кончики пальцев огромную даму, а в левой держал за уголок белый носовой платок, который, как флюгер, шумел, кружился, плясал в воздухе и летел за своим господином, точно хвост за кометою. Зрелище диковинное и не для одних лакеев.

Маши не было в толпе любопытных зрителей. Петрушка и прежде видел эти танцы, потому он и не тискался вперед, закинул за спину руки и стал почти у самой двери, ведущей в сени. Вдруг ему послышалось, будто за ним отворяется дверь; он взглянул – нет никого; чрез минуту кто-то дернул его сзади за сюртук; оглянулся – опять никого; немного погодя чья-то нежная ручка робко пожала его руку: в секунду Петрушка был за дверью, в больших темных сенях – ему навстречу какая-то женщина бросилась на него и обвила жаркими руками.

– Это ты, Маша?

– Я, Петрушка!

– Я не верю сам себе – это ты, моя ненаглядная! Что с тобою? Ты плачешь?

– Грустно мне, Петруша: они пляшут, веселятся, а мне грустно, грустно… так и хочется заплакать… да все хочется говорить с тобою: кажется, все и отляжет от сердца от твоих речей. Как я люблю тебя, Петрушка! Смейся надо мною, а я давно хотела тебе сказать это…

Петруша отвечал длинным поцелуем.

– Ах, Петруша, как ты хорош! Я сегодня все на тебя смотрела, пока начали надо мною смеяться. Дунька такая злая! «Посмотрите, – говорит, – Маша Ивановна и на панов не смотрит, как в танцах прохлаждаются, да все на Петрушку, и глаз с него не спустит». А я себе думаю: «Петрушка стоит того», и нарочно хотела на тебя глядеть, да так стало совестно; ушла в девичью и оттуда в щелку все на тебя смотрела – ты лучше всех!

– Я давно люблю тебя, да сказать боялся: ты такая быстрая, кажется, сразу на смех и подымешь.

– Грех тебе говорить это, Петрушка! Не бойся меня, что я быстрая. Сова тиха, да птиц душит, а ласточка целый день летает да щебечет, только хвалит бога, зла никому не делает. Скажи мне еще раз, что ты меня любишь – мне так весело слушать… от радости, кажется, не доживу до утра.

– Люблю, люблю, моя радость!.. А я все не верил, что ты меня любишь, хоть Филька и божился… Вздумаю было тебе сказать так что-нибудь стороною, да вспомню, как ты насмеялась над приказчиком – и язык онемеет.

– Бог с тобою! То приказчик, седой дурень, а то ты – мой ясочка: с тобой и жить, и умереть готова…

– Послушай, завтра же, если хочешь, я скажу своему барину; нас перевенчают – и будем жить счастливо.

– Делай как знаешь, мой голубь сизый.

Тут музыка перестала играть; в сенях раздался звонкий поцелуй. Маша выбежала из сеней в сад, а Петрушка тихо вошел в переднюю.

Дня через два Петрушка сказал Маше, что Макар Петрович не соглашается теперь его сватать: скажут, дескать, что нарочно женил Чурбинского, чтоб чрез него отнять у Фернамбуковых ученую девочку. «А ты, – говорит, – молод, и она молода, потерпите до осени – это менее года: тогда я сам буду сватом; если не согласятся господа ее выдать, я им заплачу, что они захотят».

– Как не согласятся! – отвечала Маша. – Ведь ты сам говорил, что у Чурбинского ни кола ни двора, а твои барин женил его на такой богатой невесте; да и на что я им? Нет, не станут противиться, будем ждать да молиться богу.

– Будем, – отвечал Петрушка. – А не скоро придет эта осень!.. Зима, весна, лето… а там уже осень!