Действие 3. Историк
Николай Костомаров
1 | 2 | 3
I
В доме Кремуция Корда. Кремуций и толпа рабов.
Кремуций
Обряд эмансипации совершен! Вы свободны, друзья мои. Благодарю богов, что я успел оказать вам благодеяние. Вчера я продал свою виллу: вот деньги, вырученные за нее. Жены и детей у меня нет, родственников близких тоже нет, раздаю это вам по равной части. Прощайте и не забывайте вашего господина!.. Вы служили мне верно… благодарю вас. Кажется, я ничем не заслужил ваших проклятий. Я обращался с вами кротко; вы не испытывали бича на своих спинах; вы были сыты и одеты; я любил вас, как детей; если же я сделал кому-нибудь из вас неприятность – простите и забудьте!
Один из рабов
(бросается к ногам его, обливаясь слезами)
Господин наш! Отец, благодетель наш! не отойдем мы от тебя, пока не доверишься ты нам, верным своим. Я не грек, – я не оставлю тебя, моего благодетеля, хотя бы ты бил меня, я не отойду от тебя! У тебя на душе что-то недоброе… Или враги хотят погубить тебя? Скажи, кто враг твой; да хоть бы он был кто такой, а я умею владеть кинжалом. Маленьким меня отняли от отца и матери; остались они, бедные, далеко, на Дунае; может быть, их убили римляне или куда-нибудь запродали… Мучил меня, как скотину, свирепый воин; не раз я хотел утопиться… на счастье, продал он меня тебе: ты меня приласкал, ты меня приголубил, а я не видел ни от кого другого ласки с тех пор, как разлучился с семьей. Нет у меня на свете никого, к кому бы я мог приютиться… Что мне в деньгах твоих? В нашей стороне не знают денег, а живут счастливо. Не отталкивай меня от себя!.. А коли, быть может, цезарь на тебя разгневался, так уйдем с нами; нас у тебя, дунайцев, семь: уйдем в нашу далекую землю; там мы будем тебя поить, кормить, как отца родного лелеять. У нас народ добрый: примут тебя за своего. Убежим, отец ты наш!
Кремуций
Добрый дунаец! Ты знаешь, что я люблю народ твой. Я всегда с участием слушал рассказы твоих отцов. Ах, там несравненно лучше, чем в нашей Италии!
Раб
Лучше, отец мой! Во сто раз лучше! Ваша Италия – проклятая земля; а у нас хорошо, мирно было, пока вы к нам не приходили. Но подальше к северу есть земля, где еще не была нога римская. Убежим туда! Правда, там холоднее, чем в Италии, но зато люди добрее…
Семь рабов бросаются к ногам Кремуция.
Отец наш! убежим с нами! На руках понесем тебя!
Кремуций
Напрасный труд, друзья мои! Вы меня не спасете, а сами себя погубите. У цезаря есть кому догнать. До вашей земли далеко. Пользуйтесь лучше свободою и скорей убирайтесь из Италии. Вы слишком простодушны. Вы говорите все, что вам взбредет на ум… Вы не годитесь жить в Италии.
Раб
Так это цезарь, отец мой, это цезарь – враг твой?.. Да разве он бессмертен?
Кремуций
Молчи! Ни слова более. Ступайте от меня: я вам приказываю.
Раб
Да кто ж тебе будет служить? Оставь кого-нибудь. Ведь ты всех отпустил.
Кремуций
Ступайте, повторяю вам!
Рабы удаляются.
Раб
(удаляясь)
Цезарь, цезарь! Чтоб тебе не дожить до вечера! Тронь только нашего доброго господина!.. Мы не греки, мы сумеем жизнью заплатить за нашего благодетеля.
(Уходит).
Два другие раба, не из числа дунайцев, идут в угол. Кремуций сидит задумавшись.
1-й раб
Этот варвар не любит греков за то, что греки умнее всех народов. Друг Филоктет, вот случай продраться нам в порядочные люди! Мы теперь вольные. Донесем на этого дунайца!
2-й раб
Дело, друг, – донесем.
(Уходят).
Кремуций
(один).
Участь моя решена заранее. Нет тому спасения, кого сенат захочет погубить. Они для виду призовут меня к оправданию и потом все-таки погубят. Погибнуть во цвете лет. Не успев даже и отведать наслаждений жизни, погибнуть тогда, когда впереди улыбалась мне слава, ожидала любовь!.. Но почему бы мне не довериться моим добрым дунайцам?.. Увы! – суетная мысль. Меня поймают, и конец мой омрачится трусостию. Не последовать ли Катону?..
(Задумывается).
Нет! Отомстим тирану собственным судом его! Если меня осудят – это будет ужаснейшее, неправосуднейшее дело, какое когда-либо случилось в Риме! Пусть мучитель совершает его и тем обесславит еще более свою память! Пусть накопляются его злодеяния! Чем их будет больше, тем он явится отвратительнее, тем неумолимее обрушится над ним суд провидения и суд потомства!..
Входит эдил.
Эдил
Гражданин Кремуций Корд! Сенат призывает тебя к ответу.
Кремуций
Я готов. Идем.
Уходят.
II
Заседание сената. Тиверий сидит на возвышенности.
1-й сенатор
(подносит ему дело)
Вот, государь, дело Вибия. Сын его, Юний Вибий, доносил на отца, будто он рассеивает возмутительные слухи и поносит гражданина Сеяна, пользующегося твоею милостью, и сверх того, будто бывший претор, Цецилий Корнут, присылал ему деньги для исполнения возмутительных намерений. Рабы Вибия под пыткою подтвердили показания сына его. Сверх того, истина доноса Юния Вибия доказывается еще и тем, что Цецилий Корнут, конечно, чувствуя себя виновным, поспешил избавиться от казни – самоубийством. Поэтому сенат признает Вибия виновным и осуждает на смертную казнь; но Юния Вибия лишает награды за донос и подвергает его временному удалению из Рима по причине оскорбления сказанного закона, предписывающего безграничное уважение к родителям.
Тиверий
Поступок Юния Вибия должен быть признан примером честности и верности отечеству.
2-й сенатор
Цезарь! Возвращаясь с допроса, Вибий был окружен яростною толпою народа и едва было не лишился жизни. Толпа кричала: «Отцеубийца! Отцеубийца! Свергнуть его с Тарпейской горы!» Предупреждая народный мятеж, сенат счел благоразумным, не раздражая толпы, показать, что уважение к родительской власти существует.
Тиверий
Собрание избранных отцов должно презирать криками необузданной черни. Я прикажу разыскать зачинщиков волнения и наказать безжалостно. Пресечение злоумышлении не будет действительно, пока узы семейства будут связывать верность государю и отечеству. Надобно уважать родительскую власть – я это уже показал, карая непокорных детей; но отечество выше и драгоценнее всего. Отдать сыну Вибия все достояние отца и, сверх того, выдать ему десять тысяч сестерций в награждение за столь примерную верность к общему благу и спокойствию. Преступнику Вибию я смягчаю наказание и смертную казнь заменяю ссылкою на отдаленный остров.
1-й сенатор
Я предлагаю заключить его на остров Донузу или Гиару.
Тиверий
Эти два острова лишены воды. Я хочу, чтоб самое наказание преступника было услаждено попечительностью правительства. Сослать его на остров Алюргос. Объявить.
Вводят Вибия в цепях. Входит сын его.
Вибий
Цезарь! Повели прежде всего выколоть мне глаза, чтоб они не смотрели на стыд мой! Какое бы наказание меня ни ожидало, я достоин его за то, что дал жизнь такому чудовищу…
1-й сенатор
Молчи, преступник.
2-й сенатор
Запирательство послужит к усугублению вины твоей. Раскайся!
Вибий
Я невинен.
3-й сенатор
О закоренелый злодей!
4-й сенатор
Вибий! За распространение ложных слухов о цезаре, за клевету на Сеяна, почтенного милостью государя, и за попытки к возмущению Галлии сенат признает тебя виновным противу закона об оскорблении величества и осуждает тебя на смертную казнь; но цезарь, по неизреченному своему милосердию, смягчает тебе наказание, повелевая заменить смертную казнь ссылкою на отдаленный остров Алюргос.
Вибий
Цезарь! Не отвращай от меня высоких очей твоих, хотя я в оковах. Я был один из обвинителей Либона Друза. В то время, когда другие получили награду, меня осудили томиться в Галлии: это было мне наградою за службу тебе! Теперь, единственно по доносу сына, поправшего все чувства человеческие, меня признают виновным без явных доказательств.
(Бросается на колени).
Цезарь! Великий отец римского народа! Я приношу тебе жалобу на сенат. Меня осудили несправедливо.
Тиверий
Я слишком уважаю избранных отцов и не хочу принимать на сенат жалоб от бездельников, недовольных нашим милосердием. Сенат не осуждает безвинных. Уведите его прочь!
Вибий
О судьба! Достойно покарала ты меня за донос на Либона Друза! Я поражен собственным оружием.
(К сыну).
Оставляю тебе вечное проклятие. Пусть сон убегает очей твоих! Пусть каждый кусок пищи будет тебе медленным ядом! Пусть жена твоя будет прелюбодейница, а дети превзойдут тебя преступлениями и меня – несчастиями! Проклинаю весь род твой, все потомство твое! Пусть все, в которых будет течь кровь Вибиев, обрекутся судьбою на болезни, мучения и всеобщее презрение!
3-й сенатор
Юний Вибий! В признательность за твои доносы цезарь и сенат награждают тебя всем достоянием преступного отца твоего и, сверх того, десятью тысячами сестерций.
Юний
(бросается на колени)
О великий государь!
Тиверий
Оставь чувства благодарности в груди твоей и не выгоняй их на свет. Постарайся верностью твоею государю и отечеству заслужить оказанную тебе милость. Ступай!
Юний Вибий уходит.
1-й сенатор
Теперь следует рассуждать о деле Кремуция Корда.
2-й сенатор
Напомню собранию отцов, что дело Кремуция Корда потому и было представлено на усмотрение цезаря, что сенат не почел себя вправе решить его на основании существующих узаконений. По обращении его в сенат снова, мы находимся в таких же обстоятельствах, как и прежде. Надобно предварительно издать закон, под который бы подходило преступление Кремуция Корда.
3-й сенатор
Подобный закон необходимо издать, но судить по нем Кремуция Корда мы не имеем права: дело его поступило к нам до обнародования этого закона. Правда, закон об оскорблении величества не простирается на него прямо, но книга его может быть признана преступною по суду сената. При божественном Августе издан был сенатус-консультус, обязывающий преследовать и уничтожать сочинения, явно развращающие нравы. А что может более развращать нравы, как не сочинение, возбуждающее к безначалию, неповиновению властям и неуважению к ним? Дерзкие выражения в книге Кремуция Корда о Бруте и Кассии возбуждают умы к предпочтению старого безначалия новой тишине и порядку; притом сочинитель, хваля Брута и Кассия – отцеубийц и злодеев, одобряет поступки таких преступников. Сенат вправе осудить сочинение Кремуция Корда на публичное сожжение как в высшей степени безнравственное й возбуждающее к безначалию и недовольству, вменить эдилам в непременную обязанность отобрать экземпляры этой книги у частных лиц и в лавках и предупредить всех граждан, что скрывшие у себя его сочинение подвергнутся наказанию. Самого же автора предоставить воле императора, прося, однако, его величество, чтобы Кремуций Корд был лишен средств вредить общественному спокойствию зловредными сочинениями на будущее время.
Тиверий
Я одобряю твое мнение. Надеюсь, что все отцы примут его. Оно здраво и сообразно с законом.
Несколько голосов
Мы подаем голоса свои!
Тиверий
Составьте приговор немедленно.
2-й сенатор
Судебный порядок требует – осуждать преступников, выслушав их оправдание.
Тиверий
Его оправдания напрасны. Но, ради святости закона, позовите его. Между тем изготовьте приговор.
В то время как один из членов пишет приговор, вводят Кремуция Корда, который, поклонившись, становится в отдалении со спокойным видом.
1-й сенатор
Кремуций Корд! В написанном тобою сочинении «Анналы Римской Республики» сенат, сверх многих неуместных возгласов в старине, обличающих твое нерасположение к настоящему правительству, нашел похвалы Бруту и выражение о Кассии, что он был последним из римлян. Сенат признает твое сочинение преступным, во-первых, потому, что оно оправдывает отцеубийц и разбойников, во-вторых, потому, что, выхваляя убийц божественного Юлия Цезаря, оно возбуждает недоброжелательство ко всему его божественному дому и, следовательно, к его величеству Тиверию Цезарю. Поэтому сенат почитает твое сочинение развращающим добрые нравы и возмущающим общественное спокойствие. Что можешь сказать в свое оправдание?
Кремуций
Отцы избранные! Вы обвиняете слова мои, а не дело: преступных деяний вы за мной не знаете. Но слова мои не касаются ни Тиверия, ни матери его и никого из тех лиц, которые охраняются законом об оскорблении величества. Вы укоряете меня за похвалы Кассию и Бруту; но из всех историков, прежде меня писавших, ни один не упомянул об них, не отдав чести их дарованиям. Тит Ливий, знаменитейший из дееписателей как по красноречию, так и по верности, столько похвал расточал Помпею, что Август называл его помпеянцем. И это, однако ж, не нарушило между ними доброго согласия. Тит Ливий не называл, подобно новейшим историкам, разбойниками и отцеубийцами ни Афрония, ни Сципиона, ни Кассия, ни Брута: напротив, именовал их людьми знаменитыми. В сочинении Азиния Поллиона говорится о них с похвалою, Мессала Корвин называл Кассия своим полководцем – и оба они осыпаны были почестями и наградами. Марк Цицерон вознес Катона до небес: что сделал диктатор Цезарь? Он не позвал его к суду, но возразил ему сочинением, в котором опроверг его мысли.
Письма Антония, речи Брута, оскорбляющие Августа, конечно, несправедливо, стихотворения Бибулла и Катулла, полные неудовольствия против цезаря, не запрещены и читаются свободно. Божественный Юлий, божественный Август не преследовали этих сочинений – и как не превозносить их умеренность и мудрость? Если властелин пренебрегает оскорблением, то оно само собою теряет всякую силу; напротив, оскорбление получает веру в народе тем сильнее, чем более возбуждает гнева в том, на кого оно направлено.
Не стану говорить о греках: у них свобода достигала своевольства; всякому, кого оскорбляли словом, предоставляли и разделываться одним словом. Но и у нас никогда не отнимали права свободно говорить о тех, которых смерть избавила от ненависти и пристрастия. Неужели кто-нибудь подумает, что я хочу возбудить граждан к междоусобной войне и привести Кассия и Брута с оружием в руках на поля Филиппинские? Неужели думают, что, по прошествии шестидесяти лет, память их не сохранится в истории, как черты лиц в их изображениях, которых сам победитель не велел уничтожать? Потомство беспристрастно раздает каждому принадлежащую ему славу, и если меня постигнет ваше осуждение, – потомство вспомнит не только о Кассии и Бруте, но и обо мне
[Вся эта речь действительно была произнесена Кремуцием Кордом. – Н. К.].
3-й сенатор
Сенат признает оправдательную речь Кремуция Корда недостаточною. Сочинение его заключает выражения, которых смысл явно преступен – без всяких объяснений, и потому сенат осуждает его – как развращающее добрые нравы и возмущающее общественное спокойствие – на сожжение и уничтожение, а Кремуция предает воле императора, прося его величество принять меры к отнятию у него возможности вредить обществу распространением подобных мыслей – как письменно, так и словесно.
Тиверий
Желаю, по возможности, сочетать правосудие с милосердием. Желаю, чтобы Кремуций Корд увидел свое заблуждение и раскаялся в нем! А потому наказываю Кремуция Корда тюремным заключением на бессрочное время до нашего усмотрения. Имение его повелеваю взять в казну до освобождения владельца для сохранения. Одобряете ли это решение, отцы?
1-й сенатор
Отеческое наказание.
2-й сенатор
Гнев твой милосерд, государь!
3-й сенатор
Сенат приносит тебе благодарность за облегчение трудов его твоею мудростью!
4-й сенатор
Это неизреченное милосердие должно поколебать упорную душу преступника!
5-й сенатор
И извлечь из очей его слезы раскаяния!
Кремуций
Не слез, отцы избранные, а смеха должны вы ожидать от меня в моем положении, смеха, говорю, потому что суд ваш показывает, что римляне уже недостойны более слез! Как не смеяться над тем, что, решившись меня погубить, вы изготовили заранее приговор свой, да еще призвали меня говорить оправдательную речь, которая не могла спасти меня? Вы не боитесь попирать правосудие, а стыдитесь снять с вашего судилища одежду правосудия! Неужели власть, не превышающая кратковременной жизни одного человека, может заглушить голос веков?..
О великий цезарь! Я не имел никакого против тебя зложелательства, я гибну невинно, не осужденный даже и собственными твоими законами, пораженный единственно твоим произволом! Ты велик и могуч – я ничтожен и бессилен. Легко тебе раздавить бедного историка, истребить даже писания его; никто не посмеет заступиться за него и сказать тебе истину. Но и ты смертен, как я. И для тебя настанет потомство…
И тогда явится историк, который отомстит за меня и отомстит безжалостно. Он призовет тебя пред грозный суд – не раболепного сената, а холодной, неумолимой истории, и некому будет защищать тебя! Не страшась доносчиков, он передаст имя твое и все твои явные и сокровенные деяния в отдаленное потомство; он расскажет о суде надо мною всем народам до конца земли. Не станет, быть может, Римской империи, потоки времени унесут с лица земли и народ римский, но не погибнут страницы грозного судии твоего, и чуждые племена через тысячелетия будут произносить проклятия над убийцами Кремуция Корда!
Уходит; за ним стражи.
3-й сенатор
Неслыханная дерзость!
4-й сенатор
Удивительное долготерпение цезаря!
Тиверий
Закон осудил его – а я не мщу врагам моим: я презираю их. Теперь, отцы избранные, постановите закон, который бы отнимал у подобных врагов порядка и добронравия возможность оправдывать себя юридическими изворотами. (3-му сенатору). Предложи отцам.
3-й сенатор
Я предлагаю навсегда установить закон, по которому всякий писатель – историк, поэт, философ, оратор – за малейшую похвалу тому, что несогласно с настоящим порядком, за малейшее нерасположение к тому, что входит в правила настоящего правительства, а равно за всякое выражение, которое, прежде рассмотрения его сенатом, было бы признано волею цезаря обличающим преступные намерения, подвергался бы суду по силе закона об оскорблении величества. Вместе с тем сочинения преступника должны быть сожигаемы и навсегда уничтожаемы, а все те, которые, в противность судебному приговору, осмелятся хранить у себя такие сочинения, подлежат суду по силе того же закона.
Тиверий
Следует при этом прибавить, что осуждение их должно последовать не иначе, как после явных улик. Да сохранят нас боги от несчастия осудить когда-либо невинного или самому виновному назначить наказание свыше его преступления! Вредно для блага отечества допустить злоумышленных людей избегать достойного наказания; но мы всегда готовы скорее простить десять виновных, чем подвергнуть незаслуженной каре одного невинного!
4-й сенатор
Мы принимаем единогласно предложение о новом законе.
Голоса
Принимаем совершенно.
2-й сенатор
Сообразно обычному милосердию цезаря, я предлагаю сенату ограничить строгость постановления включением условия, что под этот закон будут подходить только такие сочинения, которых противозаконное направление будет признано всеми голосами. Слова подвержены толкованиям. Слишком строгий закон совершенно убьет всякую охоту к литературе.
Тиверий
Условия путают законы. Чем закон проще, тем яснее.
3-й сенатор
Кто искренен и доброжелателен к своему государю и отечеству, тот не испугается этого закона. Закон преследует злых, а не добрых. Добронравный и верный гражданин лучше хотя бы великого поэта, но развратного или мятежного.
1-й сенатор
Закон состоялся. Теперь следует написать его на табулах и распространить обычным порядком.
Тиверий
(вставая)
Прощайте, отцы сенаторы; благодарю вас за труды ваши в соблюдении правосудия и хранении благосостояния государства.
Выходит, за ним идут сенаторы; 2-й и 5-й сенаторы идут вместе.
2-й сенатор
(5-му, указывая на 3-го)
Заметил ли ты, как он подбивается в милость цезарю? Как он прыток ему услуживать! Его надобно остерегаться… А ведь мы засудили совершенно напрасно бедного историка!
5-й сенатор
Мало ли кого мы судили и засудили напрасно? Я бы тебе не советовал включать условия в закон, который заранее составлен в уме цезаря. Тиверий посмотрел на тебя сердито сегодня. А на кого Тиверий посмотрит сердито, тому бывает худо. Что толковать об историке! Мы двое его защитить не могли. Будем лучше думать о себе.
2-й сенатор
Правда твоя. Несправедливость задела было меня сегодня… Впрочем, кажется, я не сказал ничего резкого. Да, лучше быть сенатором и спокойно отдыхать в своей вилле после судебных занятий, чем томиться где-нибудь в ссылке… Пойдем.
5-й сенатор
Разумеется, нам хорошо… Будем же остерегаться, чтоб не было худо.
Уходят. 3-й и 1-й сенаторы останавливаются.
3-й сенатор
(указывая на 2-го)
Заметил?.. Он пристально посмотрел на меня, потом заговорил шепотом… Сегодня цезарь остался им недоволен. Завтра будем у Сеяна и докажем ему, что тот, кто предлагает внести в закон такие условия, которые явно клонятся к ограничению власти цезаря сенатом, уже некоторым образом подлежит суду по силе закона об оскорблении величества.
1-й сенатор
Пойдем.
3-й сенатор уходит; 1-й останавливает 4-го.
1-й сенатор
(указывает на 3-го)
Приглашает меня к Сеяну – доносить завтра…
4-й сенатор
(с живостью)
Предупредим его. Пойдем сегодня.
Уходят. Зала пустует.
III
Улица в Риме. Помпилия, Аврелия.
Помпилия
Доброго утра, Аврелия! Ты идешь с площади?.. Что это народ собирается туда? Там горит огонь, сказали мне, но не сказали для чего.
Аврелия
Ты не знаешь? Ну, так ты и не пойдешь туда, когда узнаешь. Это сжигают «Анналы Римской Республики», сочинение несчастного Кремуция Корда.
Помпилия
О боги! До чего мы дожили!
Аврелия
Тише! Подобные восклицания нетерпимы, особенно на улице. У вас в доме есть это сочинение?
Помпилия
Эдил спрашивал об этом вчера моего мужа. Он отвечал, что у нас его нет.
Аврелия
Заройте его в землю, если оно есть у вас. Иначе твоего мужа будут судить за оскорбление величества.
Помпилия
Бедный Кремуций! Я не знавала его лично, но сердце мое затосковало о нем, как о друге, когда я услыхала, что его посадили в темницу и, может быть, он просидит в ней целую жизнь…
Аврелия
Утешься! Он – римлянин и предпочел смерть неволе.
Помпилия
Он убил себя?
Аврелия
Его лишили возможности пронзить себе грудь: он отказался от пищи. Напрасно стражи грозили ему, напрасно даже поднимали на его бич. Геройски перенес он мучительные девять дней, несмотря на то что пища стояла пред его глазами; на десятый – он испустил дыхание и произнес последнее слово: «Скажите Тиверию, что история отмстит за историка».
Помпилия
Великий человек! Достойный служитель истины! Да будет лучезарная память твоя запечатлена в сердце римлян! Да послужишь ты предметом уважения в лучшие времена, если боги, сжалившись, пошлют нам их! Позволили ли, по крайней мере, предать труп его огню и погребению?
Аврелия
Как преступник он брошен недостойными руками в бесславную землю, за Тибром!
Помпилия
Спросим стражей, хоронивших его, о могиле страдальца, найдем землю, освященную его прахом, украсим ее цветами, почтим возлияниями.
Аврелия
Что за безумие? К чему губить самим себя, когда от этого не будет никому пользы? Память Кремуция Корда украсится неувядаемыми цветами страдания за истину, а доброе слово, произнесенное о нем втихомолку честными гражданами, драгоценней всех возлияний!
Примітки
Не последовать ли Катону? – Катон Молодший (95 – 46 до н. е.) – республіканець; прагнув до автократичної влади; після перемоги Цезаря над прибічниками полководця Гнея Помпея при Тапсе покінчив з собою.
Эдил – вісник сенату.
Тарпейская гора – стрімка скеля з західного боку Капітолійського пагорба, звідки скидали засуджених на смерть злочинців.
Бібакул, Марк Фурій (103 р. до н. е. – ?) – римський поет-сатирик; твори не збереглися (у тексті першодруку помилково набрано «Бібул»).
Подається за виданням: Костомаров М.І. Твори в двох томах. – К.: Дніпро, 1990 р., т. 1, с. 306 – 317.