В зоне мужества
Вадим Шкода. Район Чернобыльской АЭС
заметки писателя
По узкой, влажной от росы тропинке я спустился к берегу Припяти. Я медленно пошел вдоль плетня, огораживающего с тыла чью-то усадьбу. Но никого не было вокруг.
И так же пустынно и тихо было на окраинной улочке, ведущей к майдану, на котором меня поджидал армейский уазик, – вот уже второй день колесила на нем по особой зоне наша небольшая писательская бригада. Зримой и ясной стала картина беды, смутно вырисовывавшаяся в Киеве по рассказам очевидцев событий на Чернобыльской АЭС и первым сообщениям в печати, но, принимая ее разумом, я все не мог примириться с ней душой, поверить в ее жестокую реальность.
Но село, по которому я шел сейчас, ничем не отличалось от тех, что мы увидели ранее, когда, миновав строгий контроль, оказались на территории, подвластной законам чрезвычайного положения: шлагбаум и часовые при въезде, желтые флажки со словом «заражено» на огородных межах.
…В старенькой сельской школе состоялась наша первая встреча с воинами, которые наряду с учеными, тружениками организаций многих союзных министерств и ведомств участвуют в работе по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. В учебном классе с портретами корифеев отечественной литературы на стенах сидели несколько офицеров, о чем свидетельствовали их форменные фуражки – и все они, с обветренными лицами, приметной командирской выправкой, несуетливой озабоченностью, поначалу показались мне похожими друг на друга, как братья. Навстречу поднялся сидевший за учительским столиком человек постарше остальных (к слову, внешностью и голосом он напомнил мне опытного авторитетного учителя, привыкшего к вниманию окружающих), поздоровался и назвал себя:
– Заместитель начальника политуправления округа генерал-майор Тараканов Михайл Петрович.
Осматриваюсь, отмечая невольно необычность обстановки. Рядом с грамматическими таблицами висит топографические планы и схемы радиационной обстановки, на коричневой школьной доске выведено мелом: «Форма донесения». Такие слова и понятия, как «доза облучения», «рентген», «уровень радиации» – я уверен, ранее никогда не звучали в этом классе [1]. В простенке между окнами плакат. «Лауреаты премии имени Павла Тычины «Чувство семьи единой». Какой неожиданный и глубокий смысл приобрело здесь в эти полные мужества и самоотверженности дни крылатое выражение знаменитого украинского поэта! Беда, случившаяся на берегах Припяти, коснулась болью сердца каждого советского человека, не оставила никого безучастным, – мы с новой силой ощутили себя большой единой семьей, сплотившейся еще тесней в час испытаний: множество ярких тому подтверждений и в особой зоне, и далеко за ее пределами.
Мои размышления прервал Михаил Петрович.
– Главная задача нашей службы, – говорил он спокойным голосом, – содействовать скорейшей ликвидации последствий аварии в 30-километровой зоне отселения и на самой атомной станции. Все работы ведутся оперативно, мужественно и умело. Должен сказать, что особый район поделен между частями на секторы – так называемые зоны ответственности. Так вот… Такая же личная зона ответственности есть у каждого, кто прибыл сюда по долгу службы или зову сердца.
– Михаил Петрович, назовите нескольких из них.
– Откровенно говоря, это нелегко. Десятки новых имен каждый день… Кого выделить? – Наш собеседник раскрыл толстую тетрадь. – Прежде всего назову тех, о ком говорится в листовках, выпущенных политуправлением округа… Рядовой Вячеслав Захаров – военный водитель, награжден знаком ЦК ВЛКСМ «Воинская доблесть». Проводил радиационную разведку зараженной местности, смело и хладнокровно действовал в зоне повышенной радиации вблизи 4-го энергоблока… На самом сложном участке трудился взвод, которым командовал прапорщик Владимир Алексеевич Бобовский. Забыв об усталости и бессонных ночах, таящейся рядом опасности, он личным примером увлекал подчиненных. Перекрыв все нормативы, взвод досрочно провел дезактивацию территории, прилегающей к поврежденному реактору, подготовил плацдарм для строителей…
Слушали мы неторопливый говор генерала Тараканова, записывали в блокноты фамилии отличившихся, но уже звал нас Чернобыль, атомная электростанция, хотелось своими глазами взглянуть на людей, увидеть их работу…
Переваливаясь на рытвинах и ухабах проселочной дороги, наш запыленный уазик пересек молодую сосновую посадку и наконец выбрался на ровное, накатанное до блеска асфальтированное шоссе. По нему двигались два нескончаемых параллельных потока – огромные трайлеры и мощные самосвалы, громоздкие рефрижераторы, машины спецназначения, автокраны, юркие микроавтобусы, длинные колонны цементовозов и бетономешалок с включенными фарами. Поражало разнообразие номерных знаков – Подмосковье и Кавказ, Белоруссия и Молдавия, Поволжье и Прибалтика, Урал, Средняя Азия и, конечно же, Украина: Донецк, Днепропетровск, Харьков, Ровно, Одесса, Львов… Наглядная и убедительная картина помощи, которую оказывает вся страна Чернобылю.
…Стрелка спидометра колеблется на цифре 70. Но вот наш водитель сбросил газ, а затем и вовсе притормозил, осторожно объехав асфальтоукладчик. Могучий бульдозер разравнивает груду щебня на обочине. Несколько человек в ярко-оранжевых жилетах заняты выравниванием полотна: трасса на Чернобыль станет шире.
– Откуда вы? – спрашиваю чернявого бульдозериста в узорчатой тюбетейке.
– Таджикистан! – сверкнул белозубой улыбкой парень.
И вновь наш уазик влился в плотный транспортный поток, набрал скорость.
Невольно вспомнилось – не так давно ехал я в таком же армейском уазике вместе с известным украинским писателем Юрием Бедзиком в одну из частей для проведения литературных встреч с воинами. Такие встречи – давняя добрая традиция Союза писателей, и мы охотно откликаемся на приглашение политуправления округа побывать в очередной раз в гостях у солдат, посмотреть, как они служат.
Юрий Дмитриевич, задумчиво поглядывая в открытое окно уазика, начал вспоминать, как пришлось ему, семнадцатилетнему солдату-минометчику, сражаться осенью 1943 года в этих местах. Тридцать дней изматывающих боев на Букринском плацдарме, передислокация, форсирование Днепра, клокочущего разрывами бомб и снарядов, и ночная атака на Лютеж. Где-то рядом вел упорное наступление 241-й гвардейский стрелковый полк, которым командовал Герой Советского Союза гвардии подполковник Николай Бударин. Смертельно раненный, он не дожил до победы. И навечно остался в воинском строю. Каждодневно на вечерней поверке роты, которая сегодня так и зовется – Бударинской, – произносится первым его имя.
Потом в ленкомнате роты состоялась встреча с бударинцами. Внимательно слушали молодые солдаты рассказ Юрия Дмитриевича о боях на Лютежском плацдарме, в которых он участвовал, о его работе над повестью о современной армии. Завязался оживленный разговор о современной советской литературе… В разгар встречи в ленкомнату заглянул дневальный, назвал несколько фамилий – на выход! Позже старший лейтенант Игорь Ильин объяснил, что эти солдаты должны ехать в Чернобыль, на смену товарищам, которые уже сутки заняты на аварийных работах: «Долго в зоне АЭС находиться нельзя… Радиация… Меняем людей как можно чаще».
Так мы впервые въявь соприкоснулись с бедой, случившейся на припятских берегах, ощутили ее горячее дыхание, серьезность обстановки. И со всей ясностью поняли – на передовые рубежи разворачивающегося сражения с вышедшей временно из-под контроля чудовищной силой атома выдвинулась армия, надежные немногословные парни с погонами на плечах, достойно продолжающие славные традиции Советских Вооруженных Сил. Они не подведут…
Повинуясь дорожному указателю с надписью «Пункт специальной обработки», уазик свернул с трассы и подкатил к полянке, на которой уже находилось несколько машин – серый от пыли цементовоз, самосвалы и милицейский микроавтобус. Контроль на дорогах здесь все ужесточается.
– Дежурство на пункте круглосуточное, – сказал майор В.Денисов. – Главное в нашем деле – бдительность. Нельзя расслабляться ни на секунду. А техники все прибавляется. И нагрузка растет. Но ничего, справимся. Народ подобрался у меня исключительно добросовестный… Да вы и сами это видите!
Очередная бетономешалка, залепленная ошметками грязи, остановилась в специальной колее, и трое солдат, облаченных в прорезиненную одежду, в защитных чулках и с респираторами на лицах, начали обрабатывать ее тугими струями воды. Мутный поток устремился по желобам в резервуары.
Бетономешалка заблестела, как новенькая. Дозиметрист проверил ее прибором – чисто. Но ведь и люди, работающие здесь, подвергаются воздействию радиации…
– У каждого из нас, – говорил Денисов, – имеется индивидуальный дозиметр, показывающий, какую порцию облучения получил его владелец за сутки. Эти данные заносятся в специальную карточку учета, заведенную на каждого военнослужащего, суммируются… Медики не допустят превышения нормы. – Собеседник улыбнулся. – К тому же и мы сами постоянно проходим санобработку. Банька у нас на славу!
Эти слова майора припомнились мне вечером, когда плескался я под горячими струями душа, устроенного в просторной палатке на околице села Терехи [2]. Стараниями службы тыла округа воины, находящиеся в особой зоне, обеспечены всем необходимым – от чистого белья, которое, к слову, и нам выдали после бани, до свежеиспеченного, очень вкусного хлеба – не раз довелось его отведать за дни, проведенные в районе Чернобыльской АЭС.
Надо сказать, воины обосновались в особой зоне добротно и даже с некоторым уютом – не на день прибыли сюда, жить и трудиться придется месяцы. Особенно это бросилось в глаза, когда мы побывали в подразделении военных строителей, которым командует офицер И.Китайгородский. Ровные ряды туго натянутых палаток, щиты с газетами, посыпанные песком дорожки, мостки, уголки отдыха. В полевом клубе – наглядная агитация, свежие газеты, журналы, есть библиотечка, телевизор. В столовой – идеальная чистота… С Ильей Моисеевичем приходилось мне встречаться и раньше – загорелый, бодрый, сегодня он с удовольствием показывал свое хозяйство, расспрашивал о киевских новостях, знакомил на ходу с подчиненными.
Подошел плечистый подтянутый офицер. Это был заместитель командира подразделения по политической части А.Плешаков.
– Присоединяйтесь к разговору, Анатолий Алексеевич, – сказал Китайгородский.
Мы уселись на скамеечку в тени развесистой ольхи. Щебетали птицы. Журчал в густой траве ручеек. И на этом фоне особенно выразительно звучали слова офицеров, рассказывающих о боевых делах подразделения.
…И вновь под колесами уазика стелется серая лента шоссе. Мчатся навстречу тяжелогруженые машины – их курс лежит на Чернобыль.
Проезжаем село с наглухо закрытыми хатами. На одной из улиц я вижу поливочную машину и несколько человек в черных комбинезонах. Белеют на обветренных лицах «лепестки» – респираторы. Идет дезактивация жилых построек…
«Организованность и патриотизм советских людей с исключительной силой проявились и в чрезвычайных обстоятельствах, как это было в Чернобыле… Вся страна поднялась на ликвидацию последствий аварии», – читаю в докладе М.С.Горбачева на июньском Пленуме ЦК КПСС. И вспоминаются мне те встречи с воинами в районе Чернобыля. Растет гордость за них, проявивших стойкость, самоотверженность, мужество, как и подобает защитникам народа.
Красная звезда, 1986 г., 28.06.
[1] Пан письменник забуває, що ця школа розташована на території СССР і що в ній, як і в кожній совшколі, основною наукою була воєнна підготовка, під час якої нам розповідали і про рівні радіації, і про рентгени (зокрема, так було в середній школі № 14 в Кіровограді, яку я закінчив в 1973 р.). Другою за важливістю після воєнної підготовки в совшколі була цивільна оборона, на якій також розповідали і про дози опромінення, і про радіоактивне забруднення.
[2] Терехів – 29 км на південь від ЧАЕС, нині нежиле.