Над реактором – воздушная разведка
Корреспондент «Известий» Н.Бакланов передает из района Чернобыльской АЭС
Киевский аэропорт «Жуляны». Время от времени на взлет уходят пассажирские Ан-24 и Як-40. Мы ждем своей очереди. И вот наконец дают «добро». Мы направляемся к нашему Ан-30, предназначенному для радиационной разведки. Стремительный разбег, и внизу уже проплывают улицы, площади и парки столицы Украины. Ан-30 делает крутой вираж и ложится на курс вдоль Днепра, направляется в сторону Чернобыля…
Пока мы летим в заданный район, есть время осмотреться. Внутри салон самолета выглядит непривычно просторным – в нем всего несколько кресел, зато масса приборов и приспособлений, предназначенных для выполнения специальных работ.
– Эту машину в кратчайшие сроки подготовили для нас специалисты из ОКБ имени О.К.Антонова, – говорит заведующий лабораторией Института прикладной геофизики Госкомгидромета СССР А.Иванов. – Она понадобилась нам для подмены: наш основной самолет, на котором мы осуществляли воздушную разведку начиная с первых же дней после аварии, сейчас на дезактивации.
– Вот это – радиограф, – объясняет ученый, – прибор этот фиксирует на специальной ленте радиационный фон местности. Он модернизирован, может работать в широком диапазоне, начиная от долей микрорентген до сотен рентген. Впрочем, таких мощных доз вокруг станции нет. Увидите: нам предстоит работать в основном в режимах микро- и миллирентген.
Заканчивая осмотр самолета, пробираемся в штурманский отсек – остекленную носовую часть фюзеляжа. Устроившись позади кресла, в котором склонился над картой А.Евсеев, определяющий направление полета, смотрим вниз на живописные берега Киевского водохранилища, поля с золотистыми спутанными гривами хлебов, уютные, кажущиеся игрушечными села…
Андрей Борисович Иванов трогает меня за плечо и показывает на боковую стенку.
– По этим приборам тоже можно определять уровень радиации, – слышу сквозь шум двигателей его голос.
Замечаю: стрелки колышутся, чутко реагируя на изменения радиационная обстановки на земле. Вот они качнулись вправо – под нами загрязненный участок. В следующее мгновение стремительно съехали к нулевой отметке, отмечая чистоту залива, над которым мы пролетаем.
– Вода практически на всем протяжении Днепра не дает сколько-нибудь значительного фона, – комментирует ситуацию А.Иванов. – Вообще уровень радиации здесь невысок.
Первыми пересечение границы 30-километровой зоны отметили не приборы, как я предполагал, а люди. Старший инженер В.Мамакин, работающий за радиографом, крикнул, показывая вниз:
– Ограждение!
Радиограф же по-прежнему вычерчивает спокойные линии на бумаге. И стрелки приборов «скачка» не показывают. Перехватив мой удивленный взгляд, Валерий Петрович пояснил:
– Границы зоны определены с запасом. Радиационный фон начнет повышаться позже, ближе к станции. Убедитесь сами…
Но сделать это оказалось не так-то просто. На пути к Чернобылю дорогу нам преградила грозовая туча. Яркие вспышки молний на мгновение осветили потемневший небосвод. Затем в остекленный нос самолета барабанной дробью ударили тяжелые капли дождя…
Штурман работает в этот момент особенно напряженно. Прокладывает оптимальный курс, стараясь побыстрее вывести самолет из грозы. И вот в тучах мелькнули светлые разрывы. Командир Ан-30 Н.Каллистов направил машину в эту брешь. Через минуту в кабину ворвались солнечные лучи, а по земле за нами вдогонку устремилась наша же крылатая тень.
– Внимание, продолжаем работать! – раздался в наушниках голос Иванова. – Точка – 371. Время – 16.30.
Вскоре он назвал следующую точку и время нашего прохода над ней. Эти данные старший инженер тут же нанес на ленту.
Позже по ним будет составляться «свежая» карта радиационной обстановки на местности.
– На любой карте нежелательно иметь «белые пятна», а на нашей – тем более, – говорит второй пилот Ю.Мартынов. – Поэтому нам очень важно «не свалиться» с определенного курса, не оставить необследованных мест. Прочесываем небо челноком: с севера – на юг, с запада – на восток. И каждый раз смещаемся несколько в сторону. Таким образом в поле зрения приборов попадает вся исследуемая площадь земли.
Станция показалась неожиданно. Командир эскадрильи Мячковского авиапредприятия В.Климов делает крутой разворот, и на следующем галсе мы проходим рядом с реактором. Хорошо видны искореженные переплетения конструкций. Смотрю на приборы: стрелки отклонились вправо, самописцы радиографа отмечают возросший уровень радиации.
– Но мощности доз сейчас уже, конечно, не те, – комментирует показания приборов А.Иванов. – Они значительно понизились…
…В Киев мы вернулись лишь под вечер. За четыре часа и 45 минут наш самолет, ведомый авиаторами из знаменитого своими асами подмосковного Мячковского авиапредприятия, специализирующегося на выполнении особых работ, прошел по 20 галсам. На карте отмечено в общей сложности около 600 точек.
– Эти работы позволяют составлять оперативные карты радиологической обстановки местности, – рассказал позже директор Института прикладной геофизики С.Авдюшин. – И данные эти нужны были не только в первые дни после аварии, когда с их учетом принималось решение об эвакуации населения, но и все последующее время. А как иначе реально оценить развитие событий на станции и вокруг нее? В результате наших исследований, например, выяснилось, что часть сел, находящихся в тридцатикилометровой зоне, в радиационном отношении оказалась безопасной, и было принято решение о возвращении эвакуированных жителей домой.
Известия, 1986 г., 9.07, № 190 (21632).
Див.також “Под нами – реактор” під 10.07.1986 р.