Три судьбы: размышления над фактом

Г.Овчаренко. (Спец.корр.«Правды»). Ростовская область

[І тут, і всюди – скрізь погано]

Они одного возраста – всем чуть за традцать. И начинали одинаково, с мастеров, и быстро продвигались по служебной лестнице. Александр Кокоулин нынче уже начальник производства, у него, как говорят, завидная перспектива. Василий Мищенко и Владимир Елизарьев до недавнего времени были начальниками цехов, а сегодня прощаются с «Атоммашем». Значит, расходятся пути Кокоулина, Мищенко и Елизарьева? Почему?

На апрельском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС, 27 съезде партии говорилось о необходимости поднять престиж среднего звена. Многое уже сделано. Увеличена зарплата, возможна к ней весомая надбавка за инициативность, надежность в работе. В списке награжденных, чусть и нечасто, но уже встречаются мастера, прорабы, начальники цехов. И квартиры они стали получать быстрее, чем прежде, и места для своей ребятни в яслях и садах. Но вот вникаешь в дела атоммашевцев, и невольно возникает вопрос: достаточно ли этого, чтобы среднее звено выдержало напряжение нынешней перестройки, стало ее надежной опорой и движителем?

– Теперь все зависит от самого человека, его отношения к делу, – считает первый секретарь Волгодонского горкома партии Л.Попов, в недавнем прошлом главный инженер объединения «Атоммаш». – Перестройка, как лакмусовая бумажка, четко выявляет, кто есть кто в среднем звене.

Вот тогда, подтверждая свои слова, Леонид Иванович и рассказал о Кокоулине, человеке дела, «а не конфликтов», и его антиподе Елизарьеве, которого недавно исключили из партии за то, что бросил в трудную минуту коллектив цеха, не выполнил решение парткома. О Мищенко, добровольно заявившем о своем несоответствии должности начальника цеха, я узнал позже…

Александр Кокоулин оказался действительно из тех, кого называют фанатиком дела. В семь утра приходит на производство, покидает же его, как правило, не раньше девяти вечера. Четырнадцать-шестнадцать часов на заводе – в таком ритме он живет с тех пор, как в июле 1977 года перешагнул порог «Атоммаша» [1]. Считает, что ему везет в жизни, бега времени не замечает.

Да, о Кокоулине и многих других, кто здесь «с колышка», можно без натяжки сказать красивыми словами: они ставили «Атоммаш», «Атоммаш» ставил их. Судьба Александра не исключительна. Надежными, по хорошему предприимчивыми руководителями среднего звена выросли А.Головин, А.Гацев, В.Левенец – всех не перечислить. Николай Горбачев, сокурсник Кокоулина, сегодня возглавляет отдел промышленности Волгодонского горкома партии.

Эти молодые специалисты реально оценили ситуацию: нужно поставить «Атоммаш» на ноги, а потом уж думать о себе [2]. Кокоулин и Горбачев приехали из института с женами, детьми. Их предупредили: на быстрое жилье не рассчитывайте, строим мало [3]. Женам дали комнату в женском общежитии – «отличную, метров восемнадцать, перегородили ее простынями, получилась квартира на две семьи». В свободные часы молодые папы построили шесть «лягушатников» в детсадах, за это – место вне очереди для ребенка. Народной стройкой [4] возводили дом для молодых специалистов – тут командовал Василий Мищенко. Те времена, когда работал мастером, начальником участка, когда жилось тесно и бедно, он считает лучшими в жизни: «был нужен делу, работал в охотку» [5].

– Кокоулин и такие, как он, чем берут? Они не ставят вопросы, а решают их. Они приходят с готовым решением, – говорил генеральный директор «Атоммаша» В.Овчар. – Это наш стиль, атоммашевский. Воспитать его трудно, его нужно впитать в себя. Поэтому мы не приглашаем руководителей со стороны – не выдерживают у нас. Растим сами из мастеров.

«Растим» – сказано, пожалуй, не совсем точно. Молодых специалистов (в этом суть стиля) бросают в самостоятельность, как в старину учили плавать: сразу на глубине [6]. Кокоулин, например, уже через неделю исполнял обязанности начальника участка, уехавшего в командировку. С самого начала привык «выплывать» сам, без спасительной соломинки со стороны. Когда назначили начальником цеха парогенераторов, отставание от плана здесь достигло двух месяцев. Александр сутками не покидал производства, вникал в каждую мелочь, но сдвигов не было. Декадные совещания у генерального директора начинались «сниманием стружки» с Кокоулина. Он понял, что захлебывается, и решился на отчаянный шаг. Предложил оценивать работу цеха только по одному показателю – номенклатуре изделий. В зависимости от этого платить премию и рабочим, и специалистам. В управлении труда и зарплаты объединения дали, что называется, от ворот поворот: нельзя посягать на устоявшиеся инструкции. Кокоулин – к Овчару.

– Деваться некуда, – выслушав, сказал Владимир Герасимович. – Дерзай. Но не будет парогенераторов в срок – пеняй на себя.

Кокоулин разделил цех на три укрупненных участка с замкнутым циклом изготовления изделий. Ввел КТУ не только в бригадах, но и для инженерно-технических работников. Более продуманная организация труда, новые принципы материальной заинтересованности сделали свое дело. Теперь уже каждый в цехе следил, чтобы ни на одном переделе не было сбоя в графике. Парогенераторы сдали в срок. Кокоулин вздохнул: выплыл.

Так же росли и другие в среднем звене: справился с порученным делом – принимай другой участок, более сложный.

– А если кто-то на новом месте не тянул? – спросил я у Кокоулина.

Александр пожал плечами:

– Одни уходили с завода, другие становились и станкам, шли в бригадиры. Работы всем хватает…

– А у вас не было ощущения, что слишком быстро растете? Что нужно бы задержаться где-то, подкопить опыта, умения общаться с людьми, иначе очередной рубеж просто не взять?

Кокоулин задумался. Но от прямого ответа ушел.

– Это случилось с Василием Мищенко, – сказал. – Мастером, начальником участка он был просто талантливым. Тянул и на месте заместителя начальника цеха. А начальником не смог, растерялся.

Мищенко усвоил: сказано «надо», значит, через «не могу», но сделай. Прежде получалось. А тут столкнулся с новой проблемой: люди в цехе привыкли получать много, но «денежная» пора освоения продукции миновала, нынешняя работа уже не соответствовала тому уровню заработной платы. Удержать его можно было только резким повышением производительности труда. Для этого следовало коренным образом менять организацию производства, а также психологический настрой в коллективе, требовалось время.

Но это были его трудности, с которыми никто не считался: ты начальник цеха, ты и решай свои проблемы, а заводу нужен план. Начались конфликты с людьми, руководством, с тем же Кокоулиным, который к тому времени стал начальником производства. Не помогало круглосуточное сидение в цехе. Мищенко понял, что не справляется, и честно написал это в заявлении о своем освобождении.

Заявление обсуждали на открытом партийном собрании цеха. Как видно, многое уже успел сделать Мищенко, ибо решение коммунистов было такое: начальнику доверяем, пусть работает. Эта поддержка окрылила Василия. Но была она только снизу: когда цех не одолел план следующей десятидневки, Мищенко учинили очередной разнос, и он решил, что должен уйти. О себе думал меньше всего, успел «впитать», что прежде всего – производство.

Кто виноват, что Мищенко не состоялся как начальник цеха? Задатки у него были – без них на «Атоммаше» не выдвигают. Секретарь парткома объединения В.Баласюк объяснял мне и, как показалось, себе тоже, почему так происходит. Эта жестковатая направленность на своего рода естественный отбор руководителей, при котором у руля дела остается сильнейший, возникла не сама по себе. Ее сформировала трудная судьба коллектива, вынужденного работать уже много лет в постоянном перенапряжении [7]. Но об этом мало кто знает. Ведь об «Атоммаше» привыкли судить по парадной хронике: досрочно сдали главный корпус, досрочно внедрили уникальную технологию кольцевой автоматической сварки, досрочно выпустили первый реактор…

А на самом деле «Атоммаш» еще недостроен [8]. Потому продукцию здесь пока выпускают по так называемой обходной технологии: многие изделий производят не в тех цехах, где предполагалось (их еще просто нет), и не на том оборудовании, которое обеспечивает высшую производительность. В таких условиях каждая операция – технологическая, организационная, управленческая – требует сверхнапряженных усилий всего коллектива, и в первую очередь среднего звена. Задания же из года в год растут: «вздохнуть некогда».

Вот в какой ситуации утверждался «естественный отбор» – вроде как единственный выход. И цель ставилась и ставится одна: перевести «Атоммаш» в разряд рентабельных производств. Да, к сожалению, пока флагман отечественного атомомашиностроения – предприятие планово-убыточное, его коллектив живет в долг у государства [9].

– Нечего скрывать: работаем на пределе мощностей и человеческих сил, – признал директор производства Александр Сергеевич Коржов, непосредственный начальник Кокоулина, Мищенко и Елизарьева. – План делаем, можно сказать, любой ценой. Елизарьев не захотел больше надрываться и в конце концов решил уйти. Впрочем, он вообще не из того теста, что Кокоулин и Мищенко.

…Судя по служебным характеристикам, Елизарьев – человек энергичный, целеустремленный, умеет организовать работу, повести за собой людей. Таким он зарекомендовал себя, когда еще в середине семидесятых годов начал работать мастером в «Атомэнергострое». Поэтому на «линии», в среднем звене строительства, Елизарьев задержался ненадолго – быстро выбился в начальство. И вдруг резкий поворот: бросил строительное дело, пришел проситься на «Атоммаш». Елизарьев этот зигзаг объяснил понятно:

– По образованию я инженер-механик, вот и решил работать по специальности. Что в этом странного или плохого?

К тому времени Кокоулин и Мищенко уже отработали на «Атоммаше» пятилетку, пережили с заводом его самые трудные времена.

Елизарьев атоммашевское напряжение внешне принял легко. Сидел допоздна вместе со всеми, выполнял все, что поручали. И быстро рос: мастер, заместитель начальника цеха, начальник вспомогательного цеха. Как и прежде, характеризуется энергичным, предприимчивым, полезным производству. Раз так – Елизарьеву предлагают более трудный участок, хотят назначить начальником хронически отстающего цеха. И вдруг небывалый для «Атоммаша» в такой ситуации случай: Елизарьев наотрез отказывается от предложения. Не потому, что не справится, а просто не хочет. Но сказано уже: здесь не очень-то вникают в личные желания, нравственные качества руководителей среднего звена [10]. Критерий при назначении один: может или не может работать на план. Елизарьев, судя по всему, мог. Поэтому его все же назначили начальником цеха, думая, что делают благо: и человеку есть где проявить себя, и производству на пользу.

Но нашла коса на камень. И здесь, поведи себя в дальнейшем Владимир честно, все могло быть иначе. Ведь мог прямо сказать, что очередная нагрузка ему уже не под силу, что надоело это вечное перенапряжение, что хочется, нанонец, хоть какое-то время посвящать семье, детям, что устал надрываться на работе?! Скажи он так, возможно, и в дирекции, и в парткоме новыми глазами взглянули бы на положение среднего звена на «Атоммаша»: ведь говорил бы это не случайный человек, а один из тех, на кого в объединении делают ставку, на кого надеются, кому верят.

Спасовал Елизарьев. Нынешней весной, несмотря на трудное положение в цехе, добился отпуска. А когда уже относил заявление в отдел кадров, приписал к нему: «с последующим увольнением». Эта приписка и заставила руководство и партком объединения посмотреть на Елизарьева как бы со стороны. Кто-то вспомнил, что по приезде в Волгодонск он сначала обратился в отдел кадров «Атоммаша», но, узнав о напряжении с жильем и в работе, отнес трудовую книжку к строителям. Кто-то добавил, что и в цехе он старался не брать всей ответственности на себя, перекладывая ее на начальство или подчиненных. Кто-то рассказал, как в одно из «черных» воскресений, когда все вышли устранять очередной прорыв, Владимир уехал на охоту [11]. Да и от строителей ушел только потому, что для дальнейшего продвижения по служебной лестнице ему предложили там получить специальное образование.

Мелочи, конечно, но суммировав их, сделали вывод: а ведь, пожалуй, Елизарьев ставил на первое место не производство, а себя в нем.

Тем не менее, когда Владимир вернулся из отпуска, с ним пытались говорить, стыдить, делали все, чтобы бы остался начальником цеха, предупреждали даже, что в противном случае положит партбилет на стол.

И снова Елизарьеву не хватило честности, принципиальности. Свой уход объяснил тем, что нужна помощь больным родителям, которые живут в соседнем Константиновске. Оказалось, что это полуправда. Но начав обманывать, Владимир уже не мог остановиться. На заседании бюро парткома объединения его исключили из партии.

– Впечатление такое, – скажет потом заместитель секретаря парткома В.Черкасов, – что Володя разом решил сменить образ жизни, как костюм…

Не хочу и не могу отрицать вину Елизарьева [12]. Но представим себе, что с самого начала в объединении смотрели на Владимира не просто как на хорошего инженера, а более пристально, заинтересованно, не упуская из внимания его человеческих качеств, тех мелочей, о которых вспомнили, лишь когда Елизарьев пошел на разрыв с коллективом. Думается, что в этом случае судьба молодого и толкового специалиста сложилась бы лучше. И не только его. Но пока человеческий фактор не стал главенствующим в механизме хозяйствования на «Атоммаше». Поэтому в том, что произошло с Елизарьевым, – немалая доля вины и парткома, и руководства объединения. Не случайно ведь бюро Ростовского обкома партии изменило решение парткома «Атоммаша», снизиа меру наказания Елизарьеву за нарушение партийной дисциплины до строгого выговора с занесением в учетную карточку.

Да, «Атоммашу» сегодня трудно. И это, разумеется, не может не сказаться на ритме работы и жизни коллектива, в первую очередь его стержня – среднего звена. Нынешнее напряжение ни в парткоме, ни в дирекции не считают нормальным, стараются изменить положение, перестроиться, как говорится, на марше. И жаль, что им действительно нельзя остановиться, оглянуться, задуматься. Жаль потому, что и нынешняя перестройка идет здесь в старом русле: в части технологии, структуры производства, механизма управления. Но при этом по-прежнему из поля зрения выпадает человек, его судьба.

Может, сгущаю краски? Может, прав генеральный директор В.Овчар: перестройка сильных делает более сильными, а слабых сметает с пути? Но где же взять столько сильных, столько Кокоулиных, чтобы осуществить ту же перестройку? Нет. Думается, перестройка – прежде всего в том, чтобы у каждого максимально выявить и использовать лучшие профессиональные и человеческие качества, развить их и умножить. И, значит, помочь каждому найти работу по душе и по силам. Делу от этого только польза.

…Недавно разговаривал по телефону с секретарем парткома В.Баласюком. Он рассказал, что Мищенко все же остался на «Атоммаше», работает начальником смены. Елизарьев вроде собирается в Западную Сибирь. Хотелось бы, чтобы он сделал правильные выводы из случившегося. Парткомовцам тоже есть о чем задуматься. Ведь выяснилось, что и на «неконфликтного» Кокоулина дважды готовили приказ об освобождении от должности. Благо, что нашел силы выплыть, доказать свою состоятельность…

Снять, заменить, перетасовать руководителей среднего звена – это несложно, эффект, скорее всего временный, возможно, и будет. Но еще большим он может быть, если бы судьбы, становление таких, как Кокоулин, Мищенко, Елизарьев, складывались не стихийно. Несмотря на напряжение, с которым работает «Атоммаш». Вернее: вопреки этому напряжению…

Правда, 1986 г., 16.09, № 259 (24881).

[1] Чи можна вважати такий ритм нормальним у мирний час? Чи, можливо, в СССР мирного часу ніколи не було, і період 1917 – 1986 рр. слід розглядати як час воєнний?

[2] Дуже характерна ознака воєнного часу!

[3] Розумійте: час тепер воєнний, не до житла.

[4] Тобто без планування, фондів, проекту та узгоджень. Якщо цей будинок ще не завалився – це вірна ознака, що бог нам допомагає.

[5] Совєтська людина любить жити погано. Коли умови її життя поліпшуються, вона починає відчувати занепокоєння.

[6] Точніше, я пригадав би кінофільм «В бій ідуть тільки старики»: кого не вбили у перших 2-3 боях, той набуває досвіду і росте далі.

[7] Що ж зробиш, час-от воєнний!

[8] В воєний час такими дрібницями не журяться!

[9] Флагман – то ще найкращий; що вже говорити про решту. Планова збитковість виробництва обладнання для АЕС не заважає лідерам атомної справи в СССР твердити про високу економічну ефективність атомної енергетики. Так і повинно бути: збитки несуть не вони і не атомна енергетика, а зовсім інше відомство, до якого їм діла нема. А якби ці збитки віднести на кошт кінцевої продукції – електроенергії з АЕС, та ще збудувати житло для працівників «Атоммашу», та дитячі садки, та добудувати підприємство, та обладнати його всім штатним устаткуванням, та рятувати його від зсувів (бо завод на поганому місці збудували, і його корпуси деформуються від зсувів), і всі ці видатки на той же кошт віднести – то та ефективність би притьмяніла.

[10] Де ж чувано, в якій армії, щоб лейтенант чи капітан висловлював небажання виконувати накази, та ще у воєнний час?

[11] Які можуть бути вихідні у воєнний час? Як вони були скасовані Совєтським урядом на початку німецької війни в червні 1941 р., так потім ніколи й не були відновлені.

[12] В чому він винен – я не годен зрозуміти. В тому, що відслуживши певний час у «настоящіх чєлавеках», вирішив перевестись на цивільну службу?