Зона ответственности

А.Горохов. (Спец.корр.«Правды»)

Обстоятельно, без спешки поговорить с Владимиром Карповичем Пикаловым удалось только сейчас, под Новый год, у него дома в Москве. Лишь внучка генерала третьеклассница Маша изредка заглядывала в кабинет: не принести ли еще чаю…

В конце апреля 1986 года начальник химических войск Министерства обороны СССР генерал-полковник В.К.Пикалов находился далеко от Москвы – шли учебные сборы, определенные планом боевой подготовки.

В ночь на 26-е, ближе к полуночи, генерал и его подчиненные отправились отдыхать. Они еще не знали, да и кто мог это предвидеть, что в 3 часа 12 минут сигнал тревоги поднимет среди других и части химической защиты Киевского и ряда других военных округов. Поставленная им задача была, как казалось, совершенно неожиданной, необычной. Первый сводный отряд воинов-химиков устремился к Чернобылю, районному центру в 130 километрах севернее Киева.

Утром начальника химвойск вызвал Генеральный штаб.

– Владимир Карпович! – сказал Маршал Советского Союза С.Ф.Ахромеев. – В Чернобыле – авария. Полагаем, вам необходимо там быть…

Пять минут ушло на постановку задачи и получение дополнительных указаний. Через две минуты министр обороны СССР С.Л.Соколов разрешил убыть со сборов. В течение следующих трех минут был поднят по тревоге мобильный отряд, розданы другое необходимые команды по химвойскам и принято решение на перелет. В 14 часов генерал Пикалов и члены сформированной им оперативной группы химических войск спускались по трапу транспортного АН-26 на бетон киевского аэропорта «Жуляны».

Тем временем несколько тяжелых транспортных самолетов уже несли на своих крыльях подмогу киевлянам – передовую группу химиков, возглавляемую подполковником Н.Выбодовским. Основные силы этого мобильного отряда под командой майора В.Скачкова грузились в эшелоны…

Так или примерно так начинался тот тревожный день для многих военнослужащих – от солдат до генералов, став в жизни каждого особой вехой, особой отметиной.

…Документы, которые довелось просмотреть в эти дни, напоминают, без всякой натяжки, архивные боевые донесения, знакомые подавляющему уже большинству читателей лишь по военно-историческим публикациям. По сути это и была боевая работа. Только в мирных условиях. Трудно, скорее невозможно сегодня, восемь месяцев спустя, передать на газетной полосе высочайшее напряжение в зоне замолчавшей станции в канун майских праздников.

2 мая на Чернобыльскую АЭС прибыли члены Политбюро Центрального Комитета партии. После докладов специалистов и Пикалова в том числе были приняты решения, определившие стратегию ликвидации последствий аварии.

Армейские подразделения прибыли в район бедствия в числе первых. Офицеры и солдаты помогали эвакуировать население, вели радиационную разведку, приступили к сложнейшим инженерным работам, готовились к широкомасштабной дезактивации. Там, в Чернобыле, политработники и командиры откровенно признавались мне: отсутствие опыта действий в условиях радиационного заражения столь необычного изотопного состава, сама экстремальность ситуации вынудили в темпе перестраивать формы и методы работы: и партийно-политической, и профессиональной [1]. Приходилось оперативно, порой мгновенно искать нестандартные ответы на столь же нестандартные вопросы, когда некоторые положения регламентирующих документов не соответствовали складывающейся ситуации. Требовалось не только «снять» естественное внутреннее напряжение у личного состава, но и не принизить уровня опасности, не притупить бдительности.

– Это верно, – соглашается генерал, – вселить веру в людей, чтобы не боялись, твердую убежденность, что задачу можно решить, но и не допустить неоправданных потерь. Главное – нужно было овладеть обстановкой, особенно у четвертого блока и прилегающей к нему территории, буквально на каждом квадратном метре, предложить варианты прикрытия реактора, обеспечить безопасность населения…

Подразделения частей химзащиты еще разворачивались в назначенных районах, а взводы старших лейтенантов В.Блохина и А.Топоркова уже отправились на радиационную разведку на территорию АЭС. Казалось, привычное дело. Однако заражение местности было не условным, как на учениях, а вполне реальным. С неизвестными пока даже ориентировочно уровнями радиации.

К исходу дня 26 апреля генерал Пикалов уже имел свой «угол» в здании Припятского горкома партии: ему выделили стол, провели связь (позднее его группа переберется в Чернобыль). От дозоров радиационной разведки начала поступать информация. Ночью никто не сомкнул глаз, и в восемь утра 27-го представители химвойск вместе со специалистами-ядерщиками уже докладывали правительственной комиссии обстановку: она резко ухудшалась…

Что было потом, известно: десять утра – решение на эвакуацию жителей Припяти, одиннадцать – собрался партийно-хозяйственный актив, четырнадцать – поданы автобусы, четырнадцать часов сорок пять минут – последние горожане покинули Припять… Очевидцы рассказывают: генерал – сама собранность, полная самоотдача. Генштаб запрашивал: что нужно? Пикалов: направить в район аварии такие-то и такие-то части. Звонок в Москву одному из ведущих специалистов по защите от оружия массового поражения члену-корреспонденту АН СССР Герою Социалистического Труда А.Кунцевичу: просьба развернуть мозговой центр, работы много! На месте: применить средства дистанционного сбора информации, широко задействовать роботы, расширить дезактивацию… Сидел ли на месте?

– Нет, конечно, – рассказывает Владимир Карпович. – В ночь на 27-е объехал сначала станцию на обычной «Волге», нужно было с ходу овладеть ситуацией, нужно… Понимал, если и случится в этот момент радиоактивный выброс, проскочим быстро. Пожар был уже потушен, стояла мертвая тишина…

На лицо генерала, человека сильного, волевого, не очень, в общем-то, сентиментального, набегает тень, с минуту он молчит. Так будет повторяться часто за все время разговора. А я думаю: нет, так просто пережитое там, в Чернобыле, человека никогда не оставит.

– Воздушное пространство над четвертым блоком светилось, – продолжает Пикалов. – Причина этого дьявольского свечения была мне в принципе понятной… Что дальше? На БРДМ (бронированная разведывательная дозорная машина. – А.Г.) пошел к реактору…

Было так: в безопасном месте генерал высадил солдата-водителя, сам сел за руль БРДМ [2]. Подъехал к воротам и, говоря военным языком, проделал проход, то есть попросту протаранил их. Начиненная приборами боевая машина остановилась у развала.

Да, опыт Чернобыля убедительно продемонстрировал умение многих специалистов разных ведомств принимать в условиях острого дефицита времени грамотные и, надо подчеркнуть это особо, смелые решения и с удивительной скоростью воплощать их на деле. Убежден, Пикалову в этой ситуации помогала еще и фронтовая закалка.

…В июне сорок первого ему не исполнилось еще и семнадцати. Имея за плечами девять классов средней школы № 7 на станции Минутка, что близ Кисловодска, Володя Пикалов, сын активного участника Октябрьской революции и гражданской войны, вместе с десятью одноклассниками попросился в армию. Однако на фронт таких юнцов не посылали, и оказался Пикалов в 1-м Ростовском артиллерийском училище и окончил его по ускоренному курсу в феврале сорок второго. Бондаревский «Горячий снег» как раз про таких, как Пикалов, лейтенантов, артиллеристов-огневиков.

Не усидел дома и отец… Владимир Карпович протягивает мне пожелтевшую фотографию: грустная мама Мария Максимовна, отец Карп Иванович, старший и единственный брат Георгий. Мужчины – в новеньком, только что, видимо, полученном обмундировании. Июль 1941-го. Не пройдет и года, как Жора погаснет под Харьковом, а тяжело раненного в тех же жестоких майских боях отца возьмут в плен. Бежал Карп Иванович из плена в сорок четвертом, бежал из Бухенвальда, партизанил на территории Чехословакии, удостоен звания почетного гражданина города Турнов (бывают в жизни удивительные совпадения, но это факт: много лет спустя младший Пикалов тоже станет почетным гражданином этого же города). В звании капитана уволился Карп Иванович в запас и уже в мирные дни получил «догонявшие» его всю войну два ордена Красной Звезды.

Для Владимира Пикалова – офицера разведки 331-го гвардейского артполка резерва ВГК – боевая служба завершилась в Германии, когда в самый канун Победы вражий металл уложил-таки его на госпитальную койку (с первыми двумя ранениями «обошлось» – оба раза оставался в строю). Осенью победного года боевой артиллерист стал слушателем Военной академии химической защиты.

У большинства читателей представления о химических войсках, думается, довольно относительны. Не скрою, и пресса не очель жалует эти, относящиеся к разряду «специальных», войска, работа которых, быть может, и лишена внешней антуражности, но наполнена глубоким внутренним содержанием, выраженным хотя бы в слове «защита». Даже сокращенный перечень задач, решаемых воинами-химиками, выглядит весомо: засечка ядерных взрывов, дозиметрический контроль, радиационная и химическая разведка, дезактивация, дегазация и дезинфекция боевой техники, обмундирования и прочих материальных средств, дегазация и дезактивация местности… То есть войска эти призваны защитить воинские контингенты и мирное население от радиоактивного, химического, биологического поражения, защитить от оружия массового поражения.

– Добавлю следующее, – прерывает эти рассуждения Владимир Карпович. – Появление у предполагаемого противника высокоточного «обычного» оружия вносит новую окраску в характер возможной вооруженной борьбы. Применение такого оружия может послужить катализатором, толчком к использованию противником оружия ядерного. Вы спросите о СОИ? На мой взгляд, те, кто считает СОИ этаким непробиваемым щитом, находятся в плену опасных иллюзий…

Это лишь вкратце о «зоне ответственности» военных химиков, которыми вот уже семнадцать с лишним лет руководит генерал Пикалов.

Я признался, что майскую публикацию в «Правде» о воинах Советской Армии, участвовавших в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, предварили советы и рекомендации «не влезать» в кухню химзащиты. Дело прошлое, но в блокноте так и не осталось ни одной (!) строчки из оперативной группы Пикалова, хотя и пробыл там полдня. Потому, к примеру, и не могу вспомнить фамилию полковника, отстраненного от работы с «могильниками» для радиоактивных обломков по причине полученной им сверхнормативной дозы облучения. Но вот опечаленное лицо офицера помню: нет, не оттого грустное, что великоватой оказалась доза, а оттого, что не сумел, не успел лично довести до конца порученное дело.

– Не знаю, может, и был какой резон у ваших советчиков, – говорит мой собеседник, – да и не до бесед было тогда, в те горячие майские дни.

…Помню, в комнату группы то и дело входили специалисты, докладывали, советовались, спорили, получали указания, уходили их выполнять. Застал там генерального конструктора М.Тищенко, руководителя известного вертолетного КБ. И когда сутки спустя на поле, превращенном во временный аэродром, приземлился вертолет с какими-то крайне необходимыми в тот момент механизмами, сообразил, что это как раз и есть результат того короткого совещания авиатора и начальника химвойск. Словом, с Пикаловым тогда поговорить не удалось. А вскоре он убыл в Москву для очередного доклада руководству партии и правительства [3].

Его же подчиненные продолжали упорную работу в районе аварийной станции. Кого назвать, кого из них отметить? Всех бы надо, да места нет. Скажу лишь, что части химзащиты, в которых служат офицеры В.Храмков и В.Лучицкий, были награждены вымпелом министра обороны СССР «За мужество и воинскую доблесть». И не нужно было быть большим провидцем, чтобы предугадать скорое возвращение в Чернобыль генерала Пикалова.

Правильно сказано: мужество нельзя найти, как слиток золота. Человек не может жить и работать сам по себе, а мужество существовать само по себе, как бы в сторонке. Разнообразны «лица» мужества. Здесь и способность человека к длительному, устойчивому проявлению самообладания и самоотверженности. Здесь и умение сконцентрировать в нужный момент все свои силы. Здесь и величайший патриотизм советских людей, преданность и любовь к Отечеству. И еще: высочайшее профессиональное мастерство. Таковы слагаемые мужества – этой нравственной основы подвига.

Припомнили в разговоре такие поэтические строки:

Подвиг -

он от слова подвигать.

Слабых – к цели.

К мужеству – отставших.

Поднимать упавших и уставших,

подвигать – погасших зажигать.

Слова эти достаточно полно характеризуют смысл жизни генерала-героя, партийца почти с сорокалетним стажем, его зону ответственности.

…Сгустились за окном сумерки, а конца разговору не было видно. Вмешалась Маша, доложила что-то о чемодане: оказалось, В.К.Пикалов вечером уезжает, о чем он по деликатности умолчал. Не утерпел я, конечно, спросил:

– Маша, куда дедушка едет?

– Как куда?! – удивилась девочка, которой, как и тысячам ее сверстников, на всю жизнь запомнится название неведомого раньше населенного пункта, – в Чернобыль…

Правда, 1986 г., 25.12, № 359 (24981).

[1] Але очевидно, що партійно-політична робота мусіла йти – і завжди йша – попереду професійної. Відомо ж бо, що найкраща зброя проти радіації – газета «Правда».

[2] Навіщо було головнокомандувачу виконувати сержантську роботу ? Його поведінку не можна зрозуміти, якщо не припустити, що він отримав вказівку особисто розвідати обстановку й особисто доповісти від якогось дуже високого начальника (Горбачова?).

[3] От непряме свідчення на користь мого припущення. Під «керівництвом» у нас звичайно розуміють генерального секретаря.