28.12.1841 г. А. А. Краевскому

Милостивый государь Андрей Александрович!

От души благодарю Вас за все беспокойство к очищению счетов наших, и чрез то моя жена снабжена на целый год сведениями о франц[узской] литературе. В долгу не останусь у Вас, вышлю Вам – не знаю когда, за отвлечениями, и не знаю еще что. Вы желали бы чего из истории нашей; мы, слобожане, не составляем Малороссии. Еще они, малороссияне, судили да рядили, как бы отстать от нечестивых ляхов и к кому бы выгоднее пристать, как предки наши, недолго думавши, поднялись и пошли к родному батюшке царю русскому, сели по украине слободами (селениями по границе) и давай отбиваться от татар и заслонять собою Россию.

И этому едва 200 лет. Раздувщиков между нашими не было, следовательно, все шло тихо и чинно, только и действий, что поколотят татар и усмирят их на сколько времени. Тут не разгуляешься воображением, не отыщешь характера особенного, все были на одну стать, истории поживы никакой. Случались только смуты от татар, не найду ли там чего стоящего «Отеч[ественных] записок» – и скажу Вам, что об этом хлопочу не лениво. Лишь бы попалось что под руку, тотчас передам Вам. А в случае повесть пригодная слепится (у меня они часто набегают, потому что этот народ прекурьезный, с своими понятиями, чувствами, каких, право, не найдешь в гостиных), доставлю Вам.

О малоросс[ийском] языке нельзя спорить, не знавши обоим сторонам его в совершенстве. Есть красоты, невыразимые ни на каком языке, обороты собственные, не заимствованные, невольно принятые уже гонителями его («Библ[иотека] д[ля] ч[тения]»). Каков бы ни был перевод с нашего на русский, – не сохранит, не передаст всего в совершенстве. Обоим спорящимся надобно быть на месте, здесь, и на опыте увериться, кем, как и с каким энтузиазмом принимается все выходящее наше. (Я говорю о высшем круге коренном, здешнем, не наезжем).

Повести требуют нескольких изданий, театральные пьесы доставляют содержателям провинциальных театров большую поддержку во всякое время. Кем же все это живет? Простой народ, чернь читают еще немногие. Мои «Листи к землякам», именно для них писанные, не ко всем дошли еще. След[овательно], читают многие, читают не от нечего делать… Одним словом, если бы случай привел Вас проехать чрез все наши губернии (а мало их?), не по губернским городам, Вы бы тогда уверились, что можно и должно писать по-нашему. О желании Вашем поспорить с нами печатно я передавал здешней ученой молодежи. Это надобно видеть, как все это сословие (их, студентов, большая часть из губерний, знающих наш язык) закипит, забурлит, хватается за перья писать против «Отеч[ественных] зап[исок]».

Не знаю, напишут ли, но многие собрались. И знаете ли? Этот раскол, произведенный русскими журналами против нашего языка, недолго будет существовать. Дайте нашим юношам возмужать, опериться, т. е. познакомиться с пером, – они докажут и утвердят, что великоросс[ийский] язык есть только наречие нескольких губерний, дитя, и то не старшее, нашего языка, старшего сына коренного славянского. И как примутся ребята щипать и вытаскивать из него все наше коренное, отнятое, тогда и самый ревностный поборник языка русского умолкнет и сознается в бывшем своем заблуждении. Языка русского, настоящего, нет в гостиных, в книжках (не в книгах), нет и в журналах русских. Напишите статью без чужеземного слова, без иностранных фигур и оборотов? Невозможно, а на нашем языке все это можно, и чисто, и гладко, и не могущее в совершенстве быть передано ни на каком языке. То-то же. Воля Ваша, а «Маяк» золото сыплет нам, не умеем только подбирать.

Жаль, не доживу, а вспомните, что правду говорил Основьяненко.

Будьте здоровы в новом годе, и да исполняется все по желанию Вашему. Не переменяйте расположения к уважающему Вас и преданному

Григор[ию] Квитке

А другую речь поговоря, если все писанное по-малороссийски не заслуживает внимания, никто не читает его, зачем же «От[ечественным] з[апискам]» перебирать и разбирать? Этим они не отвлекут наших от чтения и себя же выставят судьями неизвестного дела. «Какие смешные для меня турки, – бормочет. – А какое-то слово «аллах», которого нет в русском, никто из читающих по-русски не поймет, а он выговаривает его с чувством, глаза возводит вверх, руку прикладывает к сердцу… Какой смешной!» Это – будучи, примером сказать. Так идет и наше дело. Неизвестный язык, речь, бросьте ее без внимания.

Примітки

Вперше надруковано з купюрами в журн. «Киевская старина», 1893, т. XIII, кн. 12, с. 378, повністю – у вид.: Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Твори у шести томах, т. VI, с. 645 – 647.

Автограф зберігається: ДПБ, ф. 391, од. зб. 421, арк. 10 – 11.

Подається за автографом.

… моя жена снабжена на целый год сведениями о французской литературе. – Г. Ф. Квітка-Основ’яненко говорить про передплату А. О. Краєвським для Квіток французької періодики.

… мы, слобожане, не составляем Малороссии. – Г. Ф. Квітка-Основ’яненко має на увазі той факт, що населення Слобідської України не входило до складу Лівобережної та Правобережної України, а становило окрему незалежну одиницю. Про це неодноразово говорилося в історичних статтях Г. Ф. Квітки-Основ’яненка.

Случались только смуты от татар, не найду ли там чего стоящего «Отеч[ественных] записок»… – Пізніше Г. Ф. Квітка-Основ’яненко на цьому матеріалі підготує для журналу оповідання «Татарские набеги».

Этот раскол… не долго будет существовать. – Йдеться про те, що частина російських офіціозних видань («Северная пчела» та ін.) рішуче виступили проти повноправності української мови.

… а «Маяк» золото сыплет нам… – Очевидно, йдеться про те, що «Маяк» вважав мову українських творів Г. Квітки-Основ’яненка і його співвітчизників у порівнянні з переважно книжною мовою творів російських літераторів ближчою до народу, природнішою.

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 337 – 338.