Развалины храма в усадьбе Киевского художественного института

Каргер М.К.

1. Раскопки развалин храма (1947 г.)

Небольшой холм, расположенный в усадьбе Киевского художественного института, уже давно привлекал наше внимание. Этот холм, или, точнее, земляной бугор, расположен к югу от главного здания института. Бугор ограничен с северной стороны искусственно пониженной площадкой перед зданием института, с южной – также значительно пониженной площадкой двора усадьбы № 18 по Вознесенскому спуску, с запада – трассой Вознесенского спуска и с востока – проездом перед зданием мастерских института. Все четыре стороны бугра созданы искусственным срезом земли, отчего он имеет почти прямоугольную форму и возвышается на 1.5-2.5 м над примыкающими участками. В северо-восточной части (к зданию института) поверхность бугра несколько опускается, образуя незначительно пониженную террасу, сплошь занятую огородами и потому раскопкам не подвергавшуюся. [с. 391]

Раскопки были проведены в 1947 г. в южной половине бугра (см. генеральный план раскопок, рис. 138) [М.К.Каргер. Археологические исследования древнего Киева…, стр. 209-226]. Весь бугор покрыт редко расположенными старыми деревьями, которые необходимо было сохранить, что вынуждало отказываться от раскопок отдельных, к счастью сравнительно незначительных частей изучаемого здания.

Несмотря на то, что площадь всего участка была задернована, на поверхности и особенно в обрезах крутых склонов бугра встречались в незначительном [с. 392] количестве обломки древних кирпичей, куски известкового раствора с примесью толченого кирпича, обломки шиферных плит и другие строительные остатки от постройки домонгольского периода.

Уже в первые дни раскопок стало очевидно, что на всей площади южной половины бугра непосредственно под дерном лежит слой земли, насыщенной различными строительными остатками: обломками плоского кирпича, шифера, известкового раствора с примесью цемянки. На глубине около 0.2 м в восточной, а особенно в юго-восточной части раскопа слой этот состоял почти исключительно из строительных остатков, имея от обилия известкового раствора с цемянкой розоватый оттенок. Среди строительных остатков в значительном количестве попадались фрагменты фресок. Строительные остатки встречались и в северо-западном раскопе, заложенном у самого обреза бугра над тротуаром Вознесенского спуска, но в значительно меньшем количестве.

В этом раскопе строительные остатки лежали лишь до уровня древнего горизонта, ниже которого обнаружены густо расположенные грунтовые могилы древнего христианского кладбища, с очень бедным погребальным инвентарем. Все погребенные были ориентированы головой на запад и лежали в деревянных, плохо сохранившихся гробах. Нередко захоронения перерезали одно другое, что свидетельствует о длительности существования кладбища. По инвентарю [с. 393] заслуживает внимания детское погребение с хорошо сохранившимся ожерельем из белых хрустальных и цветных стеклянных бус и оловянным крестиком [там же, стр. 211 и рис. 151]. В несколько меньшем количестве захоронения аналогичного типа, перекрытые сверху развалом строительных остатков древней, домонгольского времени, постройки, были обнаружены и на юго-западном участке раскопок.

Наиболее интересные результаты дали раскопки, широко развернувшиеся в юго-восточной части бугра, которые сомкнулись впоследствии с юго-западным участком. На всей площади этого основного участка раскопок лежал мощный слой завала строительных остатков, достигавший здесь 1.5-2 м. Завал строительного щебня местами лежал и глубже древнего горизонта.

Тщательное изучение сложной стратиграфии этого участка позволило установить, что ниже древнего горизонта в плотном материковом лёссе хорошо прослеживаются четыре параллельных рва от фундаментов, бутовая кладка которых оказалась почти полностью выбранной. Рвы расположены по оси северо-запад – юго-восток, причем промежутки между двумя крайними парами рвов равны между собой, а промежуток между внутренней парой рвов почти вдвое шире. Эти четыре продольные рва пересекались четырьмя поперечными (табл. LXIX, 1), причем два промежутка между тремя северо-западными рвами были почти равны между собой, а промежуток между парой юго-восточных рвов был несколько шире. В юго-восточной части продольные рвы соединялись друг с другом: средняя пара – полуциркульным рвом, боковые – рвом в четверть окружности (табл. LXIX, 2).

Рвы имели ширину около 1.5 м при глубине от уровня древней дневной поверхности 0.6-0.7 м (рис. 139). Их отвесные стенки, вырубленные в плотном лёссе, отлично сохранились почти на всю глубину, особенно в нижней части. Рвы были заполнены засыпью, состоявшей в основном из строительного щебня, кусков кирпича, обломков известкового раствора с цемянкой, фрагментов фресок и проч. Попадались также, но в значительно меньшем количестве куски бутового камня с остатками раствора. Весьма многочисленны были обломки красноглиняной, амфорной керамики с остатками прилипшего раствора.

2. План храма. Конструкция фундаментов.
Техника кладки стен. Дата

Несмотря на то, что наличие деревьев не позволило подвергнуть раскопкам всю площадь целиком и отдельные части рвов остались ввиду этого не вскрытыми (рис. 140; не вскрытые части рвов показаны пунктирными линиями), план фундаментов здания удалось понять полностью. Судя по сохранившимся рвам ленточного фундамента, разрушенное здание представляло небольшой трехнефный шестистолпный храм с тремя апсидами. Тщательное исследование юго-западного и северо-западного углов здания не оставляет сомнений в том, что храм не имел башни для входа на хоры. К тому же фундамент западной [с. 394] стены по ширине несколько превышает фундамент северной и южной стен, что может свидетельствовать о существовании лестницы в толще западной стены храма.

В соответствии с композицией плана шестистолпного трехнефного храма с подкупольным квадратом, несколько сдвинутым к востоку, фасады здания членились лопатками, которые частично удалось проследить даже по фундаментным рвам (рис. 140). Северный и южный фасады членились лопатками на четыре неравных части, западный фасад имел трехчастное членение.

Охарактеризованные особенности плана раскопанного храма могут быть. дополнены рядом других наблюдений, сделанных в процессе раскопок, позволивших подойти к решению вопроса о дате памятника. Прежде всего необходимо отметить, что на дне рвов в двух местах сохранилась in situ бутовая кладка фундамента здания (табл. LXX, 1, 2). Она состоит из огромных валунов, скрепленных известковым раствором с примесью цемянки. Раствор отличного качества.

На дне всех вскрытых раскопками рвов были установлены остатки, а порой лишь следы деревянных субструкций, на которых покоилась бутовая кладка фундаментов. Субструкций эти состояли из деревянных лежней, уложенных вдоль всех фундаментных рвов. Исследование деревянных субструкций, в большей части давно уже сгнивших, было связано с значительными трудностями. Лишь в редчайших случаях деревянные лежни представляли хорошо видимые коричневые полосы с остатками истлевшего дерева. Хорошо прослеживался разрез лежней в нижней части каменных кладок фундамента (табл. LXX, 2). В основном, однако, расположение лежней прослеживалось по трассам более рыхлого грунта на месте сгнившего дерева.

В результате выемки этого более рыхлого заполнения на дне рвов расчищались прямые каналы, расположенные в продольных рвах обычно по три, а в поперечных рвах – по два. Были, однако, и исключения: продольный ров на оси северных столбов от фундамента западной стены до восточного поперечного фундамента имел не три, а два ряда лежней. Два ряда лежней были уложены и в южной части фундамента западной стены, тогда как в северной части того же фундамента лежали три ряда лежней.

В местах пересечения лежней продольных фундаментов с лежнями поперечных фундаментов были обнаружены в нескольких случаях отлично сохранившиеся железные костыли, скреплявшие некогда лежни в перекрестьях (см. план, рис. 140). Костыли, сохранили свое вертикальное положение, хотя лежни, в которые они были забиты, давно сгнили (рис. 141).

Среди остатков строительных материалов, тщательно собиравшихся в процессе раскопок, обращало внимание обилие красноглиняных толстостенных сосудов амфорного типа, отличного керамического качества, с приставшими кусками известкового раствора с примесью цемянки. Не может быть сомнения в том, что сосуды эти использовались в здании в качестве строительного ма[с. 396]териала в кладке купола или сводов. Характер блоков кладки, в которых были встречены отдельные обломки амфор, подтверждал эту мысль.

Кроме того, были найдены в меньшем количестве обломки строительной керамики другого широко распространенного типа – белоглиняных голосников.

Как уже отмечалось выше, среди строительных остатков попадались многочисленные обломки кирпичей. Размер их и керамические качества позволяли сближать их не с кирпичом XII в., а с более ранним, распространенным в киевском зодчестве второй половины XI в. Однако, эти наблюдения не позволяли. все же с уверенностью ставить вопрос о дате памятника, тем более, что по характеру плана раскопанный храм скорее можно было отнести к XII в.

Решающим для датировки памятника оказалось обнаружение трех блоков кладки рухнувших стен храма. К югу от развалин, в нескольких метрах от юго-западного угла, на уровне древнего горизонта был обнаружен весьма значительный блок кладки упавшей южной стены храма. Стена лежала наружной поверхностью вниз; она сохранилась далеко не на всю толщину. От удара о землю кладка распалась на части; кирпичи и камни уже не составляли единого блока, но поскольку они лежали на своем месте, изучение структуры кладки не представляло особого труда. Последняя состояла из чередования горизонтальных рядов дикого, довольно грубо отесанного камня и рядов плоского кирпича на растворе извести с примесью цемянки.

Рис. 142. Развалины храма в усадьбе Киевского художественного института. Фрагмент кладки упавшей стены. План. Раскопки 1947 г. [с. 399]	Рис. 143. Развалины храма в усадьбе Киевского художественного института. Фрагменты кладки стен (1, 2). Раскопки 1947 г. [с. 401]

В средней части блока кирпичи лежали не сплошными горизонтальными рядами, а частью вертикально, частью горизонтально, образуя характерный для известных периодов киевского зодчества рисунок меандра (рис. 142). О том, что эту кирпичную орнаментальную выкладку надо понимать именно как остаток меандра, свидетельствовал второй, незначительный по размерам, но лучше сохранившийся блок, найденный к северо-западу от развалин храма. На наружной облицовочной части кладки отчетливо видна часть меандра (рис. 143, 1).

Весьма существенные дополнения для понимания техники кладки дал третий блок, найденный неподалеку от первого, у юго-западного угла развалин. Он представлял несколько рядов кирпичной кладки, где между рядами лежащими в плоскости фасада, лежат ряды, утопленные в кладке, прикрытые раствором с гладко затертой, мраморовидной поверхностью (рис. 143, 2). В верхней части блока чередуются один ряд кирпича, выпущенный наружу, и один ряд, утопленный в кладке: в нижней части в растворе утоплено несколько рядов кирпичной кладки. На гладко затертой поверхности раствора, прикрывающего. эти горизонтальные ряды кирпичной кладки, по сырому грунту прорисованы в виде графьи ряды вертикально поставленных кирпичей, как бы чередующихся с камнем.

Техника кладки и характер декоративной обработки поверхности фасада храма на Вознесенском спуске благодаря находке трех описанных блоков не вызывает никаких сомнений. Кладка стен относится к тому типу, который [с. 398] широко известен в памятниках киевского зодчества XI в. («opus mixtum»). Для этой техники характерно не только чередование рядов камня и кирпича, но и применение вышеописанного приема чередования рядов кирпича, лежащих в плоскости фасада, с рядами, утопленными в кладке.

Если эти черты, характерные как для киевских памятников первой половины XI в. (постройки Ярослава), так и для сооружений конца века (постройки Ярославичей), то прием декорировки стены поясом меандра известен в двух памятниках киевского зодчества второй половины XI в. Поясок выложенного кирпичной кладкой меандра существовал на фасадах собора Михайловского Златоверхого монастыря, представлявшего в действительности собор Дмитриевского монастыря, выстроенного Изяславом Ярославичем; такой же поясок сохранился на фасадах церкви Спаса на Берестове, выстроенной, по-видимому, Владимиром Мономахом.

Приведенные сопоставления позволяют уточнить дату храма, раскопанного в усадьбе Художественного института, в пределах второй половины XI в. Нельзя не заметить, что и в отношении техники кладки фундаментов и особенно устройства деревянных субструкций развалины этого храма несомненно могут быть сближены с памятниками вышеуказанного периода. Железные костыли, скреплявшие деревянные лежни в местах их пересечения, в отличие от более древних построек, где применялись деревянные колки, известны в развалинах церкви Спаса на Берестове (конец XI – начало XII в.), в развалинах храма Бориса и Глеба в Вышгороде, заложенного в конце XI в., и в развалинах шестистолпного храма Зарубского монастыря, раскопанного Киевской экспедицией в 1948-1949 гг. Что касается памятников киевского зодчества XII в., то деревянные субструкций в них до настоящего времени не были обнаружены ни разу.

В развалинах храма в усадьбе Художественного института найдено значительное количество фрагментов фресковой росписи. Среди них некоторые заслуживают особого внимания. Фрагменты фресок с изображением лиц (табл. LХХI) поражают ярко выраженными чертами реализма и живописности. Фрескам вновь раскопанного храма совершенно чужда сухая графичность и плоскостная, условная характеристика персонажей, присущая русской монументальной живописи XII в.; им совершенно чужд абстрактный аскетический ригоризм, захвативший русское искусство в XII – XIII вв. Все это подтверждает датировку храма, выдвинутую на основе анализа строительной техники здания.

Вопрос о том, с каким известным по письменным источникам храмом можно связать руины на Вознесенском спуске, следует, на наш взгляд, оставить пока открытым. Связать его с церковью Иоанна в Копыреве конце мешает слишком поздняя дата последней [«Того же лета заложи церкви святаго Ивана в Копыреве конци» [Ипат. лет. 6629 (1121) г.]]. В эту пору в Киеве, по-видимому, уже господствовала техника равнослойной кирпичной кладки. Необходимо подчеркнуть исключи[с. 400]тельно важную роль вновь открытого памятника в истории русского зодчества XI – XII вв. Относясь по своим техническим показателям несомненно к киевской строительной традиции второй половины XI в., по своему плану (рис. 144) храм в усадьбе Художественного института как бы предвосхищает архитектурные идеи XII в. Есть основания думать, что раскопанный храм был действительно одной из первых попыток разработки нового типа здания.