Соловьи над Припятью
В.Губарев, М.Одинец, (Спец.корр.«Правды»). Чернобыльский район, Киевская область
Чернобыльская АЭС: месяц после аварии
В Чернобыле соловьи будто торопятся проводить оставшиеся весенние дни, столь щедрые на солнце и тепло. Соловьиные концерты над Припятью не прекращаются ни днем, ни ночью. Интересно, а тогда, в начале мая, пели соловьи?
– Разве до них было… – заметил дозиметрист, который тщательно «осматривал» наши куртки, брюки и ботинки.
– А сейчас? – настаиваем мы.
– Теперь другие времена, – лаконично заключил дозиметрист, открывая проход к штабу, где находится правительственная комиссия.
Уже месяц прошел аварии по календарю. Но у тех, кто ведет схватку с вышедшим из повиновения реактором, иные подсчеты времени. Диапазон рабочей смены здесь от 18 часов у тех, кто трудится за пределами промплощадки, и до нескольких минут для тех, кто приближается к реактору, чтобы установить на нем температурные датчики, или собирает у четвертого блока осколки графита и топлива, вырванные из реактора. Время работы каждого диктует уровень радиации, а он колеблется от почти естественного фона до сотни рентген в час [1]. Дозиметристы регулярно – ночью и днем – ведут неослабный контроль за радиационной обстановкой как на территории АЭС, так и внутри помещений каждого блока, в том числе и четвертого, хотя к нему по-прежнему трудно подобраться…
Месяц после трагедии в Чернобыле…
Поварихи Л.Витченко и О.Довбак приехали из Харьковской области на Чернобыльскую АЭС, работают в лагере «Сказочный».
Сейчас уже можно проанализировать этапы развития событии. Их драматизм и напряжение ясны каждому. Хотя далеко не все выводы можно сделать – это дело будущего.
К сожалению, в первые дни невозможно было определить масштабы аварии.
– До сих пор не могу поверить, что в реакторе произошел взрыв. Конструкция надежная, с точки зрения безопасности – тройное дублирование. Физики, казалось бы, предусмотрели все, но тем не менее авария… Нет, не укладывается это в голове! А может быть, настолько привыкли к атомной энергетике, что считаем ее обычной?! Но мы не должны забывать, насколько сложна атомная техника…
Мы разговариваем с одним из наших прославленных атомщиков у штаба, где находится правительственная комиссия. Он прибыл сюда вчера. Сначала облетел район Чернобыльской АЭС на вертолете, потом отправился на станцию, прошелся по машинному залу…
– Будем работать, – коротко заключил он. – Надо готовить к пуску первый и второй блоки, внимательно изучить обстановку в тридцатикилометровой зоне – в некоторых районах радиации нет. Так почему люди должны где-то скитаться? Пусть возвращаются домой и нормально работают. Ну а там, где уровень радиации повыше, необходимо срочно проводить дезактивацию. В общем, пора начать решительное наступление!..
Здесь, в штабе по ликвидации аварии, и бывшем пионерском лагере «Сказочный», откуда уходит на станцию дежурные вахты, на контрольно-пропускных пунктах в тридцатикилометровой зоне, в воинских частях – везде люди неизменно вспоминали о подвиге тех, кто месяц назад принял первый удар на себя.
«Из центрального зала хорошо просматривалось не то зарево, не то свечение. Но там, кроме «пятака» реактора, гореть нечему. Совместно решили, что свечение исходит от реактора. Доложил обстановку для передачи в Киев…»
Центральная улица Чернобыля сегодня.
«Во время взрыва находился возле диспетчерской, на посту дневального. Вдруг послышался сильный выброс пара. Мы этому не придали значения, потому что выброс пара происходил неоднократно за мое время работы [2]. Я собирался уходить отдыхать, и в это время – взрыв. Я бросился к окну, за взрывом последовали мгновенно следующие взрывы. Я увидел черный огненный шар, который взвился над крышей машинного отделения четвертой очереди… Мы остались до конца, пока не затушили огонь. Потом спустились вниз, где нас подобрала «скорая помощь». Мы были в плохом состоянии…»
«При такой сложившейся обстановке никто не позволил себе никакою расслабления, а наоборот, показали свою сплоченность и организованность, умение и смелость принять самостоятельное, подчас рискованное решение. Но единственно правильное в данной ситуации. Хотя каждый знал и понимал, на что идет…»
«Вода пошла на третий блок. Надо было ее откачать. А для этого подать энергию. Кроме нас, этого никто не мог сделать. Поэтому мы и остались, хотя знали, что уровень радиации очень высокий… Даже дозиметрист не мог сказать, какой именно, – у него приборы зашкалило…» [3]
Эти фрагменты из записей пожарных, сделанных в больнице. Некоторых из них уже нет среди нас. Но их подвиг навсегда останется в памяти народа, их имена будут носить улицы одного из красивейших городов Украины Припяти, в который обязательно вернутся люди.
На границе 30-километровой зоны дежурят работники МВД Украины. Фото А.Назаренко.
Столь большой аварии еще не знала атомная энергетика [4]. И потому потребовались невероятные усилия, чтобы локализовать ее в первые же дни. Подвиг совершили десятки вертолетчиков. Они вели свои боевые машины к жерлу атомного вулкана. Опускались над ним, зависали в радиоактивном столбе газов и сбрасывали защитные материалы. Они накрыли реактор толстым слоем песка, свинца, бора и глины и тем самым предотвратили распространение радиоактивности в атмосферу. Сейчас над реактором чистое голубое небо.
Атака на аварийный реактор недавно началась и «в лоб». Люди не могут подойти к нему сами, и на штурм отправились машины, управляемые по радио. Нет, пока взбунтовавшийся ядерный исполин не сдался, он еще опасен. Но стратегия борьбы определена, необходимые средства есть. А значит, победа обязательно придет.
Л.А.Воронин только что вернулся с промплощадки. Как и положено здесь, будь ты рядовым или заместителем Председателя Совета Министров СССР, надо пройти дезактивацию, показаться врачам, и лишь после этого можно появляться в своем кабинете, где рабочий день начинается в 6 утра и заканчивается за полночь.
– Великолепные люди шахтеры, – начал разговор с нами Лев Андреевич. – Работают четко, самоотверженно. Только обратились к ним за помощью – моментально приехали, обустроились и сразу же начали проходку. Нам надо подобраться под реактор, сделать дополнительную бетонную плиту под ним. Шахтеры организовали социалистическое соревнование – каждая бригада перевыполняет задание ежедневно. Настрой у людей один: быстрее ликвидировать аварию.
– Сегодня обстановка на промплощадке ясна?
– Конечно. Наша задача – беречь людей. Для этого необходимо знать досконально радиационную обстановку на станции. Выставлены посты дозиметристов, ведется тщательный контроль, выдаются необходимые рекомендации. В частности, у тех же шахтеров бригада работает три часа, а так как их восемь, то проходку к реактору ведем круглые сутки.
– Какова ситуация на четвертом блоке?
– Остаточные термореакции затухают, – отвечает заместитель Председателя Совета Министров СССР, – однако уровень радиации у самого блока высокий, поэтому используем специальную технику. Предстоит сделать фундамент под реактор, а завал, образовавшийся после взрыва, не только «огородить» защитой, но и под него тоже подвести фундамент. В ближайшее время сюда будут доставлены две бетонные стенки. На мощных трейлерах подвезем к завалу и установим. Это сразу позволит расширить фронт работ – появится биологическая защита.
– Это начало строительства «могильника»?
– По сути дела – конечно. Но имейте в виду, что «могильник» – сооружение ответственное. Это не просто шатер, который должен накрыть поврежденную часть станции, а довольно сложная конструкция. Ведь необходимо вести постоянный контроль внутри «могильника», и в первую очередь за температурным режимом.
– Как известно, уровень радиации снижается…
– Однако до нормы еще далеко, – отмечает Л.А.Воронин. – Мы составили графики мер по дезактивации станции. Не только ликвидируем очаги радиации – убираем осколки, но и ведем работы по всей территории внутри станции. Параллельно начинаем подготовку к нормальной эксплуатации первого и второго блоков. На это потребуется несколько месяцев, но в этом году пустим их обязательно… Большие работы развернулись по дезактивации тридцатикилометровой зоны. Она разбита на три сектора, из 240 точек по нескольку раз в день получаем данные – с воздуха и на поверхности земли. Обстановка постепенно улучшается: каждые сутки уровень радиации снижается на 5 процентов… [5]
– Все делается очень быстро, – продолжает Л.А.Воронин. – Проблемы решаются комплексно. Кстати, у нас в Госснабе СССР действует специальный штаб, и пока к нему нет претензий… Это я не как руководитель говорю, – уточняет Лев Андреевич. – Но если люди заслужили, как не похвалить?! Если же коротко оценивать сегодняшнюю ситуацию на Чернобыльской АЭС, могу ее определить так: работа переходит в спокойное русло, ликвидация последствий аварии идет уверенно. Труд напряженный, но полностью контролируем происходящее и знаем, что делать в будущем.
…Сейчас в районе Чернобыльской АЭС сосредоточены огромные силы. Необходимая техника идет со всей страны. Множество палаточных городков раскинулось как внутри тридцатикилометровой зоны, так и за ее пределами.
А сирень уже отцвела. Приближается лето. И потому в Чернобыле, в селах и деревнях, в лесах и садах заливаются соловьи.
Правда, 1986 г., 26.05, № 146 (24768).
[1] А було ж 10 мР/годину, і з часу, коли так брехали, йод розпався на 15/16, лишилась його 1/16 частина. Оце вперше, здається, хоч кривими устами процідили якийсь реальний рівень. Саме його пан Х.Блікс назвав низьким.
[2] Той факт, що на одноконтурному реакторі, як РБМК, пара виходить прямо з активної зони і є слаборадіоактивною – для радянців не вартий уваги. Викид такої пари взагалі не вважається, за совєтськими нормативами, викидом радіоактивності.
[3] Цей фрагмент дослівно включено в п'єсу В.Губарева «Саркофаг» (див. під 13.09.1986 р.)
[4] Оце вперше чуємо таке визнання!
[5] Той, хто ще не забув логарифми, може вирахувати: період напіврозпаду – 14 діб. Отже, йдеться про випромінювання йоду-131 на фоні відносно меншого випромінювання довготривалих ізотопів.
Взагалі стаття знаменна тим, що містить багато нових акцентів у висвітленні Чорнобиля.