Объект в опасной зоне

Специальные корреспонденты «Известий» Н.Бакланов, А.Пральников передают из Чернобыля

Осень вернула Киеву его привычный облик. Четыре месяца деловым и шумным улицам недоставало оживляющей детской суеты и звонких голосов его юных обитателей. Младшие киевляне, как известно, провели лето в санаториях, домах отдыха, пионерских лагерях. И вот начались занятия…

Не рано ли? – волнуются многие родители. – Не сохранилась ли в городе радиационная опасность?» И хотя ответ дан авторитетными комиссиями, в которые вошли ведущие специалисты-радиологи, тщательно изучившие обстановку в тридцатикилометровой зоне и далеко за ее пределами, сомнения остаются. Одна из причин – недостаток информации. Прочитано немало лекций, опубликованы интервью с медиками, физиками, с теми, кто занимается контролем окружающей среды. Но, по-видимому, этого недостаточно.

Киевляне просят знакомить их с новой информацией ежедневно, как с прогнозом погоды. А пока этого не происходит, по рукам ходят разнообразные «обзоры», «комментарии», «разъяснения» – иногда со ссылками на авторитеты, чаще же анонимные [1].

На фоне недостатка информации родилось немало слухов. В частности, что реактор, дескать, дает выбросы.

А на самом деле?

Дорога на Чернобыль идет через множество населенных пунктов. Сейчас на ней появились новые знаки – голубые щиты с надписью: «Водитель, будь внимателен. Дети идут в школу». Не лишнее напоминание. С самого начала работ по ликвидации последствий аварии движение здесь стало очень напряженным, а сама трасса – сугубо производственной. Теперь нужно входить в обычную колею. ГАИ строго следит за дисциплиной, а грузов в зону требуется не меньше, чем прежде: небывалыми темпами идет колоссальное строительство.

Растет саркофаг, в котором будет навсегда замурован четвертый энергоблок. Саркофаг – основной объект в опасной зоне. Когда он будет закрыт и сама зона станет менее опасной, проще станет работать на станции, легче вести дезактивацию производственных помещений и территории. Возводят это уникальное инженерное сооружение, как известно, специалисты управления строительства номер 605, которым руководит депутат Верховного Совета СССР, лауреат Государственной премии СССР Г.Лыков.

– Выбросы? – спрашивает Геннадий Дмитриевич. – У нас работают тысячи человек – спросите любого: видел ли он что-нибудь подобное? Мы здесь уже довольно долго, большинство остались на второй срок, чтобы довести дело до конца, закрыть саркофаг. И никаких выбросов не наблюдали, приборы их не зарегистрировали. А ведь работаем, сами понимаете, в непосредственной близости от реактора. Работаем круглосуточно и без выходных [2].

Здание чернобыльского автовокзала превратилось в штаб строительного управления № 605. В зале ожидания – техническое управление: кульманы с приколотыми ватманскими листами, заваленные схемами столы. Здесь нам показывают чертежи саркофага, объясняют тактику наступления на реактор. А потом, переодевшись в бытовке в защитные костюмы, рабочие башмаки и вооружившись индикатором излучения новой модели, попискивающий и выбрасывающим цифры на электронном табло [3], садимся в автобус и отправляемся по «технологической цепочке».

– Эти три бетоносмесительных завода были построены за 20 дней, – рассказывает заместитель начальника управления по политчасти В.Хопренко, когда мы подъезжаем к высоким металлическим башням. – Был период, бетон к саркофагу поступал с перебоями, но теперь он, можно сказать, «подпирает» строительство: насосы едва успевают укладывать его в тело защитной стены. Такого напряжения в работе не было даже на строительстве плотин крупнейших в мире гидроэлектростанций.

– За сутки, – уточняет начальник района Р.Семенченко, – мы готовим в среднем пять тысяч кубометров бетона. Песок, щебень, гравий поступают с барж от причала Чернобыльского порта, цемент – с завода в Тетереве. Работаем по скользящему графику без минуты простоя.

Также четко поставлено дело и в следующем звене, на участке перегрузки. Мощные самосвалы въезжают на высокую эстакаду и опрокидывают груз в бункер, под которым стоит в ожидании машина-миксер. Перегрузка нужна, чтобы избежать излишнего радиоактивного заражения и трассы, и территории. Машины, уже набравшие радиоактивность у реактора, не соприкасаются с «чистыми», не заезжают на территорию бетонных заводов. А отходы постоянио разравнивают по площадке бульдозерами, чтобы закрыть «грязь», принесенную на колесах со станции.

Этот принцип использован и при перевозке рабочей смены: автобус со специальной свинцовой защитой вывозит людей только до определенного пункта, а уже оттуда другие машины доставляют их в лагерь отдыха.

Итак, на станцию мы отправляемся вслед за очередной сменой, едущей на четвертый блок. Электронный индикатор в руках замполита попискивает тревожнее: счет пошел на десятки миллирентген. Включаем систему, создающую в машине избыточное давление, чтобы в салон не проникла пыль [4]. По дороге встречаем стоящие у обочины бульдозеры-роботы. Один, два, три…

– Много ли такой техники у реактора?

– Сейчас сами увидите, – отвечает Виктор Никитович. – Вернее, не увидите – не идет, к сожалению, пока это дело. Техники немало, целый участок создан для ее испытания и эксплуатации, но не тянет она, отказывает очень быстро. Наши ребята уже шутят: «Если сосчитать все роботы, в которых писали, то нам тут, пожалуй, и работы не останется». Нет, помощь пока небольшая. Разряжаются, увы, аккумуляторы у «умных машин»… [5]

Только вблизи от четвертого энергоблока можно по-настоящему оценить и размеры сооружения, и масштабы разрушений. С галереи сквозь отверстия выбитых взрывом окон хорошо видно и пространство перед зданием, и развороченные внутренности агрегата, и четкие линии «пирамиды», которая растет со стороны разрушенной стены. Это и есть одна из граней саркофага.

Исполинский кран устанавливает собранные неподалеку блоки металлоконструкций, начиненных решетчатыми стальными фермами, каждая из которых объемом в 40 кубометров. Мощный насос на автомобильном шасси по пятидесятиметровому «хоботу» трубопровода непрерывно подает жидкий бетон в чрево этих блоков. Так, постепенно заполняясь, вырастает несокрушимая стена. Нижний уступ пирамиды становится площадкой для строительства следующего.

Миксер-бетоновоз подъезжает к насосу, стыкуется с ним, и водитель бегом спешит в укрытие – будку, обшитую листами свинца. Пять-шесть минут на разгрузку – и снова бегом в кабину. А навстречу уже двигается следующая машина с вращающимся бункером.

Непрерывная круглосуточная работа…

Когда очередной ярус пирамиды будет готов, насос поднимут выше, установят краном емкости с горючим и маслом для его двигателя, и всё продолжится. На верхние этажи бетон пойдёт по системе труб, а для завершающего этапа работ, на шестидесятиметровой высоте, где будет замуровываться реактор, придумана подача самоопрокидывающимися ковшами.

Это лишь тот участок работ, что виден нам с галереи. Под прямым углом к ступенчатой грани пирамиды возводится сплошная контрфорсная стенка. Завершится строительство разделительной стеной, надежно отсекающей четвертый энергоблок от третьего. Уровень радиации в рабочем помещении уже упал во много раз. Все ниже становится он на площадке перед блоком, хотя сохранились еще участки, где передвигаться следует только бегом. Мы проскакиваем такое место на микроавтобусе, и Виктор Никитович на пару минут выключает дозиметр. Прибор рассчитан на более низкий уровень – он может выйти из строя [6].

Да, не надо упрощать: условия на стройке все еще сложны, людям приходится нелегко.

Завершится сооружение саркофага наведением перекрытия над зданием, которое до взрыва имело верхнюю отметку около семидесяти метров. Но саркофаг – не просто глухой бетонный колпак. В его стенах проложат систему теплообмена, подачи воздуха, будут замурованы мощные очистительные установки, чтобы предотвратить вынос пыли с потоками воздуха.

Всех интересует вопрос: когда же закончится строительство?

– В конце сентября, – отвечает Игорь Аркадьевич Беляев, начальник оперативного штаба Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР, член правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии. – Все участки работают с опережением графика, большую помощь в подготовке металлоконструкций оказывает нам Минмонтажспецстрой Украины. Но, вероятно, понадобится еще доводка, поэтому мы сейчас приступаем к сооружению бетонного завода, который сможет работать и в зимних условиях.

Сделать предстоит очень многое. Но в тем, что уже сделано, большая заслуга главного инженера Ю.Уса, начальников районов, как мы называем здесь важные участки, А.Демидова, А.Бевзы, К.Тыдыкова. Во многом именно благодаря их опыту, нестандартным решениям, принимаемым оперативно, осуществляется сложнейшая строительная операция, не имеющая аналогов в мировой практике.

До закрытия саркофага уже недолго.

Известия, 1986 г., 7.09, № 250 (21692).

[1] На жаль, до мене ніякі такі рукописні «огляди», «коментарі» та «пояснення» тоді не дійшли, не знаю я їх і зараз. Єдиний рукописний жанр, представлений в моєму збірнику – це «рекомендації».

[2] За законами совєтології з цього однозначно випливає, що викиди були. Адже про їх відсутність запитують у будівельника, головні прилади якого – теодоліт та рулетка. А ними радіацію не виміряєш. І взагалі, якщо викидів нема, то навіщо саркофаг будувати? Та ще з вентиляцією і фільтруванням повітря? Як завжди у брехунів, практичні дії показують, що дійсна ситуація зовсім не така, як її змальовують в «інформації» для бидла.

[3] Отже, старі індикатори були нездалі.

[4] Коли така система встановлена на танках, її звуть протиатомним захистом.

[5] Свідоцтво гірке, але ясне і категоричне. І якраз тим цінне, що виходить від будівельника, працю якого ці машини покликані полегшити.

[6] Все правильно – на час радіаційної небезпеки радіометр треба вимикати. Адже якщо радіометр не показує повну безпеку, навіщо він взагалі потрібен?