7. Древнейший в мире роман

Даниил Мордовцев

В Каирском музее, среди разных саркофагов фараонов и мумий, любопытство мое было затронуто одною небольшою гранитною плитою, на которой изображена была богиня Гатор с обычною головою коровы, а около нее два египтянина – один с правой стороны с цветком лотоса в руке, который он подносил богине, а другой – с левой, униженно распростертый на земле; у ног же богини лежал крокодил с разверстою пастью.

Я спросил своего любезного проводника грека, одного из младших смотрителей музея, что означает эта картина.

– О, это древнейший в мире писанный роман, – отвечал словоохотливый грек.

И он сообщил мне древнее сказание, которое некоторые египтологи считают чем-то вроде первоисточника истории, в библейском пересказе, об Иосифе и жене сановника Путифара или, по библейски, Пентефрия.

Оказалось, что я раньше знал это интересное сказание, прочитав его в некоторых сочинениях о Египте. Только то, что я видел в изображении на камне каирского музея, подробно изложено в знаменитом папирусе, открытом ученым Орбиней, именем которого называется и самый папирус – «Papyrus d’Orbiney». Он находится в британском музее и facsimile его было издано в Лондоне.

Вот содержание этого сказания в буквальном переводе ученых Гудвина и виконта де-Руже:

Очень давно, ранее, может быть, фараона Хеопса и, во всяком случае, на целые тысячелетия раньше известной нам женщины-фараона Хатазу, Тутмесов и Рамзесов, жили два брата египтянина. Старшего звали Анепу, а младшего – Бата. Старший был женат. Судя по всему, египтянка, жена его, была так же влюбчива, как и жена сановника Путифара, хотя принадлежала к семейству простых поселян, возделывавших свое поле. Бата, скромный малый, давно, повидимому, уязвил сердце красавицы, хотя в наивности своей и не подозревал этого.

Однажды братья поехали в поле, и у них не хватило семян для посева.

– Ступай скорей и принеси семян из деревни, – сказал старший брат младшему.

Бата тотчас же исполнил приказание брата. Придя домой, он увидел, что жена его брата заплетает волосы.

– Встань, – сказал Бата красавице, – дай мне семян, чтобы я возвратился на поле, ибо так наказывал мне старший брат, чтобы я возвратился, не мешкая.

– Войди, – отвечала ему красавица, – отвори ларь и возьми, сколько сердце твое желает; у меня же, если я пойду, как бы не распустились волосы.

И вошел юноша в кладовую – говорит сказание – и взял оттуда большой сосуд, ибо желание его было много понести семян. И он взял на себя зерно и семена дурры и вышел с ними.

Вот тут и начинается «флиртешен» египтянки за шесть, может быть, тысяч лет до наших дней.

– Как велика тяжесть на руке твоей? – издали закинула кокетка.

– Две меры дурры и три меры пшеницы составляют вместе пять мер, кои лежат на руках моих, – отвечал богатырь в простоте души своей.

– Велика сила твоя, – проговорила соблазнительница и, конечно, стрельнула в простоватого молодца своими египетскими глазищами. – Давно смотрела я на силу твою во всякое время.

И сердце ее познало его, – говорит сказание, – она встала и обняла его.

– Дай нам насладиться часом покоя, – прошептала чаровница. – Хорошо тебе будет, ибо я приготовлю тебе одежду праздничную.

Тогда, – говорит сказание, – уподобился юноша пантере страны полуденной от внутреннего гнева по поводу дурных слов, которые она к нему говорила; она же попугалась выше всякой меры. И он говорил к ней, сказав:

– Ты, о, женщина! Ты была мне как мать и муж твой был мне как отец, ибо он старше меня, так что он мог бы быть моим родителем. Зачем такой большой грех был мне сказан? Не говори мне таких слов в другой раз, ибо в этот раз я ничего не скажу, и ни одно слово об этом не выйдет из уст моих кому бы то ни было.

И он навьючил на себя свою ношу и пошел на поле. И подошел он к старшему брату своему, и они совершили работу дня. Когда же настал вечер, тогда возвратился старший брат в жилище свое. И младший брат его шел за быками, которых он навьючил разными хорошими вещами поля и гнал их перед собою, чтобы приготовить им подстилку в их хлеве в деревне.

И вот жена старшего брата, – продолжает сказание, – боялась за слово, сказанное ею, и она взяла кувшин жиру, и она была, как некто, которому злодей сделал насилие, желая сказать своему мужу, – твой младший брат сделал мне насилие.

И муж ее возвратился вечером, как обыкновенно он делал каждый день, и вошел в дом свой и нашел жену свою, лежавшую в припадке дурноты. Она не подала воды на руку его как обыкновенно. И светильник не был зажжен, так что дом был в темноте. Она же лежала и ее рвало. И муж ее говорил ей так:

– Кто имел дело с тобой? Встань!

Она же сказала ему:

– Никто не имел дела со мной, кроме твоего младшего брата, ибо когда он пришел, чтобы взять семян для тебя, то он нашел меня сидящею одну и говорил мне, – «Давай повеселимся один час на покое, – распусти свои волосы». Так он говорил мне, я же не послушала его, а, сказала, – смотри, не мать ли я тебе (хороша мамаша!) и старший брат твой не как отец ли для тебя? – так я говорила ему, он же не переставал говорить, и сделал мне насилие, дабы я тебе не сказала этого. Ныне же, если ты его оставишь в живых, то я сама себя убью.

Каково!.. И тут сказалась Ева.

Анепу пришел в ярость и порешил убить брата.

Но за добродетельного Бату вступились боги, и именно, богиня любви Гатор. Она вселилась в одну из коров, которых Бата, ничего не подозревавший, загонял в хлев.

– Добродетельный Бата, – сказала корова человеческим голосом и словами, – спасайся! Жена твоего старшего брата наговорила на тебя мужу, будто ты нанес оскорбление ее целомудрию, воспользовавшись силою своею, а ее слабостью, и твой старший брат хочет убить тебя. Для твоей же молодости не приготовлено еще жилище в загробном мире великого Осириса. Беги от брата.

И юноша бежал.

Узнав об этом, Анепу пускается в погоню за братом. Он убежден, что коварная жена сказала правду. В руках у него нож, а Бата совсем безоружен. Он напрягает все усилия, чтобы спастись от неминуемой смерти, но силы, растраченные им за день, особенно при переноске в поле тяжелой ноши, оставляют его. Расстояние между им и гневным братом все уменьшается.

– О, великая Гатор! – в отчаянии восклицает он. – Спаси меня… Для того ли ты повелела мне бежать, чтобы сильнее возбудить подозрение брата моего и быть убитым вдали от дома моего.

Вдруг, о чудо, он слышит за собою необычайный шум и плеск воды.

Он оглядывается и видит, – между ним и братом мгновенно образовался глубокий и бурный поток и в нем – полно страшных крокодилов… Брат его в ужасе остановился.

– О, великая, милостивая Гатор! – восклицает Бата и в благодарном умилении повергается на землю.

Долго он лежал, молясь доброй богине, а брат его, стоя на другом берегу потока, громко призывал злых богов, служителей страшного Сета, чтобы они помогли ему совершить месть.

Бата, наконец, поднялся.

– Брат мой, отец мой, выслушай меня! – горячо проговорил он. – Я не обижал твоей жены. Когда, по твоему приказанию, я пришел с поля в дом наш, я нашел твою жену заплетавшую волосы свои. И я сказал ей:

– Встань! Дай мне семян, чтобы я возвратился на поле, ибо так наказывал мне старший брат мой, чтобы я возвратился, не мешкая. И она сказала мне:

– Войди, отвори ларь и возьми, сколько сердце твое желает; у меня же, если я пойду, как бы не распустились волосы.

И вошел я в кладовую, и взял оттуда большой сосуд, ибо желание мое было много понести семян. И я взял на себя зерно и семена дурры и вышел с ними. Тогда жена твоя сказала мне:

– Как велика тяжесть на руке твоей?

И я ответил ей:

– Две меры дурры и три меры пшеницы составляют вместе пять мер, кои лежат на руках моих.

Так я говорил ей. Она же говорила мне, сказавши мне так:

– Велика сила твоя; давно смотрела я на силу твою во всякое время.

И она встала и обняла меня, говоря мне:

– Дай нам насладиться часом покоя; хорошо тебе будет, ибо я приготовлю тебе одежду праздничную.

Тогда уподобился я пантере страны полуденной от внутреннего гнева по поводу дурных слов, которые она ко мне говорила; она же испугалась выше всякой меры. И я говорил к ней, сказав:

– Ты, о, женщина! Ты была мне как мать, и муж твой был мне как отец, ибо он старше меня, так что он мог бы быть моим родителем. Зачем такой большой грех был мне сказан? Не говори мне таких слов в другой раз, ибо в этот раз ничего не скажу, и ни одно слово об этом не выйдет из уст моих кому бы то ни было.

И я навьючил на себя свою ношу и пошел на поле. И подошел я к тебе, и мы совершили работу дня. Когда же настал вечер, тогда ты возвратился в жилище свое. Я же шел за быками, которых навьючил разными хорошими вещами поля и гнал их перед собою, чтобы приготовить им подстилку в их хлеве в деревне. Но едва я вошел в их хлев, как мне явилась добрая и великая богиня Гатор в образе нашей черной коровы, и она оказала мне человеческим голосом и словами:

– Добродетельный Бата! – так говорила богиня, – спасайся! – жена твоего старшего брата наговорила на тебя мужу, будто ты нанес оскорбление ее целомудрию, воспользовавшись силою своею, а ее слабостью, и твой старший брат хочет убить тебя. Для твоей же молодости, – так говорила Гатор, – не приготовлено еще жилище в загробном мире Осириса. Беги от брата.

И я бежал. Но когда я увидел, что ты гонишься за мною с ножом и уже настигаешь меня, я упал на землю и обратился к великой Гатор с такими словами:

– О, великая Гатор! Спаси меня. Для того ли ты повелела мне бежать, чтобы сильнее возбудить подозрения брата моего и быть убитым вдали от дома моего? – И тогда богиня бросила между мною и тобою этот поток с крокодилами, чтобы не совершилось братоубийство. – Теперь ты все знаешь, и я более ничего не скажу тебе.

Тогда заговорил старший брат.

– Кому же мне верить? – сказал он. – Тебе или жене? Жена говорит на тебя, а ты на жену. Ты здоров, а она теперь больна – с нею дурнота.

Тогда заговорил младший брат.

– Чтобы ты поверил мне, – сказал он, – брось сюда через поток нож твой. И тогда ты поверишь мне.

– Но если я брошу тебе нож мой, – возразил старший брат, – то тогда ты меня зарежешь.

– Нет, – отвечал Бата, – между мною и тобою поток и крокодилы.

Тогда Анепу перебросил через поток нож свой. Бата же, взяв нож, совершил над собою то, отчего он перестал быть мужчиной.

Тогда Анепу поверил ему.

– Я верю тебе, младший брат мой, – сказал он, – но зачем ты совершил такое зло над собою?

– Для того, чтобы ты всегда мне верил и не боялся за жену свою, – отвечал Бата.

– Нет! – воскликнул Анепу, – теперь я потерял веру в жену свою, и она не должна жить.

В это мгновение и поток, и крокодилы исчезли.

Анепу, бросившись к брату, обнял его и долго плакал над ним. Потом братья, примиренные, воротились домой, и Анепу, убив вероломную жену, тело ее отдал собакам.

Сознавая вину свою перед братом, равно как и перед богинею Гатор, Анепу заказал искусному резчику-скульптору вырезать на гранитной доске ту группу, которую я видел в каирском музее, – богиня Гатор с головою коровы, а перед нею – Бата, подносящий ей цветок лотоса, и Анепу – кающийся, распростертый на земле перед самою пастью крокодила.

Сказание об Анепу и Бата я назвал «древнейшим в мире романом» потому, что не только знаменитые индейские поэмы Махабхарата и Рамаяна написаны после этого сказания, и притом тысячелетиями позже, но и такие письменные памятники, как Веды, Зенд-Авеста, Шу-Кинг и Библия – и те явились на свет многими столетиями после того, как сказание об Анепу и Бата ходило уже в рукописи по рукам египетских жрецов и их ученых, а гранитная стела с кающимся Анепу давно стояла в мемфисском храме богини Гатор с головою коровы и пугала своим содержанием прекрасных, но вероломных египтянок, вроде жены Пентефрия.

Примечания

По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. Замурованная царица: Роман из жизни Древнего Египта. – [Спб.:] Издательство П. П. Сойкина [без года], с. 192 – 198.