Русский империализм и украинство

Д. Донцов

Теперь уже ясно, что русский либерализм гораздо национальнее и, если живое отстаивание национального быта во всей ero полноте мы условимся называть национализмом, гораздо националистичнее реакции.

П. Струве (Patriotica).

Программа современного украинства нуждается в пересмотре. Каждый год, каждый месяц русской политической жизни делает такой пересмотр все более настоятельным и необходимым. Конечно, ни от какой программы нельзя желать, чтобы она была, по словам проф. Погодина, выражением “действительных требований масс”, потому что, в таком случае, русским либералам пришлось бы, напр., выбросить из своей программы требование всеобщего обязательного обучения.

Поэтому, говоря о пересмотре программы, приходится иметь в виду не принижение ее до хаотического национального сознания широких украинских масс, a нечто совсем иное. Я вряд ли ошибусь, если скажу, что еще со времен Драгоманова и до сих пор главная и самая важная часть политической программы украинства совершенно совпадала с программою русского освободительного движения. Настолько совпадала, что даже Драгоманов старался облечь украинские национальные требования в общероссийский мундир, советуя, напр., бороться за автономию “на почве не национальной, а государственно-административной” [См. Чудацькі думки про українську національну справу, Львів. 1892 (стр. 253)].

Вера украинца в русское освободительное движение была еще сильнее, пожалуй, чем у некрасовского мужика в своего барина:

“Воть приедет барин,

“Барин нас рассудит”, –

говорил некрасовский мужик. “Получите конституцию, а остальное приложится”, – утешали и утешают украинцев русские, и долгое время против этого собственно возражать не приходилось, Теперь, правда, пока еще спутанную по рукам и ногам, с задернутым вуалью лицом, – но мы уже видим ее, мы уже можем различить черты грядущей, новой России, мы уже слышим ее еще неуверенные шаги.

Кое-что об этой “прекрасной незнакомке” мне пришлось говорить в № 5-м “Укр. жизни” за прошлый год. В настоящей статье я хочу сказанное дополнить. И хочу остановиться над явлением, которому, быть может, придется заполнить еще не одну главу русской истории. Имею в виду империалистический либерализм, блеснувший таким ярким фейерверком в только что минувшем году.

Громкие апплодисменты оппозиции, приветствовавшей в Думе слова премьера, пугавшого “интернациональными осложнениями” те державы, которые посмеют выступить со своими “второстепенными интересами” на Балканах, заявление депутата Госуд. Думы г. Маклакова, что он “не боится войны”, хотя и не желает ее, наконец, хвалебный тон всей либерально-оппозиционной прессы, обсуждавшей слова деклараций о внешней политике, – недвусмысленно вскрыли империалистические тенденции русского либерализма. Если бы у кого-нибудь и после этого осталось сомнение относительно подобных тенденций, тот пусть прочитает статьи г. Дорошевича, писавшого в “Русском слове” целые акафисты “Богу войны”, тот пусть прочитает “Утро России”, объявлявшее, что “дух славянства, a с ним вместе и русский дух – за войну!”

[Справедливое замечание о наличности в русском либерализме довольно сильного империалистского течения автор, к сожалению, подкрепляет иллюстрациями, не лишенными спорности. Ни за одной из названных им газет нельзя, конечно, признать руководящего значений и даже постоянства мнений; отношение же думской оппозиции к известному месту декларации, имевшему, без сомнения, в виду Австрию и ее попытки лишить Сербию некоторых плодов войны, едва ли можно поставить в прямую связь с империалистическими вожделениями русских национал-либералов. К слову сказать, и международный националистический конгресс в Базеле признал, что социалисты Австрии должны продолжать оппозицию против стремления дунайской монархий напасть на Сербию (“Р. Б.”, XII, стр. 246). – Ред. Украинской жизни]

Если бы и этого показалось мало, то стоит лишь вспомнить подозрительное и упорное молчание либеральной прессы о русской политике в Персии, Монголии и в особенности в турецкой Армении. Политика капиталистической (и притом не всегда мирной) экспансии становится политикой русского либерализма, причем после столкновения с Японией и разложения Турции цель этой политики опять переносится на Ближний Восток. В настоящий момент “западную цивилизацию” на Балканах представляет Австрия (и отчасти Италия), поэтому кн. Бисмарк, собственно говоря, повторял лишь известную мысль Маркса, утверждая, что “дорога Росиии в Константинополь лежить через Вену”. Подобные же идеи проповедывал один из пионеров панславизма, ген. Г. Фадеев, еще в 1860-х годах. Теперь они стали азбукой неославистов, – я хочу сказать: настоящих неославистов, а не дилетантов в роде д-ра Крамаржа. При таком понимании задач внешней политики “славянская солидарность” совершенно естественно стала главным козырем воинствующого национализма.

“Братья-славяне” стали внезапно в центре внимания почти всего русского общества, пророк “великой России” начал писать о “скреплении естественной связи с славянством вообще и с западным в частности”, “Русское слово” выкапывает из забвения старый проект ген. Скобелева, рекомендующого воевать с Австрией не полками, а политической национальной славянской пропагандой. Задачи внешней политики на время объединили противоположные полюсы русской общественной жизни, связав прочным “альянсом” вчерашних политических противников. Дебют новых союзников мы видели в 1908 году. Некоторые разногласия, наступившие позже между членами труппы, удалось впоследствии примирить г. Сазонову, и, как мы могли убедиться в последние месяцы, миру и согласию в среде новых союзннков ничто почти уже не угрожает.

Какое же значение имеет все это для украинцев?

Очень большое.

Перед Россией лежать две дороги, если она хочет преследовать, в целях ослабления своего конкурента на Ближнем Востоке, “славянскую политику”. Для того, чтобы эта политика имела хоть какие-нибудь осязательные результаты, мало представлять себя славянскою державою pro foro externo. Необходимо радикальное изменение основных принципов внутренней национальной политики. Наиближайшими объектами славянской политики, симпатии которых желательно было бы иметь за собою русским империалистам всяких направлений, являются австрийские украинцы и поляки.

Первою дорогою для приобретения их симпатий было бы полное равноправие всех населяющих Российскую империю национальностей, а значит и украинцев. Однако, именно последняя возможность и является несколько проблематической. Проф. Погодин в последней книжке “Укр. жизни” заявил, что ему “дорого национальное единство русского народа”, Еще дороже оно для г. Струве и для “Утра России”, потому что для политики империализма, любящего прикрывать свои интересы интересами наций, наиболее удобной формой государства является национальное государство. Уже это обстоятельство заставляет многих русских империалистов, хотя бы и либерального толка, с некоторою недоброжелательностью смотреть на попытки – хотя бы только в культурном отношении – “расколоть русский народ”.

Еще другое соображение препятствует русскому национал-либерализму поставить во всей его широте украинский вопрос в России (а только такая постановка этого вопроса могла бы создать из России притягательный центр для более взыскательных в национальном отношении галицких украинцев). Казалось бы, что удовлетворение минимальных желаний украинцев в России – единственный способ избавиться от иногда довольно неудобной украинской оппозиции неославянскому движению. Однако вступить на этот путь русским либералам значит порвать с правыми элементaми в неославизме, т.е., другими словами, отказаться от активного участия в международной политике. На это гг. Милюковы не пойдуг. Они скорее “условятся” считать украинцев несуществующей нацией, чем расторгнут союз с гр. Бобринским, чго они и доказали на пражском съезде пять лет тому назад.

Просто психологически невозможно брататься за границей с Дудалевичами и поддерживать их врагов у себя дома. Если кадеты начнут деятельно поддерживать русских украинцев, то как они будут “целоваться” в Праге с Глибовицкими, как “единственными представителями” галицко-украииского народа? Двойная игра, наверное, сказалась бы мало полезною кадетам, а усидеть между двумя стульями им так же мало удалось бы, не компрометируя себя, как и галицким полякам. Решительно же стать на сторону украинцев – это значить сказать adieu и октябристам и правым, и, какь увидим ниже, полякам. К тому же такому шагу помешало бы традиционное недоверие либералов к силе украинского движения.

Они еще слишком мало верят в украинское движение, чтобы стараться привлечь его на свою сторону. Необходимость союза с правыми элементами неославизма отнюдь не исчезнет даже и в либеральной России. Тон в украинской политике всегда будуть задавать даже не кадеты, a скорее левые октябристы, близкие к графу Бобринскому. Их воля, их взгляды на украинский вопрос будуть massgelend как и во внешней, так и во внутренней политике. Так же как и тепепь, кадеты, гонимые необходимостью идти с ними в ногу в своей заграничной “славянской политике”, попадут и во внутренней украинской политике в зависимость от них.

Я забыл сказать еще об одном важном, третьем моменте, определяющем отношение русских империалистов к украинцам. Это – поляки. Мне приходилось уже говорить в “Укр. жизнн” о тенденциях, замечаемых в русском обществе, к соглашению с поляками. Эти стремления можно смело назвать господствующими во всех влиятельньтх и делающих политику кругах русского обицества. О необходимостн русско-польского соглашения пишет “Русская молва”, г. Столыпин в “Новом времени”, Баян в “Русском слове”, г. Вергун в “Голосе Москвы”, Кашкаров в “Утре России”, о нем пишуть г. Струве, Евреинов, писал ген. Скобелеь.

Необходимость привлечения симпатий поляков в целях успешности внешней политики России – стала положительно общим местом в русском обшестве. А такое “привлечение симпатий поляков”, в особещюсти галицких, совершенно немыслимо при поддержке украинского движения. Ведь если поляки и идуть на услуги гг. неославистам, то только лишь постольку, поскольку новое движение несет им помощь с одной стороны против Пруссии, с другой – против “прусской интриги” – украинского движения. Поддерживая украинство, Россия оттолкнула бы от себя галицких вшехполяков и подоляков и потеряла бы всякую аттракционную силу для польской Галиции. Эта последняя причина увеличивает собою число остальпых, препятствующих русским либеральным империалистам безусловно стать на сторону украинцев: поляки представляются им гораздо более ценным объектом славянской политики.

Таким образом, три причины, обусловливаемыя империалистическими тенденциями русского либерализма: необходимость национального государства, поддержки правых империалистических элементов и заграничных поляков вызывает индифферентное, если не враждебное, отношение к украинцам русского национал-либерализма. Вот чем грозен для нас либеральный русский империализм, высоко поднявший свою голову в последние пять – шесть лет!

Вообще последние годы, когда русский либерализм выступил в качестве активной силы на политическую арену, принесли Украине много разочарований, Летом минувшего года г. Меньшиков открыл довольно трагические гороскопы перед Россиею, если она “не проявить какого-нибудь еще неслыханного искусства власти” над покоренными ею народами (“Новое вермя”, 4/ІІІ 1912).

Я не верю в астрологию, ни в гороскопы, но я думаю, что вряд ли либеральная Россия может думать о блестящем будущем, если в своей национальной политике начнет с того, что уже показало свою практическую непригодность в Австрии – с политики подразделения наций на привилегированные и нации “второго сорта”. По крайней мере попытки найти какую-нибудь новую формулу национальной политики либеральная Россия до сих пор не обнаружила. Потому что нельзя назвать новою рекомендуемую для всех (кроме польской) наций России формулу чисто отрицательного характера: уничтожение ограничений, тяготеющих над нерусскими национальностями. А дальше этой программы, в особенности по отношению к украинству, русский либерализм не идет. Причем не признается даже за украинством права самостоятельного политического фактора хотя бы в борьбе с крайним национализмом.

Не признает этого права г. Юрист (см. декабрьскую книжку “Укр. жизни”), считающий национальные политические партии “ненормальным явлением”, не признает этого права и г. Изгоев из “Русской мысли”, не признает этого, в сущности, и проф. Погодин, требующий, чтобы украинские деятели заручились сперва (путем плебесцита, что ли?) согласием народных масс с их программой.

[Здесь автором допущена существенная неточность. Г. Юрист в своем ответе вовсе не отрицает права украинцев образовать политические партии; он отрицает только – правильно или нет, это другой вопрос – целесообразность образования таких партий при современных политических условиях в России. – Ред. Укр. жизни]

Два десятка лет тому иазад, когда Драгоманов писал свою программу в “Чудaцких думках”, можно еще было принимать как догмат, что украинцы найдут себе верных союзников в русских либералах. Тогда либеральная Россия была совершенно terra incognita, a зародыши организаций русских либералов (земства) – на темном фоне тогдашней жизни – были такими яркими звездами, что даже трезвых людей, как Драгоманов, вводили в заблуждение относительно их настоящей политической физиономии. Теперь не то. Теперь “национальное лицо” либеральной России стало ясно. Правда, эксперименты в социологии невозможны, но возможны предположения и догадки. Как математик, знающий формулу отношения между постоянной и переменной, может предсказать величину этой последней в зависимости от изменения первой, так и мы, следя за тенденциями, развиваемыми русским либерализмом теперь, можем представить себе его отношение к украинству в будущем.

Соглашение с поляками, так называемый “общественный национализм” (о чем я уже говорил в пятой книжке журнала) и, наконец, либеральный империализм со всеми его для нас последствиями, – вот те “постоянные”, функциональную зависимость от которых украинской политики русского либерализма можно проследить даже в настоящее время.

Эти тенденции либерализма русского, можетъ быть, нельзя было предугадать двадцать лет тому назад (разве по аналогии с другими государствами), но теперь их увидит даже невооруженный глаз, Это-то и является, по-моему, главной побудителькой причиной для пересмотра украинской программы, опирающейся, применяя уже раз употребленное мною выражение, на безусловную и непоколебимую веру в “барина”.

В настоящей статье я не думаю давать хотя бы и общих только принципов новой программы (для этого необходимо бы было более основательное исследование политических отношений в России и вне ее). Я хотел лишь обратить внимание украинского (и русского) общества на необходимость поискать новых, более соответствующих действительным потребностям украинской нации, формул. Я хотел лишь указать на то, что если изменились те предпосылки, на которых опирал свою программу Драгоманов, то должна измениться и сама программа. Какою будет эта программа, в значительной степени зависит от самого русского общества.

Как заметил один из участников анкеты, опубликованной в декабрьской книжке “Укр. жизни”, “недоверие среди украинцев уже посеяно”. Его возбуждают как те, которые выступают агрессивно против минимальных украинских требований, так и те, которые упорно не хотят обращать на них никакого внимания. В меньшей степени, но все же несут некоторую ответственность за это “недоверие” и те из русских общественных деятелей, которые видят разрешение украинского вопроса исключительно в отмене ограничений, тятотеющих над украинским словом или в освобождении от полицейской опеки частичных проявлений инициативы украинского общества. Не такими программами, не такими формулами приобретаются симпатии угнетенных наций.

Во всяком случае украинский вопроc – в интересах самого русского общества – нуждается в более внимательном к нему отношении со стороны русской политической мысли.

Я окончу статью пожеланием, чтобы русское общество ближе и серьезнее ознакомилось с украинским движением, постаралось понять его и его движущие причины так же глубоко и ясно, как это удалось кн. С. Д. Урусову в его ответе, помещенном в 12-й книжке “Укр. жизни” за прошлый год.

Может быть, тогда русское общество перестало бы смотреть на украинцев как на “энтузиастов” и с большим вниманием отнеслось бы к их нуждам.

Надруковано: Украинская жизнь, 1913 г., № 2, с. 27 – 34.