5. Киевские археологи 30—40-х годов XIX в.

Каргер М.К.

В конце 1835 г. по “высочайшему повелению” при Киевском учебном округе был учрежден Временный комитет изыскания древностей в Киеве с ассигнованием из казны ежегодного денежного пособия на производство археологических раскопок и исследований. В состав его вошли ректор только что организованного Киевского университета М.А.Максимович, ряд университетских профессоров и местные любители-археологи М.Ф.Берлинский, К.А.Лохвицкий и А.С.Анненков. Комитет в первую очередь ставил перед собой задачу приведения в известность памятников древности, открытых в Киеве до начала 1836 г. В ноябрьской книжке “Журнала Министерства народного просвещения” за 1836 г. был опубликован обзор “О ходе открытия древностей в Киеве до начала 1836 г.”. Вслед за тем Комитет предпринял меры к открытию первого государственного исторического музея в Киеве. 17 марта 1837 г. при Киевском университете был учрежден Музей древностей [Отчет о действиях Временного комитета изыскания древностей в Киеве в 1837 г., с. 78-79]. В состав музея первоначально поступили все древние вещи, пожертвованные университету разными частными липами и в первую очередь Лохвицким, на которого было возложено первоначальное устройство и заведование музеем. Для обеспечения дальнейшего роста музея были разосланы печатные объявления об открытии музея и “приглашение всем любителям отечественных древностей к пожертвованию в музей древних вещей, владеемых ими или вновь открываемых”.

О начальной стадии деятельности Временного комитета современники отзывались скептически. Так, Е.Болховитинов писал Н.Н.Мурзакевичу: “Наша комиссия об отыскании древностей спит беспробудным сном, да и не умеет приняться” [Н.Н.Мурзакевич. Автобиография. СПб., 1886, стр. 120-121]. Несколько позже, в письме тому же адресату Болховитинов жаловался: “Комитет древностей описал, что прежде его открыто, а сам ничего не открыл” [там же, стр. 121]. Однако позднее, уже после смерти Е.Болховитинова (23 II 1837), Временный комитет все же начал проявлять некоторые признаки жизни.

В конце 30-х и в 40-х годах XIX в. активную раскопочную деятельность в Киеве развивал А.С.Анненков. Богатый орловско-курский помещик, отставной гвардии поручик А.С.Анненков за жестокое обращение со своими крестьянами “по высочайшему повелению” был выслан на жительство в Киев, где, по словам его биографов, решил заняться “делами благочестия”. Приобретя огромную усадьбу на территории Владимирова города, в непосредственном соседстве с усадьбой Десятинной церкви, Анненков возымел желание “реставрировать” древний храм, т.е., по тогдашним понятиям, выстроить новую церковь на развалинах древней. Занимаясь строительством новой церкви, Анненков проявлял в то же время далеко не бескорыстный интерес к богатейшей, в ту пору еще почти совсем девственной почве Киевского акрополя, на которой распо[с. 39]лагался не только вновь строящийся храм, но и огромная по площади усадьба Анненкова. Многочисленные находки золотых и серебряных вещей, обнаруженные при строительных работах 1820-30-х годов, поступали в большей части самому ктитору строящегося храма, но поскольку в строительстве церкви принимала активное участие и киевская митрополия и, в частности, глубокий интерес к работам проявлял сам митрополит Евгений (Болховитинов), кладоискательская деятельность Анненкова все же была под известным контролем. Находки, сделанные за этот период, стали, хотя и далеко не полностью, достоянием науки.

В 1842 г. строительные работы были закончены. Надзор, установленный митрополитом на время постройки, был снят, а ктитору храма предстояла еще чреватая большими возможностями “планировка” окружающей церковь площади и постройка ограды. При производстве названных работ землекопы Анненкова, по-видимому, в непосредственном соседстве с храмом наткнулись на какой-то древний тайник, подобный тому, что был открыт нашими раскопками в 1939 г. в среднем нефе Десятинной церкви [М.К.Каргер. Тайник под развалинами Десятинной церкви в Киеве. – КСИИМК, X, 1941, стр. 75-85]. В этом тайнике Анненков нашел колоссальный клад золотых и отчасти серебряных ювелирных изделий, по количеству вещей не имеющий себе равных среди киевских кладов XI-XIII вв. По словам очевидцев, клад занял два больших мешка. Завладев кладом, Анненков держал в строжайшем секрете самый факт его открытия. Впоследствии золотые изделия из клада были частью перелиты на металл, частью превратились в детские игрушки, а частью даже в собачьи ошейники [подробнее о судьбе этого исключительного по богатству клада см. в главе IX настоящего исследования].

Откровенно хищнический характер поисков в собственной усадьбе и усадьбе Десятинной церкви Анненков маскировал “наукоподобными” раскопками на других территориях старого города, где хозяйничать с той же степенью бесцеремонности к тому же было и невозможно. В 1837 г. по приглашению Комитета изыскания древностей А. Анненков произвел на собственный счет поиски в ограде Трехсвятительской церкви, окончившиеся совершенно безрезультатно. “По раскопании им земли в разных местах, – по словам отчета, – обнаружилось, что земля уже прежде была изрыта глубокими рвами в разных направлениях”. Несколько мелких древних вещей, найденных им, были переданы в Музей древностей [Отчет о действиях Временного комитета изыскания древностей в Киеве в 1837 г., стр. 81-82].

В том же 1837 г. Анненков начал “собственным иждивением” раскопки на Михайловской горе, над Крещатицким оврагом. Скопление обломков кирпича и строительного мусора на этом участке горы послужили основанием к поискам здесь остатков Дмитриевского монастыря. Раскопки также не увенчались успе[с. 40]хом. Сам Анненков объяснял свою неудачу тем, что остатки древних развалин Дмитриевского монастыря были “истреблены во время прежних поисков г.Турчаниновой”.

Неудача первой попытки не разочаровала Анненкова, и в следующем, 1838 г. он продолжил поиски в верхней части той же горы, в монастырском саду, вблизи так называемого Боричева взвоза. На этот раз Анненкову удалось обнаружить руины древнего храма, которые он и объявил остатками собора Дмитриевского монастыря. В действительности это была, по-видимому, упоминаемая в летописи под 1087 г. церковь Петра. Несмотря на то, что раскопками были обнаружены не только фундаменты здания, но и сохранившиеся на достаточную высоту два столба с остатками фресковой росписи, никаких заключений о характере и типе постройки сделано не было.

О масштабе и характере более ранних раскопок Анненкова, произведенных им в его собственной усадьбе, а также в усадьбе Десятинной церкви, известно из его ходатайства, направленного в 1845 г. киевскому генерал-губернатору Д.Г.Бибикову. Ходатайство это было вызвано слухами о новых раскопках возле Десятинной церкви и в усадьбе самого Анненкова, которые предполагала провести Киевская комиссия для разбора древних актов. Протестуя против этих новых научно организованных раскопок, Анненков сообщал о том, что после раскопок Лохвицкого и Ефимова, которыми были обнаружены фундаменты Десятинной церкви, “к окончанию открытия остатков древностей Десятинной церкви” был по “высочайшему повелению” допущен и сам Анненков. Всеми этими “поисками и прорезами”, по словам Анненкова, “изрыто было почти все место церковное”, вследствие чего он считал совершенно бесполезным начинать “новые поиски и разрытия”. Особенно решительно протестовал Анненков против “домогательств разрывать сад для мнимых открытий” в его собственной усадьбе, аргументируя этот протест тем, что, “производивши в 1830 г. по всему пространству сада глубокие прорезы на всех бывших тогда местах без дерев, также и между деревьями”, он якобы

“открывал землю, давно рытую, и по слоям оной следы в разных направлениях глубоких рвов и ям, а весьма много и мест погребов засыпанных, но ничего при всех тщательных поисках и усилиях не нашел из остатков древностей, кроме нескольких кусков красного гранита и древнего колокола коринфской меди, найденного в саду, против церкви Василия” [Письмо А.С.Анненкова киевскому генерал-губернатору Д.Г.Бибикову. – КС, T.XLV, Киев, 1894, апрель, стр. 152-155].

Наряду с откровенно кладоискательскими раскопками Анненкова, производившимися “иждивением” самого раскопщика, Временный комитет пытался, по-видимому, организовать и более серьезные в научном отношении раскопки. В 1838 г. Комитет поручил профессору Киевского университета А.И.Ставровскому провести раскопки в саду усадьбы Королева (ныне усадьба Старо-Киевской аптеки на углу Б.Владимирской и Б.Житомирской улиц). Раскопками [с. 41] была открыта незначительная часть развалин древнего здания, по-видимому, остатки Федоровского Вотча монастыря. Невразумительный план открытой части здания, обнаруженный нами в архиве Института археология АН УССР, не дает представления даже в самых общих чертах о характере постройки, свидетельствуя о крайне низком методическом уровне и этих раскопок. Найденные при раскопках различные древние вещи, среди которых были драгоценные ювелирные изделия, поступили в Музей древностей при Киевском университете [Отчет о действиях Временного комитета изыскания древностей в Киеве в 1838 г. – ЖМНП, ч. XXI, 1839, стр. 67-71].

В 1843 г. начала свою деятельность Киевская комиссия по разбору древних актов. Учрежденная при канцелярии генерал-губернатора, эта вторая в России археографическая комиссия должна была стать важным подспорьем другим правительственным органам в осуществлении политической задачи русификации края, в ту пору в значительной степени находившегося под идеологическим влиянием остатков польского дворянства. Политическую линию Комиссии направлял генерал-губернатор Бибиков, непосредственно вмешивавшийся в ее дела и всемерно содействовавший ее начинаниям. По крылатому выражению современника,

“при Бибикове история с археологией поистине были модными науками в Киеве: ими увлекались и киевское чиновничество и киевский beau mond; ими волею-неволею увлекалось и польское дворянство. Бросились в запуски на поиски в крае памятников старины” [А.В.Романович-Славатинский. Жизнь Н.Д.Иванишева. СПб., 1876, стр. 209-210].

Несмотря на существование Временного комитета для изыскания древностей в Киеве, Бибиков решил передать в ведение вновь организованной Археографической комиссии и археологические исследования в крае, которые должны были охватить все правобережные губернии, а также Полтавскую и Черниговскую. Уже в 1844 г., посылая чиновника своей канцелярии графа Олизара в Радомысльский и Махновский уезды для собирания исторических материалов в помещичьих архивах, Бибиков поручил ему наряду с этим

“собрать сведения и составить описание курганов в окрестностях Коростышева, и если владельцы оных пожелают доставить к тому средства, то некоторые из них раскопать” [О.И.Левицкий. Пятидесятилетие Киевской комиссии для разбора древних актов (1843-1893). Историческая записка о ее деятельности. Киев, 1893, стр. 53-54].

В состав Комиссии вводятся археологи и знатоки монументальных памятников. Так, в 1844 г. почетным членом Комиссии был избран акад.Ф.Г.Солнцев, в 1845 г. в состав действительных членов Комиссии был приглашен А.И.Ставровский, уже в конце 30-х годов принимавший участие в археологических работах Временного комитета для изыскания древностей, а в это время заведовавший Музеем древностей при университете. Для “делания снимков с археологических [с. 42] памятников” (т.е. для зарисовки их) к работе в Комиссии был привлечен Т.Г.Шевченко. Ему же позже была поручена подготовка графической части издания первого выпуска “Древностей”.

В 1845 г., воспользовавшись приездом в Киев Николая I, Бибиков добился “высочайшего соизволениям на закрытие Временного комитета для изыскания древностей с передачей его функций и средств Археографической комиссии” [там же, стр. 54]. Вскоре А.И.Ставровский разработал обширную программу археологических исследований, согласно которой только в Киеве и его окрестностях намечалось более тридцати возможных участков для раскопок [там же, стр. 55]. Рассмотрев программу Ставровского, Комиссия утвердила в качестве работ первой очереди: а) продолжение раскопок фундаментов церкви Ирины и двух курганов в Вышгороде, начатых еще Временным комитетом; б) обследование памятников древности вокруг Киева на пространстве 30 верст и особенно города Василькова и его окрестностей; в) исследование руин церкви Василия в Овруче, для чего решено было дослать туда акад.Солнцева и проф.Ставровского, которым поручалось обмерить церковь и сделать зарисовки [там же, стр. 55-56]. По просьбе Комитета губернаторам и предводителям дворянства Киевской, Подольской и Волынской губерний были разосланы циркуляры и инструкции по собиранию материалов о курганах и остатках древних памятников и преданий и о доставке их в Комиссию.

Реализуя свои широкие планы, Комиссия осуществила ряд достаточно важных археологических исследований, в частности раскопки скифского кургана в окрестностях Киева, известного под именем “Перепятихи”, отчет о которых был опубликован в роскошно изданном первом выпуске “Древностей” [по-видимому, по настоянию Бибикова или из желания угодить ему в этом же выпуске, в виде дополнения к скифским древностям из “Перепятихи”, было издано несколько предметов, найденных в подмосковном имении Бибикова – селе Успенском].

Что касается самого Киева, то намеченная Ставровским программа исследований была выполнена лишь в незначительной части. Сам А.И.Ставровский завершил начатые еще Лохвицким раскопки развалин так называемой “церкви Ирины”, а проф.Н.Д.Иванишев произвел в 1845 г. какие-то раскопки в трех частных усадьбах в Киеве, отчет о которых не был опубликован [А.В.Романович-Славатинский, ук. соч., стр. 210. Н.Д.Иванишев производил раскопки в усадьбах Савицкого, Самохвалова и Тепнера, местоположение которых установить не удалось. В первом выпуске “Древностей”, опубликованном Комиссией по разбору древних актов, посвященном в основной части материалам из раскопок кургана “Перепятихи”, были изданы и отдельные предметы, найденные в Киеве, по-видимому, при упомянутых раскопках Иванишева].

Комиссия намеревалась в 1846 г. приступить к подготовке описания монументальных памятников южной России и прежде всего к изданию описания “древнейших” церквей Василия в Овруче, постройку которой тогда относили ко времени Владимира Святославича, и Десятинной церкви в Киеве. Как [с. 43] показывает план этого предприятия, разработанный, по-видимому, Ставровским и Иванишевым, задача понималась очень широко и серьезно. При описании этих памятников, предполагалось

“изображать их историю, рассматривать их в архитектурном отношении, описывать развалины в настоящем их виде и находимые в них вещи, остатки древней живописи, древнюю церковную утварь и, наконец, строительные материалы” [О.И.Левицкий, ук. соч., стр. 59].

Наряду с изучением монументальных памятников Комиссия рекомендовала обращать преимущественное внимание “на изыскание древностей, объясняющих доисторическое существование народов, каковы курганы и другие остатки языческой древности”.

К сожалению, все эти благие намерения, свидетельствовавшие о серьезном и глубоком понимании задач, стоявших перед археологами в деле изучения Киева и его окрестностей, в большей части остались невыполненными или же не доведенными до конца. Нельзя не пожалеть об этом прежде всего потому, что в 40-х годах XIX в. территория Верхнего Киева подверглась коренной перепланировке и новой застройке.

“Быстро обновляющийся Старый Киев, – писал об этом времени М.А.Максимович, – выравнивается прямыми улицами, выстраивается новыми домами, на место ветхих лачужек и узеньких кривых переулков, которыми, как лабиринтом, покрылись древние развалины Старого Киева в века его бедности. Под этими очередными слоями заселений Старого города скоро нельзя будет распознать и тех немногих мест, на которых еще в 17 веке стояли обнаженные развалины русской древности. При тогдашнем обновлении Старого города обломки зданий разошлись на новое жилье, а остальная часть их покрылась новыми слоями земли – под садами, на них выросшими, и под домами, на них водворившимися” [М.А.Максимович. Обозрение Старого Киева. – Собр. соч., т. 2, Киев, 1877, стр. 120].

Киевские археологи 30-40-х годов прошлого века располагали такими возможностями в изучении древних памятников Киева, которыми уже никогда не располагали позже их продолжатели.