I. Древнейшие храмы Киева

Лукомский Г.К.

Об основании первых храмов Киева летописец рассказывает, что, крестившись в Корсуни, Владимир в лето 6499 (991 г.) в Киеве

«задумал построить церковь Пресвятой Богородицы; и послав к грекам, выписал оттуда мастеров. И они начали строить; когда же постройка была окончена, он украсил ее иконами, и поручил ее Анастасию Корсунянину и приставил корсунских попов служить в ней…»

Когда в 996 г. церковь была совершенно закончена постройкою, Владимир богато одарил ее, пожертвовав ей десятую часть своего имения; церковь так и осталась известною под названием Десятинной до сего дня.

И Десятинная церковь претерпела, подобно прочим храмам, все то, что русским храмам перетерпеть полагается: она разрушалась, возобновлялась, вновь разрушалась, вновь возобновлялась и, наконец, в двадцатых годах XIX века, по случаю своеобразного благочестия некоего «великодушного почитателя священной древности», отставного гвардии поручика, А.С.Анненкова, была окончательно разрушена и, как историческое свидетельство, загублена тем, что именно на ее месте была воздвигнута новая церковь. По счастью, прежде чем Анненков добился разрешения на постройку, просвещенный киевский митрополит Евгений в 1824 г. успел, как умел, раскопать и исследовать развалины древнего храма; по счастью, также, Анненковская церковь значительно меньше древней, и вся алтарная часть первоначального здания сохранилась. Она то и была вновь исследована Д.В.Милеевым. Эти последние раскопки дали весьма любопытные результаты.

Строители для закладки полукруглых фундаментов трех алтарных апсид не ограничились рытьем рвов, в которые обычно забучивают фундаменты, а сделали сплошную выемку земли котлованом на всем пространстве трех апсид; на дне котлована была уложена сложная подготовка из двух рядов деревянных балок, положенных накрест, защебененных желтым песчаником и залитых известковым раствором. На устроенной таким образом ровной площадке производилась кладка фундаментов трех полукружий алтаря, а образовавшееся в котловане свободное пространство, внутри и вне апсидальных полукружий, было засыпано землею до общего уровня почвы. Подобное же устройство было обнаружено и под прочими стенами. Для прокладки фундаментов были вырыты рвы. На подошвах всех рвов найдены остатки деревянных брусьев-лежней, положенных продольно в направлении рва по четыре в ряд, причем удалось выяснить, что на перекрестках рвов бревна были сбиты большими гвоздями, которые нашлись на местах. Между бревнами были обнаружены вдавленные в материк остатки известковой заливки вместе с кусками желтого песчаника, а также ряды правильно расположенных кольев, вбитых в материковую глину. Хотя дерево кольев, разумеется, совсем истлело, материковая глина хорошо сохранила точную форму кольев, а также их величину и расположение.

Что это за странные приемы? Откуда они? Они и в голову не приходили ни корсунским, ни константинопольским зодчим. А в Киеве они именно в древнейших каменных постройках обычны: так же были устроены фундаменты и в том дворцовом, повидимому, комплексе зданий, который примыкал к Десятинной церкви, и в церкви Спаса на Берестове, и, вероятно, в Белгородке. Конечно, так строились только древнейшие здания, ибо очень скоро практика показала, что так закладывать фундаменты нельзя: залитые цементом бревна прели, превращались в труху и образовывали в толще площадки, на которой стояли фундаменты, трубчатые пустоты, не выдерживавшие огромной тяжести постройки, – здания заваливались. В Белгородке при раскопках В.В.Хвойки очень отчетливо обнаружилось, что церковь завалилась в одну сторону: обломки купола лежат не в середине здания, а в северо-восточной его стороне, и это обстоятельство может, конечно, быть объяснено только неравномерным оседанием вследствие более раннего истления заложенных в фундамент бревен с одной (более сырой?) стороны. И Десятинная церковь очень рано рухнула, так что Ярославу пришлось ее перестраивать и вновь святить.

Выяснившееся при раскопках Д.В.Милеева устройство фундаментов могло быть делом людей совершенно неопытных в каменном строительстве, – например, русских плотников, которые в первый раз взялись строить каменную церковь. Такое предположение не выдерживает, однако, критики: столь неопытные люди не сумели бы, конечно, построить большого здания, да еще сводчатого. Русским плотникам не пришло бы в голову столь широко использовать цемент. Неопытность проявилась только в кладке фундамента – значит, строители именно тут, и только тут, встретились с какими-то непривычными для них техническими условиями. Строителям, явно, требовалась массивная твердая площадка, и они, не представляя себе, что можно стену ставить на глине, решили площадку создать искусственно, искусственно создать скалу, как основу для здания. Константинопольские зодчие к скале вовсе не так привыкли, чтобы не суметь обойтись без нее; корсунские зодчие никогда не требовали монолитных площадок для своих построек. Но кавказцы могли изобрести тот способ закладки фундаментов, который мы видим в постройках Владимира Святого: знатоки памятников Кавказа говорят, что заливка бревен цементом (правда: не в фундаментах) – нечто весьма обычное именно в памятниках грузинского зодчества.

Таким образом, преобладание именно кавказского художественного воздействия на Киев уже во времена Владимира можно считать доказанным. Установление этого факта и само по себе, в интересах исторической правдивости, достаточно существенно; но оно не лишено значения и для дальнейшего: у непосредственных преемников Киевских князей, у князей владимиро-суздальских, были такие же строительные потребности и устремления, и там, в Залесской Руси, появляются опять каменные, покрытые рельефной резьбой храмы, близко напоминающие храмы Закавказья. Если Киев считать детищем Константинополя, то остается необъяснимым, как и почему Залесская Русь так широко открыла двери перед кавказскими мастерами. Другое дело, если связи с Кавказом были завязаны еще тогда, когда тмутараканская вольница гуляла и по Черному, и по Каспийскому морям…

План Десятинной церкви не вполне выяснен. Во всяком случае, никаких следов подкупольных столбов или их фундаментов раскопками обнаружено не было. На плане митрополита Евгения показаны фундаменты внутренних продольных стенок, деливших все здание на нефы и служивших некогда основаниями столбов или колонн, на которых покоилось перекрытие. Следовательно, Десятинная церковь были базиликой о трех кораблях, с тремя полукруглыми апсидами, из которых средняя значительно выдвинута на восток. С юга и севера к церкви примыкали продольные притворы галереи, с запада поперечный нартекс. Вся западная часть базилики, на плане митрополита Евгения, представляет весьма хаотический вид: она перегорожена поперечными фундаментами. Здесь были найдены обломки и толстых мраморных колонн, и баз, и капителей, и карнизов.

Мы уже упоминали о том, что Ярославу пришлось возобновить Десятинную церковь, а потому внутреннее ее убранство, вероятно, правильнее будет отнести именно к началу XI века. Но план храма и его тип принадлежат временам Владимира. Откуда они? В Корсуни было много базилик, но только корсунекие базилики не имеют ничего общего с Десятинной церковью: там апсиды не связаны, ширина среднего нефа значительно превышает ширину боковых, центры полукружий всех апсид лежат все на одной прямой; боковых галлерей вовсе нет. И опять мы должны искать на Кавказе и в Малой Азии, а не в Константинополе и в областях, культурно от него зависевших, те образцы, которыми руководствовались строители Десятинной церкви.

Не так давно под Киевом открыты были фундаменты еще и другой церкви, построенной Владимиром Святым, церкви Спаса на Берестове. То была, повидимому, купольная церковь… Но пусть эти храмы погибли: сохранился роскошный памятник эпохи, не на много более поздней, – начала XI века, времен великолепного Ярослава: собор святой Софии.