1. Разбой

Николай Костомаров

Кудеяр ехал, выдавая себя за новокрещена-татарина; остановившись на постоялом дворе, он услыхал, как проезжие люди рассказывали друг другу, что царь, вновь показнивши знатных людей, уехал с опричными людьми разорять вотчины казненных и бедному народу приходят скорбь и тесноты паче прежнего. На переправе через Угру Кудеяр разговорился с купцом, ехавшим из Москвы; тот рассказал ему, что в Москве служили по церквам молебен об избавлении царя от убийцы.

– А кто такой этот злодей? – спросил Кудеяр.

– Имя ему Кудеяр, – сказал купец, – он был в плену у татар, там принял бусурманскую веру и от Христа-Бога отрекся, а хан крымский выпустил его на Русь и научил его нашего православного царя убить, только не попустил Бог.

– А мне говорили не так, – вмешался в разговор другой проезжий. – Говорят, он принял бусурманскую веру и вернулся на Русь, а того никому не говорит, что он побусурманился только уж как-то узнала про то жена его и стала его корить, а он жену повесил. Государь-царь, как уведал про то, приказал привести его пред себя, а он как бросится на царя а тут над ним совершися несказанное чудо: внезапу явися ангел и порази его мечем огненным, – он как стоял так и провалился сквозь землю.

– Да, – сказал купец, – и мы слыхали, – говорят люди, будто провалился под землю, только вот про жену его я не слыхал.

Кудеяр умышленно поехал глухими дорогами. Спустя сутки после переправы через Угру ему случилось ехать по лесу; лошадь его притомилась, он снял с нее вьюк и седло, развел огонь и стал варить кашу с сушеным мясом в небольшом казанке, находившемся у него под седлом вместе с другою рухлядью, которою снабдил его Ямболдуй-мурза.

В это время послышался лошадиный топот, и раздался голос:

– Что тут за люди?

– А вы что за люди? – спросил Кудеяр, вскочивши на ноги.

– А мы такие люди, – сказал незнакомец, сидевший на лошади, – что нас много, а ты один. Стало быть, развязывай мошну да лошадь свою нам отдавай, потому что у нас лошадей недостача.

Кудеяр, не говоря ни слова, уцепился обеими руками за дубок, наклонил его и переломил надвое; потом, взявши в обе руки отломленную часть дерева, замахнулся ею на незнакомца.

– Черт! Леший! – закричал незнакомец, уклонившись от удара, – тронул под бока свою лошадь и поскакал…

– Не черт и не леший, – кричал ему вслед Кудеяр, – а крещеный человек, такой же опальный, бесприютный, как ты. Иди лучше сюда подобру-поздорову да поговорим.

– Коли так, то иная речь, – сказал незнакомец и поворотил к нему лошадь. За незнакомцем ехало девять человек конных.

– Вы, братцы, – говорил Кудеяр, – верно, таковы, что коли вас поймают, так повесят, да больше ничего; ну, а со мной расправились бы почище! Слезайте, братцы, с лошадей, мы свои. Мне таких надо, как вы, и я вам не лишний; будете Бога славить за то, что меня встретили.

Незнакомцы сошли с лошадей.

– Я вас не стану спрашивать, кто вы такие, – сказал Кудеяр, – а сам вам про то скажу: есть меж вас крестьяне из опальных вотчин, и боярские люди, и служилые, бежавшие от службы, и посошные, ушедшие от посохи.

– Прямо уцелил! – сказал один из незнакомцев.

– Вы, – продолжал Кудеяр, – шатаетесь по лесам, слоняетесь по дорогам, в чужие мошны заглядываете… – а много вас?

– Человек… человек более сотни будет, – сказали ему.

– Врете, – сказал Кудеяр, – прибавили; вас не так много, вас может быть немного больше как полсотни!

– Отгадал, – сказал один из незнакомцев, – нас теперь шестьдесят девять человек… – да ты что, ведун, что ли?

– Да, ведун, – сказал Кудеяр, – и ведаю про вас то, чего вы не ведаете; ведаю я то, что коли вы будете жить в лесу в таком малом числе, то, проведавши про ваши разбойные дела, пошлют на вас многих воинских людей, и станы ваши найдут и разорят, и вас самих заберут и перевешают. Почему вы к другим на сход не идете, чтоб у вас и у других сила была?

– Другие сами по себе, – сказал один из удалых, – и нам надобно куска, и другим тоже.

– Всяк в своем месте промышляй, а другому не мешай, – сказал другой.

– У тех свои атаманы, у нас свои, – сказал третий.

– А вы знаете, дурни, – сказал Кудеяр, – мучитель, что живет в Александровской слободе, опять пошел жечь и разорять крестьян казненных от него бояр, а своих опричников выправляет выкоренять по лесам удалых. А вы в разных местах малыми ватагами стоите, вот вас и заберут… А вам-то, дурням, всех опаснее: вы недалеко от города стоите. А подумать вам, чтобы стать вместе большою силою.

– И впрямь так, братцы, – сказал один из удалых, – вон, говорят, Муравья, что стоял промеж Серпухова и Тулы, разбили и самого взяли и повесили в Серпухове.

– Нам коли петли бояться, так и в лес не ходить, – произнес другой.

– И с голода умирать, – заметил третий, – здесь наша пожива.

– Славная, думаю, пожива у вас! – сказал Кудеяр. – Оружьишко-то у вас дрянь! Разве что на дороге бедняка оберете, алтын возьмете да у крестьянишки какого-нибудь из клети сермяжку вытянете! Не такова была бы у вас пожива, коли б вас было поболе да все хорошо изоружены были: тогда бы какой богатый монастырь обобрали или город взяли.

– Оно правда, – сказали удалые, – поживы-то нам немного бывает… да и не часто…

– Чем вам-то по лесам скитаться невеликими ватагами, идите ко мне на службу, – сказал Кудеяр.

– Как – к тебе на службу? – спрашивали изумленные разбойники, – да ты кто таков? Разве ты нам платить станешь? Нешто у тебя денег много?

– Достанет на жалованье не одним вам, даром, что теперь в кармане очень мало, – сказал Кудеяр. – Найду, откуда заплатить, а моя плата вернее царской. Идите воевать, я вас поведу.

– На кого воевать?

– На мучителя, что сидит в Александровской слободе.

– На царя? – сказали разбойники. – Он, видно, не в своем уме! Что вы с ним раздобариваете? Он шальной!

– Вам то в башку не приходило! Кто вам ворог, кто разорил вас и заставил шататься без приюта? Через кого жить нам стало горько? Все через него. Против него воевать пойдем.

– Да ништо это можно? Это все равно что со всею землею воевать.

– Вот и не то! Земля-то будет за нас.

– Без Бога свет не стоит, и без царя земля не правится, – заметил один разбойник, – где царь, там земля за него.

– Будет, – сказал Кудеяр, – царь иной: князь Владимир Андреевич! Земля его хочет. Мы, братцы, мучителя стащим с престола и посадим Владимира Андреевича. И за такое дело новый царь вас пожалует.

– Нашим ли рылом такие дела вершить, – сказали разбойники. – Нам ли, мужикам, царей садить? То дело боярское.

– Бояре за нас, – сказал Кудеяр. – Есть бояре опричные – те за мучителя, а бояре есть земские – настоящие то бояре: они за нас.

– Так что же, стало быть, ты от бояр нам платить станешь? – спрашивали разбойники.

– Было бы за что платить, – сказал Кудеяр. – Вы будете на службе князя Владимира Андреевича, а я от него буду вам жалованье давать.

– Ну, давай, – сказали разбойники.

– И дам, – сказал Кудеяр, – да прежде всего ряд надо учинить: вы должны, собравшись, идти все за мною к Белеву. Там, в лесу, есть стан, а в нем стоит с ватагою атаман Окул Семенов; а к нему пристала другая ватага, у ней атаманом Урман. Вы пристанете к ним.

– Сами мы не можем идти, – отвечали ему, – у нас есть атаман выбранный, и атаман сам собою ничего не делает, а все решает круг.

– Дело правое, – сказал Кудеяр, – я поеду с вами в ваш стан, поговорю с атаманом и с кругом.

Кудеяр убрал свою рухлядь, навьючил на коня и поехал на этом коне с разбойниками. Они свернули с дороги в лес, ехали извилинами, обходя яры и овраги, и прибыли в долину, где показались признаки жилья. Вырыты были землянки, близ них виднелись следы огня. Кудеяр увидел мужчин, сидевших кружками, увидел женщин и детей.

– Э, да вы тут с бабами и ребятишками! – заметил Кудеяр.

– Не все, немногие, – сказали провожавшие его разбойники. – К нам пристали из опальных сел кое-какие люди и крестьяне с женами, у иных дети, а у других, у молодых, – старые отцы и матери. Что с ними делать? Не побить же их. Да оно их немного. У нас человек двадцать, не более, с семьями, а то все одиночные; иные сами не знают, где их жены и дети и что с ними сталось.

– Где десять баб на полсотни мужиков – неладно бывает! – заметил Кудеяр.

– Женки у нас есть варят на ватагу, – говорили разбойники, – и на всех моют, мы им даром хлеба не даем.

Женщины были одеты очень бедно и грязно. Видно было сразу, что они были здесь почти рабочим скотом. Лица у них были истощенные, испитые. Когда Кудеяр сошел с лошади, к нему подошла толпа удалых, одетая в серые зипуны, в лаптях, другие в сапогах, не отличавшихся крепостью. На многих шапки были с дырами, на иных, вместо серых зипунов, были вытертые ветхие тулупы, надетые шерстью вверх. Удалые, провожавшие Кудеяра, показали ему атамана. То был человек лет пятидесяти, с небольшою седоватою бородкою и с большими растопыренными усами; лицо у него было круглое, а зеленоватые глаза глядели как-то коварно. В его физиономии было что-то кошачье.

Кудеяр стал ему говорить в таком же смысле, в каком говорил встретившимся на дороге разбойникам. Атаман слушал недоверчиво, но стоявшие возле него товарищи не дали ему изъявить несогласия. Обещание давать жалованье склоняло их на сторону Кудеяра.

– Собирай круг, атаман, – сказали они атаману.

Атаман опасался, что новый человек подманит всех и его выберут атаманом; и потому не хотел собирать круга.

– Коли с тобою много денег, – сказал он, лукаво улыбаясь, так ты отдай их мне, а я уж буду знать, что сказать кругу.

– Со мной тут нет денег, – сказал Кудеяр, – и ты меня обобрать не порывайся; а денег у меня много, так много, что станет на жалованье не одной вашей ватаге, а также иным, которые пойдут за князя Владимира Андреевича. А я тебе, атаман, скажу вот что: ты боишься, чтоб я тебя не сместил и сам не стал бы атаманом; этого не бойся. Ты останешься атаманом, и, кроме тебя, у меня будут еще атаманы: разумей это. Я не атаманствовать пришел к вам, а набирать вас на службу князя Владимира Андреевича за жалованье и за великие от него милости, что вы все получите, как посадим его на престол.

Собрали круг. Неженатые и одинокие легко поддались увещаниям Кудеяра. Но женатые стали толковать, как им подняться в путь с женишками и с детишками, коли у них-то на всех только двенадцать лошадей.

– Деньги ты нам дашь, – говорили они Кудеяру, – а что, мы их укусим, что ли? Их не съешь, не оденешься ими здесь. У нас тут хлеба нет, живем тем, что птицу либо зверя убьем; пропадем с голоду, с холоду! Деревни отсюда редко; да пойдешь в деревню, не всегда что украсть удастся; конные ездят на добычу, а нам не дают, а коли что дадут, то разве чтоб с голоду не околели.

– Все равно, – сказал Кудеяр, – коли тут останетесь, то пропадете: на вас скоро царская рать пойдет с оружием, с пушками. А у вас какое оружьишко!

– Одни стрелы да дубины, – отвечали ему, – сабель мало у кого, а ружей не будет на всех нас и десятка.

– Вот оно что, – сказал Кудеяр. – Живот свой дороже всего. Можно и пешком идти. Оставаться тут вам нельзя. А я вот попытаюсь вам добыть лошадей. Чьи тут есть боярские вотчины?

– Верст будет двадцать – вотчины Воротынского.

– И табуны есть?

– Большие.

– Отчего же вы не отобьете их?

– Там людно. Напасть на табун да отогнать было бы можно, – да увести как? Тотчас соберутся крестьяне и – догонять.

– Да и то, – сказали другие, – у нас как стать говорить о том в круге, так одни согласятся, а другие заупрямятся.

– Дайте мне троих, знающих хорошо дорогу; я вам пригоню лошадей, – сказал Кудеяр.

Выбрал Кудеяр троих молодцов с лошадьми и поехал по их указанию, пробираясь среди зарослей, потом по дороге, которая вилась между селениями, отстоявшими одно от другого на несколько верст. Они наехали на одну деревню. В ней было дворов около двадцати, но время было рабочее, оставалось немного народа. Кудеяр потребовал себе веревок и обещал заплатить за них. Старики и старухи нашли ему мочальных веревок. Кудеяр заплатил дороже, чем они стоили, и поехал далее. Верст через семь он увидал большой табун лошадей, пасшихся на лугу. Табунщиков было десять человек, но не все они были вместе. Кудеяр с товарищами подъехал к двоим из табунщиков, стоявших на конце табуна, и сказал:

– Нам нужно сто лошадей; свяжите веревками по две вместе, чтобы было пятьдесят пар. Мы заберем их с собой и угоним.

Табунщики стояли, выпучивши глаза, как ошеломленные. Кудеяр говорил с ними так спокойно, как будто имел полное право распоряжаться, как будто лошади были его собственные.

– Повертывайтесь скорее. Делайте, что вам велят! – прикрикнул он.

– Да как же так? – возразили табунщики.

– А так, как я вам велю! Скорее. Хотите разве отведать вот этого!

Он показал им плеть.

– У тебя, – спрашивали табунщики, – есть приказ от боярина? Иди с ним во двор к приказчику.

– Я вам приказчик, коли приказываю, – сказал Кудеяр. Оторопевшие табунщики сказали, что идут отгонять лошадей.

Увидя незнакомых людей, разговаривающих с их товарищами, другие табунщики сочли нужным подойти. Те, которым Кудеяр прежде сообщил свое требование, стали передавать его другим, а Кудеяр, не дожидаясь новых вопросов, выразительно сказал подошедшим другим табунщикам:

– Отгоните сто лошадей. Свяжите их веревками. Мы их угоним с собою.

– У нас есть приказчик… – начали было табунщики.

Кудеяр прервал их:

– Я побольше вашего боярина, не то что вашего приказчика. Сейчас делайте, что вам приказывают, а то я вас изотру в пыль, сякие-такие дети, и приказчика вашего с вами!

Табунщики совсем растерялись. Им казалось: перед ними что-то большое, сильное, полновластное, что-то… они не могли назвать, что оно такое, и поехали отгонять лошадей и связывать их. Но один из них поворотил лошадь и поскакал прочь. Кудеяр смекнул, что он едет в село поднимать тревогу, поскакал вслед за ним, догнал, огрел плетью по спине так, что тот опустил голову на гриву своему коню и чуть не лишился чувств, а потом, пришедши в себя, застонал… Кудеяр схватил за повод его лошадь, хлестнул ее плетью и погнал вперед себя, к табуну.

– Дело делай, что тебе велено, а не улепетывай, сякой-такой сын! – закричал Кудеяр.

Табунщики исполнили приказание Кудеяра. Лошади были отогнаны, связаны. Кудеяр поехал вперед; за ним товарищи погнали лошадей. Табунщики стояли в изумлении, пока похитители не скрылись из глаз.

– Что оно такое? – стали тогда рассуждать табунщики. – Как же это нас десять, а их четверо? Что же они, от боярина? А может, от самого царя? Сказать бы: не разбойники ли они? Нет, не похоже… Разбойники так не ходят. И как же разбойники пойдут четверо на десятерых человек, да еще днем, неподалеку от села. Разве уже не чужие ли воинские люди пришли? Может быть, Литва? Так и есть, верно, Литва.

На этом остановились табунщики в своих догадках.

– Не будемте, – сказал один из табунщиков, – говорить приказчику, что их было всего четверо, а скажем, что приходили многие воинские люди и отогнали лошадей.

И пошли они к своему приказчику, и наделали большой тревоги. Пошла весть, что пришли воинские люди, и испуганные крестьяне хотели собираться в осаду.

Кудеяр с товарищами по дороге покормили свою добычу чужим овсом на ниве; люди, увидя, что лошадей много, боялись зацеплять их и думали, что чужих людей пришло столько же, сколько лошадей. Кудеяр двинулся далее, увидел стог сена, приказал сплесть жгуты из дубовых ветвей, наложил сена на лошадей и привязал его к лошадям жгутами; потом благополучно со всем своим табуном добирался через лесные заросли до разбойничьего стана.

Все разбойники были в изумлении и обещали во всем покоряться Кудеяру.

– Вот вам лошади, – говорил он, – будет не только вам всем, но останется и тем, которые к нам вновь пристанут.

Стал Кудеяр расспрашивать, где есть монастыри, и узнал, что в соседстве есть два монастыря – один Добрый, а другой, в иной стороне, – Оптин.

Было в ватаге двое братьев; они были калужане, сыновья разоренного и переведенного куда-то сына боярского Юдинкова. Отец их был выходец из Украины, и сыновья немного напоминали Кудеяру Украйну. Сыновья эти были, по царскому приказанию, разлучены с отцом; отца перевели в Казань, а сыновья были отправлены на переселение в Ливонию, но ушли оттуда в калужский край, им знакомый, и пристали к шайке, ради спасения собственной шкуры. Одного из них звали Жданом, другого Василием. Кудеяру полюбились эти молодцы, и они с первого разу прониклись каким-то благоговением к этой сильной личности. Они сопровождали его в поход за табуном. Кудеяр взял их обоих с собою снова и отправился к Доброму монастырю. Достигнув деревянной ограды монастыря, расположенного в роще, Кудеяр оставил своих товарищей с лошадьми, а сам вошел пешком в отворенные ворота монастырского двора.

Он встретил послушника и сделал ему такой вопрос:

– Где лежит монастырская казна? Не у игумена ли?

– А тебе на что? – спросил изумленный послушник.

– Я приехал посчитать вашего отца-игумена: как он правит крестьянами, какие доходы получает, как братию и вас, послушников, кормит! Не бывает ли с вами лют?

Послушник простодушно вообразил, что это такое сильное лицо, которое будет творить суд и расправу над игуменом, и стал рассказывать про разные злоупотребления; сообщил, что игумен творит у себя в келье пиры для гостей мирских, пьет с ними сладкие меды, а по большим праздникам и фряжское вино, а братии один квас дает, и то кислый; игумену христолюбцы привозят свежую рыбу, а он братии дает только вяленую, а порой тухлую; у игумена пшеничные калачи пекутся, а братии хлеб дают только житный, а порой пушной; все доходы игумен берет на себя, а казну монастырскую держит у себя в келье, в простенке, с запертыми на замок дверцами, да там у него есть и чужие деньги, что отдали ему приятели на поклажею; у игумена на хуторе живет посестрея, а у посестреи дети, их игумен кормит; игумен часто пьян бывает, а старцы жаловаться на него не смеют, для того что сами старцы живут непочестно, робят голоусых к себе в келью водят, а имея женок и девок, по вся дни пьяны бывают, а иноды в монастыре недели по две и по три пенья не бывает; придут люди на молитву издалека да так и пойдут, не помолившись.

Кудеяр выслушал все это и узнал от послушника, что он просфоры печет; пошел за ним в его просвирню, увидел там два мешка с мукою и велел просвирнику дожидаться его, когда он выйдет от игумена.

Кудеяр подошел к келье игумена – деревянной избе, крытой неободранною березою, вошел через приотворенные сени к дверям горницы игуменской и, постучавшись, произнес: «Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас!» Ответа не было. Кудеяр повторил молитву. Ответа не было.

Игумен в тот день на подпитии крепко спал. Кудеяр толкнул запертую дверь, – петли слетели; дверь повисла на замке.

Игумен вскочил с постели, увидел незнакомого и стал ругаться. Кудеяр, не глядя на него, заложил острие своего ножа в растворку дверей поставца, устроенного в простенке, вынул два больших мешка с деньгами и заложил себе за пазуху.

– Кто ты такой? – крикнул игумен и бросился на него. Кудеяр схватил игумена за затылок и приплюснул его носом к стене. Кровь хлынула из игуменского носа. Кудеяр забежал в просвирню и, никого не заставши там, взял два мешка с пшеничною мукою, взвалил их себе на плечи, вышел за ворота, сел на лошадь и вместе с товарищами ускакал.

Растерявшийся игумен несколько времени не мог прийти в себя, отирал кровь с лица, а потом уже поднял тревогу. Братия бегала собирать служек и крестьян, чтобы гнаться за разбойником; но Кудеяр был уже далеко.

Он раздал каждому удалому рублей по двадцати жалованья и отдал муку на всю братью.

– Пусть бабы напекут калачей, – говорил он. Разбойники прониклись еще большим уважением и даже страхом к Кудеяру. Котообразный атаман, по имени Кузьма Серый, только скрежетал зубами, а Кудеяр, в уважение к его атаманскому достоинству, дал ему вдвое против других жалованья и уверял, что атаманства с него не снимут.

– Теперь, братцы, оставаться нам здесь нельзя, – сказал Кудеяр, – Калуга близко; вышлют на нас большую силу. Двинемся к Белеву и там сойдемся с Окулом и Урманом.

Табор снялся. Баб с детьми усадили на лошадей; седел почти ни у кого не было. Все пожитки были привязаны к лошадям, на которых сели разбойники. Кудеяр запретил по дороге грабить села и велел, напротив, у крестьян покупать все за деньги. Разбойники проезжали через села, накупили у крестьян топоров и кирок; крестьяне неохотно продавали их, так как необходимые в хозяйстве вещи приходилось покупать в городах и посадах, куда нарочно надобно было ездить. Кудеяр, платя им хорошую цену, пригрозил им, что если они не продадут, то у них отнимут силою.

Встречавшиеся с разбойниками проезжие люди не смели спрашивать у них, кто они такие, а Кудеяр не велел их трогать. Проехал мимо их царский гонец, но Кудеяр не велел и его трогать; гонец с удивлением смотрел на толпу едущего народа и не смел обратиться к ней; он и тем был доволен, что его самого пропускают. Кудеяр рассчитывал, что надобно избегать напрасных тревог до соединения с Окулом и Урманом.

Разбойники объехали Белев, выехали на болховскую дорогу и подъехали к тому месту, где Кудеяр, едучи из Крыма, встретился с Урманом и Окулом. Но постоялого двора уже не было; на месте его лежали обгорелые бревна. Кудеяр расположил ватагу в ближнем лесу, а сам один поехал, по дороге узнавать, что это значит. Он взял с собою кирку. На дороге встретился он с одним служилым, и тот рассказал ему следующее: белевский наместник послал ратных людей, а губной староста поднял уездных людей на разбойников, которые завелись в подгородном лесу.

Ратные и уездные люди доходили до их стана, и был бой, но разбойников добыть не могли, а двор постоялый сожгли за то, что хозяин с разбойниками был в одном умысле; хозяина привезли в Белев вместе с хозяйкою и там обоих повесили; а разбойники, чаячи на себя большей высылки, покинули свой стан и ушли к литовской границе. Кудеяр отправился к тому месту, где зарыл ханские сокровища, вынул деньги и кое-какие вещи, но не все, оставив часть про запас на будущее время. Он потом вернулся к своим.

– Окул и Урман пошли к литовской границе, – сказал он, – нам надобно догнать их.

Ватага двинулась на запад, к Жиздре. Начались дожди. Разбойники дошли до реки Жиздры, вошли в село и разместились в курных избах. Крестьяне не могли им помешать. Здесь разбойники узнали, что Окул и Урман были в этом селе и пошли вправо, через лес. Подстрекаемые Кузьмою Серым, удалые стали роптать на Кудеяра.

– Что же твой Окул с Урманом? Ты нас обманываешь. Зачем ты нас завел сюда? – раздавались крики.

– Вам, – сказал Кудеяр, – под Калугой оставаться нельзя было, один день еще вы пробыли бы там – и к вам пришла бы рать царская; под Белевым тоже нам быть нельзя для того, что коли Окул с Урманом там стоять не могли, так нам подавну нельзя. Они пошли отсюда вправо, через лес, – и мы пойдем по их следу.

Разбойники поуспокоились, но Кузьма Серый выискивал средства вредить Кудеяру. Кудеяр не велел ничего брать насильно у крестьян, а Кузьма, против его воли, подучил своих подчиненных грабить крестьян, и крестьяне, покинувши свои избы, разбегались в лес. Тогда в ватаге сделались междоусобия. Те, которые хотели слушаться Кудеяра, напали на тех, что слушались Серого, – началась драка. Партия Кудеяра оказалась посильнее. Серый покорился. Кудеяр тогда собрал круг и потребовал, чтоб Серого сменили. Удалые исполнили требование и выбрали атаманом Антипку Толченого, беглого стрельца, дюжего чернобрового молодца, одному только Кудеяру уступавшего в силе. После успокоения смуты разбойники двинулись вдоль реки Жиздры и вдруг на полдороге увидали большую толпу людей на лошадях и пешком, переправлявшихся через Жиздру вброд.

– Это царские ратные! Это царские ратные! – закричали они. – Что нам делать? Они нас видали. У них огненный бой! Мы пропали!

– Да, – отозвался Серый, – вот если б меня слушали, так того не было бы с вами! Подвел вас проклятый проходимец, черт его знает, кто он таков… может, нарочно подвел. В лес, скорее в лес!

Кудеяр, услышавши это, бросился прямо к толпе, еще не перешедшей Жиздру, и кричал своим:

– Не робейте, братцы!

– Куда ты? – заревел, бросившись на него, Серый. – Убегать хочешь? Бейте его, сякого-такого сына!

Серый нацелился в Кудеяра из лука, но товарищи вырвали у него лук.

Кудеяр поскакал ближе к реке и вдруг с радостью поворотил коня назад и кричал своим:

– Это наши, наши! Те, что их ждали мы! Окул с Урманом.

Кудеяр встретился лицом к лицу с Урманом.

– Брат, товарищ Урман, друг, – кричал Кудеяр, – мы за вами ходим, вас ищем.

– Кудеяр, – воскликнул Урман, – ты наш?

– Ваш, ваш, – говорил Кудеяр, – веду к вам свою ватагу.

– Вот как! – смеясь, говорил Урман. – У него уж и ватага.

Урманова ватага перешла Жиздру вперед. За нею шел Окул со своею. Урман крепко обнял Кудеяра, а Окул, видя, что Урман кого-то обнимает, кричал ему с реки: «Кого это так?» – «Кудеяр с нами, – кричал ему в ответ Урман, – да еще не сам, а с ватагой». – «Он стоит один трех ватаг», – сказал Окул, и, переправившись обратно через реку, соскочил с коня, и бросился целоваться с Кудеяром. Разбойники шайки Окула и Урмана, видевшие Кудеяра прежде, с любопытством глядели на него и громко выражали свою радость.

– Как мы тебе пророчили – так и вышло, – сказал Урман. – Вот, видно, и пригодились мы тебе.

– А ты нам еще боле, – сказал Окул.

– А вот наш атаман, Антип Толченой, – сказал Кудеяр, – любите по-братски! А вот бывший атаман, Кузьма Серый.

Разбойники, отнявшие у Серого лук, держали его за руки и не пускали убежать. Серый, видя, что попался сам в сети, расставленные Кудеяру, упал на колени и кричал:

– Смилуйся! виноват! не буду вперед!

– Ты меня убить хотел, – сказал Кудеяр, – ты смуту в ватаге поднимал. Пусть тебя судит круг и атаман.

– Изрубить его, – кричали разбойники.

– Нет, повесить! – говорили другие.

– На кол посадить! – кричали третьи.

– Повесить ли, изрубить, или на кол посадить, все равно смерть, – говорил Толченой. – Я думаю повесить его на этом дереве.

В это время какая-то женщина из шайки, услыхавши громкие крики, требовавшие смерти Серого, издала пронзительный крик. Но вслед за тем на нее напустился с бранью грубый мужской голос. Это была жена одного из разбойников которую муж давно уже подозревал в любви к Серому. Теперь она невольно перед всеми высказала свое чувство. Муж обругал ее; она, возбужденная наступающею казнью возлюбленного, плюнула мужу в лицо и закричала: «Кабы тебя паскудного, вместо Кузьки на дерево!» Муж ударил ее ножом в сердце. Сбежались около него разбойники… Одни были за него, другие против него. Убийца кричал, что он муж и может, как хочет, расправляться с женою. Ему возражали, что хоть и муж, а самоуправно не мог лишить живота жены, должен был пожаловаться атаману и всему кругу. Пришел Кудеяр вместе с Толченым, Окулом и Урманом, выслушал дело и сказал:

– Все зло от того, что баб возим. Вот оно и отозвалось. По-моему, виноват муж, только не так, чтоб его казнить смертью, для того что женка его раздразнила и он убил ее в запале. Накажите его палками под тем деревом, на которого повесят Серого.

– Праведно, праведно! – сказали атаманы.

Серого вздернули на дуб и, когда он, высунувши язык и страшно выпучивши глаза, руками и ногами отбивался от смерти, которая скоро одолела его, под ним дали ударов двадцать ревнивому его сопернику.

Вслед за тем сняли Серого с дерева и бросили в одну яму с его возлюбленною.

Окул с Урманом объяснили Кудеяру, что они с своею ватагою, убегая от новой против них высылки, распустили слух, будто идут к литовской границе, а на самом деле задумали вернуться из-за Жиздры и стать на другом месте, недалеко от Жиздры, в лесу, посреди оврагов, где есть хорошая ключевая вода, а из оврагов выход на луга с хорошими пастбищами.

– А мы, – говорили они, – таки подумываем улизнуть в Литву, только туда надобно с деньгами; прежде нажиться нужно.

– Нечего нам о Литве думать, – сказал Кудеяр и сообщил товарищам свои планы насчет свержения с престола Ивана Васильевича и возведения Владимира Андреевича; но при этом несколько солгал: он уверял их, что сам Владимир Андреевич знает о предприятии и земские бояре обещают тотчас провозгласить его царем, лишь бы удалые извели мучителя.

Окул и Урман с восторгом слушали рассказы Кудеяра.

– Нам, – сказал Окул, – теперь все равно; если не доведем такого великого дела до конца и пропадем, то беда невелика, – все равно пропадем когда-нибудь… А доведем, вестимо, всем будет хорошо.

– Что говорить о том, если не доведем до конца, – сказал Кудеяр, – надобно довести, коли беремся.

Созвали круг. Кудеяр объявил, что князь Владимир Андреевич приглашает их на службу и велит им раздать жалованье. Немедленно он всем дал при этом по двадцати рублей. Разбойникам деньги понравились. Как эти деньги, так и ватага, с которою явился Кудеяр, были для шаек Окула и Урмана поразительным доводом его силы и справедливости того, что он говорит. Удалым польстила мысль, что они уже теперь не разбойники, а служилые люди князя, который будет царем. Они разом возвысились в собственных глазах.

– Идем за весь мир христианский, – говорили они.

– Теперь надобно, – сказал Кудеяр, – нам хорошо изоружиться, а то у нас почти нет огненного боя и зелья. Я думаю, братцы, поехать самому в Литву покупать ружья, а Урмана послать в Болхов. У меня есть татарские деньги; Урман их там променяет на русские; в Болхове татары приводят пленных на выкуп, там татарских денег нужно бывает. Да там же, говорят, можно и оружие прикупить.

– Можно, можно, – сказал Урман, – я Болхов знаю.

– А вам, – сказал Кудеяр, – усесться на то время в лесу, в укромном месте, и дождаться меня.

По указанию знавших местность разбойники свернули в лес и стали меж оврагов в яру. Они прорубили маленькие извилистые тропинки в лесной заросли, такие, что им проехать можно было только одному человеку; тропинки были прорублены так, что всякий другой, не знающий их пути, не мог пробраться по ним. Эти тропинки вели к лугу из оврагов, где был стан. Разбойники водили на луг пасти лошадей. Кроме того, в лесу были поляны, где можно было найти траву.

Урман отправился в Болхов, а Кудеяр взял с собою братьев Юдинковых, знавших дороги, и поехал в другую сторону, к литовской границе.

Денег, награбленных в Добром монастыре, было так много, что хватило бы на вооружение войска вдвое более того, сколько было у Кудеяра.

Собираясь по направлению к литовской границе, Кудеяр с Юдинковыми остановился в одном селе и стал у крестьянина расспрашивать о порубежных делах. Он узнал, что царь, сильно боясь, чтоб его бояре и думные люди не убегали в Литву, велел устроить разъезды и ловить бегущих если покажутся. Но крестьянин, сообщая эту новость, тут же засмеялся и сказал:

– Разве дурень будет, так тот к ним попадется. У нас только денег посули, проведут тебя и выведут, хоть с товаром будучи.

По просьбе Кудеяра, подкрепленной деньгами, хозяин нашел ему вожа, черномазого крестьянина. Он благополучно перевел его лесами за рубеж, а оттуда Кудеяр, вместе с Юдинковыми, ехал безопасно, останавливаясь в корчмах, и так приехали они в город Мстиславль. Тамошний воевода был тот самый пан, у которого жила девица, пленившая Самсона Костомарова.

Кудеяр застал там своего избавителя, Самсона, и это ему очень пригодилось. Без него воевода не слишком охотно дозволил бы ему накупить оружия из боязни, что оно покупается для царских войск, которые этим оружием будут воевать против Литвы. Самсонко уверил воеводу, что Кудеяр опальный человек, едва спасшийся от голодной смерти, на которую осудил его мучитель, покупает оружие не для чего иного, как только для того, чтоб поднять восстание против царя Ивана и вместо него посадить на престол Владимира Андреевича.

Воевода ненавидел московского царя и с особенною заботливостью старался наделить Кудеяра хорошим оружием, притом как можно дешевле. Кудеяр накупил большой запас ружей, пороху, свинцу, копий и кос: последние оказывались нужными для кошения травы на зиму. Осталось перевезти все за рубеж. Воевода поручил Кудеяра двум ловким иудеям. Кудеяр купил двадцать вьючных лошадей и навязал на них свою покупку в рогожевых мешках; на каждой лошади висело по обе стороны по большому мешку, а сверху привязывался на спине лошади еще мешок. Таким образом Кудеяр с товарищами проехал через леса, удаляясь от селений, и наконец приблизился к тому месту, где покинул разбойничий стан.

Между тем в его отсутствие случилось такое происшествие.

Один из разбойников, друг казненного Кузьмы Серого, ушел из стана в Калугу и донес, где находится разбойничий стан. Калужский наместник тотчас позвал на совет губного старосту, и оба решили собрать всеуездных людей на ловлю разбойников, отправили отписки в Лихвин и Белев, чтоб и там делали то же. Крестьяне в таких делах были очень туги на подъем, а особенно, когда было время жатвы; притом они неохотно ссорились с разбойниками, опасаясь, что если их раздражат, но не переловят, то разбойники станут им мстить.

На этот раз губные старосты не собрали никого: отправились только служилые люди, калужане, да и то большею частью отставные, старые, потому что молодые, дюжие, здоровые были в войске. Белевцы и лихвинцы не поспели с ними соединиться, калужане одни подошли к указанному месту. На беду их наместник не отправил с ними доносчика, но кинул его в тюрьму и подверг пытке, от которой он и умер; служилые только по рассказу этого доносчика должны были отыскивать то место, где находилась шайка. Они не знали извилистых тропинок, которыми удалые выходили из своего стана.

Подъехавши к месту, где, по их соображениям, следовало быть разбойничьему стану, калужане соскочили с лошадей, входили в лес, прислушивались и услыхали за деревьями лошадиный топот и гул человеческой речи. Проехать в лес казалось невозможным: в чаще леса они увидали овраги. Служилые оставили оседланных лошадей на дороге и поручили смотреть за ними своим слугам, а сами с ружьями пошли пешком в глубину леса.

Тем временем разбойники, чрез своих расставленных сторожей, узнали о прибытии ратных людей, посланных на них, забрали наскоро свои пожитки, сели на лошадей и своими извилистыми тропинками, едучи гуськом один за другим, выехали на большую дорогу. Когда преследовавшие их пешие служилые добрались до разбойничьего стана, там уже не было никого. Разбойники напали на слуг, оставленных служилыми на дороге, захватили у них лошадей, перебили слуг, когда те начали кричать, пошли вброд через Жиздру с отнятыми лошадьми, потом повернули в лес и исчезли из виду.

Калужане, услышавши крик слуг, бросились назад и нашли только трупы их, а куда делись разбойники с лошадьми – они не видали. Дело окончилось тем, что калужане пошли домой пешие и, встретившись на дороге с лихвинцами и белевцами, рассказали им, что разбойников более нет. Тогда лихвинцы и белевцы, не зная, где искать разбойников, и не надеясь, при своей малочисленности, справиться с ними, ушли себе также назад.

Разбойники, прошедши семь верст, вошли в село, набрали себе там фуражу, заплатили за него, как следовало, но запрещали продавцам говорить про себя, угрожая в противном случае пустить по селу красного петуха. Прошли потом удалые еще девять верст и нашли себе приют крепче прежнего: то было лесное ущелье; посреди его озеро; в этом ущелье расположились разбойники станом и для выхода прорубили себе через лес извилистые тропинки, как и в прежнем своем притоне, а в некоторых местах, доступных для проходу, умышленно навалили деревьев, чтоб сделать места непроходимыми. Устанавливаясь на новоселье, они послали двух товарищей на прежнее место известить Кудеяра и Урмана, когда те прибудут из Болхова.

Посланные не нашли никого на месте прежнего стана и засели в своих тропинках, ожидая, когда будут ехать Кудеяр и Урман. В тот же день они услыхали лошадиный топот; появился на тропинке Урман, за ним, один за другим, ряд незнакомых им всадников, а за ними вьючные лошади.

– Вот вам, – сказал Урман, – новые гости и товарищи, дорогие гости с Дону прибыли и нас зовут к себе.

– А наши, – сказали ему товарищи, – вышли отсюда оттого, что была на нас высылка, только той высылке на нас не было удачи.

– Я догадался, – сказал Урман, – по дороге следы вашей работы… орлы и вороны благодарствуют вам.

Он намекал на трупы побитых слуг.

На другой день приехал Кудеяр с своею покупкою. Урман рассказал ему, что в Болхове была большая ярмарка, деньги он променял, накупил оружия, накупил также тулупов на деньги, которые ему давали для того удалые, припасая на зиму теплую одежду.

– А вот, – говорил он, указывая на десятерых своих товарищей, с которыми приехал, – это молодцы с Дону, приехали закупить оружие и лошадей для своей ватаги и прикинулись детьми боярскими; а я их спознал зараз, какого полета они птицы; они ехали с тем, чтоб с нами сговориться. Собралось, видишь, четыре ватаги вместе, четыре атамана у них, и стоят на Дону; и про нас они послышали, что тут ватаги ходят в нашем краю в лесах, так они и велели им разузнать про нас и позвать нас к себе, чтоб мы заодно с ними были.

– А где ваш стан? – спросил Кудеяр.

– На Дону, – отвечали пришельцы, – неподалеку от того места, где река Быстрая Сосна устьем в Дон входит.

– А много вас будет? – спросил Кудеяр.

– Сотни, почитай, четыре, – сказали пришельцы. – Мы ходили повыше – около Венева до Рязани, только на нас была высылка: дети боярские на конях, а стрельцы пешие с огненным боем! У нас оружья мало, мы и ушли подалее на Дон.

Кудеяр поехал с ними на новое место стоянки разбойничьего стана и роздал всем удалым купленное оружие: его оставался еще большой запас, и Кудеяр обещал раздать его тем, что стоят на Дону, когда придет к ним на сход. Удалые дивились, как это все удается Кудеяру, считали его всесильным ведуном и готовы были во всем повиноваться.

– Мы за тебя словно заложились, – говорили они ему, – куда ты поведешь нас, туда и пойдем, что велишь, то и будем делать. Ты все знаешь: что скажешь, так тому и быть.

– Укромно вы, братцы, здесь и поместились, да недолго тут вам гостить, – сказал Кудеяр, – надобно будет сниматься, пойдем на сход к нашей братье, что на Дону. Слыхали мы от тех, что к нам с Дону приехали, что по Муравскому шляху будет идти большой караван из Москвы в Крым и в Царьград, как говорят, а в нем много везут мехов дорогих, и хлебного зерна, и муки, и всякого запасу. Мы разобьем его и пойдем на Дон, а потом станем купно с нашею братьею, что на Дону, промышлять нашим великим делом. А здесь нам оставаться зимовать не годится для того, что про нас уже проведали и пошлют на нас большую высылку, а у нас не весьма людно, не отобьемся.

Никто не стал и не смел перечить. Все поклали свои пожитки в сумы, которые висели у каждого за спиною по обоим бокам лошади. Седел было мало, их заменяла подостланная одежда. За плечами удалых были луки и колчаны, а сзади за сумками, поперек лошади, привязывалось ружье. Лишнее оружие и запасы везли на вьючных лошадях. Разбойники ехали медленно, пробирались лесами, чтоб не быть замеченными, должны были в некоторых местах прорубливать заросли и засыпать рвы, когда это казалось легче, чем делать большие обходы.

Они дошли до Оки и там два дня занялись рубкою леса; срубленные, не расколотые и не совсем очищенные от ветвей деревья, связанные вместе, послужили им плотами; они переправились через Оку и, пройдя двадцать верст, увидали табун лошадей и отбили его; таким образом, у них было теперь много лишних лошадей. Потом атаман Толченой со своею ватагою отделился и сделал набег на вотчину, откуда пригнал коров, быков и овец для продовольствия.

Разбойники двинулись на юг, покидая жилые места, и очутились на Муравском шляху, немного ниже того места, где потом построен был город Ливны. Чуть только они пришли на Муравский шлях и хотели располагаться станом, как увидали толпу конных, едущих к шляху: то были станичники, высланные из Рыльска для провожания каравана через степь. Станичники, завидевши конных, а за ними стада, сначала думали, что это татары, но, приглядевшись, смекнули, что это русские и, по всем признакам, воровские люди.

Станичники сообразили, что у воров огнестрельного оружия нет, а у них самих есть, стало быть, они с ворами сладят, хотя бы воров было и больше. Станичники бросились на них, но разбойники схватились за свои ружья, приложили фитили и были готовы наклонить их на порох, в то самое время как станичники только брались за ружья. Станичники увидали множество ружейных дул, направленных на них, повернули назад и поскакали прочь.

– Это плохое дело, когда мы дадим им убежать, – сказал Кудеяр, – они дадут про нас весть, и на нас вышлется большая высылка. На коней, братцы, а у кого кони потомились, кидайте их и садитесь на молодых из табуна, скачите за ними.

Разбойники стали соскакивать со своих коней и хватать запасных лошадей, из табуна, садились на них; но необученные лошади относили их в сторону. Станичники, увидя это, думали, что их не догонят, но обманулись: Кудеяр летел прямо на них, ободряя своим примером удалых.

Станичники остановились и нацелились. Разбойники не подъезжали к ним и также остановились и нацелились.

– Биться или мириться? – кричал Кудеяр.

– Мириться, – сказал голова станичный, – ведь вы крещеные люди, не татары.

– Зачем вы здесь? – спросил Кудеяр.

– Караван оберегать.

– А вы зачем? – спросил в свою очередь голова.

– А мы, – сказал Кудеяр, – караван разбивать. Царя-мучителя посол ехать будет, мы у него казну возьмем. Мы умыслили царя-мучителя извести за кровопийство его над христианами, а на престол российского царства посадить хотим князя Владимира Андреевича. Земские бояре за нас. Приставайте к нам. Нас много. Кто теперь пристанет и поможет нашему государю взойти на престол, те у него первые люди будут. Наш государь не велел никого силовать: хотите с нами идти – будет вам хорошо, а не хотите – судья вам Бог!

– Что ж? Это хорошее дело, – произнес кто-то из станичников. – Давно пора. Что, братцы, пристанем, что ли.

– Да коли земские бояре за них, так пристанем, – сказал другой.

– Пристанем, пристанем, – раздались голоса. – Царь больно лют стал! Другой будет милостивее! А нас наградит.

– Наградит, наградит! – говорил Кудеяр. – Я по его приказу тотчас всем вам жалованье денежное раздам, а караван наш будет! Наш государь нам его жалует.

– Хорошо, хорошо! – кричали станичники.

– Что вы, собаки, – закричал голова, – в петлю вам захотелось, что ли? Вы им, дурни, верите. Они все то затеяли сами. Князь Владимир Андреевич ни духом ни слухом про то не ведает и вас, собак, повесить велит за то, что вы его на царство возводите! Мы знаем одного царя, Ивана Васильевича, нашего и его государя. Князь Владимир Андреевич его раб и ему верен.

– Правда, правда! – закричали другие станичники. – Это воровские затеи; не слушайте их, братцы, беда будет.

– Будьте верны мучителю, когда хотите, – сказал Кудеяр, – мы вас не силуем, а кто хочет с нами стать за князя Владимира и за всю землю святорусскую, тот к нам переходи!

Сорок человек перешли к разбойникам.

– Будьте вы прокляты! – кричал голова. – Трусы, псы смердящие! изменники! Быть вам всем на коле!

– Не ругайся, голова, – сказал Кудеяр, – не хочешь русской земле служить, – Бог тебя рассудит и осудит. Мы тебя не силуем. Побросайте ружья, слезайте с коней и идите себе, куда знаете.

– Чтоб мы оружие свое покидали? Что мы, изменники такие, как ты? – сказал голова.

– Братцы, стреляйте в них! – закричал Кудеяр.

Разбойники выстрелили и убили человек пять. Станичники выстрелили и убили шесть человек разбойников; пуля повредила ухо Кудеяру; кровь струилась; разбойники рассвирепели, бросились на станичников, дрались и копьями и саблями, и ружейными прикладами… Под Кудеяром убили коня, а станичник ударил его по голове, так что он лишился чувств. Разбойники, остававшиеся позади, бежали на битву, окружили станичников и всех до одного перебили, но потеряли довольно своих.

Кудеяр приподнялся; к его ране приложили пороху с землею, обвязали тряпьем. Оглядевшись, он увидал более десятка мертвых разбойников и столько же раненых. Те, которые были ранены тяжело, просили себе смерти. Кудеяр приказал перерезать им горло, чтоб они не мучились, а прочим велел перевязать раны тряпьем.

После этой свалки Кудеяр заснул таким богатырским сном, что проснулся только на другой день. Ему стало легче, но головная боль долго мучила его после полученного удара.

Караван, которого тогда ожидал Кудеяр, был особенно важен. Вслед за послом, приехавшим в Москву из Крыма вместе с Кудеяром, прибыл от хана к царю гонец с тайным известием, что турецкий царь непременно хочет будущею весною идти на Астрахань и что хан поневоле должен будет пристать к нему. Теперь хан всеми силами отговаривает турецкого царя, а если не отговорит, то из братской любви к московскому государю будет нарочно делать так, чтоб турки Астрахани не завоевали; за такую дружбу хан требовал с московского государя таких тяжелых поминков, каких еще царь Иван ему не давал.

По этим вестям царь московский отправлял с караваном в Крым своего гонца со множеством мехов и с большою денежною казною. В караване было много купцов-армян; кроме мехов и воску, вывозимого из московской земли, они везли значительное количество хлебного зерна и муки. В Московском государстве был в тот год урожай, но к концу лета стали появляться тучи полевых мышей, истреблявших хлеб в копнах и скирдах. Весть об этом бедствии произвела повсюду ужас; хлеб поднялся в цене. В амбарах и лабазах торговцев, однако, было еще довольно запасов; в подобных обстоятельствах такие люди, замечая повышение цен, обыкновенно приберегают хлеб, чтобы продать его тогда, когда он достигнет наибольшей цены. При Иване Васильевиче купцы боялись, чтобы царь не велел отнять у них хлеба ради людской нужды или даже для того, чтобы самому продавать его с барышом; они продавали свой хлеб на вывоз из государства. Таким образом, караван, шедший в то время, был особенно богат.

Для сбереженья этого каравана в степи велено было провожать его трем станицам: первая шла за ним из Новосиля, вторая и третья должны были встретить его у Быстрой Сосны, прибывши из Рыльска и из Путивля.

Мы видели, как неудачно исполнили рыльчане свою обязанность.

По указанию передавшихся рыльчан, Кудеяр велел двинуться поближе к урочищу Ливнам, где был переход через Быструю Сосну и где уже заводилось поселение. Подходя к этому месту, разбойники увидали толпу людей, сидевших спокойно около огня. Их кони паслись спутанные.

Кудеяр догадался, что это путивляне, приказал одной части своей ватаги зайти в тыл сидевшим и стать за лесом, чтобы по данному знаку выскочить из своей засады и стрелять в путивлян, а сам с конными ехал прямо к последним; у разбойников наготове были ружья с горевшими фитилями, которые нужно было только посредством пружинки наклонить к пороху, чтобы выстрелить. Путивляне смотрели на едущих к ним верхом людей и думали, что это рыльчане; они уверились в этом тем более, когда действительно узнали в лицо нескольких рыльчан из передавшихся разбойникам, а потому подпустили их к себе и не предпринимали никаких мер осторожности.

– Бог в помощь вам, братья-путивляне, – сказал Кудеяр, – вы пришли караван оберегать, а мы пришли его разбивать. Знайте, братцы, что мы за люди. Мы все опальные. Царь-мучитель нас из домов своих выгнал, родных наших помучил… Царь-мучитель много крови неповинной пролил… Мы задумали, ради всего христианства и всей земли святорусской, извести его и посадить на престол российского царствия князя Владимира Андреевича. С нами заодно земские бояре. Мы теперь пришли сюда затем, чтобы караван разбить, у гонца царского казну отнять, чтобы было чем войско князя Владимира Андреевича содержать. Хотите с нами заодно? Мы вам тотчас дадим жалованье от князя Владимира, – я от него присланный человек. И караван себе раздуваним. А как Бог пособит князю Владимиру сесть на престол, так он вельми вас пожалует.

Станичный голова Егор Шашков дал Кудеяру такой ответ:

– По твоей речи вижу, что ты не прирожденный московский человек. Бог тебя знает, кто ты, таков, только я по душе тебе скажу; для нас что ни поп, то батька: будет ли Иван сидеть на престоле или Владимир, тому мы и холопи. Коли б у твоего князя Владимира Андреевича была сила велика, так иное дело, ина речь была бы… А то у него силы нет; доселева мы ничего такого не слыхивали. Опальным людям мало что от сердца скажется. Как идти против царя Ивана, когда за него весь русский народ! Нас побьют и отведут к царю Ивану, а каков он в гневе, всем то ведомо. У царя Ивана ратных поболе, чем у тебя.

– У царя-мучителя, – сказал Кудеяр, – ратные отправлены в немцы, а сам он остается с небольшими людьми. Мы улучим час способный, нападем на него, изведем, а царем будет Владимир Андреевич.

– У царя два сына, – сказал Шашков. – Если бы вам и была удача, извели бы вы царя Ивана, так не Владимира Андреевича, а царевича Ивана, старшего царского сына, земля поставит царем.

– Он такой же мучитель будет, как и отец; земля поставит царем Владимира. На том у нас уговор с земскими боярами.

– От земских бояр, – сказал Шашков, – мы того не слыхали, а коли б и земские бояре нам то сказали, так еще надобно было бы подумать. Нет, мы с вами не идем и к вашему умыслу не пристаем.

– Так что же, – сказал Кудеяр, – хотите с нами биться?

– Давай и биться, коли хочешь, – сказал Шашков.

– Биться, биться! – закричали путивляне, схватившись за ружья, но из лесу выскочили разбойники, выстрелили и сразу положили человек пять.

С своей стороны разбойники стали стрелять в путивлян и также ранили несколько человек.

– Стойте, – закричал Шашков, – перестаньте стрелять; мы пристаем к князю Владимиру Андреевичу.

– Пристаете? – сказал Кудеяр. – Пристаете поневоле, как увидали, что у нас сила есть.

– Да, оттого и пристаем, – сказал Шашков. – Я тебе давеча сказал, что коли б у князя Владимира сила была впрямь большая, так ина речь была бы… Сам посуди, умный ты человек: нешто можно так всему поверить, что кто скажет? Я из рязанских; царь Иван отнял у меня поместье, что было от отца и деда справлено, и взял поместье в опричнину, а меня перевел в Путивль… Я сам обиженный, а ты говоришь: поневоле пристал? Не хотел приставать оттого, что не поверил тебе, а теперь верю, когда вижу, что у тебя сила есть.

Кудеяр раздал часть жалованья передавшимся путивлянам и обещал остальное доплатить после разбития каравана.

Шашков сказал:

– Будут новосильчане за караваном идти; не отпустил ли бы ты меня наперед, я бы учал уговаривать их пристать к Владимиру Андреевичу, чтоб не было напрасного пролития крови, как у нас случилось.

– Нет, – сказал Кудеяр, – по твоей новости тебе доверять еще не стать. Мы засядем в кустах и нападем на новосильчан сзади, пропустивши их за караваном. Пристанут к князю Владимиру – хорошо, а не пристанут – биться с ними будем.

На ночь разбойники расположились близ самого шляху. Шашков подозвал к себе толпу путивлян и сказал:

– Когда эта сволочь уснет, скорее садитесь на коней – и вместе со мной побежим. Надоть знать дать в разные городы, в Путивль, в Рыльск, в Болхов… Дело не пустотное, на царя-государя идут ратью, другого царя хотят ставить! Коли мы успеем да их переловят, будет нам от настоящего государя награда поболе и повернее, чем от того, который еще не царствовал.

Поневоле путивляне были с ним заодно. Некоторые тотчас сообщили о замысле Шашкова Кудеяру.

Кудеяр сказал Окулу, Урману, Толченому, велел прикинуться спящими и быть между тем наготове…

В полночь Шашков, думая, что все спят, вскочил, сел на коня, путивляне, лежавшие около него, за ним вскочили на лошадей, поскакали в поле, но вдруг позади их раздался оглушительный крик, – громада разбойников была уже на конях и скакала за путивлянами. Кудеяр летел впереди, догнал Шашкова, схватил его за плечо и свалил с лошади.

– Вяжите его, – кричал он.

Путивляне бежали; разбойники их догоняли и били; несколько легло на месте, несколько было схвачено живьем, нескольким удалось уйти далее, но по приказанию Кудеяра разбойники погнались за ними и били их.

Кудеяр притащил связанного Шашкова в стан. Утром рано собрался круг. Кудеяр объявил, что Шашков достоин за свою измену того, чтоб его живого сжечь на огне.

– Суд праведный! – закричали все. Разложили огонь и положили на него Шашкова.

– Умру за великого государя, – кричал он, – умру за правду! Бог милосердый примет мою душу, а вас, злодеев, покарает.

Пойманным путивлянам отрубили головы.

Через час после этой расправы разбойники увидели идуший караван и станицу Новосильцев, провожавшую его сзади. Караван состоял из множества вьючных лошадей и двуколок, к которым были прицеплены за шеи пленные немцы и чухны, так же как в том караване, который Кудеяр встретил, возвращаясь из Крыма.

Разбойники разделились на две половины: одна ехала верхом прямо навстречу каравану, другая скрылась в кустах, намереваясь броситься на Новосильцев сзади. Новосильцы, видя ехавших прямо к ним конных, думали, что это путивляне и рыльчане.

Караван прошел. Разбойники пропустили его и стали лицом к лицу с новосильцами. Из-за кустов выскочили удалые, – и конные и пешие нацелились на новосильцев.

Новосильцы растерялись от такой неожиданности.

– Биться или мириться? – кричал Кудеяр.

– За что биться, с кем? – спрашивали новосильцы.

– Если хотите мириться, – сказал Кудеяр, – приставайте в службу князя Владимира Андреевича; мы идем на мучителя христианского, кровопийцу Ивашка, что в Александровской слободе, хотим его извести, а на царство посадить Владимира Андреевича. Идите к нему на службу: вот вам денежное жалованье, и караван раздуваним.

– Мы верою-правдою присягали служить царю Ивану Васильевичу, всея Руси самодержцу, а князю Владимиру Андреевичу не присягали и присягать не хотим, – сказал станичный голова.

– Так вы биться хотите! – сказал Кудеяр. – Братцы, стреляйте в них.

– Постойте, – сказал голова, осмотревшись и увидя, что станица его со всех сторон окружена, – дайте подумать.

– Думайте, да недолго, – сказал Кудеяр, – а на нас ружья не поднимайте! Вот вам наше слово. Хотите биться, так мы вас примем в два огня, нас втрое больше, чем вас… Мы всех вас перебьем. А хотите мириться, так либо к нам переходите и поступайте на службу князя Владимира Андреевича, либо, коли не хотите ему служить, побросайте оружие и коней – наш государь князь Владимир Андреевич милостив – вас животом пожалует.

– Дайте подумать, – сказали новосильцы.

– Думайте, думайте, да, говорю вам, недолго, – сказал Кудеяр.

– Нас меньше, чем их, – сказал голова станичникам своим, – покинем им ружья и коней; мы скажем, что не смогли против большой силы. Все равно, коли станем им противиться, они перебьют нас, а царь-государь, может быть, нас и помилует за то, что мы все-таки не изменили ему. Так ли?

– Так, так! – говорили станичники. Голова обратился к Кудеяру и сказал:

– Мы покидаем оружие и коней. Ваше слово твердо: отпустите нас домой.

– Кидайте оружие, – сказал Кудеяр, – мы вас убивать не станем.

Новосильцы стали слезать с лошадей и кидать оружие. Но двое, перешепнувшись между собою, сказали:

– Мы пристаем на службу князя Владимира Андреевича.

– Так поезжайте сюда, к нашим, – сказал Кудеяр. – Кто перейдет на службу Владимира Андреевича, тот не слезай с коня, а завертывай налево, к нам!

За двумя последовало еще восемь человек. Остальные побросали оружие.

– Заберите ружья их, – сказал Кудеяр разбойникам, – и стерегите их. Они в полон сдались.

– Отпусти же нас! – сказал голова.

– Прежде караван разберем, – ответил Кудеяр.

Он подошел к царскому гонцу, которого уже успели связать разбойники.

– Подай грамоту, – сказал Кудеяр.

Гонец подал.

– Читай, да не лги, – сказал Кудеяр.

Гонец прочитал. В грамоте московский царь уверял Девлет-Гирея в дружбе, извещал, что посылает тяжелые подарки. Царь просил прислать двух пленных черкесских князей, сыновей Мамстрюка, обещал за то отпустить бывших в плену татар и несколько человек отпускал. В заключение было сказано: «А что твой посол говорил про Кудеяра, чтоб его отпустить к тебе, и Кудеяра не стало, а мы к тебе, брату нашему, его отпустили, коли б он был жив».

– Врет, мучитель! – сказал Кудеяр. – Я жив и поехал бы к светлейшему хану, да хочется отомстить злодею своему и избавить всю землю русскую от мучителя.

В это время знакомый голос назвал по-татарски Кудеяра.

Кудеяр узнал одного из приезжавших с послом хана татар.

– Где Ямболдуй-мурза? – спросил он татарина.

– Задержал царь Иван.

– Братцы, – сказал Кудеяр своим, – отпустим всех татар. Девлет-Гирей наш друг. Ну, Иванов гонец, есть у тебя еще грамоты?

– Есть.

– К кому? Это к кому? – спрашивал Кудеяр, указывая на грамоту, взятую у гонца.

– К яшлавскому бею.

– Читай.

Гонец стал читать. Кудеяр по его физиономии догадался, что он читает не то, что в ней написано. Он вырвал грамоту из рук гонца и спросил, обращаясь к своей ватаге:

– Есть кто грамотный?

Нашелся один из передавшихся новосильцев, бывший подьячим. Он прочитал грамоту, в которой царь Иван, лаская яшлавского бея, делал намеки на возможность получить ему ханское достоинство. Кудеяр передал содержание грамоты татарину, назвавшему себя крымским гонцом, и, отдавая ему грамоту, сказал:

– Возьми эту грамоту и отдай светлейшему хану. Пусть увидит, какова московская дружба.

– Кудеяр, – сказал крымский гонец, – Ивановы поминки отдай нам. Это ханское добро.

– Друг мой, – сказал Кудеяр, – оно не дошло до рук ханского величества и посылалось не с чистым сердцем, как сам видишь. Мы идем войною на нашего врага и лиходея; он и хану враг и лиходей. Нужно войску одежды и жалованья. Как мы изведем Ивана и посадим на царство иного царя, князя Владимира Андреевича, тогда, будучи у него первыми людьми, возблагодарим хана в десять крат. А теперь коли все это выпустить из наших рук, то нечем будет войска нашего содержать, и дело наше не пойдет на лад. Хан мудр и милостив, сам рассудит, что иначе нельзя. Для его милости будет лучше, как мы изведем его недруга.

– А купцы, – сказал гонец, – они деньги платили за товары.

– Мне их жаль, – сказал Кудеяр, – да что же делать? Нам хлеба нужно и на войско одежды. Не с голода же умирать нашим и не от холода окоченевать! Придет время, воцарится князь Владимир, за все убытки заплатит, потому что у них взят товар на его обиход по крайней нужде.

– А людей? Они купленные.

– Русские есть между ними? – спросил Кудеяр.

– Нет, – отвечали ему, – все воинский полон немецкий.

– Возьмите их! – сказал Кудеяр. – Нам они не нужны! Вот вам еще новосильцы, что вас провожали. Ведите их в неволю.

Татары бросились вязать новосильцев. Поднялся вой, вопли, крики.

Кудеяр взял у московского гонца денежную казну и приказал его самого изрубить; потом велел отвязать двуколки и забрать вьючных лошадей с товарами, а все принадлежащее собственно татарам отдал им. Наконец, сказавши ханскому гонцу, что по возведении князя Владимира на престол докажет хану свою любовь и преданность, отпустил татар с невольниками.

Разбойники, с приобретенными возами, вьючными лошадьми и стадами, двинулись вправо от Муравского шляха, по правому берегу Быстрой Сосны. Оказалось, что в то время по берегам этой реки не было уже безлюдно. Местами стояли селения; беглецы, искавшие себе свободы от всяких тягостей, селились там; были тут и дети боярские, убежавшие со своими людьми. Сельца были ограждены рвами и частоколами. Разбойники не нападали на них; они шли по опушке лесов, иногда проходили и леса. Так миновали они Елец, стараясь не показываться ельчанам, и для того в этом месте особенно должны были держаться леса.

Когда уже недалеко был Дон, Кудеяр стал дуванить отбитый караван. Всю царскую денежную казну и деньги, отнятые у купцов, он не пустил в дуван, объявил, что это казна князя Владимира и пойдет на уплату жалованья его служилым. Чтоб уравнить всех, Кудеяр назначил по выбору ценовщиков, которые оценяли меха, одежды и другие товары, исключая хлеба; каждый мог брать себе, что хотел, приплачивая деньгами, если брал больше, сколько приходилось на его долю по оценке.

Лошади были также поделены, но лишние оставлены в запасе для тех, которые были на Дону. Скот и хлеб не делили; Кудеяр назначил поваров, которые должны были готовить есть разбойникам по кучкам: на кучку в тридцать человек назначался повар. Для смотрения за скотом назначены были скотари. Установивши правила хозяйства, Кудеяр привел свою ватагу на Дон, где соединился с другою ватагою, еще более многолюдною.

Примітки

Жиздра – річка, ліва притока р. Оки.

Угра – річка, ліва притока р. Оки.

Оптин монастырь – Оптина пустинь (або Введенська) – чоловічий монастир під м. Козельськом, заснований в XIV ст. Оптою (Макарієм).

Калуга – місто на р. Оці, відоме з 1371 р.; нині – центр Калузької обл. РРФСР.

Лихвин – місто на р. Оці, з 1944 р. має назву Чекалін, в Тульській обл. РРФСР.

Венев – Веньов, місто на Тульщині, відоме з 1400 р. Нині – райцентр в Тульській обл. РРФСР.

Рязань – місто на р. Оці, відоме з 1096 р. під назвою Переяславль-Рязанський; нині центр Рязанської обл. РРФСР.

Путивль – місто на р. Сейм на кордоні Російської держави; відоме з 1146 р.; нині – райцентр Сумської обл.

Елец – місто на р. Тиха Сосна (нині – Сосна), відоме з 1146 р.; нині – райцентр у Липецькій обл. РРФСР.

Подається за виданням: Костомаров М.І. Твори в двох томах. – К.: Дніпро, 1990 р., т. 2, с. 270 – 298.