10. Встреча императоров в Эрфурте

Даниил Мордовцев

После свидания императора Александра Павловича с Нанолеоном в Эрфурте в воздухе чувствовалось приближение грозы. Гроза должна быть страшная, неслыханная. Накопленное в атмосфере электричество должно было разрешиться громами, от которых должна была пошатнуться земля. Это чувствовалось народными нервами, выло как невыносимый зуд в душе каждого.

«Щось велике в лісі здохло» – говорят украинцы, когда совершается что-либо необычное, неожиданное. От этого «дохлого великого» залах носится в воздухе, далеко носится – из лесу даже слышен… Этот же запах носился в воздухе и перед двенадцатым годом. Что-то «великое» не «сдохло» еще, а должно было «сдохнуть».

Тильзитскве свидание происходило 13 июня 1807 года, эрфуртское – 17 сентября 1808 года. Так скоро!.. Но в этот короткий промежуток времени многое совершилось: раздавленная Наполеоном Испания успела уязвить и в пяту и в сердце бессердечного исполина, зато вся остальная Европа стонала под этою железною пяткою; Россия громила Швецию в Финляндии.

Наполеон безумел от сознания своей силы, которая бушевала в нем, несла его неведомо куда, как спертый в паровозном котле могучий пар песет по рельсам чудовище-локомотив… Этой силе тесно вдвоем на земном шаре, надо остаться одному… Одному на земном шаре, на всем земном шаре, где пет равного тебе, – какая эта должна быть адская тоска! – такая тоска, все равно что одному остаться на одной песчинке среди океана… на песчинке Сзятой Елены… Нет, он ищет этого одиночества; такой страшный зверь должен жить на необитаемом земном шаре, как лев в пустыне, где нет ему равных, смелых, а есть только слабые, трепещущие.

С этими целями он задумал эрфургское свидание – очаровать последнего равного ему на земном шаре.

Очаровать, ослепить… обставить свидание небывалыми признаками величия, пышности, торжественности, богатства… Для караулов и почетной стражи в Эрфурте стянуты гвардейские гренадеры и лучшие полки. Навалила орава придворных, стада прислуги, с бронзой, фарфором, серебром, золотом, гобеленами и роскошной мебелью из Тюильри… Все лучшее и изящнейшее, что в течение столетий сработали миллионы рук французов, самое дорогое, над чем трудился гений француза, – все это свезено в Эрфурт и театр французский с знаменитыми Тальмой, Жоржем Дюшенуа…

Двигается огромный кортеж Александра. В свите его – великий князь Константин Павлович, обер-гоф-маршал граф Толстой, министр иностранных дел Румянцев, генерал-адъютант князь Волконский, Сперанский, которого задумчивые глаза смотрят грустно… Этот звон величия, звон золота почему-то напоминает ему церковный звон и это тоскливое:

У Данилы у попа в большой колокол звонят,

В большой колокол звонят – знать, Параню хоронят…

И вспоминается ему Лиза, а там Дурова с детскими глазами, мертвое, в гробу, лицо Пнина… Не червь… перед людьми – не червь, но пред этим чудовищем, пред природой – червь…

А в Эрфурте уже ждут собранные со всей Германии германские короли: король саксонский, король баварский, король виртембергский, король вестфальский и брат прусского короля Вильгельм… Тут же целая толпа других владетельных князей, у которых на головах – все же короны.

А вот и он, маленький человечек – величайший меж людьми исполин зла… А за ним – орудия зла: Талейран, который и мать свою, кажется, обманывал в утробе, и Бертье, и Шампаньи, и Маре…

Наполеон на коне. Лицо его холодно и зло, хотя желает казаться любезным… И он вспоминает что-то неприятное, злое… да, злую кошку, что приходила к нему, когда он босиком, в одном белье, скукожившись как ребенок в утробе матери, спал в Тильзите, и эта злая кошка говорила ему: «Ты что сделал, что создал в жизни? Сделал ли ты хоть иглу, гвоздь ничтожный? Нет, ты только все разрушаешь! Если хочешь принести пользу земле – умри!..»

Но вот они увидели друг друга… Маленький человечек первый раз в жизни торопится – торопится сойти с коня, чтоб обнять своего единственного на земном шаре противника… Они обнимаются…

И последовали торжество за торжеством. Короли ждут решения своей участи.

Тут же, в рядах блестящих золотом и орденами, виднеется и юпитеровская голова великого германского поэта и философа. Это Гете. Но у него не юпитеровское выражение, а иное, за которое он получает из рук Наполеона орден Почетного легиона, и униженная Германия не смеет отвернуть от него своего заплаканного лица.

А это что такое? – Театр. Идет представление «Эдипа». Наполеон и Александр сидят рядом на возвышении. Пониже – короли, князья, графы.

«Дружба великого человека есть благодеяние богов!» – громко декламирует актер на сцене.

Александр встает и обнимает «великого человека»… Зрители потрясены театр дрожит… Наполеон бледнеет – не то от счастья, не то от злобы…

Кажется, от злобы… Быть буре! Что-то «великое» должно «сдохнуть»…

На эрфуртском свидании Наполеон предлагал Александру чудовищный план, план, который мог созреть только в мозгу чудовища – разрезать земной шар, как апельсин, надвое, и одну половину этого все еще незрелого апельсина взять Александру, а другую – Наполеону. Александр ужаснулся этого плана ужасен ему стал и сам Наполеон.

Ужас этот был предвестником грядущего, семенем великих событий: из этого семени вырос двенадцатый год…

По возвращении из Эрфурта император Александр чаще и чаще начал испытывать какое-то тайное, глухое недоверие – к кому? к чему? Он сам этого не мог объяснить. Он чувствовал потребность советоваться с кем-нибудь, но с кем? Каждый из советников говорит что-нибудь противное тому, что говорил его предшественник. Как тут разобраться? на чем остановиться? кто прав? Аракчеев, кажется, глубоко верен, глубоко предан… Да, предан, но не своекорыстно ли? Да и философия Аракчеева так суха, так деревянна и жестка, как он сам… А Сперанский? О, это большой ум, глубокий… Но и этот попович, как и Наполеон, из хищных птиц – у него полет орлиный… Недаром он так восхищен Наполеоном… Но он нужен – это государственная рабочая лошадь…

Примечания

По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. – Петроград: Издательство П. П. Сойкина [без года, т. 4 – 6], с. 310 – 313.