2. Строительство каменного храма и его последующая судьба
Каргер М.К.
Занявший киевский стол князь Святослав Ярославич решил выстроить в Вышгороде, рядом с деревянным храмом Изяслава, новый храм, на этот раз каменный. Начав постройку, Святослав не успел довести ее до конца. Смерть застигла его, когда здание было возведено только на высоту 80 локтей [Жития мучеников Бориса и Глеба, стр. 60. В двух других списках Сказания указана другая высота здания: 50 локтей]. [с. 318]
Постройку закончил Всеволод Ярославич, но как только церковь была выстроена, «абие на ту нощь върютися ей верьх и съкрушися вься» [там же]. Занятый собственными крупными постройками, Всеволод так и не закончил вышгородский храм. Автор Сказания отмечает, что после смерти Всеволода развалины рухнувшего каменного храма некоторое время оставались в забвении: «Бысть забъвение о цьркви сей святою мученику, и ни один же можаше что съдеяти, и о зьдании, и о вьсемь, и о сказании чюдес, а и многом бывающем» [там же].
По словам того же Сказания, князь Святополк имел намерение начать новую постройку на месте ветхой деревянной «окрьст гробу святою», дабы не переносить на новое место гробниц. По словам Сказания, князь говорил: «Не дрьзну переносити от места на место» [там же, стр. 62]. Однако Святополк не осуществил своего намерения.
В роли продолжателя постройки отца выступил князь Олег Святославич:
«Олег сын Святославль, умысли въздвигнути цьрковь, съкруживъшююся Вышгороде камяную. И привед зьдателе повеле зьдати, въдав им вьсе по обилу, яже на потребу» [там же, стр. 64]. Когда храм был закончен и расписан, строитель обратился к Святополку за разрешением перенести в новый храм гробницы Бориса и Глеба, однако Святополк не давал своего согласия на перенесение по причине, на которую недвусмысленно указал автор Сказания – «зане не сам бяше ее създал цьркве тоя» [там же].
Только после смерти Святополка, когда на киевском столе сел Владимир Мономах, решено было совершить освящение нового каменного храма и торжественное перенесение гробниц князей.
Торжества, состоявшиеся 1 и 2 мая 1115 г., по своему размаху и великолепию не уступали торжествам, устроенным Ярославичами в 1072 г. В торжествах участвовали князья Владимир Всеволодович Мономах с сыновьями, строитель храма Олег Святославич и его брат Давид, тоже с сыновьями, киевский митрополит Никифор, епископы Черниговский, Переяславский, Белгородский и Юрьевский и целый сонм игуменов крупнейших киевских монастырей во главе с Прохором Печерским.
Первый день торжеств после освящения нового храма закончился «великим обедом», который был дан Олегом, чем был подчеркнут факт его ктиторства в отношении вновь освященного храма, хотя и летопись, и Сказание на первом месте упоминают Владимира Мономаха.
Второй и главный день торжеств – перенесение гробниц в новую церковь – прошел не совсем гладко: между князьями в самый разгар торжеств возникли серьезные трения – «распри же бывши межи Володимером и Давыдом и Ольгом». Когда с огромными усилиями («едва возмогоша») каменные гробницы [с. 319] Бориса и Глеба ввезли на санях в новую церковь, едва пробившись сквозь бесчисленные толпы собравшегося народа, для чего Владимир повелел «метати людьм кунами же и скорою и паволокы», возник спор по вопросу, где поставить гробницы.
Владимир Мономах, оковавший еще за несколько лет перед этим гробницы князей серебряными, позолоченными ризами, имел намерение установить гробницы посредине храма, рассчитывая поставить над ними «терем серебрен», богатством которого он хотел, по-видимому, затмить вклад Святославичей – строителей храма. Олег же и Давид настаивали на постановке гробниц в комару (т.е. в нишу), «иде же, – по словам Олега, – отец мой (Святослав) назнаменал на правой стороне, идеже бяста устроена комаре имы» [Ипат. лет. 6623 (1115) г.; Лавр. лет. под тем же годом].
Ссылка Олега на отца, подготовившего для гробниц специальные ниши в южной стене храма, свидетельствует о том, что Олег действительно лишь достраивал верхнюю, рухнувшую часть храма, выстроенную Всеволодом, не изменив первоначальный план здания, заложенного Святославом.
Обе стороны проявляли раздраженное упорство. Легко понять не записанные в летопись мотивировки, выдвигавшиеся сторонами в защиту своих прав. Если Олег подчеркивал принадлежность своему отцу первого замысла и начала постройки, а себе ее окончание, то Владимир выступал не только как обладатель киевского стола, богато одаривший гробницы князей серебряными ризами и подготовивший теперь еще «терем серебрен» для установки над гробницами, но и как сын Всеволода, продолжившего постройку Святослава, возведенную последним на 80 локтей.
Спор пришлось решить жребием, положенным на святой трапезе. Жребий решил дело в пользу Олега и Давида. Гробницы были поставлены «в комару ту на десней стране, кде и ныне лежита» [Ипат. лет. 6623 (1115) г.]. Из известия Лаврентьевской летописи о том, что раки князей были установлены «на месту» только в четвертый день, М.Д.Приселков делал предположение о том, что распря князей была разрешена жребием далеко не сразу [М.Д.Приселков. Очерки…, стр. 328].
Торжествами 1115 г. почти столетнее строительство Вышгородского храма-мавзолея закончилось. Неоднократные упоминания храма, встречающиеся в киевских летописях в связи с различными событиями в жизни Вышгорода и Киева, ничего нового для истории самого памятника не дают.
В 1240 г. Вышгород с его богатейшим княжеским храмом, по-видимому, разделил судьбу Киева. Письменные источники молчат о судьбе храма после монгольского нашествия, однако история его постепенного разрушения отчетливо восстанавливается по данным археологических раскопок (об этом см. ниже).
К XVI в. Вышгород превратился в заброшенное городище, как свидетельствует об этом жалованная грамота Сигизмунда Августа от 1 сентября 1571 г. на имя королевского писаря Евтихия Высоцкого о предоставлении ему в награду [с. 320] за службу в пожизненное («до своего живота») держание
«землю пустую, людми неоселую, под тым (Межигорским, – М.К.) монастырем лежачую, названую Вышегородскую, у Вышегорода, со всим яко ся тот монастырь Межигорье и тая земля Вышегородская з давных часов, сама в собе, в пожиткох и обыходех своих мает» [АЗР, III, СПб., 1848, № 53, стр. 159].
С еще большей определенностью о состоянии Вышгорода говорит вторая грамота Сигизмунда тому же Евтихию Высоцкому от 10 мая 1572 г., которой король передает названному писарю
«монастырок, назвиском Межигорье, церковь Русскую закона греческого, лежачий над рекою Днепром, от Киева у двух милях, а особливе городищо, названое Вышегород, и землю Вышегородскую, неподалеку того ж монастырка, пустую людми неоселую» [АЮЗР, I, СПб., 1863, № 164, стр. 188].
Руины храма Бориса и Глеба просуществовали, по-видимому, до начала XVII в., когда были окончательно разобраны поляками с целью использования строительного материала древнего храма для постройки доминиканского костела св.Николая в Киеве [киевский митрополит Варлаам Ясинский в грамоте от 28 марта 1691 г. к царям Иоанну и Петру Алексеевичам писал, что костел св.Николая построен из камня древней Вышгородской Борисоглебской церкви ([Е.Болховитинов]. Описание Киево-Софийского собора и Киевской иерархии…, Киев, 1825, Прибавл., стр. 30)]. Остатки строительных материалов были использованы для кладки фундамента при постройке в 1744 г. Андреевской церкви в Киеве [Обозрение Киева…, изд. И. Фундуклеем, стр. 55].
Из надписи на рукописной псалтири, хранившейся в Богуславском Николаевском монастыре, известно о существовании в Вышгороде в 1614 г. какой-то деревянной церкви, по-видимому, выстроенной на развалинах древнего храма, после 1662 г. замененной новой, тоже деревянной постройкой, которая просуществовала до 1744 г., когда была выстроена трехкупольная деревянная церковь, снесенная в 1860 г., перед постройкой новой небольшой каменной церкви, существующей доныне [Ф.Маниковский. Вышгород и его святыня. Изд. 2-е, Киев, 1890, стр. 66-67].