Действие второе

Г.Ф.Квитка-Основьяненко

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7

Комната. Письменный стол Доверкина отделен ширмами, подле стола стулья.

Явление I

Доверкин

(входит и кладет шляпу).

Три часа. Вот это по моему вкусу. По окончании работы обед, а потом свободен отдыхать или приниматься за работу; остальное время все мое. А эти несносные обеды у знатных! После должности приедешь домой, уж ожидаешь-ожидаешь времени, когда-то надобно ехать! Обед ввечеру – и вся половина дня пропала. Теперь я пропасть наработаю; Вареньки дома нет, никто не будет и не помешает мне заняться сим делом.

(Указывая на бумаги.)

Надобно поспешить, чтобы угодить управляющему. Когда он так заботится обо мне, то и я со своей стороны должен делать ему угодное, а уж он сегодня и вспоминал о нем.

(Приведя в порядок бумаги, очинивает перо.)

Кончу, непременно кончу. Ну, вот буду и статским советником! Кажется, все суета, все вздор, а что-то приятно. И пред товарищами, и пред служащими по другим частям все хорошо. Будут видеть, что я пользуюсь расположением начальства; а еще тем более мне приятно, что Варенька сим довольна. Как она ни скромна, как ни далека от всех сих пустяков, но я заметил у нее улыбку радости сего утра. Вот и выходит, что как ни будет благоразумна женщина, а все прокрадется слабость к чему-нибудь. Ну, да эдакая слабость извинительная. Хотел было пробыть у нее все утро, видев, что и она сего желала, да несносная девка тотчас заговорила о подарках, да уж и напрямки. Нечего делать, надобно промотаться. Правду сказать, ей только и радостей, что когда-то да когда куплю обновочку.

(Садится, рассматривает и делает выписки.)

Указ сената…

(Отыскивает, читает про себя и записывает.)

Заключение палаты… Прошение Зубатиной.

Явление II

Доверкин и бухарец.

Бухарец

(выглядывая в дверь).

Лакеи нет! Господа пруехали. Здирастуй! Ести тута кито?

Доверкин

(продолжая свое).

…Справлено… Отказано… Апелляция в 1802 году.

Бухарец

(входя).

Тути говорит: бу-бу-бу-бу.

(Громче.)

Тути кито ести?

Доверкин

(продолжает).

…Подано прошение в 1815 году…

Бухарец

(указывая на ширмы).

Тути питичка в килетку.

(Заглядывая к Доверкину.)

Здирастуйти, господа!

Доверкин.

Что тебе надо?

Бухарец.

Бухар – товар. Купи, господа, дишева товар.

Доверкин.

Вот нашел время: я теперь занят.

Бухарец

(кладет свою кипу и вынимает товары).

Ти заняти – и я буду заняти. Ти пиши, я положи товар, ти возими товар – бухар возими денга.

Доверкин.

Ах какой неотвязный! Видишь ли, мне некогда, приди в другое время.

Бухарец.

Дели пиши, я тибе ни мишай. Тибе нети когда, мине можина; тибе можина, бухар нети когда.

(Вынимает.)

Ну, гляди! Халат! Силавина полина. Нети нада?

(Откладывает.)

Ну, нети нада.

Доверкин.

Не надо, не надо, ничего не надо. Пожалуйста, оставь меня.

Бухарец.

Господа ести жина?

Доверкин.

Есть, есть, только поди, пожалуй.

Бухарец.

Только одина жина?

Доверкин.

Одна, одна!

Бухарец.

Жалки. Одина жина – бухар нети карашо.

Доверкин

(оставляя писать, смеется).

Почему же тебе худо, что у меня одна жена?

Бухарец.

Одина жина тути жиут нети покупай нишаво. Дируга жиут на дируга дома, часто минога покупай.

Доверкин

(смеется).

Правда, правда твоя. Да ты, видно, балагур. Нет, друг мой, у меня одна жена, добрая, любезная жена.

Бухарец.

Добира жина, любишь жина, купи астинца. Симатри: пилатка, шалу…

Доверкин

(сам з собою).

Вот бы и кстати. Что этот платок?

Бухарец.

Семусоти рубли.

Катя

(выходит и остается за ширмами).

А! Уж бухарец и здесь. Послушаем-ка, каково пойдет наше дело.

Доверкин.

У! как задул! Да еще хорош ли? Купить так купить. Ну, шали что стоят?

Бухарец.

Эту? Пьяти тысячу…

Доверкин.

Тьфу, пропасть! Да к тебе и приступу нет. Нет, таких дорогих вещей не куплю!

Бухарец.

Э! господа скупа. У мина ести не дорога, нети ты фу пропал. Воти шали дишева.

(Подает.)

Доверкин.

Да, эта шаль изрядна. Как дорога?

Бухарец.

Нету, божи мой! дорога. Толко пьятисоту рубли бамажки.

Доверкин.

Пятьсот!

(Сам с собою.)

Славная шаль!

Бухарец.

Пятисоту, больши ни нада. Господе не скупи, купи.

Доверкин

(продолжая рассматривать).

Пятьсот ты говоришь? Ужас как дешево.

Бухарец.

Толко, толко. Давай денга. Шалу силавна и дишева.

Катя.

Понравилась. Идет дело на лад.

Доверкин

(любуясь шалью).

Да не воровская ли она?

Бухарец.

Бухар нети вориски. Таки стоит, я лишине не луба пироси. Дуошиво купила, мине лишине нети нада.

Доверкин.

Честно, честно. Но нельзя ли сотенку скинуть? Бери четыреста.

(Тихо.)

Кому не надо две тысячи! Тонка, цвета яркие, чудо шаль!

Катя.

Браво!

Бухарец

(смеявшийся в сторону).

Посилуши, господа: четыреста – сито рубли убыт. Убыт нети нада. Ни можина. Давай пьятисоту бамашки – кажишь пасиба.

(В сторону.)

Кажишь, коли узинаешь.

Катя.

О плут!

Доверкин.

Так и быть, беру.

(Вынимает деньги.)

Вот тебе пятьсот рублей бумажками. Сверни же хорошенько, по-своему, и вот бумага, увяжи да и ступай себе домой, не мешай уже мне.

(Садится за стол.)

Катя.

Дело кончено.

Бухарец

(долго рассчитывал деньги, прятал со значительной усмешкой, потом, завернув шаль, подает).

Возими, господа, воти шалу, кажишь пасиба. Купи еще: воти калпак.

Доверкин

(положа шаль перед собою).

Не надо, не надо. Квит! Убирайся. Довольно, что и жене купил.

Бухарец.

Калпак нити нада? Тивая голова жина убирай? Да?

Доверкин.

Да, да, да.

(Рассматривает бумаги свои.)

Катя.

Экой плут! И как он мастерски роль свою играл. Похвалюся теперь барыне.

(Уходит.)

Бухарец

(в стороне, уложив товары).

Ну, одина мужа получила, тепери диругой сискаю. Мине записка есту, читала: Нигодник дома на Тиверски. Зинай, зинай.

(Встает.)

Одина мужа рада – дишева купила; диругой мужа барыш узела – бухар карашо.

(Смеясь уходит.)

Доверкин

(один, берет шаль и рассматривает).

Ну, славно я купил шаль. Это на удивление как дешево! Мое счастие. Как обрадую Вареньку. Я давно замечал, что ей хотелось синей шали. Теперь как она ни скромничает, а лишний раз поцелует. Найду приличный случай и поднесу, а пока полежит у меня. Приняться опять за дело.

(Читает.)

Как запутывают по губерниям! Какое у них искусство хоронить концы!.. Вот из правого дела крючкотворство тянет его двадцать семь лет – легко сказать!

Явление III

Доверкин, Анисья Климовна и потом Катя.

Анисья Климовна.

В передней ни души, и доложить некому. По всему видно, что Вареньки нет дома – все в беспорядке.

Доверкин

(встает и выглядывает из-за ширм).

Кто там? А! тетушка Анисья Климовна, это вы к нам пожаловали! Никто мне и не скажет…

Анисья Климовна.

Да кому, голубчик, и сказать? Прошла все комнаты. Хотя все забери, никто бы и не узнал. Отгадала ли я, что Вареньки нет дома?

Доверкин.

Обедает у сестрицы.

Анисья Климовна.

Вот так и есть – все и разбежались. Я думаю, как бы она куда уехала дни на три, там о тебе люди бы и забыли и ни есть, ни пить бы не подали. Беззаботная головушка!..

Доверкин.

Служба, тетушка!

Катя выходит и слушает.

Анисья Климовна.

Служба, племянничек. Уж будто нельзя от службы оторвать часа, чтобы присмотреть за порядком в доме?

(Садится у стола за ширмами.)

Я удивляюсь, как ее еще стает! Везде за всем сама. Экономна, бережлива. Некоторые осуждают ее, что часто выезжает из дому. Да где же она бывает? Большею частию у своей сестрицы. Да как и не рассеяться? Как не погулять? С таким мужем, как мой любезный племянничек, и меня бы, старуху, одурь взяла. Все над своими бумагами да у должности. Несмотря же на такую домашнюю жизнь и частые выезды, она так себя ведет, что некому ничего сказать. Вот же и молода, посмотри же на некоторых старух, так ох-ох-ох-ох!

Доверкин

(с чувством).

Подлинно, тетушка, что Варенька моя сокровище в нынешнем веке. Вот же и городское и столичное воспитание, но благонравия, постоянства, скромности и любви к мужу столько, что и в деревенской того не найдешь. Молода, но примерно ведет себя. Ах, тетушка! ежели бы вы могли видеть, когда она дома и начнет описывать счастие свое и, несмотря на скромность свою, ласкать меня, – ну, удивляюсь, как я в 50 лет так ей мил!..

Катя

(с собою).

Бедненький! Даже задохся было от похвал своей несравненной жене.

Анисья Климовна.

Где она? Я было за ней заехала.

Доверкин.

А куда вы, тетушка, располагали с ней ехать?

Анисья Климовна.

В магазины, в Гостиный двор, везде, где что есть лучшее. Похвалюсь тебе.

(С удовольствием.)

Ведь Павлушеньке моему у Звонкиных слово дали, и – вечером сговор.

Катя.

А-а! Сживем же соперницу.

Доверкин.

Поздравляю вас, тетушка, желаю и кончить благополучно. Я не знаю Звонкиных. Выгодную ли партию брат делает?

Анисья Климовна.

Как же, голубчик! Дают дом в Огородниках, деревню на Вологде, движимого с экипажем и прочим на пятьдесят тысяч да чистотою от дяди, когда бог пошлет по душу, она получит двадцать пять тысяч. Она же почти у отца одна. Хотя и есть два брата, но оба на войне, не ровен час, как убьют обоих, так она и всему наследница.

Катя.

Вот раздавательница смертей.

Доверкин.

Какова она собою? Я ее, кажется, и не видал.

Анисья Климовна.

Ну, конечно, постарее его лет [на] пяток. Да что до этого… здесь не распознаешь… и молодую от опытной различить трудно. Всякая разряжена, втянута, вытянута, прихолена, пукольки накладные, зубки вставные, покупной румянец, подделанная белизна, ловка, жива, прытка, танцует, прыгает, вертится, хохочет, болтает – ну, как дать тридцать лет? А молодежь – та около нее роем. Ну, так и самой не верится, что пора играть в «сижу-посижу». Да как еще родные, знакомые расхвалят да расславят: вот то-то и то придают – так и подхватили девку.

Катя.

Расписала. Небось, как бы дочки или сестрицы были, не так бы рассуждала.

Анисья Климовна.

Вот так-то и Павлушенька мой: «Дайте, маменька, совет». Разбирай, голубчик, тебе с ней жить, а не мне. Благословляю тебя, а ты смотри в оба. Не поладите да будете жить по-модному, да грызтися-ка, так у меня и свой уголок есть. Благословляю вас как мать: беспутничайте, грызитесь, что хотите, а меня в грех не вводите.

Катя.

Родительское благословение на все благое.

Доверкин.

Желаю вам и брату всякого счастья. Дай бог, чтобы он так же жил с своею супругою, как и я.

Катя.

Простота сердечная! Как бы знал, и врагу бы не пожелал.

Доверкин.

Да брат что-то недолго и выбирал. Дня два назад он говорил мне, что года два еще будет рассматривать.

Анисья Климовна.

Простенек, голубчик, – в покойника. Вчера на балу Павлушенька, знаешь, чтобы не отстать от людей пофрантить, подошел к ней и слов несколько сказал. Идет отец ее и говорит, что вся-де публика видела, как ты-де ласкаешься к моей дочери; ты-де должен кончать все благородным-де образом. Наговорил ему с три короба. Дитя, знаешь, плохое, дал слово на другой день с невестой объясниться, поехал и – увяз. У нас по Москве так часто водится.

Катя.

Не греши, Анисья Климовна, не в одной Москве так водится. Ведь надо же умудряться, коли товар с рук нейдет.

Анисья Климовна.

Впрочем, я не прочь от сего. Согласившись, надобно и к концу все довести. Первое, невесту обдарить. Заехала вот за Варенькою. Она имеет вкус и знает все приличья. Где же теперь ее найти? А с тебя что мне пользы? Хотя бы ты, голубчик, и поехал со мною, ты ничего не смыслишь.

Доверкин.

Нет, тетушка, не думайте так обо мне. Иногда и я покупаю и хорошо и выгодно. Вот не далее как пред вами купил шаль; рассмотрите и угадайте, что я дал за нее.

Катя.

Как кстати пришло.

Анисья Климовна

(развернув, рассматривает).

Ах, шаль чудесная! Еще не надеванная. Что, дешево ценит?

Доверкин.

Как только можно подешевле.

Анисья Климовна

(продолжая любоваться).

Славнейшая, настоящая турецкая! Девять букетов – как равен цвет. Ну! дал полторы тысячи?

Доверкин

(с удовольствием, потирая лицо рукою).

Пятьсот рублей бумажками!

Анисья Климовна

(всплеснув руками).

Быть не может!

Доверкин.

Как вас почитаю!

Анисья Климовна.

Да это, голубчик, задаром! Где ты это подцепил? Уж не воровская ли?

Доверкин.

О нет. Сейчас приходил бухарец с товарами, навязывал мне что-нибудь купить – как вдруг эта шаль бросилась мне в глаза. С первого слова запросил пятьсот – и я поскорее заплатил.

Катя.

То-то счастье!

Анисья Климовна.

Да либо этот бухарец бессчетный, либо подумала бы я, что у тебя есть его дела и он тебе во взяток подарил…

Катя.

Ни то, ни другое, а третье, о чем вы не догадываетеся.

Доверкин.

Нет, он очень счет знает, но по честности своей признался, что она так дешево ему пришлась.

Анисья Климовна.

Это неслыханно.

(Думает.)

Катя.

Как узнаете подробности, так очень слыханно.

Анисья Климовна.

Ну, знаешь что? Голубчик ты мой миленький, уступи мне шаль.

(Кланяется низко.)

Ну сделай же милость, уступи!

Катя.

Ах, беда!

Доверкин.

Тетушка! я для Вареньки ее купил, и знаете ли, для какого случая? Скоро буду произведен, так хочется мне ей приличный подарок…

Анисья Климовна.

Дай бог тебе и тайным советником быть. Одолжи же тетку свою единственную. Ведь у тебя одна только и есть. Не откажи, мой миленький голубчик! Пожалуйста, уступи.

(Кланяется низко.)

Ты отыщешь другую.

Катя.

Дмитрий Степанович! крепись, не отдавай.

Доверкин.

Где уже найти! Это был единственный случай.

(Берет шаль, но Анисья Климовна не выпускает из рук, и таким образом оба держат шаль.)

Анисья Климовна.

И мой случай единственный, и я у тебя тетка единственная. К вечеру надобно, где я там скоро отыщу, да еще и без Вареньки? Пока твое производство выйдет, так ты еще лучший подарок приищешь: Москва велика.

Катя.

Души во мне нет. Не достанется нам в этой шали франтить.

Анисья Климовна.

Да как ты себе хочешь, а уж я (таща шаль к себе) не отдам… не отдам. Сей же день и деньги доставляю. Ведь Звонкины любят пышность, так надобно и подарки приличные.

Катя.

Уж эти нам Звонкины! Что делать?.. Нет средства вырвать из хищных рук нашу шаль.

Анисья Климовна.

Ну, утешь же меня.

(Кланяется.)

Отдавай, не думай. Одолжи же тетку свою, которая тебя мальчишкой помнит. Поддержи честь моей фамилии.

Катя.

Да это уже наступя на горло. Бедный Угодкин! Что с тобою будет? Митенька! крепись, вспомни любовь супруги своей – не отдавай.

Доверкин.

Так и быть, извольте, тетушка! Собственно для вас я отнимаю у Вареньки такую вещь – с условием, что и вы посодействуете сыскать мне что-нибудь хорошенькое.

Катя.

Все кончилось. Заварится же теперь каша.

Анисья Климовна

(кланяется низко, целует его несколько раз в щеки, в голову, завертывает шаль и опять так же целует).

Благодарю… благодарю… благодарю тебя, мой миленький голубчик… мой родной… мой бесценный… и паки низменно кланяюсь и благодарю. Помог вдове в горе. Сего же дня и деньги. Ну да подарочек! Ах мой родненький! Теперь еще поеду приискать жемчужку: так вот по твоей милости я и покойна.

Катя.

Не по милости ли Угодкина? Ох!

Доверкин.

Вам жемчугу надобно? Вот и сим я могу вам служить. Одна вдова от крайности продает шесть ниток славного бурмитского жемчугу и дешево возьмет.

Анисья Климовна.

Голубчик мой! Да ты как отец сироте! Скажи, где она живет? Сейчас поскачу к ней.

Доверкин.

На Пресне, но не припомню дома. Как бы мне вам рассказать?.. Вы знаете?..

Анисья Климовна.

Ах, распреразмиленький! кормил до уса, накорми и до бороды; потрудись уже довершить милость свою ко мне и к Павлушеньке – поезжай сам со мной…

Доверкин.

Ах, тетушка, дело у меня важное на руках, спешу кончить.

Анисья Климовна.

Ну-ну-ну-ну, пожалуйста же, ведь и мое сиротское дело. Где бы мне еще сыскать жемчуг, а тут готовый, да еще и от крайности дешево отдает. Ведь знаешь дом ее?

Доверкин.

Да дом-то знаю. Я был у нее: она меня просила найти покупщика. Извольте, еду.

Катя.

Ах! как бы уехали да шаль бы оставили, я бы поворотила дело на другой лад.

Анисья Климовна

(взяв шаль).

Ты родился делать одолжения. Поедем. Я тебя обратно мигом доставлю.

(Выходя из-за ширм.)

Недаром я при выезде сюда встретила полон воз с битой птицею. Ах, прибыль, прибыль!

(Увидя Катю.)

Кланяйся Вареньке и скажи, что мы сейчас будем и я ей радостную весточку скажу.

(Уходит торопливо с Доверкиным.)

Катя

(одна).

То уж подлинно радостная весточка! Ах, какое бедственное приключение! Мы посеяли, а другие жнут. Вот как стеклися обстоятельства, что эта проклятая шаль не ускользнет же от рук досадной Звонкиной. Везде нам эта несносная Звонкина перебивает дорогу. Да что теперь Угодкину делать? Его деньги как в воду упали. Чем поправить, сама не знаю! Анисья Климовна без памяти рада, что так дешево схватила шаль, и ни за что ее не отдает. Как же и бухарцу не заплатить денег? Не знаю, чем это все развяжется.

Явление IV

Варвара Семеновна, Угодкин и Катя.

Варвара Семеновна.

Катя! поскорее одеваться, гулять на пруды.

(Угодкину.)

Побудьте здесь, я не заставлю вас долго дожидаться.

(Хочет идти.)

Катя.

Постойте на часок, сударыня, я сообщу вам об общем нашем несчастии…

Варвара Семеновна.

Что такое? Что сделалось?

Катя.

Барин шаль-то у бухарца купил за 500 рублей.

Угодкин.

Купил? Как я рад!

Катя.

Нечего радоваться. Вслед за тем приезжает тетушка Анисья Климовна, хвалится, что помолвила Павлушеньку на Звонкиной…

Варвара Семеновна

(с улыбкою Угодкину).

Так вот-то и несчастие! И вы не в обмороке?

Угодкин.

Доказательство, что я не интересуюсь ею.

Катя.

Вот сейчас начнете интересоваться. Тетушке нужно было покупать подарки для невесты. Увидев шаль, приступом взяла ее у Дмитрия Степановича, а он, голубчик…

Варвара Семеновна.

И отдал?

Катя.

И за свою же цену.

Варвара Семеновна.

Какая досада!

(Хочет скрыть свое неудовольствие.)

Угодкин.

Как это можно? Как быть так просту? Что мне делать теперь?

Варвара Семеновна

(старается шутить).

Радоваться, что такая прекрасная вещь досталась в такие руки.

Угодкин.

Ах, не убивайте меня еще боле! Умоляю вас, пощадите меня в теперешнем положении. Что мне делать? За что я обязан буду платить?

Явление V

Те же и бухарец.

Бухарец

(выглядывая).

Господа изидесь?

(Входит.)

Здирастуй, Нигодиник!

Катя.

Ты не так называешь – надобно говорить: господин Угодкин.

Бухарец.

Усе равина, господа угодна, господа негодна – усе господа.

(Угодкину.)

Моя кончил усе.

Катя.

Хорошо кончил – разве начал еще?

Бухарец.

Коничил, коничил. Шалу пиродал, старшие мужа пьятисоту рубли получай, а ты давай усе.

Угодкин.

Поди ты. Я не знаю, что с тобою и делать.

Бухарец.

Ти не зинай, шито диелить? Я зинай. Твоя послати денга, бухар бери денга.

Угодкин.

За что я буду тебе платить деньги?

Бухарец.

За шито? За шалу. Сикоро ни знай.

Угодкин.

Шаль не туда пошла, я обманулся в расчете.

Бухарец.

Кито манил? Бухар нети манил – пиродал; Нигодни манил, денга нети давай.

Угодкин.

И я тебя не обманываю. Помнишь ли, мы хотели, чтобы муж подарил вот жене, а он отдал другой.

Бухарец.

Отидал дируга жина? То карашо.

(Смеется.)

Дируга мужа купила диля эта жина, старша мужа шалу узала, дарила дируга жина?

(Хохочет.)

А-га-га-га!

Варвара Семеновна

(Угодкину).

Уймите его, чтобы он не болтал. Меня эта история начинает беспокоить. Я боюсь, чтобы не огласилась…

Угодкин.

Да я с ним слажу.

(Бухарцу.)

Послушай: достань шаль назад как знаешь, возьми себе; деньги я за тебя заплачу, и мы квиты с тобой.

Бухарец.

Нети кивита. Дуве тысячу пьятисоту рубли дай, тогида кивита.

Угодкин.

Ты видишь ли, что шаль не туда пошла. Мне жаль этого.

Бухарец.

Нети, господа, жаль. Тибе денга минога. Лубиш (указывая на Варвару Семеновну) господа, еще больши нети денга жаль. Одина шалу пошел не так, купи диругу; ситара мужа пилатит денга; господа кажит тибе пасиба, бухар кажит тибе пасиба! А! карашо, карашо, усе карашо!

Угодкин.

Балагурством ничего не возьмешь. Я тебе говорю: принеси мне шаль ту самую, и тогда отдам тебе деньги. Ступай к их тетушке и проси.

Бухарец

(с сердцем).

Купила, тешки не казала, я ни зинай тешки. Господа нети можина манити бухар.

Угодкин.

Послушай: не смей грубить, чтобы я тебе шеи не своротил. Принеси мне шаль – получишь деньги.

Бухарец

(так же сердито).

Нети ворочу? Я ворочу. Я зиделай, зинай шито зиделай.

(Поднимая кипу с товарами, ворчит.)

Я писай бамага на палису, бухар рожо воротит; ситара мужа усе сказала – я усе зинай…

(Уходит, ворча.)

Явление VI

Те же без бухарца.

Варвара Семеновна.

Мне это не нравится, что он ушел недоволен вами.

Угодкин.

Ничего! я его найду и улажу все.

Варвара Семеновна.

Я вас прошу, потушите эту историю, которая начинает меня тревожить.

Угодкин.

Не беспокойтесь много. Я здесь более всех теряю: вещь, назначенная для вас… и еще первое приношение любви…

Варвара Семеновна.

Нет, Петр Лукич, пусть сей пример научит вас, как надобно быть осторожным. Более всего выкиньте из головы, чтобы подарками можно было нас привлекать и удерживать. Вы не муж, следовательно, вас любят не из каких видов, а еще более не из интереса.

Угодкин.

Но очень приятно, чтобы какая-нибудь безделка напоминала вам…

Варвара Семеновна

(указывая на сердце).

А это начто?..

(Нежно.)

Неужели вы думаете, что мне нужно иметь какую вещь для памяти о вас? Неужели вы во мне еще не уверены?

Угодкин

(целуя ее руку, с восхищением).

О! неизъяснимое блаженство!

Варвара Семеновна.

Поспешите же сыскать бухарца и уладить все.

Угодкин.

А на гулянье разве мы не идем?

Варвара Семеновна.

Нет, я не могу. Я не буду покойна, пока вы не окончите.

Угодкин.

Я сейчас лечу, сыщу бухарца и явлюсь к вам, чтобы вас успокоить.

Варвара Семеновна.

Однако ж не прежде являйтесь, как завтра, – так надобно.

Угодкин.

Завтра? Но по крайней мере в диванной.

Варвара Семеновна.

Увидим.

Угодкин целует несколько раз руку ее и уходит.

Явление VII

Варвара Семеновна и Катя.

Варвара Семеновна.

Ах, Катя! я что-то боюсь!

Катя.

Помилуйте, сударыня! Впервые ли такие напасти? Вспомните прошлую зиму – история с полковником! Тогда тяжелее было, а теперь ничего.

Варвара Семеновна.

Как ничего? Там нужно было уверить одного мужа, это безделица. Но здесь – в случае Угодкину не удастся – тетушка. Разве ты полагаешь, что для меня ничего не будет стоить быть исключенной из смиренниц и попасть в общий счет? Боюсь, теперь я должна буду действовать. Я точно как генерал, приготовляющийся дать сражение.

Катя.

Но неприятель очень слаб.

Варвара Семеновна.

Не говори этого. Неприятель имеет на стороне своей все выгоды. Впрочем, надеюсь на ловкость и усердие Угодкина.

(Думает.)

Где муж?

Катя.

Изволил сказать, что с тетушкой сейчас сюда будет.

Варвара Семеновна.

Увидишь, когда они возвратятся, скажи им, что я уснула, – и тотчас мне доложи. Ах! как мне тяжело!..

(Уходит.)

Катя

(одна).

Очень поверю. Она ждет своего спокойствия от Угодкина, когда он уладит с бухарцем, а иначе уладить нельзя, как заплатив две тысячи пятьсот рублей. Две тысячи пятьсот рублей! Эка пропасть денег! По моему холопьему правилу, деньги дороже любви; бросила бы и бухарца и самую Варвару Семеновну, чтобы так много не тратиться. У господ же не так. Не только деньги, честь, доброе имя, спокойствие, совесть – всё меняют на любовь. Кто из нас прав, кто виноват, – сам черт не разберет!

Конец второго действия

Примітки

Статский советник – цивільний чин п’ятого класу в царській Росії.

Тайный советник – цивільний чин третього класу в царській Росії, відповідав військовому чину генерал-лейтенанта.

Бурмитский – крупний (про перла).

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 1, с. 168 – 179.