2
Владимир Пасько
Первый бросок на Кабул планировался, очевидно, по грунту, по единственной в стране приличной дороге – трансафганскому шоссе. Триста пятьдесят километров которого потом охраняла и обороняла дивизия, в которой служил Шеремет. Но что-то, видимо, сорвалось. Как потом уже стало известно, одна из причин – уже на первых двух десятках километров растеряли едва ли не половину штатной бронетехники. И не от огня противника, а по технической неисправности. Примерно так же получилось чуть ли не четверть века спустя, когда Шеремет служил уже не в советской, а в украинской армии. Правда, теперь уже не Советский Союз оказывал дружественную помощь народу Афганистана, а Соединенные Штаты Америки несли свет демократии в богатый нефтью Ирак. А Украина им в этом помогала, скромными силами отдельной специальной механизированной бригады. Которая во время марша повторила “успех” бравых советских спецназовцев.
Хотя, судя по всему, тогдашние «зенитовцы» не очень-то расстраивались. Поскольку осознавали, на что идут, что их ждет впереди. Зато навеки заклеймили позором неизвестного нам Борьку, который улетел, чтобы не быть среди них – тех, кто вскоре «залил мрамор кровью. Кто предпочел погибнуть среди нас, а не бежать домой, прикрывшись корью». Кто сейчас скажет, была ли это действительно корь, или первый, но не последний случай трусости и предательства на той долгой войне?
Юность горяча и бескомпромиссна. И эта бескомпромиссность в оценке людей там осталась на все те долгие годы. И солдаты, и офицеры всех последующих «афганских поколений» предпочитали скрыть свое недомогание, чем уклониться, отказаться от участия в боевой операции. Даже часто-густо и в случае явной болезни. Даже если освобождение от боя давал врач – и то оно вводилось не столько приказом командира, сколько молчаливым решением воинского братства. «Да оставайся лучше, лечись. В следующий раз пойдешь, сейчас мы и без тебя справимся… Все будет нормально. Лежи». И только получив такое «добро», ты мог остаться. Если нет – должен был идти со всеми. Пока можешь, пока не упадешь… И Шеремету не раз приходилось эвакуировать из района боевых действий солдат и офицеров, явно заболевших еще до боевой операции. Они смущенно бормотали в свое оправдание в ответ на его упреки: «Я думал, пройдет. Все ребята идут, а я же что…» Это был Их неписаный закон. И кто его нарушал – вычеркивал сам себя из воинского братства. И переходил в касту презираемых, унижаемых и оскорбляемых – все зависело от ситуации и случая.
Но это было потом. А пока молодой голос залихватски выводил:
Только командиры нас в беде не бросят –
Знаем мы, что завтрашний уют
Боеподготовкой, физзарядкой скрасят,
На подъем команду подадут.
Правда, оказалось, дело не у уюте –
Оказалось, просто надо ждать.
Вот накопим силы, нарастет валюта –
И начнем захваты выполнять.
Каким простым все казалось с уровня парашютно-десантного взвода! Тем более тогда, в конце 1979 года, за несколько дней до начала и почти за десять лет до конца! Правда, следует констатировать, что немногим больше мудрости и ответственности было проявлено и на самом высшем уровне – в Кремле. Ибо –
Время подоспело – вновь приказ отдали,
Всех почти свезли в аэропорт.
Алкоголь на этот раз нам вообще «зажали»,
Но и без него не страшен черт.
Вновь в свои гранаты вставили запалы,
Выполнять свой ринулись обет:
Мы «ихван» лупили налево и направо,
И «аминь» – Амина больше нет.
Алкоголь «зажали» ясно почему – пока «копили силы», его допили «генералы», для рядовых уже не осталось. Да они, не успевшие из-за молодости привыкнуть к «зеленому змию», не очень-то и горевали. И слава Богу. Только о главном – штурме дворца, – очень уж скупо. Почему? Кто знает. Может, что-то помешало написать по горячим следам, а потом забылось. Может, что иное. Война, независимо от масштабов, все равно война…
В любом случае очевидно, что это не многим отличалось от того, как брали не менее важный другой – ключевой объект – Генеральный штаб.
Голоса у этих ребят такие же лихие, хотя выражения – на грани… Но – какие уж есть, из песни слова не выкинешь.
Нас не много и не мало –
нас пятнадцать человек,
Все в одежде для «спецназа»,
ладно скроенной навек.
Не в одежде только дело –
лишь бы был здоровый дух.
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
Это заливается еще один взводный бард.
Заграница нас сплотила
верной дружбой боевой.
С нею мы как братья стали
под кабульскою звездой.
Все готовы друг за друга –
мы не ходим меньше двух.
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
Не упустил бард и бытовых моментов, очень уж, видно, досаждало:
Мы не мыты и не бриты,
ж… пылью заросли.
Мы мечтаем о корыте,
про «ханум» мы видим сны.
И «холмы» под простынями,
и в глазах огонь потух.
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
Что такое «холмы» под простынями понятно любому, кто заходил хоть раз в казарму в теплую летнюю ночь. Ну а «ханум» к этому имеет непосредственное отношение. Хотя эти сны они видели бы и в Союзе. Потому что казарма есть казарма. Так что тут роптать на Афганистан нечего. Иное дело – корыто. С банно-прачечным обслуживанием здесь было туговато всегда и потом.
Все пятнадцать – все с усами,
только двое с бородой.
За афганцев нас не примешь
даже скрытых под чадрой.
На Зеленом и на Грязном
мы косим на молодух.
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
Блондинисто-шатенистая растительность действительно лишь демаскировала ее носителей, лучше бы уж брились начисто. Ну а упоминание Зеленого и Грязного рынков свидетельствуют, что «шурави» и до начала вторжения дислоцировались не только в Баграме, но и непосредственно в Кабуле.
А к тому же где-то был еще и отряд «Каскад». Парни из этого отряда прославились не только своей боевой работой, но и тем, что были инициаторами авторской песни в Афганистане. И даже создали свою, как тогда говорили, вокально-инструментальную группу под названием «Каскад». Но это было после. А пока…
Так ходили мы, покуда
получили все приказ –
Захватить Генштаб с Якубом,
чтоб не вякал лишний раз.
ГэСэН на все готова – разнесем
все в прах и пух.
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
Президентский дворец не имел собственного достаточно мощного узла связи и Хафизулла Амин использовал для управления и армией, и народом технические средства Генштаба. Захват этого объекта лишал его связи и со своей вооруженной опорой, и со страной в целом.
По вечернему Кабулу
при потушенных огнях
Три машины легковые
мчат «зенитовских» ребят.
Тормоза скрипят визгливо,
русским матом режет слух.
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
Там «на трех машинах мы летим вперед» – на захват штаба внутренних войск и полиции Царандоя, здесь – «три машины легковые мчат «зенитовских» ребят» на захват Генштаба. Операция, что ни говори, была задумана и осуществлена по всем правилам.
Захватили эту «хату»,
как сказали, – целиком.
Сорок пять минут держали –
не струхнули под огнем.
Сам Якуб лежал смиренно,
пол от крови не был сух.
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
Пять министров, сотня пленных
уцелели в том бою.
Остальные очутились
с нашей помощью в раю.
«Шурави» всем показали –
тем, кто был к советам глух:
Если хочешь есть варенье –
не лови зевалом мух.
После захвата Генштаба падение дворца было делом времени. Отрезанный от внешнего мира, лишенный надежды на помощь извне он должен, просто обязан был пасть. «Шурави» действительно «всем показали».
Выступая по телевидению в январе 1997 года, спустя без малого двадцать лет, председатель Общества ветеранов подразделений «спецназа» СССР – России генерал-майор Круглов скажет по этому поводу кратко: «Дворец Амина в 1979 году взяли отряды «Гром» и «Зенит», затратили на эту операцию сорок три минуты». Комментарий тележурналиста к его словам: «все ковры во дворце были пропитаны кровью».
Ну что ж, все сходится: в Генштабе «пол от крови не был сух»…, в штабе Царандоя – «слава тем, кто залил мрамор кровью…»
Но и «зенитовцы», и Круглов явно не акцентируют внимание на том, чья это была кровь. Судя по залихватскому тону песен – вроде бы и не наша. Ну а если по правде, то была там и кровь своих. Причем, что самое обидное – от своих же и пуль.
И первая своя кровь, пролитая своими же, доблестными «зенитовцами», была кровь военного врача – полковника медицинской службы, доцента Военно-медицинской академии из Ленинграда. В царившей обстановке строжайшей секретности и связанной с ней неразберихи правая рука не знала, что делает левая. Пока бравые «спецназовцы» в Баграме готовились «захваты выполнять», другие молодцы тоже советские, но не «лихие», а «тихие» попробовали убрать Амина по-тихому. Попросту отравить. И это им почти удалось. Если бы не два доцента Военно-медицинской академии из Ленинграда, полковники медицинской службы, терапевт и хирург. Которые были откомандированы в Кабул для оказания помощи своим афганским коллегам. И, ни о чем не подозревая, употребили все свои недюжинные знания и умения, чтобы спасти «главу дружественного государства». Но им тоже удалось только «почти». Потому что в тот период, когда кризис миновал и стало ясным, что Амин спасен и будет жить, начался штурм дворца. Уцелевший хирург рассказывал Шеремету, как это произошло: «Кругом началась стрельба, стало ясно, что дворец штурмуют. Мы укрылись в какой-то комнате. Я упал за диван, мой коллега тоже где-то спрятался. Вдруг в комнату вбежал какой-то боец в афганской форме, но похож на нашего. Пока я соображал, что к чему, что делать, терапевт в своем углу шевельнулся. Боец моментально всадил туда очередь и побежал дальше. Когда я подполз к нему, он уже был мертв». Флегматичного Анатолия Владимировича спасли его тугодумие и медлительность.
А что же сам правитель Афганистана? Он нашел свое последнее убежище за стойкой бара – буфетной, – откуда пытался отстреливаться из пистолета. Пока его не успокоила автоматная очередь. Потом, уже в «советские» времена, когда во дворце разместился штаб 40-й армии, Шеремет покупал здесь книги – в этом закоулке оборудовали книжный киоск и ничто не напоминало о трагической ночи декабря 1979 года.
Мысль возвратилась к безвинно погибшему доктору. К сожалению, эта ошибочно пролитая советская кровь была первой, но не последней. И роковой ошибкой, и кровью. С кабульского аэродрома к захваченному «зенитовцами» и «Громом» дворцу Амина уже неслись машины десантников. Которые еще не знали, что дворец уже захвачен. И для начала попытались взять его штурмом у своих же «спецназовцев» и прочих «спецов». Сколько полегло с той и с другой стороны – кто его знает. Ни те, ни другие в своих песнях об этом предпочитают не вспоминать. Да и сейчас тоже не очень пишут. И Шеремет об этом бы не знал, если бы судьба не свела его случайно с начальниками медицинской службы столкнувшихся сторон: начмедом «мусульманского батальона» – отряда «Гром» капитаном медицинской службы Сергеем Ортыковым и начмедом 103-й воздушно-десантной дивизии подполковником медслужбы Вячеславом Хамагановым. С Хамагановым – спустя три месяца после той роковой ночи. С Ортыковым – в конце 1984 года, после того, как Шеремет уже вернулся из Афгана.
Наверное, ребятам тогда просто заткнули глотки. И они закончили свои повествования первых дней, как и подобает победителям:
Наш «спецназ» работу кончил –
возвращаемся домой.
В этом солнечном Кабуле
попрощаемся с тобой.
Самолет рулит на взлете,
рев турбин ласкает слух.
Мы теперь едим варенье –
пусть «амины» ловят мух.
Успешно проведенная боевая операция, первая настоящая, пьянила кровь. Армия – не один миллион человек, а пороху не нюхал почти никто. А вот они не просто нюхали, а «на пулеметы шли», выполнили важнейшее государственное задание.
И они уже весело поют:
Может быть, мы вновь сойдемся,
выполняя «просьбу масс».
Соберемся и напьемся,
как велит закон «спецназ».
Потому что каждый знает,
сколько вытерпел он мук.
Все хотим мы есть варенье –
пусть «амины» ловят мух.
Молодости свойственно быстро забывать об утратах и лишениях. Они уже вновь готовы. Шеремет тяжело вздохнул. Он полной мерой ощутил это на себе. Буквально через год после своего возвращения оттуда, если не раньше, почувствовал, что ему как-то тесно и пресно в армейской службе мирного времени. И поймал себя на том, что, читая о вооруженных конфликтах за рубежом, невольно оценивает вероятность участия в них советских формирований или военных специалистов. И прикидывает свою возможную роль в этом деле. Вкусивший раз войны забыть ее не сможет. Никогда. Она как наркотик – вошла в тебя и все время манит, притягивает, не дает забыть о себе. Но для того, чтобы это осознать, нужно время.
А пока до этого было еще далеко. Как и до приезда самого Шеремета в Афганистан. В динамиках завибрировал встревоженный голос десантника:
В ту ночь пришел сигнал в казарму к нам –
Десантникам тревогу объявили.
И нас уже ведут по кораблям,
Маршрут давно на карте проложили.
Ну что же, советским воздушно-десантным войскам было, как говорится, не привыкать. В 1956 году, через одиннадцать лет после Великой войны, был бросок в Венгрию, спустя еще двенадцать лет – в Чехословакию. Теперь, спустя опять одиннадцать лет – сюда, в Афганистан. Символическая периодичность. Словно для того, чтобы каждое поколение кадровых десантников имело возможность получить получило боевое крещение и кропление кровью. Если повезет – вражьей, если нет –… Это уж кому какой стороной военное счастье повернется.
Впервые мы не взяли парашют,
Зато рюкзак патронами набили,
Сигнал «Пошел!», сирену не дают
И рампу для прыжка нам не открыли.
О традиции десантников менять, когда запахнет палёным, харчи на боеприпасы, Шеремету давно рассказывали участники броска 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии на Прагу в 1968 году. Мотивировка простая: если автомат с полным рожком – я себе пожрать всегда добуду. А если с пустым – и еда не потребуется, до обеда не доживешь. Логика железная. И преемственность боевого опыта, как видно, сохранялась и в 1979 году.
В ночи летит могучий караван
Поверх людьми и техникой набитый.
Сказали нам – летим в Афганистан, –
Спасать народ Амином с толку сбитый.
Мы тогда как-то не задумывались – с чего вдруг, с какой стати мы постоянно кого-то спасаем. В 1953 году – немцев и поляков, в 1956 – венгров, в 1968 – чехов и словаков, теперь вот – афганцев. Мы их спасаем – а они в нас, неблагодарные, стреляют. И, как ни удивительно, эта странность у подавляющего большинства из нас, солдат и офицеров Великой армии, особых вопросов не вызывала. Раз сказали – значит, надо…
Не совсем понятно, правда, было, зачем буквально за считанные годы до этого ликвидировали, расформировали воздушно-десантную дивизию в Фергане. Которая как раз и была предназначена для боевых действий на Средневосточном театре военных действий. Или почему не привлекли воздушно-десантную дивизию, дислоцированную в Закавказье, в более-менее сходных с Афганистаном условиях. И, естественно, более подготовленную для действий в горно-пустынной местности с жарким климатом, чем так называемая Витебская дивизия, стоявшая в Белоруссии. И всю свою жизнь готовившаяся воевать на Западном театре военных действий – в Германии, Бенилюксе, ну на худой конец – в Чехословакии или Польше. Но военные люди таких вопросов не задают. По крайней мере, начальству и вслух. Поэтому
И шесть часов прошли, как пять минут,
Хотя идем согласно расписанью.
Нас полосы огни к себе зовут
И караван заходит на посадку.