4

Владимир Пасько

Не зря говорят, что война – она как наркотик. Особенно, если она успешная. И тебе всего двадцать лет – а ты уже герой. По крайней мере для себя, в душе. Так почему же, спрашивается, не стать дважды героем? А то и трижды? «Парванист»! Надо? Оторвем! Нет проблем! Теперь твердо знаем, что сумеем, не стошнит. Как Гришку Мелехова из «Тихого Дона» от его первого убитого. Шеремет вспоминает одного такого, случайного попутчика в первые дни его пребывания Там. Молоденький лейтенант – десантник с палочкой. Маленький, щупленький, но на кителе – ленточки двух орденов Красной Звезды. Юбилейных медалей нет – не успел дослужиться, всего год как с училища – Рязанского высшего воздушно-десантного. Командир взвода разведроты 345 парашютно-десантного полка. Летит после ранения и лечения в Кабульском госпитале к себе в Баграм. Чтобы уже оттуда убыть в отпуск по ранению. С мальчишеской гордостью рассказывает, что представлен к третьей Звезде.

Владимира тогда поразило его какое-то детски-мальчишеское восприятие войны. Очевидно, ослепляюще действовали и эти заслуженные, но неожиданные для него награды. Он тогда про себя подумал: дай Бог тебе, хлопчик, дослужить оставшийся тебе год с руками – ногами, а главное – живым. Уж больно ты удачлив. Смотри, как бы «косая» не усыпила твою бдительность. Больше он этого лейтенанта не видел. Дай Бог, чтобы его тогдашнее пожелание сбылось.

Тем временем в Союзе благодаря байкам лихих орлов-спецназовцев, как они «ихван» лупили налево и направо, а потом набивали ящики барахлом, у простого советского обывателя начало складываться о событиях в Афганистане довольно превратное мнение. Тем более, что советские средства массовой информации рассказывали об этой стране лишь одно – с какой радостью народ Афганистана шагает в светлое социалистическое будущее под руководством своей любимой Народно-демократической партии во главе с товарищем Бабраком Кармалем. И успешно преодолевает сопротивление отдельных реакционных феодальных элементов – прислужников проклятого империализма. Вдохновляемых американскими империалистами и поддерживаемых пакистанской военщиной, китайскими гегемонистами и иранскими фундаменталистами. Если бы не эта разношерстная компания подельников – все было бы вообще в полном порядке, полный ажур.

Дикторский голос на магнитофонной ленте по этому поводу укоризненно заметил:

«Потом, то есть теперь, в 1980-1983 годы, многим в Союзе стало казаться,что если не единственное, то главное наше занятие здесь – следующее».

Ну, а знакомый бодрый спецназовец лихо рванул:

Мы пошли на Грязный закупать товары.

Дело было в праздник Рамазан.

Нас в авто с шофером было только трое,

Каждый при себе имел наган.

Только разбрелись мы, стали приценяться –

Сколько стоит это, сколько – то.

Вдруг выстрелы раздались, пуштуны заметались –

Вот тебе и пятое число.

Это их попервах, в первый год, выпустили в город в этот мусульманский праздник. В последующие годы на это время резко ограничивались передвижения советских военнослужащих вне частей, усиливалась охрана постов и объектов, военных городков. Мы быстро усвоили, что мешать гулять мусульманам в их святой праздник не надо. Они тоже люди. Хотя и «ниже» нас, но все же. Чтобы не было больше, как в песне:

Службой мусульмане недовольны стали,

Полк десантный начал бунтовать.

Но ведь они не знали, что мы сейчас на Грязном,

И нам товары надо закупать.

Уже сам факт того, что взбунтовался дислоцированный в столице элитный воздушно-десантный полк «Командос», многое говорит о прочности поддерживаемого нами режима. Но мы были уверены в своей правоте, своем праве и своем превосходстве. Как всегда. А поэтому…

Ох на грубость рветесь, ох у нас дождетесь.

Тоже мне – мятежники нашлись…

А не хотите мирно – так будет с мордобоем,

Так вы ж нас помнить будете всю жизнь.

Длился бой недолго, было много пленных.

Взяли их в казармы – и «ура»:

Мы нежились в посольстве, а части Царандоя

Мятежников стреляли до утра.

А зря их тогда так. Шеремет встречался потом на боевых действиях с «командосами» – отличные ребята. Они с гордостью носили на своей униформе красивую нашивку с изображением парашюта, хотя многие ни разу с ним так и не прыгали. Некогда было учить парашютному делу, надо было воевать.

А разохотившийся до барахла молодец продолжал голосить:

Мы получаем много тысяч лир,

Защищая революцию,

Вот бы в город забуриться бы,

Вот бы в лавках разверну – у – ться.

Причем тут «лиры» – непонятно. Для красного словца, что ли? Ведь здесь денежная единица – «афгани». Это во-первых. А во-вторых, такое красное словцо по меркам советских времен – так это уже цинизм, за такое можно и партийное взыскание схлопотать. Со всеми неприятными служебными последствиями. Так что рискует хлопец. Да и командование поддевает-подначивает…

Офицеры штаба – вот те не прогадали.

Сел, поехал в город – ну кто ему судья?

Батники купили, шмоток поднабрали,

Вот и нам бы съездить! Говорят – нельзя.

Мол, там бандиты разгулялися,

Лишь штабистов и не трогают.

И разведки оживляются –

Не дадим, мол, гадам повода.

Мы исполним свою миссию,

Защищая революцию.

Не дадим феодализму мы

В Афганистане разверну – у – ться.

Ну что же, завершение вполне в духе преданности «партии и правительству», если не считать иронии, конечно.

Следующая песня – продолжение той же «базарной» темы.

Штабников напрасно мы ругали,

Командиром отдан был приказ:

В городе два раза мы бывали –.

Эх, удача посетила нас!

И каждый раз – Кожушный ряд.

Эх, удача посетила нас!

Современному жителю стран СНГ трудно понять причину такого восторга. Причём не спекулянта – барахольщика, а нормального порядочного молодого солдата или офицера. Для этого надо немного поднапрячь свою память и вспомнить те времена. Когда добротную красивую вещь просто взять и где-либо без особых проблем купить удавалось далеко не всем. Подавляющему большинству приходилось «доставать». Притом очень многое: от одежды и обуви до мебели и бытовой радиотехники, не исключая и продукты к праздничному столу. Так что…

Заходили дважды мы на Грязный –

Там товаров разных пруд пруди.

Продавцов там нет благообразных –

Сердце так и ёкало в груди.

И все стоят и так глядят –

Будто скальп с тебя содрать хотят.

Слева, справа ряд – все контрабанда,

Морды все бандитские кругом.

Это вам не «Лейпциг» и не «Ванда»,

Это не мадам Шерер салон.

Уже это-то точно! И относительно салона, те-есть популярных московских магазинов той поры, и относительно морд, и, к сожалению, относительно скальпа. Шеремет вспоминает, как в марте, кажется, 83-го года поехали из Баграма в Кабул старший лейтенант и прапорщик на этот самый рынок. Перед заменой, чтобы гостинцев домой привезти. Уехали и не вернулись. Через неделю нашли трупы на городской свалке. В рогожных мешках, с отрезанными головами. Потом до всех офицеров и прапорщиков в очередной раз строжайше доводили, чтобы не шлялись по дуканам. Тем более в Кабуле. Правда, это не очень-то помогало. Просто ходили группами, с оружием. И предпочитали знакомые места. Особенно базар и дуканы в так называемом «советском» микрорайоне Кабула, где жили советские советники и часть афганской верхушки. Но все равно – с оружием. Как и тогда, в 1980 году…

Но мы, скажем, тоже не подарок –

Пистолеты ложим под ремень.

Частный сектор приведем в упадок,

С торгашом сердца у нас – кремень.

Брелок – наган. И чемодан.

«Ах, больше ста афганей я не дам»…

Ну, это ребята, конечно, обнаглели. Сто афганей – это три бутылочки кока-колы. За эти деньги ничего приличного не купишь. И наган не поможет. Морды-то все бандитские кругом… Лучше уж по-хорошему. Как, например, эти «каскадеры»…

В динамике разухабисто рванул молодой голос на мотив песни В. Высоцкого «На Перовском на базаре»:

На Зеленом и на Грязном – шум и тарарам,

Выезжать «Каскад» собрался закупать товар.

Люди, джипы, дромадеры, толпами народ,

И с мешками «каскадеры» заняли проход.

Есть дубленки! Джинсы расклешенныя!

Сигареты! А кому – сервиз?!

Есть вода! Холодная вода!

Пейте кока-колу, господа!

У наших ребят от такого ассортимента, от таких цен дух захватывало. Все в полтора – два раза дешевле, чем в Союзе, притом навалом. Ни тебе очереди, ни опасений, что не достанется, не хватит. А поэтому…

Покупаем одеяла, бусы и часы.

Нарасхват идёт «неделька» – дамские трусы.

Нас в дукан за руки тащат – все хотят «бакшиш».

Дали нам вчера получку,

А в кармане – «шиш»!

Благо, что такие выезды на базар, по дуканам были нечастыми. И не только для солдата, но и для нормального служилого офицера. Во-первых – некогда, во-вторых – не с чем, сказано, кажется, ясно. Но для гостинцев домашним все равно собиралось.

На Кожушном суматоха – едут шурави.

Хочешь им продать дубленку – за рукав лови.

Раскупили мы все шапки – дома холода.

Надоел нам жаркий климат, дамы-господа.

И тратили гордые советские офицеры, воины-интернационалисты, заработанные тяжким воинским трудом, потом и кровью чеки, чтобы купить кое-какое барахлишко жене, себе и детям. И везли чемоданы всякого второсортного, если не ниже, тряпья на свою горячо любимую Советскую Родину. Чтобы выглядеть «как люди». По крайней мере, хоть не хуже своих же товарищей, которые вместо того, чтобы служить в армии пошли спокойно работать на оборонные заводы, которые вооружали армию. Или на другие тепленькие местечки поустраивались. И теперь при встрече лениво-снисходительно бросали: «Ну, как служба, вояка?». Потому что они были – «гегемон», «рабочий класс». И какой-нибудь слесарь-сборщик на Кировском заводе в городе Ленинграде, выпускавшем танки, получал в полтора раза больше офицера-командира взвода, который мытарствовал по Афганистану, гарнизонам Дальнего Востока и Забайкалья и должен был в случае чего в этом танке воевать и сгореть. Не говоря уже о достатке «пахарей прилавка». И выслушивали «защитники южных рубежей» за свои робкие «коммерческие» попытки унизительные замечания наглых таможенников на военном аэродроме в Тузеле, вблизи Ташкента. Причем «шмонали» не только тряпье. Кассеты с «афганскими» песнями тоже конфисковывали. Шеремет, чтобы как-то провезти свою антологию, замаскировал ее под советскую эстраду.

Так встречала их Родина. Те, первые, еще как-то проскочили, еще не все было предусмотрено. Ну а в 1982 году машина «не пущать» уже была отлажена.

О солдатах и сержантах срочной службы и говорить не приходится. Это «спецназовцам», тем более первым, еще может быть что-то заплатили. Все последующие, а тем паче простые солдаты и сержанты из обыкновенных частей улетали домой в стандартном наборе: в парадной форме и с небольшим кейсом в руке.В который можно было уместить, кроме собственных туалетных принадлежностей и смены белья, разве что пару шелковых турецких платков. Для матери и подружки. Если таковая дождется, конечно. Да какую-нибудь мелочь для отца. Это было все, что они заслужили у Родины за полтора года если не смертельно опасной, то по крайней мере очень нелегкой службы. Девять «чеков» и двадцать копеек в месяц. По курсу – двадцать рублей. Для сравнения – стипендия ничем не рисковавшего студента в городе Москве, например, была вдвое больше. Конечно, у некоторых наших военных там был и другой доход, и у солдат, и у офицеров, и особенно у прапорщиков – но это уже «особь статья», другой разговор.

Невеселые финансово-экономические размышления прервал дикторский голос из магнитофона:

«Кое-кто в Союзе все же верит, что мы здесь не только набиваем чемоданы, но и воюем.

А выглядит это в их глазах примерно так».

Приятный юный баритон завел на мотив студенческого шлягера конца 1970-х годов:

На афганской стороне,

В городе Шинданде

Загораю на броне

Я в «спецназ» – команде.

До чего тоскую я –

Не сказать словами,

Плачьте ж, милые друзья,

Горькими слезами.

А вокруг палящий зной –

Как на сковородке,

И так хочется домой –

Как холодной водки.

Вот стою, считаю дни –

Сколько их осталось?

Сердце, бедное, стучит –

И в глазах уста-а-лость.

Сам по себе напрашивается вопрос – отчего усталость-то? От лежания и загорания? Или оттого, что…

Кипяченая вода

Действует на нервы,

Надоели навсегда

Рыбные консервы.

Ну что же, для бездельника это действительно уважительная причина. Эти консервы называли «рыба красная» и «рыба белая». Первая – значит, в томате, вторая – в собственном соку или в масле. Шеремета на этом беззлобно «купили» в первый же день по приезде: «Ты какую рыбу будешь?».

Другая причина для тоски у парня уже посущественней:

Сколько месяцев и дней

Мы живем без женщин,

Эх, вернуться б поскорей

Без особых трещин,

И собрать своих друзей

На хмельну пирушку,

И ударить басмачей

За здоровье кружки.

Ну, женщины в Афгане – это тема особая, не сейчас, рано. А вот что касается «за здоровье басмачей»… Когда Шеремет впервые услышал эти слова, тогда, пятнадцать лет назад, они его даже несколько покоробили. Казалось бы, пить за здоровье непобежденных и не замиренных врагов? Это может быть сказано только для красного словца и то незрелым, безответственным человеком.

Сейчас бы он не стал высказываться так резко. Тогда – все правильно, иначе нельзя было. Мы между собой воевали. Сейчас… Луганский писатель-«афганец» Глеб Бобров, который воевал в Афганистане в те же годы, что и Шеремет, но только 20-летним солдатом сказал в адрес увиденного по телевизору знакомого душманского полевого командира: «поймал себя на том, что воспринимаю его не как заклятого врага, а как сослуживца, что ли… И он, и мы были профессиональными солдатами, а это объединяет. Порой сильнее, чем с иными соотечественниками». Если не во всем, то в чем-то он действительно прав.

Ну а пока придется дослушать этого изнывающего от безделья советского «рейнджера»:

Вот стою, считаю дни –

Сколько их осталось?

Сердце, бедное, стучит

И в глазах уста-а-лость.

На бетонной полосе –

Вечное движенье.

От вращенья лопастей –

Головокруженье.

Где ж ты милый самолёт?

Ждем тебя, как друга.

Днем и ночью напролёт

До потери слуха.

В небо головы задрав

Молимся украдкой,

Чтобы ты не пострадал

В час своей посадки.

Вот стою, смотрю в окно –

Не видать, родного.

Безотрадно полотно

Неба голубо-о-го.

Где ж ты милый самоле-е –т?

И т.д. и т.п. Да прилетит, не ной… Хорошо, хоть в других спецназовских отрядах нормально служба была организована. Если уж не воевали, так хоть другим полезным делом занимались, а не ныли… Резкий энергичный голос бодро рубанул:

Раз, два, три, четыре: дыхание – ровней!

Реакция, выносливость – и ты всегда сильней.

Удар нанес, еще удар, бросок, удар ногой

По ребрам и по печени, коль враг еще живой.

А! Главное мужчине – всегда здоровым быть.

Цель нашего занятия – здоровье укрепить.

Чтоб куревом и выпивкой не отравлять его –

Всегда с большой охотой мы ходим на «физо».

Подавляющая же часть «ограниченного контингента советских войск» о такой дисциплине подготовки войск, как физическая, а тем более в виде более-менее регулярных занятий, забывала, как только пересекала госграницу. Там было не до «физо»… все два года. Если и занимались – то отдельные любители. А так – начфизы частей изнывали от безделья и командиры приспосабливали их как могли для выполнения отдельных заданий. Чтобы хоть какая-то польза для службы была и не разлагали бездельем других офицеров. Порядочные парни понимали все правильно и находили для себя нетрадиционное применение в нестандартных условиях, ну а иные… Впрочем, здесь речь не об этом.

И! Пусть интеллигенты про жалость говорят,

Но бицепсы и трицепсы под каблуком хрущат.

Мы книги не читаем, не ходим мы в кино,

Слюнявую гуманность забыли мы давно.

Что касается книг и кино, то действительно не до того как-то было, даже если бы и хотели. Во-первых – некогда. Время в сутках делилось на три части: служба, служба и еще раз служба. И лишь в промежутках между этими частями – еда, сон да периодически баня. Во-вторых, читать не особо было что, библиотеки частей пооставались в Союзе, в местах прежней дислокации, и здесь, в Афгане, практически создавались заново.

Ну а относительно «слюнявой гуманности» – то это уже по части замполитов. Это они внушали «идеи социалистического гуманизма». Что из этого вышло даже в самых идеологически чистых частях – в комментариях не нуждается.

Э! Если нет контакта, ногой уж не достать –

Тогда уж по неволе придется нож метать.

Нож своему противнику засадим завсегда,

За выучку хорошую Далматову ура!

Простые советские люди видели рукопашный бой такого типа преимущественно в немногочисленных в то время западных боевиках. И подавляющее большинство народа только догадывалось, что у нас и свои советские «Рэмбо» должны бы где-то быть. Но где – это не только не афишировалось, но даже тщательно скрывалось. Во всяком случае, официально. А оказывается – они здесь, в Афганистане. Правда, иногда занимаются не совсем тем, чему их учил нам неизвестный, но, очевидно, толковый профессионал Далматов.

Приятный баритон весело завел на мотив восточной песни:

Как у нас, в уезде Чеквардак

Среди женщин шум и кавардак

Из Кабула к нам пришел отряд

Под названьем кодовым «Каскад».

«Каскадеров» я пошла смотреть

И стояла, скрывшись за мечеть.

Вдруг гляжу – идет ко мне один

Синеглазый молодой блондин.

Как взглянула я на шурави –

Так в душе запели соловьи.

Позабыла стыд и шариат,

Говорю – «Пойдем со мной, солдат!»

«Пусть ты необрезанный кяфир,

Только для тебя устрою пир,

Спать тебя с собою положу

И сниму не только паранджу».

Да – а – а. Чувствуется, что «много месяцев и дней мы живем без женщин», кое-что в голову ударяет… Фантазия, имеется в виду. Любому афганцу в кошмарном сне не может приснится, как это замужняя женщина (потому как в парандже) – и вдруг согрешила с кяфиром. Да ее по законам шариата забили бы камнями всем кишлаком на месте, как собаку. Возможно, что и при деятельном участии строителей светлого будущего – членов правящей партии – НДПА.

Дальше фантастика продолжается в том же духе:

Но глядит печально шурави:

«Ты меня, красотка, не зови.

Наш начальник – грозный мушавер,

Заставляет спать нас в «бэтээр».

«Глупый, неразумный шурави!

Ты минуты радости лови.

Знаю я – в горах сидит душман,

Против русских точит ятаган!»

Да как же ему не точить, спрашивается, если для мусульманина честь женщины из его семьи – святое дело. И афганская оппозиция на этом, кстати, умело играла. Шеремет вспоминает агитационный плакат контрреволюционеров: советский солдат протянул руку и пытается сорвать с испуганно уклоняющейся от него женщины паранджу. А сбоку мордатый моджахед в чалме всаживает в него очередь из «Калашникова».

Но нашего бойца разве чем прошибешь?

Шурави смеется: «Не пугай!

Всех душманов мы отправим в рай.

На земле афганской будет мир –

Вот тогда мы и устроим пир».

Пролетели дни, как листопад,

И ушел в Кабул отряд «Каскад».

А я жду, сгораю от любви –

«Где ж ты, синеглазый шурави?»