3. Архитектурно-археологическое исследование памятника (1909 – 1914 гг.). Реконструкция первоначального архитектурного облика храма

Каргер М.К.

В 1909-1913 гг. храм был реставрирован под руководством П.П.Покрышкина, а в 1914 г. тем же исследователем были проведены раскопки фундаментов восточной разрушенной части памятника. Археологические работы, прерванные начавшейся войной, не были закончены. Судя по рапорту П.П.Покрышкина в Археологическую комиссию от 12 сентября 1914 г.

«раскопками были открыты остатки фундаментов всей церкви, за исключением некоторых частей, оставшихся необнаруженными под земляными гребешками в северной трети всего плана» [Архив ИА АН СССР, ф. I, д. 275/1903 г., л. 97].

К сожалению, почти вся отчетная документация реставрационных работ 1909-1913 гг. и раскопок 1914 г. (дневники, отчеты, обмеры, зарисовки), бесследно пропала, за исключением многочисленных фотографий, сохранившихся в архиве бывш. Археологической комиссии [ныне Фотоархив ИА АН СССР]. Подробно иллюстрирующие основные этапы реставрационных и археологических работ фотографии позволяют до некоторой степени восстановить результаты исследований П.П.Покрышкина.

Опубликованный в 1913 г. самим исследователем, широко известный с тех пор план церкви Спаса был исполнен еще до начала раскопок восточной части здания, вследствие чего восточная половина храма показана на нем особой пунктирной штриховкой с обозначением «предполагаемое» [OAK за 1909-1910 гг., СПб., 1913, стр. 184, рис. 231] (рис. 135). Тщательное изучение фотодокументации раскопок восточной части храма приводит к выводу, что «предположения» П.П.Покрышкина в основном подтвердились раскопками 1914 г., однако наряду с этим дополнительно были открыты такие части здания, которые весьма существенно изменили его облик. [с. 383]

Раскопками 1914 г. были открыты хорошо сохранившиеся фундаменты, а местами и нижние части восточной половины южной и северной стен, юго-восточного и северо-восточного подкупольных столбов и трех апсид храма (табл. LX, LXI). Фундаменты церкви Спаса представляют бутовую кладку, заложенную в материковом лёссе. У подошвы фундамента прослежены деревянные брусья-лежни, скрепленные в перекрестьях железными костылями. Лежни всюду сгнили, образовав пустые каналы в бутовой кладке нижних частей фундамента [там же, стр. 183]. Судя по ряду фотографий, снятых в процессе раскопок, продольные лежни обычно укладывались по четыре в ряд, с небольшими промежутками между ними (табл. LXII, 1, 2). Деревянные субструкции засыпались мелкобитым камнем и заливались раствором извести. Выше лежит бутовая кладка из крупного дикого камня на растворе извести (табл. LXIII, 1). Подкупольные столбы храма были воздвигнуты на пересечении продольных и поперечных ленточных фундаментов, расположенных по основным осям здания. Отрезок поперечного ленточного фундамента между юго-восточным подкупольным столбом и южной стеной, по-видимому, был выбран, но не до подошвы (табл. LXIII, 2).

Бутовая кладка фундаментов, будучи несколько шире, чем лежащая на них кирпичная кладка стен, образует обрез, прикрытый сверху кирпичной вымосткой в один ряд (табл. LXIII, 2). Глубина заложения фундаментов не превышает 1 м.

Судя по данным, полученным в результате тщательных археологических исследований памятника в 1910 – 1914 гг., церковь Спаса на Берестове представляла в древности большой трехнефный шестистолпный трехапсидный храм с резко выделенной западной частью. В юго-западном углу, несколько выступая за линию южной стены храма, находилась прямоугольная снаружи и круглая внутри башня для входа на полати с круглым столбом посредине. Основание этого столба было обнаружено, как упоминалось уже выше, еще при реставрационных работах 1860-х годов. Удаление поздней штукатурки на внутренней поверхности стен башни позволило обнаружить на ней следы винтовой лестницы, по которой поднимались на полати храма.

Изучение кладки стен башни позволило установить весьма любопытную черту строительной истории храма. Нижние ряды кирпичной кладки стен внутри башни на высоту до 0.5 м образуют квадратный план, подобно наружному очертанию башни, и только потом углы были заложены и кладку стали вести по кругу. По-видимому, по первоначальному плану внутренность башни предполагалось сделать прямоугольной и уже в процессе постройки план этот был изменен.

Исследования кладки стен и раскопки внутри северо-западной угловой части здания позволили установить не только первоначальный план этого помещения, но и его назначение. В северной части древней восточной стены этого помещения, [с. 384] под кирпичной закладкой XVII в., была обнаружена маленькая, полуциркульная в плане апсида. Раскопками сохранившейся лишь в нижней своей части южной половины этой стены были установлены следы двух других апсид. Все три апсиды, из которых средняя была несколько больше угловых, размещались в толще восточной стены северо-западного углового помещения. В толще его северной стены расположен глубокий аркосолий, предназначенный для погребения.

По вопросу о назначении северо-западного помещения церкви Спаса высказывались различные предположения. Не только П.П.Покрышкин, но и многие из его предшественников считали это помещение усыпальницей. И.В.Моргилевский, сопоставив северо-западное угловое помещение церкви Спаса на Берестове с совершенно аналогичным по плану помещением, открытым раскопками 1923 г. возле юго-западного угла церкви Спаса в Чернигове, высказал предположение, что эти помещения служили в обоих названных храмах не только в качестве усыпальниц, но одновременно были и крещальнями (баптистериями) [І.В.Моргилевський. Дослід пам’яток старого чернігівського будівництва в рр. 1923-1924. Україна, 1925, № 1-2, стр. 232. Ср.: І.В.Моргилевський. Спасо-Преображенський собор в Чернігові за новими дослідами. Чернігів та північне лівобережжя. Київ, 1928, стр. 177. Мысль о том, что северо-западное помещение церкви Спаса на Берестове служило в древности крещальней, впервые была высказана еще П.Г.Лебединцевым (Спас на Берестове. КС, т. XXII, 1888, июль, стр. 9)]. В том, что совмещение функций усыпальницы и крещальни в одном и том же помещении считалось вполне допустимым, убеждает пример крещальни церкви Елецкого монастыря в Чернигове, где, так же как и в церкви Спаса на Берестове, был обнаружен погребальный аркосолий [І.В.Моргилевский. Дослід пам’яток старого чернігівського будівництва…, стр. 232].

Крещальня-усыпальница церкви Спаса своей северной частью несколько выступает за линию северной стены храма, как бы образуя тем самым до некоторой степени самостоятельный архитектурный объем, хотя и сросшийся с основным массивом здания. Асимметричность этого выступа подчеркнута тем, что он не равен выступу юго-западной башни храма, самостоятельность объема которой выражена значительно сильнее.

Вскрытая археологическими раскопками восточная половина храма показала, что композиция здания в древности была значительно сложнее. У южной стены храма, примыкая к ее среднему членению, находился в древности небольшой притвор (табл. LXIV, 1).

Фундамент этой пристройки, примыкающий впритык к фундаменту южной стены храма, был заложен на значительно меньшую глубину (табл. LXIV, 2), что свидетельствует о меньшей высоте этой пристройки. Техника бутовой кладки фундамента, как и техника кирпичной кладки стен южного притвора, не оставляет ни малейших сомнений в одновременности его постройки с основным массивом трехнефного здания храма. Из южного притвора в храм вел широкий [с. 386] портал, нижняя часть которого открыта раскопками (рис. 136, ср. табл. LX, 1, 2). Не располагая точными обмерными данными, мы восстанавливаем размеры этого притвора на предлагаемой реконструкции по материалам многочисленных фотографий, сделанных в процессе раскопок (рис. 137).

Рис. 136. Церковь Спаса на Берестове. Западный угол южного портала. Раскопки 1909 – 1910 гг. [с. 387]	Рис. 137. Церковь Спаса на Берестове. План-реконструкция автора. [с. 388]

Война 1914 г., прервавшая раскопки храма, не позволила завершить археологическое исследование памятника. Северная часть храма, как сообщал об этом сам руководитель работ, не была раскопана полностью [Архив ИА АН СССР, ф. I, д. 275/1903, л. 97-97 об.]. Об этом же свидетельствует и фотодокументация раскопок. Едва ли, однако, могут быть серьезные сомнения в том, что к северному фасаду здания примыкал притвор, аналогичный южному. Вот почему мы считали себя вправе показать его на публикуемой реконструкции первоначального плана храма, повторив условно, впредь до дополнительных раскопок, форму и размеры притвора у южной стены.

Вопрос о существовании притвора у западной стены храма был предметом дискуссии в связи с трактовкой некоторых архитектурных особенностей западного фасада Берестовского храма. Как известно, на западном фасаде церкви [с. 387] Спаса, в его среднем членении, ныне выходящем внутрь поздней пристройки, над западным входом в храм видны следы примыкания какого-то свода, имеющего очертание трехлопастной арки. К.В.Шероцкий, а вслед за ним Н.И.Брунов трактовали эту деталь западного фасада церкви Спаса как доказательство существования у Берестовского храма западного притвора, перекрытого «трехлопастными сводами» [К.В.Шероцкий. Киев. Путеводитель, стр. 256. – N.Brounoff. Un nouveau type d’eglise dans la Russie du nord-ouest au XII-ième siècle. Arsbok, 1925, стр. 19. – Н.Брунов. Извлечение из предварительного отчета о командировке в Полоцк, Витебск и Смоленск в сентябре 1923 г. М., 1926, стр. 7], против чего решительно возражал И.М.Хозеров, считавший эту деталь остатком «кирпичного рельефа который,- по его мнению, – имел исключительно декоративное значение» [I.М.Хозеров. Спас на Берестю. Попередні повідомлення. Київські збірники історії й археології, побуту й мистецтва, І, Київ, 1930, стр. 113]. [с. 388]

В доказательство своей мысли И.М.Хозеров указывал на то, что средняя дуга этого трехлопастного рельефа не соединяется с боковыми полудугами, а в образующихся между ними разрывах кладка стены имеет нетронутую поверхность, характерную для наружных фасадов храма, т. е. тем самым эти разрывы нужно признать изначальными. Кроме того, И.М.Хозеров исключал конструктивную возможность существования трехлопастного свода [там же].

Не беря на себя решение вопроса о конструктивной возможности трехлопастного свода, мы вынуждены отвести основное наблюдение И.М.Хозерова как безусловно ошибочное. Части стен (в местах разрывов), признанные автором за первоначальные, в действительности являются результатом реставрационных работ П.П.Покрышкина (табл. LXV, 1). На фотографии этого участка стены, сделанной до реставрации (табл. LXV, 2), отлично видно, что «места разрывов» трехлопастной арки в действительности грубо переложены в позднейшее время и отнюдь не свидетельствуют в пользу изначальности разрывов трехлопастной арки на три части.

Более серьезное недоумение вызывает другая особенность западного фасада церкви Спаса. Следы примыкания северной и южной стен западного притвора хорошо заметные рядом со средними лопатками западного фасада, обрываются, не доходя 1.45 м до современного уровня пола. Ниже, на древней поверхности фасада, никаких следов примыкания стен притвора нет. И.М.Хозеров считал, что расположенные рядом с лопатками выступы также являлись лишь «декоративными рельефами», опиравшимися на консоли и составлявшими вместе с полудугами и средней дугой «единую декоративную композицию середины фасада» [там же].

Не считая возможным рассматривать эти следы в качестве остатков декоративной композиции, мы полагаем, что отмеченная особенность кладки западного притвора имеет то же объяснение, что и описанная выше особенность кладки стен башни. По-видимому, мысль о постройке западного притвора родилась в процессе строительства, когда западная стена была возведена уже до высоты 1.45 м. Кладка южной и северной стен западного притвора до этой высоты была сделана впритык, а выше строители решили делать перевязь. Западный притвор по своему размеру почти не отличался от южного и северного притворов.

Три притвора, несколько пониженные по отношению к основному массиву храма, придавали Берестовской церкви черты крестообразного здания, сильно отличавшие ее от других современных ей киевских построек конца XI – начала XII в. [о существовании в церкви Спаса на Берестове трех притворов по данным раскопок 1914 г. упоминали К.В.Шероцкий (Киев. Путеводитель, стр. 256) и Д.В.Айналов (Искусство киевского периода. В кн.: История русской литературы, т. I. М.-Л., 1941, стр. 31-32). Однако это известие, не подтвержденное ни графической документацией, ни ссылкой на источник, не нашло признания в последующей литературе] [с. 389]