6.05.1842 г. Ф. А. Кони

За долгое ожидание утешен и преутешен дружеским отзывом Вашим, добрый и уважаемый мною Федор Алексеевич. Благодарю за искренность и за все. Начну отписываться по порядку:

«Друзья», вперед! Вот какое было предположение. Заметили ли Вы французские phisiologie? Вот в таком роде думалось нам приняться бы за выпуски в небольших тетрадках разных людей: друзей, родственников, мужей в разных видах, жен также разных. О том-то я и намекнул Вам в последнем письме, но уже теперь эта статья с костей долой: всеобъемлющий талант Фаддея Венедиктовича завладел этим предметом и занимается на нем с достойною его славою, итак, это в сторону.

О герое в «Друзьях», не в оправдание, а для большей ясности, объясню: и умный человек, с умом здравым, с дальновидностию, не может ли быть слабым, не имеющим твердости, ясно видящий, что взят в руки, ведется, а може, не хощет, принимает даемое против воли и не находит средства, как отделаться или отклониться от осетивших его. Статья эта предполагалась для образчика в phisiologie, и потому почиталось необходимым, чтобы на одно лицо упадали все дружеские одолжения; несколько лиц таких неудобно было бы выставить, и все они были бы однообразны.

Одолжения не выдуманы, начиная от женитьбы до мейн гера, все это здесь налицо было и происходило. Выводить различных страдальцев с различными характерами казалось мне затруднительнее, а лучше уж всего бить по одному месту, одну кожу портить. Как ни растянуто, а еще и вполовину дружеские одолжения не описаны.

Побывали бы, пожили бы в провинциях! Батюшки-светы! Сколько материала истинного, былого, в глазах совершающегося, а вы, столичные, относите к нашим выдумкам! Два света, два мира различные: столичный и провинциальный; что в столице хорошо до того, что, как говорят, пальчики обсосешь, то здесь читаешь как заграничное, равно когда мастерски изобразится провинция (например, «Сеня» г. Гребенки), то Вы пропускаете без внимания, а мы хохочем, перечитываем и пересылаемся книжкою.

Я говорю о тех провинциалах, которые живут только здесь, а умом и суждениями были бы образцом и в столице. Потому-то так называемые критики и рецензии гг. журналистов здесь ценятся совсем отлично (т. е. не имеют никакой цены) от столичного и суд критикана остается без внимания, а оттого и мало охотников к журнальному чтению. Нужно бы, очень нужно журналисту знать хорошо провинцию.

Потому-то и я в моих «Друзьях» не старался отыскать людей с чинами, отличными достоинствами, а хватался за первого попавшегося. Все они одинаковы: все глядят, все слушают, все пронюхивают, где можно поживиться, и без дальних расчетов жмурят попавшегося, запускают руку в его карман, обрезывают пуговицы, если они блестят, одним словом, на каждом шагу все друзья и при всяком удобном для них случае одолжают по-дружески. В столице все утонченнее, обдуманнее, приличнее; а здесь набело: можно? – и цап-царап!

Думалось, что для phisiologie будут такие друзья годиться, но, как сказано, этот предмет ускользнул от нас, и почитаю, после выступления первых образчиков на сцену, даже низким говорить о нем, то и замолчу. Но со всею искренностью благодарю Вас за дружеские замечания. Такого суда я жаждал давно. Пошлешь статью, напечатают без рассмотрения и потом в письме не скажут, худо ли, слабо ли в чем, несовершенно – ничего не говорят, а знай повторяют: «Пиши, присылай скорее».

Теперь я с полною уверенностью остаюсь, что если пришлю статью, то Вы ее прочтете в тетради, а не в корректуре уже, исправите, захерите, а в случае, возвратите назад и скажете: поправь, дескать, вот там-то и там-то; это мол, не идет, не так, и проч. и проч.

При такой уверенности охотнее принимаюсь со всею охотою дописывать статью, начатую для «Лит[ературной] газеты», – ох, не знаю только, кончу ли на этой неделе! Посторонние занятия и ежедневная поездка в город на службу отнимает много времени. Пан Гребенка скажет Вам, что на переезд сюда и туда нужно время, а тут несколько страниц написалось бы. Приедешь, усталость, се, то, другое, десятое – и в день ни строчки. Спешу однако же и, кажется, дней через десять отправлю.

Благодарю за исполнение просьбы собственно для меня; еще не получил, но надеюсь в свое время получить, и также «Листок для светских людей». Готовящаяся статья предназначена для Анны Григорьевны. Она благодарит Вас за отзыв и желает Вам всякого добра. Я ей обещал исполнить ее желание, и потому, если можно, хотя бы и до получения статьи, исполнить по прилагаемой записке. Вы не женаты, не постигаете, какое наслаждение, выспросив будто без умысла, чего бы хотелось, вдруг прежде поры-времени, прежде, нежели дано обещание, представить все по желанию. Доставьте мне такой радостный час! Все-таки с уговором: когда можно.

Вот какие штучки делает со мною Фишер. Напечатал два выпуска («Халявского» и «Столбикова»), прислал по несколько экзем[пляров], прислал счет (ужасный), предполагая из выручки получить вознаграждение, – и замолчал. Как идет продажа, сколько он зачислил за издержки, куда девал книги, следовавшие мне, – молчит и не отвечает на мои вопросы. Я поручил ему в Петербурге же заплатить мой долг, кредитор не пишет об уплате, и Фишер молчит; как я вижу из объявлений, что «Халявского» идет второе издание; слышу, что «Столбиков» на исходе, а от него – ни слова. Если Фишер расплатится за меня, то и пропадай он; а если еще пойдет в завязку, тогда прибегну к Вам.

Но, во всяком случае, я отныне не хочу иметь с ним никакого дела. Нет ли у Вас известного в честности издателя? Порекомендуйте ему принять на себя продолжение моих книжек. Каждая книжка будет отдельная, содержащая повесть, рассказ, предание и т. под., каждая книжка в объеме будет как «П[ан] Халявский» или одна из «Столбиковых». За каждую книжку я должен получить условленную сумму и выслать оригинал. По выходе кн[иги] приступается к другой; цены за кн[иги] могут быть различны – по качеству повестей и проч.

Нового не будет пока ничего, а все бывшее в «Современнике» и др. Формат и наружность должны быть как «Халявский» или «Столбиков» и считаться на каждой кн[иге]: «Выпуск 3. («Халявский» был 1, «Столбиков» – 2), 4, 5 и так далее, сколько наберется. Может быть, найдутся охотники; но мои условия не иные, как за оригинал вперед деньги по условию. «Халявского» н «Столб[икова]» печатаемо было 2000 экз[емпляров]. Так говорит Фишер, а другие уверяют даже, что более. «Халявского» идет второе издание. Много бы меня этим одолжили.

Что-то скажут наши благоприятели о водевиле из «Столбикова»? Жду грома – не из тучи, а из навозной кучи. С нетерпением жду извещений от Григорьева и Вашей «Лит[ературной] газеты». Жаль, впрочем, если авторы потеряли время, а бенефициант деньги. Жаль, и долго буду жалеть.

Весна у нас отворилась, и на наше тепло прилетели к нам с Вашего севера «Комары». О-о-о! И это литература? И это громкий, звонкий, известный, прославленный литератор? Не литературщик ли он, полно, как все щики – каменщики, штукатурщики и проч. и проч. Он у нас доселе был смешон, но с своими «Комарами» – жалок… Как человек в ослеплении может потеряться, унизиться, упасть – и все еще мечтает, что он не только нечто, но и все! Ему ли приниматься исправлять «Осы»? Хотел, но и подражать не умел.

Пенять его за личности, а сам то и дело твердит о толстых журналах, о «Петерб[ургских] квартирах». Знать, першат они ему в горле и по сей день. Подавился, сердечный! Не может откашляться. «Путешествие к антиподам», кажется, это дерзость ужасная! Жалок, жалок! «Стара стала, глупа стала!» – как говорил калмык о своем генерале. Последняя крошка еще по старой привычке читавших его теперь, пожав плечами, откладывает книжку. Жду справедливого суда в «Лит[ературной] газете» и в проч. Какой богатый сюжет истратил над комарами!

Пана Гребенку не узнаю. То, было, хотя словечком подарит, теперь молчит и молчит. А я, грешный, тешил себя мыслью, что, когда летом поедет домой, заедет опять к нам, подарит нас беседою в несколько дней. За «Сеню» благодарны ему. И верно, и занимательно.

Порадуйте любящих малороссийскую литературу. В типографии здешнего университета печатается «Вергилиева «Энеида», вывороченная наизнанку», на малорос[сийском] языке, Котляревского, вся вполне, и, кажется, осенью выйдет. О «Молодике», будущем здесь альманахе, возвещено; более нового, подобного, у нас не слыхать. Будьте здоровы, отдохнувши после московских истязаний. Пишите для всех побольше, бейте, щелкайте, закурите комаров, а при случае не забывайте искренно Вам преданного

Григория Квитки.

Была в старину песня, начинавшаяся: «Стукнуло, грянуло в лесе, комар с дуба свалился».

Не знал, видно, этого брат Фаддей; взял было в эпиграф и т. под. остроты. Ну его совсем!

Девиз тот же: «Если можно теперь», а не то по получении статьи выслать кисеи двух сортов, но лишь бы не на белом и не на розовом поле, а на всяком другом, модного весеннего узора, одним словом, какие лучшие употребляются теперь. Евгений Павлович угодил очень в прошлом году, надеюсь и на Вас, а более надеюсь, что не лишите меня удовольствия, утешите единственное мое в мире сокровище не ожидаемою скоро нечаянностью. Отблагодарю с своей стороны.

Примітки

Вперше надруковано у вид.: Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Твори у восьми томах, т. 8, с. 280 – 284.

Автограф невідомий.

Подається за першодруком.

… «Друзья», вперед! – Тут і далі йдеться про фізіологічний нарис Г. Квітки-Основ’яненка «Друзья», опублікований в «Литературной газете», 1842, № 4, с. 61 – 72.

Заметили ли Вы франц[узские] phisiologie? – тобто «фізіологічні нариси», які спочатку ввійшли у практику в французьких літераторів, а потім, у 1830 – 40-х роках, – російських.

… намекнул Вам в последнем письме… – тобто в листі від 27 грудня 1841 р., з яким письменник надсилав Ф. О. Коні «сентиментальную статейку», а саме нарис «Друзья». Г. Ф. Квітка-Основ’яненко намагався швидше опублікувати твір, правильно розуміючи жанрову новизну створеного ним «фізіологічного нарису».

… всеобъемлющий талант Фаддея Венедиктовича завладел этим предметом. – Йдеться про Ф. В. Булгаріна, який одним із перших у російській літературі звернувся до жанру «фізіологічного нарису».

… дописывать статью, начатую для «Лит[ературной] газеты» – тобто оповідання «Вояжеры», надруковане в «Литературной газете», 1842, № 26 – 28.

… о водевиле из Столбикова… – Водевіль «Похождения Петра Степанова сына Столбикова» був написаний М. О. Некрасовим в співробітництві з П. І. Григор’євим І і П. С. Федотовим. М. Некрасов у листі до Ф. Коні від 2.IV 1842 р. просив його взяти участь у переробці: «Таке поєднання імен, ще не бувале на російській афіші, може принести суттєву користь бенефіціантові» (Н. Некрасов. Полное собрание сочинений, т. X, с. 39).

… прилетели к нам с Вашего севера «Комари»… – Г. Ф. Квітка-Основ’яненко ділиться своїми враженнями про книжку «Комары, всякая всячина Фаддея Булгарина. Рой первый», Спб., 1842, спрямовану проти демократичної літератури, зокрема проти водевіля Ф. Коні «Петербургские квартиры».

«Путешествие к антиподам». – Повна назва статті із згаданої вище книжки Ф. Булгаріна «Путешествие к антиподам на целебный остров».

… печатается «Вергилиева «Энеида», вывороченная наизнанку». – Йдеться про видання поеми І. Котляревського (чч. І – VI, вид. 4-е, Харків, 1842).

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 344 – 347.