Постройки в стиле барокко
Фомин П.
Таким образом, московское церковное строительство в XVII в. в начале колонизации нашего края было довольно значительным: оно внесло сюда множество церковных памятников московского мастерства. Далеко не все из этого богатства дошло до нас. Здесь прежде всего с грустью нужно отметить то, что из древних московских храмов нашего края ни один не сохранился до наших дней: татарские погромы сметали их с лица земли. Но что печальнее всего, это – отсутствие в сохранившихся письменных документах более или менее подробного описания их, по коим можно было бы воспроизвести первых и самых древних храмов нашего края. Одно несомненно, что они были деревянные и небольших размеров, напр. в Хотмыжске соборная церковь имела с трапезою вдоль «меж углов 6 саженей с полусаженью».
В большинстве каждый из этих храмов состоял из трапезной части и собственно церкви. Эта последняя возвышалась над трапезною квадратною клетью с шатровым верхом и крестом. В строельной книге г. Усерда 1637 – 1638 г. указывается, что снаружи к трапезной части храма пристраивалась крытая паперть с лестницами. Храм во всех своих частях покрывался тесом. Наружный вид храма, насколько можно судить по указанным данным, воспроизводил самый обычный тогда в Великороссии тип малых церквей, постройка коих была крайне незамысловата, могла быть производима немногим силам и быстро, что вполне соответствовало тогдашней безпокойной и тревожной службе московских пограничных людей. Все богатство и красоту этих храмов составлял внутренний храмовой иконостас, установленный иконами «государеваго жалованья» с царскими и боковыми вратами искуснаго и наряднаго московского мастерства. Как видно из вышеприведенных документов, в наших первых городах московское правительство и служилые люди устраивали по несколько храмов, между которыми был несомненно собор о нескольких приделах и с несколькими священниками, правившими ежедневно службу.
Ко всему сказанному о московском церковном строительстве у нас в XVII в. надобно прибавить, что насаждавшийся здесь московский стиль деревянных храмов не оказал в дальнейшем никакого влияния на местную архитектуру деревянных храмов. Эта последняя, как увидим ниже, явилась в наш край с мощным притоком черкасского населения как вполне сложившаяся в правобережной приднепровской Малороссии и здесь так широко и настойчиво прививалась, что совершенно заслонила и привела к забвению древнюю московскую структуру первых наших храмов. Не так дело обстояло с столкновением у нас этих двух церковно-архитектурных течений в XVIII веке.
В после-петровскую эпоху, в XVIII в., в Харьковском крае проводниками европейско-русских церковно-архитектурных течений были Императрица Елизавета Петровна, лично участвовавшая в создании известного Ахтырского храма, и служилое и вельможное дворянство, обладавшее здесь обширными и богатыми поместьями и устраивавшее храмы в деревнях, городах и монастырях. Со времени Петра Великого в наш край начинает проникать из Москвы и Петербурга тот церковно-архитектурный стиль, который известен под именем «барокко». До-елизаветинский, так называемый ранний стиль, барокко у нас отразился в целом ряде храмов городских, монастырских и сельских-помещичьих, из коих сохранились до нашего времени лишь немногие, как напр. Успенская церковь г. Ахтырки, устр. в 1743 г., Успенская церковь сл. Рубежной, Волч. у., устр. в 1769 г., колокольня церкви с. Кочетка, Змиевского у, устр. в 1757 г., остаток бывшей Владимирской пустыни и др. Растреллиевский же стиль барокко у нас особенно распространяется со времени постройки Ахтырского собора.
Участие императрицы Елизаветы Петровны в устройстве соборного Ахтырского храма связано с явлением и прославлением св. чудотворной Ахтырской иконы Божией Матери. 22-го июня 1751 г. последовал Указ Ея императорского Величества из Св. Синода, которым повелено «святую икону Богоматери, явленную в г. Ахтырке, иметь и почитать за Чудотворную». С этого времени и начинается история Ахтырского Покровского Собора. Храмоиздательницею Собора изволила наименовать себя Благочестивейшая Государыня императрица Елизавета Петровна. Несомненно, что она, на возвратном пути из Киева в Петербург, была в г. Ахтырке еще в сентябре месяце 1744 года.
В сказании об Ахтырской иконе изложено, что в конце сентября 1744 г. прибыла в Ахтырку на поклонение новоявленной иконе знаменитая особа под именем придворной дамы Марфы Егоровны Шуваловой, супруги графа Петра Ивановича Шувалова. Полковое начальство встретило и проводило эту особу с отличными церемониалами и пушечной пальбой. На второй день по прибытии в Ахтырку эта особа в сопровождении одной дамы и чиновника еще до рассвета явилась в Покровскую церковь, долго молилась пред Св. иконой, приложилась к ней и вышла из храма. В сумерки того же дня она осматривала место явления иконы, затем вошла в церковь и выслушала молебен, совершенный пред св. иконой. По окончании молебна, при необычайном стечении народа, особа эта отправилась в дальнейший путь.
Тогда не только полковое начальство, тайно извещенное о высокой посетительнице, но и простой народ знали, что именитая особа, посетившая Ахтырку, была сама Государыня императрица Елизавета Петровна, а с ней придворная дама – графиня Марфа Егоровна Шувалова. Быть может, осматривая место явления Ахтырской иконы, Царственная посетительница подала первую мысль о сооружении на сем месте храма, достойного имени Божией Матери, но весьма возможно, что мысль эта была высказана императрице ахтырским полковником Ф.И. Каченовским и ею была одобрена.
Во всяком случае не подлежит ни малейшему сомнению, что благочестивая Государыня принимала самое живое участие в созидании величественного ахтырского собора и инициалы царственного имени ее, украшающие внутренние стены храма, служат наглядным доказательством близости ея к делу создания храма. Лишь только Св. Синод признал Ахтырскую икону Чудотворной, Ахтырский полковник Ф.И. Каченовский изготовил просительную книгу с воззванием ко всем благочестивым христианам России и прежде всего явился с этой книгой к императрице [Текст воззвания и самая книга хранятся при Соборе.].
Благочестивая государыня, радуясь милости Божией, явленной в даровании в годы царствования Ея новой российской святыни, повелела своему зодчему графу В.В. де Растрелли (род. в 1700 г. ум. в 1771 г.) начертать план и фасад храма и благоволила пожертвовать на сооружение его из своих личных средств 2000 рублей, собственноручно вписав эту жертву в просительную книгу. Заведывание сбором доходов и сооружением храма, по желанию Императрицы, было возложено на Ахтырскую Полковую Канцелярию в лице ея старшины Ахтырских полковников. Свят. Иоасаф Белгородский благословил игумену Ахтырского Св.-Троицкого монастыря совершить закладку храма, каковая и была совершена 25 апр. 1753 года. В этом же году умер полковник Каченовский.
Именным высочайшим указом от 5 февр. 1754 г. заведывание и присмотр за постройкой храма было поручено полковнику Константину Лесевицкому. Сначала постройку церкви производил подрядчик Ярославской губернии и уезда генерльши Стрешневой крестьянин Георгий Зайцев. Но заложенные им столбы оказались не соответствующими высоте храма, своды арок дали трещины и угрожали падением, а, по преданию народному, и совсем обрушились. Когда об этом узнала Государыня, то, по Высочайшему повелению ея, для постройки храма прислан был из Москвы «искуснейший» архитектор капитан Стефан Исаев Дудинский, который в 1768 году закончил постройку храма. В таком виде дело постройки этого храма излагается в летописи соборной. Мы подробно излагаем историю этого храма в виду того, что архитектурный стиль оказал громадное влияние на характер многочисленных других церковных построек нашего края, для которых он сделался образцом: ему начинают подражать при устройстве не только каменных монументальных храмов, но даже и деревянных, а стиль иконостасов и киотов Ахтырского собора делается господствующим в наших храмах второй половины XVIII века.
В самом ли деле Ахтырский собор представляет собою подлинное архитектурное создание знаменитого зодчего елизаветинского времени графа В.В. де-Растрелли – сына? Этот архитектор довел у нас в России давно уже развивавшийся под влиянием Запада стиль «барокко» до изумительной высоты и совершенства. По силе художественного вдохновения, по исключительному дару острой «выдумки» он не уступает никому из современников. В области наружной архитектуры он единственный мастер-властелин форм, не знающий ни одного соперника, самый обаятельный из всех «зодчих живописцев». Самые лучшие и совершенные его создания в Петербурге Смольный собор и в Киеве Андреевский собор.
Тридцатилетняя непрерывная деятельность такого огромного художника, каким был Растрелли, не могла не отразиться на всем современном ему русском зодчестве. Яркий выразитель эпохи, он наложил печать своего личного вкуса на все творчество его сверстников и учеников. Из отдельных приемов мастера, часто менявшихся и всегда разнообразных, была создана целая система, вылившаяся в настоящую «школу Растрелли». Все, что он изобретал и применял в Петербурге и его окрестностях, с необычайной быстротой распространялось по всей России, переходя из города в город, перекидываясь с одного монастыря на другой, с одной колокольни на десятки других, с ближайшей усадьбы на сотни отдаленнейших. В огромном большинстве случаев все это было неизмеримо ниже петербургских первообразов и имеет значение разве только иллюстрации к законам отражения, преломления и вырождения художественных форм [И. Грабарь. История Русского искусства. Москва 1912 г., вып. 15, с, 229.].
К этому надобно прибавить и то, что в то время первоначальные архитектурные проекты больших мастеров при исполнении на местах искажались до неузнаваемости. В период славы знаменитого Растрелли, не было в России такого богача, которому не хотелось бы построить либо дом, либо церковь у себя в поместье по его проекту. Удовлетворять всех желающих Растрелли не мог, и проекты составлялись по известному шаблону в его огромной чертежной, при которой состоял многочисленный штат помощников и чертежников. Такой, подписанный Растрелли, проект в случаях более или менее официальных, восходивших на рассмотрение самой императрицы, отправлялся затем «в команду князя Ухтомского» в Москву, так как при гигантской строительной работе, не прекращавшейся в Петербурге во все время царствования императрицы Елизаветы Растрелли не только не мог отпускать в провинцию своих помощников, но сам то и дело забирал к себе разных учеников Ухтомского.
Последний вел переговоры с заказчиком или обыкновенно с заказчицами, так как чаще всего это бывали разные общества, дворянские, купеческие, или прихожане церкви, а иногда и монастыри. В зависимости от этих переговоров многое в проекте менялось, и затем откомандировывался какой-нибудь «архитектурный газель» или «команды архитектурии подполковника князя Ухтомского поручика», который начинал постройку и довольно скоро сдавал ее местному подрядчику, а сам снова уезжал в Москву по экстренному вызову Ухтомского. Когда через несколько лет он опять отправлялся на место для проверки работ, то оказывалось, что все сделано не по чертежам, а так, – «на глаз» и на вкус подрядчика.
К сожалению именно так произошло и с знаменитым собором в г. Ахтырке, как это открывается из справок по подлинным документам. Он строился
«для лучшаго порядку подведомств Ахтырской полковой канцелярии, почему исполнением учинений исначала тому церковному строению был старанием умершей брегадир Федор Иванович Коченовский которого трудами посочиненным придворе Ея Императорскаго Величества абрисам та каменная церковь здвумя пределы заложена истроение подьего смотрением производилось а за умертвеем его брегадира Коченовского по объявленному в 1754 году Февраля 25 дня чрез нарочно присланнаго от двора полковника Якова Алексеевича Шубского изустному именному Е.И.В. указу» проч… руководство постройки перешло к другому лицу (Дела архитектора князя Ухтомского, вязка 12, дело 6, л. 5).
Церковь грозила рухнуть, по указу Сената Ухтомский отправил в 1757 г. в Ахтырку архитектуры газеля Степана Дудинского, который в апреле 1758 г. доносил в Москву, что здание вчерне уже окончено, но построено совсем не по имевшимся чертежам. «Над алтарем сводинадонным лантерник совсем вчерне окончен токмо надлежало оному лантернику быть по фасаду и профилю осмерником а оной нерадением подрядчика сделан квадратной» и т.д. (Ibid., л. 39).
От подлинного Растреллиевского проекта, таким образом, мало что осталось в возведенной постройке. При ближайшем изучении этой постройки открываются следы несомненного извращения первоначального плана в смысле приспособления ко вкусам местного зодчества. Так, расположение трех глав по продольной линии совершенно чуждо Растреллиевскому стилю и составляет упорную особенность украинского зодчества. Малые главы в количестве четырех назначались ближе к центральной – по углам усеченной серединой квадратуры. При переделке основных столбов очевидно и была изменена первобытная конструкция храма с отнесением двух меньших глав по продольной линии на значительное расстояние от середины. Теперь это сооружение по внешней своей архитектуре явно ничего общего с этим большим мастером не имеет [«Старые годы» 1910 г. 5-6 кн., с. 13 по 31-32]. Но зато внутреннее украшение храма во многих своих деталях носит следы подлинного мастерства де-Растрелли. Это особливо надобно сказать о бесподобном киоте для чудотворного образа: колонны, волнистые карнизы, вазы, кронштейны на верху, поддерживающие подушку с Императорской короной, испещренные всею роскошью барочной резьбы, – все это соединяется в блестящую, величественную и царственную сень над чудотворным образом и с первого же взгляда напоминает столь своеобразный и типичный стиль Растреллиевских работ.
Как бы то ни было, Ахтырский собор стал в нашем крае первым опытом насаждения блестящего церковного стиля елизаветинских времен. Этот опыт был во многих отношениях неудачен: но при всем этом он был толчком к дальнейшему у нас распространению и развитию этого стиля в духе вышеуказанной нами Растреллиевской школы. Не останавливаясь здесь на всех подобного рода архитектурных опытах в нашем крае, дошедших до нас, мы скажем несколько слов об одной такой постройке, отчасти связанной с историей создания Ахтырского собора.
Привезший в Ахтырку указ императрицы Елизаветы Петровны о назначении новых руководителей постройки собора – полковник Яков Алексеев Шубский был именно в это время ктитором и строителем Сумского Успенского монастыря. Это лицо замечательное. Уроженец сл. Белка, Ахтырского полка, из духовного звания, он в детском возрасте взят был в придворную капеллу. Когда же лишился голоса, то, будучи известен добрым поведением и умом, сделан был чтецом, а потом и ктитором придворной церкви. Благочестивая императрица Елизавета любила его и пожаловала ему чин полковника. Ему же она поручила упорядочить дело постройки Ахтырского собора.
В то же время в широких размерах он вел постройку храмов и других зданий Сумского Успенского монастыря, где в это время находился его отец иеромонах Арсений. Он не жалел средств на благоукрашение этой обители. Видно, что он истратил на нее огромное состояние. В течение 1750-1760 годов он устроил в этом монастыре громадный каменный соборный храм Успения Богоматери с пределом Вознесения Господня на хорах, каменный трапезный храм в честь Архистр. Михаила и такой же над св. вратами во имя Всех Святых, обнесен монастырь каменной оградой с башнями, напротив соборной церкви с западной стороны воздвиг величественную колокольню в виде крепостной боевой башни.
Благодаря его щедротам и усердию в храмах были сооружены прекрасные стильные иконостасы, при чем в соборной церкви – иконостас огромных размеров в 9 ярусов. Многие иконы были украшены сребро-позлащенными ризами, пред иконами висели дорогие лампады искусной работы, в храмах расставлены были деревянные с изящной резьбой вызолоченные подсвечники и аналогии. О былом великолепии этих сооружений Шубского теперь свидетельствуют сохранившиеся, после закрытия и уничтожения монастырских построек в 1788 г., колокольня и надвратная церковь со всем своим внутренним убранством. Строитель монастыря Я.А. Шубский после смерти императрицы Елизаветы Петровны навсегда оставил Петербург и поселился в своем Сумском монастыре, где скончался и отец его иеромонах Арсений, и здесь он принял монашество. Трагичны и безрадостны были последние дни жизни Шубского. Этому самоотверженному строителю обители суждено было видеть при закрытии ее уничтожение почти всех плодов рук своих. После рассеяния отсюда иноков, среди развалин монастырских возле оставшейся только надвратной церкви доживал век свой в убогой келий Иаков Шубский: здесь в глубокой бедности и скончался он в 1790 году.
Оставшаяся часть монастыря надвратная церковь представляет собою безусловно более совершенное произведение Растреллиевского стиля, нежели Ахтырский собор. Правда, он не может быть сравниваем с монументальными подлинными созданиями де-Растрелли, но как опыт стиля его школы, – он весьма примечателен. Крестообразный с закруглениями корпус его украшен поверх карнизов с четырех сторон изящными кокошниками полуциркульных тимпанов. Цокольный этаж его разделан очень типичною рустировкой. Храм пилястрами разделен на отдельные части и чрезвычайно пропорционален в горизонтальных членениях. Ионические капители пилястров нежного рисунка, выполнены с изящною тонкостью и украшены гирляндами. Корпус с полуовальной крышей переходит в восьмигранный барабан с такими же пилястрами и капителями и с четырех сторон с аркообразным карнизом, барабан покрыт полуовальным куполом, а поверх его двухярусный осьмигранный фонарь с изящною круглою главою.
Этот храм производит впечатление чрезвычайно изящного, стройного и легкого здания. Общий характер его почти тождественен со знаменитым собором в г. Козельце, выстроенном в 1748-1757 годах лучшим учеником де-Растрелли Андреем Квасовым. Тип надвратного храма дает нам основание предположить, что и остальные, когда-то бывшие в этом монастыре, храмы были устроены Шубским по планам лучших учеников де-Растрелли, если не самого А. Квасова. А в таком случае, мысленно воссоздавая образ бывшего сумского Успенского монастыря, мы можем представить, как был он красив, величествен, богат и архитектурно изящен. В XVIII в. он, несомненно, был в нашем крае самым лучшим и в этом смысле единственным памятником стиля барокко Растреллиевской школы.
До конца XVIII в. стиль барокко в нашем крае оказывал широкое влияние на церковное строительство. Впрочем мы здесь говорим о широте этого влияния на столько, на сколько оно шло через привилегированные классы нашего населения – вельможных людей и дворян помещиков, не касаясь господствующей массы населения – черкас. Этот стиль отражался в сооружаемых ими иконостасах, киотах, окладах, свящ. сосудах, утвари церковной и даже свящ. облачениях. Замечательный иконостас этого рода мы видим в Харьковском кафедральном соборе. Он был сооружен в 1783 году. Рисунок его несомненно вышел из школы Растреллиевской, но уже позднейшего времени, когда в этом стиле стали заметно пробиваться классические формы. Легкий и смелый подъем кверху, типичная резьба в форме раковин, вазы с цветами, гармония общего рисунка, мастерское расчленение целого колоннами, мягкими во всю высоту выступами и незаметными углублениями, – на всем лежит печать высокого барочного стиля, ровные же и спокойные горизонтальные карнизы и обилие гладких коринфских колон отзывается уже духом екатерининского классицизма, уже в ту пору начавшего вытеснять прежний стиль барокко. Дух барокко сказывается в иконописной манере изображать священных лиц в искусственной аффектации и позировке. Свящ. сосуды, иконные оклады и утварь церковная воспроизводят излюбленные барочные мотивы и орнаментацию. Свящ. облачения нередко делались в то время из драгоценных и нарядных одежд вельмож, внося в обстановку храмовую и богослужебную ту же цветистость, яркость красок и пышность мелкой орнаментации, коими обставлялась роскошная жизнь вельмож.