Действие первое
Г.Ф.Квитка-Основьяненко
1 | 2 | 3 | 4 | 5
Комната в доме г-жи Скупинской.
Явление I
Г-жа Скупинская, сидя у стола, рассматривает разные шитья и работы, которые подает ей Дунька.
Г-жа Скупинская.
И это столько наработано в сутки? Людям на смех. Полно же вам спускать. Прикажу Домне не давать вам вовсе ужинать.
Дунька.
Позвольте вам доложить: чем нас ввечеру кормят, того совсем нельзя назвать ужином.
Г-жа Скупинская.
А что ж там не по вашему вкусу?
Дунька.
Помилуйте, сударыня, может быть, вам и неизвестно, но божусь вам, что нам выдают оставшиеся от обеда ломти хлеба да по луковице на человека.
Г-жа Скупинская.
Стало же, вам дается всего вдоволь, когда от обеда остаются ломти! А лук всегда здоров.
Дунька.
Оттого, сударыня, остается, что сухари так черствы и заплеснены, что и после недельного голода никто их есть не станет.
Г-жа Скупинская.
Меньше будете есть, больше станете работать. Да и чем эта пища не хороша, когда я и нищим раздаю ее, для спасения души своей.
Дунька.
Однако ж, сударыня, хотя вы и изволили назначить каждую субботу для раздачи нищим остатков от недельного нашего содержания, но они, видно, недовольны вашим подаянием, перестали вовсе приходить для получения его.
Г-жа Скупинская.
Моя ли в том вина? Я со всем усердием готова вспомоществовать несчастным; а не приходят ко мне, так и бог с ними. Да что ты много воли даешь языку? Не твое дело рассуждать о вашем содержании. От тебя только спрашивается работа, а не рассказы. Рассержусь и обедать не велю давать.
Дунька.
На это воля ваша. Но уж и работы не извольте спрашивать.
Г-жа Скупинская.
Да ты уже в самом деле забываешься…
Явление II
Те же и Маргарита в черном платье и салопе, на голове чепчик, черный же, с длинною, на глаза висящею оборкою.
Г-жа Скупинская.
Не г-жу ли Маргариту имею счастье видеть?
Маргарита низко кланяется.
(Г-жа Скупинская, бросаясь к ней, с восторгом.)
Ах, какая мне благодать свыше ниспосылается! Наконец убогий мой дом осчастливлен вашим посещением! Извините, моя милая, что я вас не встретила в сенях.
Маргарита
(с небольшим смирением, часто и низко кланяясь, вздыхает).
Недостойной ради на что такой труд предпринимать? Мир и вся благая да дарует вам приход мой!
Г-жа Скупинская.
С чувством умиления принимаю благословение ваше, моя милая, и верю, что с приходом вашим новое счастие посетит дом мой. За грехи мои мне неизвестно было о вашем пребывании в здешнем городе; вчера только узнала о вашем благочестии и послала просить вас посетить меня и благословить мою хижину.
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Одни добродетели призывают на нас благоденствие, и одни добрые дела удерживают его при нас, моя матушка!
Г-жа Скупинская.
Сядьте, моя милая, отдохните.
Дунька подает стулья, и они садятся.
Душевно желала насладиться беседою вашею и получить пользу грешной моей душе.
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Когда вы смиряетесь, называя себя грешницею, как же мне, окаяннейшей, себя уже называть? Успокаивайте, моя сударыня, совесть свою добродетелью всякого рода.
Г-жа Скупинская.
Ах, моя милая! При всем желании не могу быть доброю!
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Что же есть человек? Во грехах мы все рождаемся!
Г-жа Скупинская.
И беспрестанно согрешаем, а особливо вот с этими тварями.
(Указывая на Дуньку.)
Маргарита
(все громко вздыхает).
Известно, моя сударыня! Кто же более нас и ко греху приводит, как не сии мошенницы, плутовки, ленивицы, племя окаянного и треклятого Хама. Да сохранятся уста мои от поношения ближнего! Блажен, моя сударыня, кто имеет столько решимости, чтобы избавиться от всякой суеты. Ох!
Г-жа Скупинская.
То уж подлинно! Я слышала про вас, что вы все продали?
Маргарита.
Нет, моя сударыня! Продавать есть служить и угождать бесу сребролюбия; я все имущество раздала бедным, а этих тварей, этих негодных, вот как и эта раба, я, наградив, отпустила.
Дунька
(в сторону).
Может быть, ни одной и не было.
Г-жа Скупинская.
Подлинно вы блаженны, моя милая! Наставьте меня, что мне делать с моими жирными лентяйками? Вот в сутки не могли обметать и пометить по дюжине этих полотенец.
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Праздность есть мать всех пороков. Во удержание от нее не скучайте приказывать таких ленивиц почаще подсекать. У них ведь рабские чувства.
(Рассматривает полотенца.)
Полотенца очень хороши! Они у вас, моя сударыня, чай, лишние? Ох!
Г-жа Скупинская.
От нечего делать приказываю им что-нибудь работать. Излишние продаю. Позвольте, я отберу которое получше для вас…
Маргарита
(берет сама несколько из них).
И! Моя сударыня! К чему ради меня, окаянной, еще вам и беспокоиться! С меня и этого довольно.
(Смиренно прячет в большой полотняный мешок, висящий у нее под салопом, в коем уже наложено других вещей.)
Ох-ох-ох-ох!
Г-жа Скупинская.
Пожалуйте-ка, моя милая, перечту, сколько там?
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Да не знает шуйца, что дает десница! Начто пересчитывать подаяние? Избегайте, моя сударыня, беса тщеславия! А это, кажется, чулочки?
(Берет и рассматривает.)
И все домашней работы?
Г-жа Скупинская.
Свои чулочницы ковыряют, лишь бы, что называется, не сложа руки сидели. Как встанет от шитья, так и вяжет чулок, пока опять сядет за шитье.
Маргарита.
Конечно, моя сударыня! Благое дело не давать баловаться этим тварям. А чулочки изрядненькие! Гладкая работа! Вот я несколько пар принимаю – не для себя, на что мне этот тлен? – но в раздачу бедным и убогим, ради вашего здравия и спасения души.
(Прячет чулки в свертке.)
Ох-ох-ох-ох! Все суета, сон, пыль и прах в здешней жизни!
(Продолжает рассматривать все лежащее на столе.)
Это, никак, холстинка?
Дунька
(собрав все наскоро).
Позвольте, сударыня, унести в вашу спальню.
Г-жа Скупинская.
Хорошо, положи там на комоде. Смотри же, я знаю там все до последней нитки.
Дунька.
Не бойтесь, сударыня, все будет цело.
(В сторону.)
Хамово отродье? От кого-то она произошла?
(Уходит.)
Г-жа Скупинская.
Сядьте, моя милая! Побеседуйте еще со мною. Наставляйте меня в добродетели…
Маргарита.
Прежде всего я хочу просить вас, моя сударыня, не называйте меня: моя милая. Это слово смущает мои помышления. Это слово как-то любовное. Тьфу! осквернила уста диавольским порождением! Это слово прилично лишь сему развращенному миру, с которым я давно разорвала все связи и хочу совершенно забыть его и все совершаемые в нем мерзости. Ох!
Г-жа Скупинская.
Да это говорится из одной учтивости…
Маргарита.
Какие учтивости со мною, окаянною? Презрение и поругание мне прилично. Называйте меня прямо: грешная Маргарита! Ох!
Г-жа Скупинская.
Не могу вас так называть и явно осуждать. Все мы грешные, окаянные…
Маргарита
(громко вздохнув и ударив себя в грудь).
Ох!., а я паче всех!
Г-жа Скупинская.
Желала бы с вами сравниться! Ваше смирение, произвольная нищета…
Маргарита.
Творите милостыню чрез нас, недостойных. Подражайте презревшим титла, почести, богатство, сладости брака…
Г-жа Скупинская.
Ах! Это вы все совершили? Расскажите, пожалуйста, хотя вкратце ваши труды и подвиги на пользу меня, грешницы!
Маргарита.
Сколько ни возлюбила я вас, моя сударыня, но не могу. Довольно, ежели скажу вам, что я сиятельная, что я урожденная княжна… Но да изгладится сие из памяти вашей, и не обижайте меня, вспоминая о сем. Ох, моя сударыня! Несмотря ни на пост, ни на изнурение плоти моея, красота моя цвела, как роза. С женихами… – тьфу! согрешила помышлением! – я не знала, что и делать: не было отбою. Наконец я решилась – ох! – давши на брак слово одному князю, генералу, красавцу, украшенному орденами; я тихонько продала все, деньги раздала скрытно и оставила место своей родины. В сей, приличной по грехам моим, одежде скитаюсь из града во град и, спрашивая подаяния, раздаю неимущей братии нашей и стыдящимся просить милостыню. Вот, моя сударыня, тайна грешной Маргариты! Полюбя вас, из-за обета моего – вечной скрытности, рассказала вам все. Забудьте – и никому не объявляйте.
Г-жа Скупинская.
О! как могу забыть!.. Я в умилении!.. Подлинно блажен наш город, имеющий вас в числе своих жителей! Вас с вашими добродетелями никто здесь и не знает. Я вчера впервые лишь услышала и послала просить вас благословить мой дом, но бездельник слуга, видно, залился и поздно пошел. Я и не ожидала уже иметь счастия видеть вас у себя, потому что вас не застали дома.
Маргарита.
Моя человеколюбивая хозяйка, дающая мне убежище в доме своем, сказала, что вы, моя сударыня, изволили меня, нижайшую, спрашивать, и так я, оставя свои благочестивые занятия, поспешила к вам.
Г-жа Скупинская.
Да не помешала ли я вам? Мне это будет очень больно!
Маргарита.
Ничего, моя сударыня! На всяком месте и во всякий час правила мои и занятия со мною. Я и в хижину свою возвращалась поплакать, как и ежечасно делаю, о грехах своих и о том, что делается в нашем треокаянном мире. Была я, моя сударыня, в ранней, стою и – ей! – откинула все житейское помышление. Как гляжу – стоит предо мною якобы девица, молоденькая, разряжена как идол, капотец из отличной материи так ловко сидит, накладка вот эдакой ширины из той же материи, только полосы в другую сторону, вид очень хорош; на шее воротничок шитья и узора отличного, шляпка – загляденье, рукава полные, самые модные. Все она, несчастная, по сторонам посматривает, я было хотела подойти и сказать, что сатана ловит ее в свои сети, – как вдруг и вбежал молодчик – правду сказать, писаный! Одет хватски, по самой последней моде Поговоря немного, взял ее за руку и увел. Сердце мое кровию облилось! Я пошла расспрашивать тут же стоящих и, узнав, что это муж и жена, немного успокоилась. Но все-таки нехорошо, моя сударыня, нас так смущать! Ох, нехорошо! Потом возвращалася чрез гостиный двор, так там и еще хуже! Ей! Истину говорю! Мужчины и женщины без зазрения ходят вместе, разговаривают и даже хохочут между собою, когда им бы надобно друг от друга убегать, как от язвы. В разврате мир лежит! Старухи хотят быть молодыми, молодые вертопрашничают, между супругами раздоры, дети родителей не уважают, родители о детях не пекутся, везде роскошь, пресыщение, а бедные незнаемы умирают от голода, жажды, хлада и без крова. О! разврат, разврат! Не хочу никого осуждать! Да погибнут они, окаянные!
Г-жа Скупинская.
Ваша правда, матушка, ваша правда! Я до слез тронута вашими сладкоречивыми рассказами. Был ли вчера у вас помещик Дурылкин?
Маргарита.
Был, моя сударыня, был. Ох! и тут искушение.
Г-жа Скупинская.
Какое искушение?
Маргарита.
Искушение, моя сударыня, от злого супостата! Я живу в скрытности, в молчании и уединении. Молюсь и каюсь! Кто меня знает, кто ведает? Ох! Отыскал-таки меня – и отдал беленькую бумажку для раздачи бедным. Сказывал, что якобы пророчица, живущая в вашем доме, повелела ему это отдать. Но я понимаю. Это все враг, искуситель, диавол!
Г-жа Скупинская
(важно).
О нет, г-жа Маргарита! Здесь он ни в чем не участвовал. Это наша ясновидящая открыла г-ну Дурылкину, приезжавшему к ней с разными вопросами, которые она ему все премудро решила, но как она не принимает никакой благодарности, то и повелела раздать деньги нищим и именно чрез вас, причем описала так ясно ваше жилище, особу вашу, хотя, говорит, никогда вас и не видала, рассказала нам о вашей святости, скрытых добродетелях – так что мы от умиления плакали, имея вас, такое сокровище, в своем граде.
Маргарита.
О, моя сударыня! Враг, ненавидяй добра, вложил ей такие словеса! Гонит меня из места в место! Не желаю быть знаема и славима от человек! Пойду сего же дня от сих мест. Я скрылась бы в пустыне, ежели бы нашла такую. Что это за ясновидящая? Почему она меня знает?
Г-жа Скупинская.
О! она все знает и везде все видит, читает мысли человеческие, о прошедшем за тысячу лет говорит, как сегодня это случилось, будущее предсказывает. Это необыкновенная женщина! Один отставной лекарь Пузыречкин, знав мое сострадание к несчастным, сказал мне о ней, и я с радостью приняла ее безо всего. Она занимает небольшую комнату, для меня лишнюю, и ничего не требует. Чудно дело! Все время лежит расслабленная, неподвижная, никто не может к ней войти, и даже я ни один раз не была у ней и не видала ее невероятных страданий. Лекарь, который ее и магнетизирует, один может входить к ней, он нам все рассказал. Она ни ест, ни пьет и от сильной слабости не может говорить. Когда же придет в положение, то есть такое, что – как бы это рассказать – какое-то необыкновенное, что она будто спит, а не спит, тело вовсе не существует, одна душа бодрствует, тогда-то она все эти чудеса творит: предсказывает спрашивающим, и как все отгадывает! Какие делает всем наставления, какие нравоучения! Желала б я всех неверующих созвать послушать её, что бы они тогда сказали?
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Чудные дела! Дивные вещи! Желала бы я иметь с нею беседу – очистить мою совесть, попросить наставлений…
Г-жа Скупинская.
Вот то-то: она, знавши вашу святость, не смеет и взглянуть на вас. Вчера она сказала: когда очищу душу мою от грехов телесным страданием, тогда достойна буду видеть ее и беседовать с нею. Истинно, г-жа Маргарита! я почитаю за особенную благодать, что она у меня в доме и что я узнала вас…
Маргарита
Ох, моя сударыня! Да заградятся уши мои и да не дойдет до сердца моего никакая хвала…
Явление III
Те же и Дакалкин. Маргарита при входе его встает, становится у дверей и иногда вздыхает.
Дакалкин.
Здравствуйте, матушка Ольга Павловна! Узнаете ли вы меня?
Г-жа Скупинская.
Ах, батюшка мой Федул Петрович! Сколько лет не видала вас.
Дакалкин целует руку ее несколько раз.
Не узнала бы, не узнала, если бы не слышала от вашей супруги, что вы скоро будете сюда. Уж как переменился!
Дакалкин.
Как и не перемениться! Ведь двадцать лет с лишечком, как не видался с вами! А расстался-то, помните? В горьких слезах! Ахти-хти!
Г-жа Скупинская.
И! вот старину вспомнил!
Дакалкин.
Да старина-то приятная! Уж как-то мы любились!
Г-жа Скупинская.
Да ну же, полно – не смущай меня, да еще и при благочестивой особе. Г-жа Маргарита! сядьте, пожалуйста, пока я с старым приятелем переговорю.
Маргарита низко кланяется и остается на своем месте.
(Дакалкину.)
Давно ли вы приехали?
Дакалкин.
Только лишь вчера ввечеру.
Г-жа Скупинская.
Надолго ли в здешние деревни?
Дакалкин.
Кажется, что проживу. Дочка у меня одна, и таю почти просватал. Жених, кажется, препорядочный, военный, штаб-офицер. Я было и по рукам и жену свою склонил. Располагал и свадьбу здесь сыграть, ан не тут-то было! Вчера приезжаю и нахожу большую перемену. Какой-то из здешних, да фаля фалей – и сделай предложение. Жена моя, какова ни есть, но женщина благоразумная, – и слышать не захотела. Так, на беду, ваша прокаженная…
Г-жа Скупинская.
Ах, тише, тише, Федул Петрович!
Дакалкин
(спохватясь).
Нечто она здесь?
Г-жа Скупинская.
Не здесь, но она везде. Она все знает и помышления наши видит. Ей и разговор наш известен.
Дакалкин
(смутясь).
Эдаких чудес еще и не слыхивано! Не мое дело премудростью заниматься, так и оставим ее. Но только она сама ли от себя или по внушению какого… то есть… духа наговорила вчера много худого о нашем майоре, а нового жениха хвалит до небес и обещает тысячи благополучии. Фенечка моя и сама видит, что новый жених дурак дураком, но как сказала пророчица, так так тому и быть, смотря на слезы Настенькины. Но я решительно поставлю на своем.
Г-жа Скупинская.
Послушают ли еще вас? Господин ли вы в доме, в семействе? Слухом земля полна.
Дакалкин.
О! это все клевета! Я крут, у меня – рече и быша! Да надобно вовсе не иметь ума, чтобы Настеньку отдавать за Дрянева. Уж прямой Дрянев! Настенька же привязана к майору, а майор к ней. Я по себе знаю, как тяжко разлучать два любящиеся сердца.
Г-жа Скупинская вздыхает и задумывается.
Уж как я страдал, как вас отдали замуж! Эдакой сильной и пламенной любви я и в книгах не начитывал. Помню как теперь, как ваш взор пронзил мое сердце, как я не смел и глядеть на вас; как, бывало, зайду в рощу, гляжу на ваш дом и вслух читаю песенник. Каждую песенку, выражающую мои чувства, оболью горькими слезами. Помните ли, как вы о святой приехали к нам и батенька велел мне поиграть на гуслях, я играл припевающе: «К тебе любовью тлею», а потом, когда мы были у вас, вы играли на клавикордах и нежно запели: «Я твой стон внимаю!» Тут я осмелился, подошел – и чуть-чуть проговорил вам: «О небо!» – а вы и покраснели. Потом уж я был смелее – и при первом случае в менуэте пожал вам ручку и на том же бале, когда мы плясали русскую и переглядывались, то и вы пожали мне руку и вот эдак плечиком грассы мне делали. А как я на розовой бумажке написал к вам любовное письмецо, а вы в ответ бросили в меня папильоткою, где написано было одно, но милое, бесценное слово: «Твоя навек!» Помните ли, как уж потом вы всегда, лаская меня, трепали по щеке и называли нежным голосочком: мой Купидончик!
Г-жа Скупинская
(в мыслях, говорит нежно).
А вы меня называли: прелестная Венера!
Дакалкин.
А как один раз вы уезжали из клуба и уже сели в карету, а я – пока ваша толстая тетушка садилась в нее – забежал к окошку кареты и начал упрашивать: пожалуйте мне вашу ручку! Осчастливьте меня, утешьте, удостойте несчастного!..
Г-жа Скупинская
(в большой задумчивости подает ему руку, которую он страстно несколько раз целует. Потом, одумавшись, вырывает).
Тьфу ты, окаянный! Что ты наделал! Заговорил меня так, что я вот словно вижу, будто это все совершается. Тьфу-тьфу! Соблазнитель!
Дакалкин.
Виноват, матушка Ольга Павловна! Ведь и я забылся, так при вас живо все вообразилось! Вперед уже не буду вспоминать старины. Простите, простите!
(Целует еще ее руку несколько раз.)
Маргарита все примечала.
Явление IV
Те же и г-жа Дакалкина вошла в то время, когда муж ее целовал руки.
Г-жа Дакалкина
(входя).
Ах, что я вижу!
(Г-же Скупинской.)
Доброго утра желаю вам, Ольга Павловна!
(Мужу тихо, с сердцем.)
Ты прекрасно его начал!
Г-жа Скупинская.
Ах, милая моя Федосья Лукишна! Как неожиданно обрадовали меня своим посещением!
Г-жа Дакалкина
(значительно улыбаясь).
Кажется, что неожиданно! Не помешала ли я вам?
Г-жа Скупинская.
Ничего, моя милая!
Г-жа Дакалкина
(мужу ласково, а отворотясь, грозит).
Ты, мой батюшка, сказался, едешь в гостиный двор? А? Мы бы вместе могли отдать наше почтение Ольге Павловне.
Дакалкин
(с робостью).
Да я только что почти приехал…
Г-жа Дакалкина.
Да много дел наделал. А?
(Г-же Скупинской.)
Вы что-то как будто не по себе? Здоровы ли вы?
Г-жа Скупинская.
Все здорова. Занималась утром по хозяйству, да, кажется, немного приустала. Прошу покорно садиться.
(Маргарите )
А вы, г-жа Маргарита! что так далеко от нас? Пожалуйста, подсядьте к нам.
Маргарита
(низко кланяется).
Простите мое недостоинство, ежели я осмелюсь занять приличное мне место у дверей.
Г-жа Скупинская.
Да хоть сядьте, вы все на ногах.
Маргарита.
Не обыкла, моя сударыня, давать покоя моему бренному телу.
Г-жа Дакалкина
(тихо г-же Скупинской).
Что это за женщина?
Г-жа Скупинская.
Это ангел! Благословение на наш город! Это одна княжна, скрывающая и имя и звание свое; все богатство свое роздала бедным и в произвольной нищете странствует. А сколько в ней ума! Говорит, как книга! Как добродетельна! Какие преподает правила! Об ней-то вчера говорила ясновидящая, как вы взошли. Она сказала, что в который дом она входит, так вместе с нею нисходит богатство, здравие и долгоденствие.
Г-жа Дакалкина.
Познакомьте же и меня с нею.
(Мужу.)
А ты, сударь, и не скажешь мне, что здесь есть такое сокровище? Тебе некогда было? А?
(Грозит на него, отворотясь.)
Дакалкин.
Да я только вчера вечером приехал и не мог узнать о ней. Я думал, матушка, что вы, живя здесь, изволили прежде меня знать се.
Г-жа Дакалкина
(вздохнув).
Так! За все я виновата!
(Маргарите.)
Приятно мне было бы с вами познакомиться. Одолжите нас, пожаловав поближе.
Маргарита.
Все равно, моя сударыня! Ваши разговоры светские, о прелестях мира, которых всегда чуждается слух мой. Да и что я, грешная, могу доставить вам моим знакомством?
Г-жа Дакалкина.
Много удовольствия, матушка, и душевной пользы. Я очень люблю такого рода беседы.
Маргарита.
Мне о другом неприлично и беседовать. Но в такой компании..
Г-жа Дакалкина.
Так я вас убедительно прошу осчастливить мою убогую хижину своим посещением. Федул Петрович! Скажи, батюшка, где наша квартира, (тихо) и дай беленькую бумажку.
Дакалкин
(Маргарите, которая, когда он подошел, наклонила голову и, не смотря на него, все кланяется).
Мы квартируем близ аптеки, против самого бульвара, большой дом с колоннами – а чей? – еще не знаю. Так во флигеле извольте спросить помещика Дакалкина, (дает деньги) а это на молитвы.
Маргарита
(обращаясь к г-же Дакалкиной).
Обязана принять, моя сударыня, но не для себя. Употреблю в пользу беднейшей братии нашей. Ох!
Г-жа Дакалкина.
Так еще что-нибудь и для вас…
Маргарита.
Не нужно, моя сударыня, не нужно. Я дышу, солнце меня освещает, одеяние зарабатываю – более мне ничего не нужно.
Г-жа Дакалкина.
Но на пищу, на квартиру…
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Ежели не найду пристанища у человеколюбивых сердец, с радостию разделю жилище со скотами и пищу со псами, яко и того недостойная. Сладость житейская, объядение, пресыщение – есть лютейший враг наш. О-ох!
Г-жа Скупинская
(г-же Дакалкиной).
Вот, моя милая, какое мы имеем сокровище!
Г-жа Дакалкина.
То уж подлинно! Я до слез тронута! Жаль, что не имею теперь времени, а то бы просила ее вместе со мною. Ведь я к вам, Ольга Павловна, заехала за делом.
Г-жа Скупинская.
Что вам угодно? Готова служить.
Г-жа Дакалкина.
Вот что, матушка! Обяжите меня поехать со мною в гостиный двор. Вы здешние, вы знаете, где что найти и что почем, а то купцы нас, приезжих, обманут.
Г-жа Скупинская.
Вам же что нужно?
Г-жа Дакалкина.
Много кое-чего в приданое Настеньке, да и в подарок жениху.
Г-жа Скупинская.
Вы таки решаетесь отдать за майора?
Г-жа Дакалкина.
За майора или за нового жениха, как прикажет ясновидящая. Сегодня спрошу у нее.
Дакалкин.
Матушка Федосья Лукишна! осмелюсь и я сказать свое мнение.
Г-жа Дакалкина
(грозно).
Ну, говори, батюшка, говори, какое твое мнение?
Дакалкин
(струся).
Мое мнение… не так, чтобы уж… так тому и быть; а так… мое одно… то есть; собственное мнение. Чего бы слушать вашу ясновидящую? Она не знает ни майора, ни наших с ним связей…
Г-жи Дакалкина и Скупинская
(вместе с ужасом).
Как не знает?
Г-жа Дакалкина.
Что ты это наговорил? Она не знает? Она знает, что и за тысячу лет делалось и что чрез тысячу лет сделается. Предвидит, кто из живущих на земле что в сию минуту делает, кто через пять тысяч лет что будет говорить и даже думать. А он говорит, что она не знает.
Дакалкин.
Да я, матушка, так сказал, чистосердечно, то есть спроста. Но я вам скажу: помышлений моих она не знает, потому что не только я, да и сам дьявол…
Г-жа Дакалкина.
Да что ты это разговорился! Надобно слышать ее и тогда судить. Это не она сама, а душа ее – как бы тебе изъяснить – от магнетической жидкости стесняется и вытесняется. Понимаешь ли? Так вот, душа хотя и выйдет из тела, но она остается в теле, однако ж не в теле, а только чрез тело – и говорит все, что знает. Не поверила бы я, ежели бы не сама слышала, как вчера один повытчик спросил о своей умершей жене, которая не очень-то себя хорошо вела; так где, дескать, ее душа? Что ж? Всю тайну открыла. Только и промолвила: «Жарко!» – и повела рукою по лицу. Доктора ее на ту пору не было, так я растолковала: жарко, то есть: жарится она, моя сердечушка – вечная ей память! – на сковородке ночь и день до скончания века за притиранья да за белила и румяна, что прельщала других, украшая свое лицо. Вот это значит, что рукой повела по лицу. Ну вот и про живых. Один купец не досчитывается больших денег, спрашивает: кто из приказчиков замотался. Она горько и тяжело вздохнула. Я тотчас растолковала, что это, наверное, сын его окрадывает, иначе чего бы ей так тяжело вздыхать, ежели бы это не сын его окрадывал. Так уж когда эдакую премудрость постигла, а помышлений наших не будет знать! Она, не смотря, знает, который час, сколько у кого в кармане денег. Всех чудес и не вспомнишь. А ты еще смеешь не верить.
Дакалкин.
Признаюсь! Это еще мудренее мусье Форфу, Настенькиного учителя, который, не глядя, все карты называл. В свете есть много непостижимых премудростей. Так потому и не удивляюсь, что она и майора нашего знает.
Г-жа Дакалкина.
Сама начала о нем говорить. Я о дочери и не спрашивала, так вдруг и объявила, каков майор никуда годный, и начала требовать отдать за Дрянева. Спрошу сегодня, и хотя Дрянев из рук вон дурак, но когда она уверит, что будет с ним счастлива, то нечего делать: сегодня и сговор.
Дакалкин.
Конечно. Тогда уж нечего делать. Как после таких чудес не поверить.
Г-жа Дакалкина.
Так вот то-то, матушка Ольга Павловна, и надобно все приготовить.
Г-жа Скупинская.
Извольте, Федосья Лукишна! с великим удовольствием поеду, и посмотрим вместе, что купить. Ежели же для жениха что нужно, так здесь трудно найти приличное. У меня есть несколько вещей, они мне не нужны, пользы не приносят, мертвый капитал. Обратив же в деньги, и мне польза будет, и могу помогать бедным чрез г-жу Маргариту.
Г-жа Дакалкина.
Покажите, матушка, ваши вещи. Это будет хорошо!
Г-жа Скупинская.
Девка! Дунька!
(Увидя, что Маргарита бросилась позвать девку.)
Ах! не беспокойтесь! Что вы это трудитесь!
Дунька приходит.
Что это? Оглохла ты, что ли? Подай красный ящик с вещами, да запирай спальню.
Дунька уходит.
Выберите, что вам угодно, я не подорожусь, лишь бы чистые деньги.
Г-жа Дакалкина.
О! как сторгуемся, так и деньги получите.
Дакалкин.
Для этого случая привез чистоты тысяч…
Г-жа Дакалкина
(на него грозно).
Нужно рассказывать.
Дунька приносит ларчик и, поставив на столе, уходит.
Г-жа Скупинская
(отпирает ларчик, перебирает в нем и вынимает часы).
Вот золотые часы. Они мужские, с боем.
Г-жа Дакалкина.
Нет, матушка, часами не должно дарить. Я сколько свадеб знаю, что дарились часами, и хотя очень долго и согласно жили, но либо муж, либо жена умирали.
Г-жа Скупинская
(положив часы, еще вынимает вещь).
Вот серьги богатые. Возьмите для невесты.
Г-жа Дакалкина.
Славнейшие серьги! Завидные! Промоталась бы – да после свадьбы увижу. Жаль из рук выпустить.
(Любовавшись и примеривая к мужу, отдает.)
Г-жа Скупинская
(еще вынимает).
Вот перстень приличный.
Г-жа Дакалкина
(рассматривая).
Да, хорош. Да военные что-то не носят перстней, а как придется отдавать дочь за майора, так и неловко.
Дакалкин
(любуясь перстнем).
Перстень завидный. Мне он очень нравится.
Г-жа Дакалкина.
Еще и вам что-нибудь нравится!
Дакалкин.
Да я, матушка, так сказал.
(Отдает перстень.)
Г-жа Скупинская
(вынув еще).
Вот посмотрите, табакерка с эмалью. Она мужская.
Г-жа Дакалкина.
Да, вот вещь приличная.
(Рассматривая.)
Табакерка очень хороша, возьму ее. А как цена?
Г-жа Скупинская.
Не могу сказать, чтоб и вас и себя не обидеть. Покажите знающим купцам – во что оценят.
Г-жа Дакалкина.
А уступочка будет?
Г-жа Скупинская.
Уж там увидим. Мне дорожиться не должно: эти деньги назначаю для житья в здешней жизни и за упокой в будущей. Хочется приготовить себе место светло, место злачно и покойно.
Г-жа Дакалкина.
Ох, Ольга Павловна! Надобно и о том помышлять – не должно за излишним гоняться!
(Мужу.)
Смотри, Федул Петрович! цельное ли золото! Осматривай хорошенько. Да знаешь ли ты толк?
Дакалкин.
Когда вам нравится, так и весь толк тут.
Маргарита во все это время подкрадывалась к ларчику и с жадностью заглядывала в него; при малейшем движении поспешно возвращалась на свое место. Наконец, когда занялись табакеркою, она подошла и, тихо вынув футляр с перстнем, поспешно отложила его на диван и закрыла подушкою. Потом, став опять у дверей, вздыхает.
Г-жа Дакалкина.
Поедем же, матушка Ольга Павловна, покупать прочее.
Г-жа Скупинская.
Со всею охотою. Позвольте мне только…
(Запирает ящик и кличет.)
Дунька! Девка!
Она приходит.
Зачем ты здесь не стоишь? Неси за мной ларчик и дай мне шляпку и манто.
(Уходит, за ней Дунька.)
Г-жа Дакалкина
(с большим сердцем к мужу).
А ты, голубчик! Поймала я тебя! Это ты выехал в гостиный двор? Это за покупками? Прямехонько сюда, к первой обладательнице своей, а жену и забыл? А?
Дакалкин.
Да это случилось…
Г-жа Дакалкина.
Да это случилось, что и я видела, как ты ей ручки целовал. Нет, дружок! Спрошу, спрошу у ясновидящей, она все твои шалости расскажет.
Дакалкин.
Да какие шалости…
Явление V
Те же и Пузыречкин с медицинскими большими ящиками и бутылками с сигнатурками.
Пузыречкин.
Мое почтение.
(К Дакалкину.)
В первый раз имею удовольствие вас видеть. Не к ясновидящей ли имеете надобность?
Дакалкин
(скоро).
Нет-нет-нет, мне к ней нет дела.
Г-жа Дакалкина.
Как нет дела? А о дочери спросить? Это, сударь, муж мой – и говорит, что нет дела!
Дакалкин.
Да, так точно, мне есть дело: спросить о дочери.
Пузыречкин.
Я должен вам сказать, что наша ясновидящая находится теперь в обыкновенном положении, то есть страдает и не может никого видеть. Я ей привез разные микстуры, тинктуры и прочее, составленное по ее предписанию, как горячительное, так и прохладительное. По приеме сих медикаментов я буду ее магнетизировать, и в четыре часа пополудни она вступит в высшую степень сомнамбулизма. Так тогда, если о чем угодно, можно ее спрашивать. Предваряю вас, сударь, надобно вам иметь веру, слепую и неограниченную веру в магнетизм, удалять от себя мысли, чтобы это был обман или шарлатанство. Иначе она вам ничего не откроет и видеть вас не пожелает.
Дакалкин.
Вот то-то же, голубчик г. доктор! Вот не могу утвердить своей веры, она вот так и шатается. А помышления так и бродят, что весь этот магнетизм есть обман, шарлатанство…
Г-жа Дакалкина.
Пустое, пустое, друг мой! Я вкореню в тебе веру, и приедем в четыре часа, чтобы узнать обо всем.
Пузыречкин.
Вы, сударыня, кажется, не имеете еще таинственного кольца, о котором говорила ясновидящая?
Г-жа Дакалкина.
Нет еще, мы сейчас едем их купить.
(Мужу.)
Вот, друг мой, ежели ты только наденешь это кольцо, так первое, что родится в тебе вера в магнетизм самая горячая, а главное, будешь во всем счастлив и успеешь в своих намерениях – благих однако ж.
Дакалкин.
И подряды с торгов за мной останутся? Это бы хорошо!
Пузыречкин
(будто не слушая его).
Это точно, удивительная сила в этих кольцах. Вот оно.
(Снимает с пальца и дает рассматривать.)
Изображения самые обыкновенные: пять камушков, по-видимому, ничего не значащих, но все вместе имеет удивительную, таинственную силу. Наша страдалица открыла это и повелела всем носить.
(Дакалкину.)
Вы более какими подрядами занимаетесь?
Дакалкин.
Поставляю, сударь, вино для казенных откупов.
Пузыречкин.
И давно уже?
Дакалкин.
Третий срок.
Пузыречкин.
Желали бы и еще?
Дакалкин.
О! уж как бы! Пожертвовал бы чем, чтобы удержать поставку за собою.
Пузыречкин
(в сторону).
Хорошо же!
(Откланиваясь.)
Теперь позвольте поспешить к больной с медикаментами.
(Уходит в боковую комнату.)
Г-жа Дакалкина
(мужу).
Я принужу тебя верить в магнетизм, я принужу! Узнаю от ясновидящей все твои проказы.
Г-жа Скупинская
выходит, готовая к выезду.
Так смотри же, душа моя, хлопочи о цене и всех знающих объезди.
Дакалкин.
Да вы мне позволите, матушка ехать с вами? Карета четвероместная…
Г-жа Дакалкина.
Нет, нет, нет! Мы с Ольгою Павловною вдвоем, а ты возьми себе дрожки. Поедем, матушка!
Г-жа Скупинская.
Как вам угодно, я готова. Г-жа Маргарита! Мы вас подвезем, куда вам угодно.
Маргарита.
Возможно ли это, моя сударыня, чтобы для меня, окаяннейшей всех скотов, трудились бы невинные скоты, когда еще бодры мои ноги? Я же должна здесь остаться на минуточку.
Г-жа Скупинская.
А для чего это?
Маргарита
(смиренно).
Наступил час, и я должна – ох! – исполнить благочестивое занятие – молиться о ежеминутных грехах моих. Я не хочу и минуты пропустить для своей пользы душевной и потому, где есть время и случай, исполняю свое правило и чрез то приобретаю – ох! – драгоценнейшую вещь.
Г-жа Скупинская
(с большим уважением, кланяясь ей).
О мать моя! Поручаю себя и дом вашим молитвам!
Г-жа Дакалкина
(так же).
Благословите и мой дом своим посещением. Я вас ожидаю.
(Взяв мужа за руку, выходит, г-жа Скупинская за ними.)
Маргарита ходит по комнате, вздыхая громко, осматривает, заперты ли двери, и, подойдя на цыпочках к дивану, осматривается, поднимает подушку и берет положенный ею там футляр и проворно прячет в свой мешок.
Пузыречкин
(в то время выходит из боковой комнаты, не неся уже с собой ничего).
В чем упражняется благочестивая Маргарита?
Маргарита
(смиренно).
Очищаю комнату от всего мирского!
Пузыречкин.
Вас ждут вместе очищать совесть и сосуды с медикаментами.
Маргарита
(низко кланяясь).
Обязана, окаянная, послушанием.
Пузыречкин уходит.
Ох-ох-ох! Все на свете суета, все прах и пепел! Одна вечность, вечность нас занимает!
(Уходит тихими шагами.)
Примітки
Шуйца – ліва рука; десница – права рука.
Беленькая бумажка – асигнація в 25 крб.
Фаля – простак, бевзь, йолоп, роззява, самовдоволений невіглас.
Грассы мне делали – виявляли, виказували прихильність до мене (від. франц. grâce – прихильність, милість).
Купидончик (Купидон) – у давньоримській міфології бог кохання.
Венера – в давньоримській міфології богиня кохання та жіночої вроди.
Тинктура – настій.
Сомнамбулизм (інша назва – лунатизм) – розлад свідомості, при якому людина в стані особливого сну автоматично робить звичайні за своїм змістом дії (ходить, перекладає речі і т. п.).
Магнетизм (месмеризм) – тут мова йде про практиковану доктором Месмером (1733 – 1815, проживав у Відні, потім у Парижі) суміш гіпнотизму та знахарства як засіб лікування й демонстрування «чудес». Месмеризм приваблював багатьох легковірних у другій половині XVIII – в перші десятиріччя XIX ст. по всій Європі, доки шарлатанство прибічників Месмера не було викрите.
Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 1, с. 303 – 318.