Действие первое

Г.Ф.Квитка-Основьяненко

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8

Крестьянская изба. Ночь.

Явление I

Выжималов, Драчугин, Забойкин в теплых куртках, сюртуках – по-дорожному; иной ходит, другой сидит, все курят трубки. На столе пустые штофы, стаканы, самовар и догорающая свеча. Акулина в стороне у печки прядет и иногда дремлет.

Драчугин.

Эка беда! Уж скоро рассвенет, а выборного нет как нет! Какова-то еще погода?

Акулина

(продувает окно и присматривается).

Ничего ня видна; а вьюга бьет, што и госпади!

Выжималов.

Уж я говорю: какова бы ни была погода, хоть дуй себе мятель жесточе вчерашнего, а ехать надобно. Легко сказать: почти целые сутки на одном месте. Уж в губернии, чай, со всем управились и решили все.

Драчугин.

Крепко жаль будет. Три года ожидали выборов, да коли опять по пустякам, так я и дворянином не хочу называться.

Забойкин.

Не удастся им теперь нас оттереть. Все наше там, и мы возьмем верх; сегодня наши выборы, и мы как снег им на голову – и все пойдет по-нашему.

Драчугин.

Ой не хвалися, Амельян Панкратьич! Много взял в прошедшие выборы? Не оттерли бы и теперь-то.

Выжималов.

Не будь я Андрон Выжималов (бьет кулаком по столу так, что стаканы задребезжали; Акулина, испугавшись, вскочила), коли не на своем поставлю! Умничай они как хочешь, а что сделают? Ничего. А Достойнов, который в прошлые выборы заварил кашу, теперь гриб съест; Твердова же никуда не пущу.

Забойкин.

Прошлый раз, признаться, как на льду нас подломили, а все эти умствующие! Шло бы дело да шло, не нами оно началось…

Выжималов.

Да не на нас же и кончится. Ну, что они думают; перевели запасных? Ан мы и без запасных управимся.

Забойкин.

Помнишь, как губернский читал рацею, чтобы неимущие дворяне лучше шли в военную, чем-де наниматься в запасные. Благодарен за милость! Из воли да в неволю! Слыхали мы об этой военной! Чего-то не выдумают! Уж не за цеп ли приняться да молотить? Так ведь честь нашему брату дворянину дороже всего!

(Бьет себя в грудь, а Акулина, вздремнув, пугается.)

С голоду умру, а на бесчестное дело никак не пойду!

Драчугин.

Да что взяли? Ерофеич, подобрав молодцов, начал промышлять лошадками. Вот ведь, кажется, и дурак, а так их ловко сводит, что и умному на удивление; из рук вырывает, и после хоть не ищи.

Выжималов.

Как воровать да концы хоронить, так ум есть.

Забойкин.

Это, братцы, не ум, а страсть. Я про себя скажу: уж коли завижу лошадку, ну, вот так за душу и возьмет. Не ем, не сплю, а уж выменяю и всегда с выгодою. Охота ума придает.

Драчугин

(выцеживая водку из штофа).

Тьфу ты пропасть! Нет уж более ни капли. Как тут быть?

Забойкин.

Да где выборный запропастился? Его дело снабжать нас всем. Эти скоты не должны ничего жалеть для нас.

Акулина.

Пабег за лашадьми. Вишь, велел девятёрку, так рыща па дварам. Народ беднай, живем на трахту, драча завсягды, десятай рази кабылёнку держа.

Выжималов.

Ну что за беда: в три года один раз отвезти до города? Не велико еще дело.

Акулина.

Ты гавари адин, а я те скажу, кали в день праедя их тройка, так то ища тиха.

Выжималов.

Что же, это все военные?

Акулина.

Да кали бы те ваенные, так мы им ишо и рады. Как их бог пранося, так усё за плату; да ишо камандеры сабярут мир да выпытывают, усе ли деньги тем па рукам розданы, хто вазил; а кали мало-мальски што не так, так уж грымае, грымае: падай мужику яго яму!

Драчугин.

Какие же дьяволы тут часто ездят?

Акулина.

Да вот не хужа вашай чести. Как набягит да завапит: лашадей! лашадей! Выбарного в уха, соцкого по мордасу, а их дело тёмная, люди глупые! Вестима: с началам не маги паспорить.

Драчугин.

Так это все исправник?

Акулина.

Пакойнай, што бул, так бают, што кали набягит да кали пра абеды мирские праведа, так уш выбарного научая, научая! Меня, гаварит, абедь, а мужика не абеждай, мужик бесславеснай. Ну, да ён памер, а сяго-та мы ишо и не видали. И то вястима: иной шишимара, не хужа как и вы, набягит да и ваюя, а выбарнай, хоть бы и выбарнай: усё мужик, ничего ня знает.

Выжималов.

Наше дело, бабушка, другое, мы не по себе едем, нам нужно.

Драчугин.

Да что выборный в самом деле нейдет? Скоро рассвенет.

Акулина.

Скора-таки рассвене. Я уш вдвоя напряла пратив того, как сама встаю; а таперва вы гуторками да песнями сбудили меня, чай, с полначи, што и пятух не кричал.

(Прибирает свою работу.)

Халадненька в избенке станавится, дравец бы падкинуть, да узять-то негдя. Вот, гаспада, хаша бы гривенничак выкинули бы-та за хватеру да за светла…

Забойкин.

Убирайся ты, старая хрычовка! Еще тебе и деньги давать? Что ж нам от мятели пропадать было, что ли? Я и то, ожидая, пока отопрешь, чуть окон тебе не перебил. Тогда как бы ты нагревала свою избу?

Акулина ворчит и, прибрав свою работу, ложится на той же скамейке у печки.

Драчугин

Выйду-ка я поглядеть, не ведут ли лошадей? Свисну молодецким посвистом, крикну богатырским покриком, чтобы выборный стал передо мной, как лист перед травою.

(Уходит.)

Явление II

Прежние без Драчугина.

Выжималов

(ходит).

От скуки не знаешь, чем и заняться.

(Садится.)

Ох-ох-ох! И ноги что-то не служат. Неужли от ночной гульбы? Видно, уж и старость приходит!.. Пивал я в свой век довольно, а теперь что-то подался.

Забойкин.

Вот пью же не меньше тебя, а не знаю, что то пьяным быть, то есть, чтобы меня бесчувственна положили, исключая как с великородными случится пировать да подадут виноградные да французские. Нет! то не наша компания!

(К концу явления становится пьян.)

Выжималов.

Эти виноградные да заморские – дьявольское наваждение! Мой покойный отец, он в сем деле много знал, бывало, крепко-накрепко приказывает: пей, Дроня, свое, русское, не изменяй ему – и оно тебе не изменит, а с иноверными не связывайся. Ну, то был век, а наше другое дело. Он, сидя над бумагами, по-старинному трактиров не знал, а просителями потчеван был на домах; чрез то и деньгу скопил, а мне оставил уже недвижимое имение. Вот как я выведен в чины, да в люди, да стал помещиком, так и надобно жить на благородной ноге, и с мадерой знакомиться, и у себя ее заводить. Ох! то ли дело старина!

Забойкин.

Ну что в ней толку? По старине был ты не более как копиистишка, ведь отец не передал тебе своей премудрости? А теперь ты дворянин, да по душам и не последний; служил по выборам, и еще выберем. Вот я и про себя скажу: мой покойник был домашним шутом у одного барина. Шутя да шутя, его записали в полк, и я еще помню, как он шутовские кафтаны носил, а там и прапорщиком сделали, все для ради шутки; а там и дворянску грамоту дали. Хохоту было довольно!

Выжималов.

Ведь к тому же я и хвалю старину. Небось теперь, как хочешь шути, прислуживай, изворачивайся, не токмо дворянства, последнего чинишка не добьешься без службы, да еще и служба какова! Вот твой отец и чины, и дворянство, и имение вышутил.

Забойкин.

Нет, брат, и старинные вельможи были с умом. Все доставили, кроме имения. Это уж он сам собой проведал невесту, для которой нужно было звание; ну, он ей это и доставил, а благодетель ее имением снабдил, да меня в придачу!

Оба хохочут.

Явление III

Те же и Драчугин.

Выжималов.

Ну, что слыхать?

Драчугин.

Уж рассветает, а наших лошадей не слыхать. Колокольчик вдали раздается, видно, сюда же едет.

Выжималов.

Если по подорожной, то держитесь, господа, дружней. Не дадим своих лошадей, хоть на драку.

Драчугин.

Проучить бы этого выборного. Бросил нас, как в степи. А бедный караульный, что у саней! Совсем почти околевает! И не мудрено: с самого вечера на часах.

Выжималов.

Да что там караулить? Сани все пустешеньки! Это все Забойкин.

Забойкин.

Да оно все-таки важнее, как есть часовой. Благо – слушают.

Акулина

(привстав, смотрит в окно).

Вон те и яшо прибегли. У! да усе в снягу! Эка вьюга их била!

(Вздрагивает и опять ложится.)

Явление IV

Те же, Подтрусов и Думалкин в шубах и шапках по-дорожному.

Подтрусов

(не снимая шапки).

Э! Ужаснейший холод! Околел совсем.

(Протирая глаза.)

Что здесь за проезжие?

Выжималов.

Дворяне.

Подтрусов.

Куда путь лежит?

(Снимает шапку и шубу.)

Выжималов

На выборы.

(Узнав Подтрусова.)

Ба, ба, ба, ба! Макар Макарыч! Какими судьбами? Уж это из губернии? Стало, выборы кончены? Кто у нас исправники? Кто из нас куда попал?

Забойкин

Рассказывай скорее, отчего вы так скоро кончили?

Подтрусов.

Какое рассказывай! Язык не шевелится. Ведь я и сам на выборы тащусь, вот, как говорится, девятый день десятая верста. Вчера вечером, знаете, откуда мы выехали? Из Демьянска. Это семнадцать верст мы ехали всю ночь и чуть-чуть не пропали. Теперь позаботиться, как бы скорее достать лошадей, да, отогревшись, и в путь.

Забойкин.

Погодите же: вот явится выборный, так велю и вам тройку поставить.

Подтрусов.

Да что у тебя выборные в команде, что ли? По какому праву ты ими командуешь?

Забойкин.

По тому праву, что еду на исправничество.

Подтрусов.

Ой, да верно ли это?

Забойкин.

Да так-то верно, что ты увидишь.

Подтрусов.

Смотри, брат, не ожгися опять: ведь и тогда на верное бил.

Забойкин.

Тогда от затеев наших умников все выборы на вонтараты пошли; но теперь не удастся: мы взяли свои меры. Да не соперник ли ты мне?

Подтрусов

(притворно).

И! куда мне в такую знать забираться! Я больше еду по делам, да вот Степан Кузьмич меня пригласил; а мне бы еще хотя чрез неделю.

Забойкин.

Смотри, не вздумай мешать. Вот это все мои шары, да каждый из них обещал еще напросить знакомых, да еще кое-кто из милости положит. Не отставай уж и ты: катай Андрона в судьи, Прошу – в заседатели, меня – в исправники, а мы тебе будем помогать.

Подтрусов

(все притворно).

В чем мне помогать? Разве только пробаллотироваться, чтобы в кандидаты себя упрятать?

Выжималов

(Думалкину).

А вы, Степан Кузьмич! хотите ли занять должность и какую?

Думалкин.

Знаете, я все думал, как мне быть, и нахожу, что лучше служить; а когда служить, так мне очень нравится служить, знаете, исправником.

(Кланяется всем.)

Драчугин.

Губа-то у вас не дура!

Забойкин

(Думалкину).

Вы, конечно, сударь, недавно в отставке? Я еще не имею чести быть с вами знаком. Позвольте узнать, где вы служили?

Думалкин.

Знаете, я нигде не служил, а батенька меня записали в казенную палату; да как они умерли, так я и вышел в отставку, за это мне и чин дали.

Забойкин.

Конечно, чтобы скорее выходили. А какой это чин?

Думалкин.

Губернский…

Драчугин.

Да кто же губернский? Секретарь или регистратор?

Думалкин.

То-то и есть, что мне секретарем уже не хочется быть, а уже каким бы ни было, да исправником.

Выжималов.

Конечно, то ли дело! Но после батеньки осталось вам имение, так не лучше ли заниматься хозяйством?

Думалкин.

Я таки занимаюсь.

Забойкин.

Какою частью преимущественно?

Думалкин.

Знаете, я гоняю голубей.

Все хохочут.

Выжималов.

Часть преполезная. Только вы привыкли своих голубей кормить да нежить и оберегать от ястребов, а теперь сами захотели быть ястребом.

Забойкин.

Я вам отвечаю, что он будет лихой исправник. Насмотрелся уже, как должно ощипывать.

Думалкин кланяется.

Подтрусов.

Не шутите, господа! а выберите его в какие хотите, только в исправники, а уж он вам задаст пир на вес мир.

Забойкин.

Ой да так ли, Степан Кузьмич?

Думалкин

(всем кланяется).

Как же! Непременно, непременно!

Подтрусов.

Я вам за него ручаюсь: я взялся распоряжать его делами и заранее зову вас на попойку.

Выжималов.

Ваши гости. Рады стараться в обоих случаях. Вот рука, что мы вас поддержим и себя не уроним.

Подтрусов.

Но подумайте, господа, не поздно ли мы приедем?

Драчугин.

Нет, вчера только лишь все премудрости кончены: губернского предводителя да заседателей палатских, а сегодня наш праздник. Мы бы еще ночью были в городе, да мятель помешала. С вечера как засели, так вот все и горюем.

Подтрусов.

Так ваши лошади скоро и выкормятся?

Забойкин.

Какое выкормятся! Мы на обывательских животах; приведут – и мы сейчас укатим.

(В сторону.)

Кой черт! Неужли и меня разобрало?

Подтрусов

(в сторону).

Ах, злодеи! Подсекут они меня!

Явление V

Те же, выборный и сотский входят торопливо, перемерзшие, шапки и рукавицы кидают у дверей.

Выборный.

Лошади вашей миласти усе гатовы.

Сотский.

Усе гатовы.

Забойкин

(к выборному).

Как же ты это, бездельник, так долго нас проморил? Свет белый, а мы еще здесь сидим. Ах ты, рожа глупая! Я тебе все ребра пересчитаю.

(Стучит ногами, к сотскому.)

А ты что трясешься?

(Выборному.)

Сколько лошадей привели?

Выборный

(со страхом).

Девятёрку, ваша благородия; махам запрягем.

Забойкин

(хотел его ударить, пошатнулся и дал промах).

Ах ты, мошенник! Ты еще и обороняешься? Держи меня.

(Выборный его держит, а он кричит.)

Стой! Не шевелися! А почему не-не-не двенадцать?

Выборный.

Да… да… ваша благородия приказал девятёрку…

Забойкин.

Я приказал. А ты должен был догадаться, что еще дворянство подъедет. Вот я тебя… Ворочусь из губернии исправником, наеду с рассыльщиками – так тогда и будешь меня помнить.

Выборный.

Да я и за вечерняе буду помнить вашу миласть.

Забойкин.

Где голова? Выборный. Не бывал яшо.

Забойкин.

Всех проучу, мошенники! Он не знал меня здесь на тракту дожидаться? Да и дворянство проезжает; всякий из нас исправник. Встречай, давай лошадей и всего, что потребуют. Чтобы сейчас вот здесь тройка лошадей явилась, иначе по волоску бороду выщиплю.

Выборный

(бросается на колени).

Памилуйтя, ваша праисхадительства! Хоть бы я сам перед твоею миластью канем стал, кали одна клячонка в дере…

Забойкин.

Ах ты…

(Бросается, чтобы бить выборного.)

Выжималов.

Постой, брат, не горячись по-пустому. Плетью обуха не перебьешь. Послушай-ка, выборный! У меня нет никакой поклажи, так моих лошадей вот во вновь приезжие сани, да как можно скорее.

Выборный

(кланяется и сотский также).

Благадарствуям, ваша асеятельства, што нас, бедных, пажалавали! Ну, Дёма! бяги запрягай скарейча и приди скажи, как запрягут.

Сотский

(уходя).

Пабягу и сейчас запрягу.

Думалкин.

Знаете, я еще чаю не пил. Не прикажете ли, я велю согреть? Я думаю, это лучше…

Подтрусов.

Думать было да приказывать, пока мы здесь сидели, а теперь нужно поспешать. Теперь мудрено и квартиру найти.

Выжималов.

О! не тужите, я заказал Бутылочкину оставить несколько номеров за нами, все поместимся. Трактир порядочный, и у него все отличное.

Сотский

(вбегая).

Завсем гатова, усе лошади гатовы.

Выжималов.

Ну, братцы, поедем! Сотский! неси самовар и уложи хорошенько. Где шубы? Живее, братцы, живее!

Все одеваются в шубы.

Выборный

(издали, боясь подступить к Забойкину).

Ваша асиятельства – благародия. Лашади гатовы. Изволите паезжать.

Забойкин

(шатаясь немного).

А, мошенники! Подавай шубу!

(Надевает.)

Веди меня да уложи в сани.

(Идет шатаясь; выборный его ведет.)

Что ты шатаешься? Не умеешь вести? Я тебя проучу, я тебя…

(Уходит со всеми.)

Акулина

(во все сие явление лежала, спала; при шуме вздрагивала, просыпаясь; теперь проснулась совсем, зевала и встала с скамьи).

Убралися! Екую голову мне нашумели и вот не дали, таки не дали мне ни малёханька уснуть. Их дела баярскаё; да усё вяликие гаспада, усё справники! Да и надушили же праклятым винищем, словна как была на пахаранах маво Ахрема. Вястима, ани на то дваряне; и где прастому мужику с ними равнятца! Чу! пакатили!

(Смотрит в окно.)

Пабегли! А выбарнай с соцким инда угарелые, видна, на дарогу ишо патузили? Охо-хох! Бедные, глупые люди! Ну да вястима, ани на то капитан-справники…

Явление VI

Акулина, выборный и сотский, входя, почесываются.

Акулина.

Што, сватушка! правадил сваих гастей?

Выборный.

Сгинь их галава! Веришь, Трахимавна! глижу и ня вижу ничего; слушаю и ня слышу ничего. Усю память отбил, усю бараду абарвал; вона сколька нарвал!

Сотский

(сквозь слезы).

А што, дядя, кабы нам пайти пажалетца-та?

Акулина.

Да што жалетца? Ани, знашь, на то справники. Дуй их гарой!

Сотский.

Да рази старшога и нету-те над справникам? Ну, казначею, што, знашь, треушил меня, как казну вазили да яму на паклон ничего ни принясли. О! да ен больна бье!

Выборный.

Экой ты, Дёма, глупой! Простата сердешная! Свету ты ня видел и ничаго ня знашь! Да каму ты пажалишься? Эхе-хе-х! Веть усё господа! Ворон ворону глаз ня выкале, а тея жа абвинаватят. Тярпи!

Акулина.

Вястима, вястима так, ня зымь их! Так уш на раду написана: им нас бить, а нам им кланятца. О-ох!

Выборный.

Ой, да пакланилися жа мы им усякаю усячиною! Чай, дома-та ане галадуют, што здеся так жрали да пили?

Акулина.

Не, Агахфон Сидарач! Мой пакойнай Ахрем Авдеич сам был выбарным, так бая было, што у справника у даму усего давольна, да и привозят усяго ежеденна; а как паедя па валастям, так апять усего требуя; а чаго не пакуша, так из сабой забира.

Выборный

(вздохнув).

И то правда! На то ён справник.

Сотский

(испугавшись и сквозь слезы).

Охти, дядя, прибегли ишо дваряне. Бяда!..

Выборный.

Абарани господь!

(Посмотрев в окно.)

И взаправду! Гледи! Каляса? Сватьюшка Акилина Трахимавна! Не дай умереть невременно; схарани мои костачки, где знаяшь, али пакажи, куда бы шмыгнуть.

(Бегает по избе.)

Сотский

(также бегая, кричит).

Ой, прапали мы, прапали! Дваряне набегли!

Выборный и сотский бегут и в дверях встречаются с Скромовым, пугаются, дрожат и кланяются.

Явление VII

Те же и Скромов в дорожном теплом платье.

Выборный

(кланяясь).

Сейчас, ваша благородия, сейчас лашади будут.

Сотский

(так же).

Я вот мигом за ними слетаю-та.

Скромов

(удерживая их).

Не беспокойтесь, друзья мои, мне лошади не нужны; я еду на своих. Остановился же только, покуда мои люди сыщут нанять проводника; совсем занесло дорогу.

(Акулине, которая прибирает с своей скамьи постель.)

Здравствуй, старушка! Пожалуйста, не хлопочи, мне ничего не нужно. Да не кабак ли это?

Акулина.

Абарани господь! Хрестьянскай дом, мой кармилец!

Сотский.

А кали вашаму асиятельству нужна винца, сейчас побягу.

Скромов.

Не беспокойся, мой любезный! Я потому спросил, что здесь очень вином пахнет.

Акулина.

Грешнае дела, кармилец! Дваряне усю ночаньку тут гуляли.

Скромов.

Дворяне? Какие это дворяне?

Выборный.

Благородные. Ехали на выборавку в справники, так, знаешь, ваша миласть, не равен час. Сказано: усе хотят, а адин будя; а хто будя, нам не звесна; мы люди тёмные; так усем усего и падавал, чего пажалают. Да и ваша милость не изволитя ли чего?

Скромов

(улыбаясь).

Спасибо, я не из числа таких дворян.

Выборный

(садясь на скамью).

Так ваша милость прастата? Седай, Дёма, господин плахой.

Сотский также сел.

Скромов.

Ты, старушка, конечно, постоялый двор содержишь?..

Акулина.

Не даведи господь.

(Приосанясь.)

Я сястра валасного галавы, так мне больна непригожа постаянный двор дяржать. Живу па-вдовьяму; да как изба-та моя на усю дяревню, так усе проезжающи и заезжают; да адне толька вяликие господа; да иногда-то и капитан-справника приму.

Скромов.

Да кто же важнее у вас исправника?

Акулина.

Есть ишо погразнее яго: алистратар. Как бишь яго? Скажи, сват.

Выборный.

Да хто? Казьма Казьмич Грошехватов.

Скромов.

Великий же человек!

Выборный.

Да так-та вяликай, што чуть ли не набольшой. Сам гаварит, што ён, дискать, десять справников за пояс заткне. А уш как прибягит суды, так камандуя, камандуя! И вина дай, и кур дай, парасёнкав дай, хлебушки усякого дай, талек дай, жене гастинцов, детям на лакамства – падводы три набарахтая. Мы знай даем, а ён усё знай бяре да ишо и за труды прашае.

Акулина.

(вздохнувши)

Вястима, сватушка! яго дела: ён на то алистратар!

Скромов.

Почему же вы не жалуетесь?

Выборный

(вздохнув).

Эх! ваша благородия! Мы так сабе маракуям: ён наелса, так уш яму помаленьку только нада-те поддавать, так и не завсем тяжка. А как яго зменять, да приставлят галодного, так той-та как начне, как начне, так яму не надашь, а мир тяжка абдярет. А уш нам, вястима, без начальства пражить нельзя.

Акулина.

Вястима, сватушка! Как нам без алистратара? Да какие парядки и в воласти будут? Как ён набягит да даст астрашку, так и брат-та мой, хоть ён и галава, да и тот-та ноченьку не наспит ат перепуга. Малитву сатваряя, хрест кладе, а алистратар усё яму перед глазами-та.

Сотский

(посмотрев в окно).

Дядя! гледи! Парамон Трахимыч прибег.

Выборный

(суетясь).

Ой ли?

(Подходит к Скромову.)

Ваша благородия! Устанетя: галава прибег, ён тут сяде.

Скромов с улыбкой встает, а выборный стирает со скамейки.

Сотский.

Ой бяда! Ишо с писарем прибегли!

Выборный.

(торопливо)

Пошло на звод сумы! Чаго-та натребуют?

Явление VIII

Те же, Трофимыч и Шельменко. Выборный и сотский встречают прибывших с низкими поклонами и стоят с робостью.

Трофимыч

(медленно снимая шапку и рукавицы).

Укрой, сястра, от стужи и няпагоды.

Акулина, встав, низко кланяется.

Шельменко

(делает то же).

Гу-у-у-у! Мраз велій, і всі врабіі померзоша.

(Отряхивает с себя снег.)

Мир дому сему і первоначально панеї Кулині Трохимовні з умершими чадами, з неімеющимися домочадцами і присутствующими… Увидев ходящего Скромова, осматривает его, расправляет усы и, помолчав) гм! гостями.

Трофимыч

(между тем подошел к Акулине и сел подле нее на скамье. Говорит ей вполголоса, указывая на Скромова).

Ктой-то такой?

Акулина

(так же тихо).

Якой-ста праезжай. Так ён сабе плахават. Ня зымь яго!

Шельменко

(все рассматривавший Скромова, ходя за ним и расправляя усы, подает ему скамейку).

Вашиці прошу. Дзиглика немає, то сядьте, будьте ласкаві, хотя на ослоні.

Скромов

(садясь).

Васпан не поляк ли?

Шельменко.

Ні, я не поляк, та – нехай бог милує – і не москаль. Я з іноземної землі – із Пирятина.

(Между тем, закурив свою трубку, подносит Скромову.)

Чи не хочете, добродію, люлечки потягнути?

Скромов.

Спасибо, я не курю.

Шельменко

(в недоумении, тихо)

Що воно таке? Ось не вгадаю.

Трофимыч

(грозно выборному и сотскому).

А вы, скаты! что здесь ратазеете? Ни свет ни заря, уж вы у сястры у даму! Никак пастой? Каго паставили? И хто смел без приказу галавы у яго сястры паставлять? Га? Что ж малчишь?

Выборный

(с робостью и поклонами).

Не, Парамон Трахимыч! никалды сего не бывала, да не магет и быть. А здесь я на деле. Дакладаю вашаи миласти: штурма была; бегли дваряне на выбировку да уламилися вот к сястрице ишо з вечара; вот-вот што паезжали. Дёму сердешного крепка навчили; да и меня – ох! – дужя больна набили; валосья вота на галаве и на бараде усё абарвали, ох!.. Да узяли девятёрку лошадёв; а съели курей две пары, да хлебушки через меру; да вытянули чатыре штохвика, а узята из казенного. Как прикажашь, миласть ваша: откелева паполнить-та?

Трофимыч.

Екая твая глупая мужицкая галава! И того ня смысляшь? Нешта ты багат, што будяшь папалнять? А мирской на што? За мирским делам ехали, з миру и папалняй. Да ня забудь, пиши усяго удвоя.

Шельменко

(сидя важко и куря трубку).

Писано-бо есть: удвойте – і удвоїша.

Скромов.

Не грешно ли будет, господа начальники, чтобы за чужие прихоти платил бы бедный мир? И ты сам голова и велел вдвойне написать расход!

Трофимыч

(без уважения).

Я галава, я знаю, што делаю. Пан Шельменка! пагавари ты с ним из письма; а я нешта празяб.

(Отворачивается к Акулине.)

Шельменко

(очень важно).

Гм, гм!.. Ваше благородіє, а може, і високоблагородіє… коли ще й не вище… Гм! Того для, для порядка діла і нуждно мені, наведя справку, знать ваш чин, щоб у речах на случай безошибочно вас решпектовать.

Скромов.

Пожалуйста, без чинов, просто; я человек дорожный.

Шельменко

(в сторону, смеется)

Ге-ге-ге-ге! Так бачу – не велика птиця!

(Вслух, продолжая курить трубку и важничать.)

Будучи сказать… теє-то… по незвісності ранга… тілько що, государ мій любезной! позвольте сказать… теє-то… а почому би, стало бить, миру не заплатить, що потребувалося для їх благородій і уповательно, будучи сказать, їх високоблагородій? Вони їдуть на балотировку, і… теє-то… єдин з них будеть, будучи, справником, примером, начальник наш. Когда ж вони… теє-то… такії парсони, таковий труд предприняли, то, стало бить, слідовательно, миру не суть важноє і ухлібити їх. Ібо, потому що когда, будучи сказать, писаніє гласить: купи лихо за свої гроші, то, теє-то, тим паче… обаче… дондеже… поєлику… гм!

Трофимыч

(тихо сестре).

Ай да Шельменка! Вот так з писания яму и отрезал.

Скромов.

Эти называемые вами дворяне не стоят своего звания, когда решились на такое законопротивное дело, чтоб с миру собранные деньги проматывать на пьянство, а потому не должно было бы требований их исполнять. Но ты, голова, не довольно того, что глупо издерживаешь мирские деньги, но еще приказываешь записать их вдвое, чтоб половину их оставить себе. Это тяжкий грех, это воровство!

Шельменко

(в продолжение сего тихо говорил).

Так, так. Оце так! Ви ж кажіте. Чували таку!

(Потом вслух.)

Гм! Сіє, ваше високо… теє-то… государ мой любезной, ділається по предмету, щоб в случаї, стало бить, забвенія которого расходу не проізвести ущерба своей, будучи, кишені.

Трофимыч

(прикрикнув).

Да что пустой калякать-та? Калды сам капитан-справник, да и яго письмавадитель ничего не гаварить, так уш не пришлося никаму умничать-та. Да калды и сам галава приказыват-та!

Шельменко.

Бо й писаніє глаголеть: скачи, враже, як пан каже.

Скромов.

Я говорил для вас же; впрочем, как хотите. Но рано или поздно правительство, узнав ваши дела, возьмет свои меры, и тогда беда вам!

Шельменко

(равнодушно покуривая трубку).

Гм! Писано-бо єсть: хвалько нахвалиться, а будько набудеться. I паки другоє писаніє глаголеть: поки сонце зійде, а роса очі виїсть. Гм!

(Мигает усами голове, что загонял Скромова.)

Трофимович

(хохочет, Акулине).

Вот уш удалой Шельменка! Так рихтму и пришьет.

(Грозно Скромову.)

Да хто такой? Аткелева узялсы? Куда едяшь? Зачем?

Шельменко

(так же).

Та вашиці чого тутечка-здесечка треба-нада?

Скромов.

Ничего больше, как проводника до города. Я жду здесь, покуда мои люди наймут желающего. Помогите мне сыскать такого, я и вам заплачу за хлопоты.

Шельменко.

Оця річ дуже до діла. Обаче писаніє глаголеть: казав пан кожух дам, та й слово його тепле.

Скромов

(дает Трофимычу деньги).

Нате вам, только нарядите скорей надежного проводника.

Трофимыч

(сотскому).

Вот таперва ладна. Слушай, Дёма! Бяги скажи Хаме, что махам бег да правадил вот яго.

Сотский уходит.

Ну, вот и усё тут; таперва прашайтя.

Скромов

(собравшися ехать).

Прощай, хозяюшка! благодарю за квартиру. Вот тебе безделицу на память.

(Дает деньги.)

Акулина.

Ах, кармилец! да заштой-та? Ты ничего и не спрашал.

Скромов.

Мне ничего и не надобно, но ты для меня хлопотала. Может, в чем нуждаешься? Теперь зима, возьми, пожалуйста!

(Отдает.)

Акулина

(приняв).

Спаси тя царь небеснай! Пашли табе гасподь, чего жалаешь и с хазяюшкай своей!

Скромов.

Не женат еще, старушка! Пожелай мне добрую жену.

Акулина.

Так дай жа табе гасподь такую жану, как вот дочка-то нашего поверенного Климача! Уш румяная-румяная! Уш дародная-дародная!

Скромов

(Трофимычу и Шельменке).

Прощайте и вы, да не забудьте, что я вам говорил.

Трофимыч не встает и, не слушая его, чертит по полу тростью.

Шельменко

(также не обращая внимания, поет):

В огороді бузина,

А в Києві дядько;

Тим я тебе полюбила,

Що на п’яті перстень.

Надогад буряків! Гм!

Скромов

(смеяся уходит).

Мне нужды нет. Прощай, хозяюшка!

Акулина

(провожает его за дверь).

За твое благодетяльство дай те бог справником быть – да чего? – дай бог и самим алистратарам быть!

(Выходит с Скромовым.)

Шельменко

Так би й давно! Писаніє глаголеть: баба з воза, кобилі легше. Та що воно таке? Я його і не второпав. А кете лишень, що він вам дав?

Трофимыч.

Ну што дал? Вишь, палтинник.

Шельменко

(берет у него деньги).

Нате ж вам зараз четвертака. І то гаразд, усе гроші. Вам дав полтиник, Кулині Трохимовні, я сам бачив, що дав карбованчика. Я ж кажу, що воно не просте. Глядіте лишень, троха се та не шпиг? Та й пришив же я йому добру пришву: заспівав йому нісенітницю, сиріч, що й його речі така ж нісенітниця. Нехай здоров зносить!

Трофимыч.

То уж отбоярил ты яго! Забудя ученых учить.

Акулина, дрожа, возвращается к скамье, прячет деньги, оправляет постель, ложится и зевает.

А што, пан Шельменка! я те скажу: пока суд да дела, лягем-ка и мы да саснем; ночку-та мала спали.

(Приготовляет себе скамью и кладет шубу.)

Шельменко

(делает то же).

Гм! будучи, ляжемо, а воставше от сна і укріпивши, стало бить, свої сили, поїдемо со тщанієм во град.

Трофимыч

(лежа).

Ты, выбарной! гледи, как заспимся, разбужай нас, и штобы тройка с санями здесь сгарела.

Шельменко

(лежа).

Да собраную во множестве свинину і птицю уложи, стало бить, у особеннії сани, та нехай чухрають за нами, будучи, у город, щоб було з чим явитися на прощеніє до пана справника старого, а там-то сеє полюбляють; та й на поздоровленіє його благородія, а може, ще й високоблагородія, кого пособеруть. Нам же одпустить… теє-то… і сеї оказії.

(Вынимает из-за пазухи бутылку и отдает выборному.)

Трофимыч.

Паслушай ишо. Завтра чуть свет штоб сотский аднойкаю в санях явился бы у меня в городе. Через яго пришлю приказ, хто наши начальники будут. Сягодня, хто в горад едя, не маги никаму нагрубить; а с города – так распрашай, кали ён, так усё паставляй, чаго пажалат, а кали не ён, так ты и шапки не ламай да из ратуши и дверь укажи, хоть бы распрераздварянин; не хуже, как вот я сделал с этим шишимарай. Уш и видна, что ён не из таковских.

Выборный

(низко кланяясь).

А аб маей абеде дакладаю вашай миласти, што меня дваряне изувечили. Как прикажешь, Парамон Трахимыч?

Трофимыч

(прикрикнув).

Пашел ты, мужик, глупая галава! Смел ты аб едаких пустяках меня беспакоить, калды я спать хачу! Ступай. Исполняй приказ!

(Зевает.)

Шельменко.

Явись во оное врем’я в волосне правленіє, тогді побачимо, що по справді окажеться, та й резолюцію положимо.

(Зевает.)

Выборный, почесав голову, уходит.

Конец первого действия

Примітки

Бракованный – тут дворянин, якого позбавлено права брати участь у виборах чи взагалі в дворянських зборах як такого, що перебуває під слідством чи судом або припустився безчесного вчинку.

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 1, с. 193 – 207.