Действие второе
Г.Ф.Квитка-Основьяненко
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7
Комната в доме Достойнова.
Явление I
Достойнов и жена его. Достойнов сидит у стола и рассматривает бумаги. Входит жена его.
София Дмитриевна.
Не помешала ли я тебе, друг мой?
Достойнов.
Нет. Я могу и оставить, чтобы заняться с тобой.
Софья Дмитриевна
(подходит к нему, кладет руку на плечо ему, а он целует).
Признаюсь, ничего не имею тебе сказать, а скучаю одна. Скоро ли ты кончишь свое писание?
Достойнов.
Писанья, друг мой, никакого. Поверяю список прибывшим дворянам. Его надобно представить губернскому предводителю, так рассматриваю, исправен ли. И почти уже кончил.
Софья Дмитриевна.
А прочие дела также все уже кончил?
Достойнов.
Все совершенно. С нетерпением ожидаю, чтобы эти немногие дни скорее прошли, и тогда, в тот же день, в деревню – и надолго.
Софья Дмитриевна.
С каким нетерпением и я этого ожидаю. Займемся хозяйством…
Достойнов.
Всякий своею честью. Признаюсь, в эти три года службы без меня многое расстроилось. Но не будешь ли ты скучать? Ты никогда не живала в деревне.
Софья Дмитриевна.
Отчего вы, мужчины, про нас заключаете, что мы скучаем деревнею? Как скоро есть занятие, так скука никогда мною не овладеет. Мы же наставлены всему, что нужно знать для управления женским хозяйством. Впрочем, ты в два года видел и можешь судить, имею ли я способности к хозяйству.
Достойнов.
Городское, маленькое хозяйство ничего не значит в сравнении с деревенским. Там нужна деятельность, беспрестанное наблюдение, всякая часть потребует твоего собственного надзора, поверки, распоряжений. О! тебе будет очень много дела!
Софья Дмитриевна.
Готова, готова всю себя употребить. И как это будет весело, когда я, предоставляя тебе, как главному хозяину, по своей части отчет, покажу сделанное мною приобретение, там сбереженное, там вновь устроенное и за это получу от тебя торжественную благодарность. Право, ты удивишься, до какой тонкости я знаю все по части нашего управления. Но верно ли, что ты будешь свободен?
Достойнов.
Ничего вернее быть не может. Я просил дворян и каждому объяснял невозможность служить более. Три года службы много меня расстроили; а ежели еще продолжать, то я совсем разорюсь. Меня все обнадежили, что увольнят от выборов.
Софья Дмитриевна.
Сдержат ли слово? Ты рассказывал много анекдотов о их обещаниях.
Достойнов.
Мое дело совсем другого рода. Подобные штучки выкидывает Староплутов с своею компаниею, а я разумею благомыслящее дворянство; до прочих же мне и дела нет. На мое место назначен нами отличный человек, ежели даже и не подъедет к выбору.
Слуга
(вошел).
Госпожа Староплутова.
Достойнов.
Он или она?
Слуга.
Барыни, сударь.
Достойнов.
Хорошо, что он не пожаловал.
Софья Дмитриевна.
Ах, это моя Аннета. Проси, проси скорее.
Достойнов.
С старухой не нужно сближаться, и потому можно ее здесь принять; а с другом своим увидишься после.
Явление II
Те же, Настасья Трофимовна и Тихина. Софья Дмитриевна, увидев Тихину, бросается к ней в объятия. Обе вскрикивают: Annette! Sophie! Целуются несколько раз, смотрят с восхищением одна на другую и снова целуются. Потом.
Софья Дмитриевна
(обращаясь к Настасье Трофимовне).
Извините меня, сударыня, что после долгой разлуки с моим другом при первом свидании я забыла даже себя и не отрекомендовалась вам. Получаю себя вашему расположению. Не угодно ли садиться? Annette! рекомендую тебе моего мужа.
Достойнов кланяется. Все садятся. Софья Дмитриевна усаживает Тихину подле себя.
Настасья Трофимовна.
Первою обязанностью, матушка Софья… Дмитровна, поставила, приехав в город, отдать вам свое почтение. Как бы ни было, вы наша предводительша, наша начальница.
Софья Дмитриевна.
Помилуйте! Какие могут быть между нами счеты и чинопочитания? Благодарю вас за честь, что вы предупредили меня. Я располагала вечером непременно быть у вас.
Настасья Трофимовна.
Живя, матушка, два года в городе, уж, конечно, изволили сделать большие знакомства. Знакомы ли вы с Лукерьею Степановною?
Софья Дмитриевна.
Не имею чести знать. Кто это?
Настасья Трофимовна.
Нашего уездного лекаря жена. А с Пелагеею Осиповною, казначейшею?
Софья Дмитриевна.
Нет.
Настасья Трофимовна.
А с Маланьею Ивановною, протопопшею, тоже нет? С кем же вы здесь знакомы? Ха-ха-ха-ха! Я думаю, вы все в четырех стенах и сидите.
(Удерживается, чтобы не хохотать, крепится и наконец, не могши выдержать, громко хохочет.)
Софья Дмитриевна.
Извините меня; никого из них не имею чести знать. Небольшое число знакомых и муж мой не допустят меня сидеть в четырех стенах. Теперь я очень рада, что свиделась с моею Аннетою…
(К ней.)
Все ли ты еще любишь меня?
Тихина.
Отчего же бы я могла перемениться…
Говорят между собою тихо.
Настасья Трофимовна
(отворотилась от них скоро и к Достойнову).
Вот, мой батюшка Петр Иванович, и выборы начались. Пойдут перемены. Кто был наверху, сойдет вниз; а заброшенные всплывут наверх. Перемены, перемены! Точное колесо!
Достойнов.
Кажется, сударыня, не будет никакой перемены. Никто не упадет, никто не возвысится. Все будем, чем есть и были.
Настасья Трофимовна.
Вряд ли, батюшка, останемся, чем были. Ох! тяжело, кому придется со власти вступить в рядовые; так хощу или не хощу – спаси мя!
Достойнов.
Всем известно, что в нашей службе нет ни властей, ни рядовых. А всякому, прослужившему курс, очень нужно взять отдых и очень приятно передать место достойнейшему.
Настасья Трофимовна
(значительно).
Я то и говорю: хощу не хощу – спаси мя! Вы также не располагаете более служить?
Достойнов.
Располагаю просить у дворян снисхождения, чтобы дали мне время устроить и мои дела.
Настасья Трофимовна.
А местечко ваше очень изрядненькое. Я думаю, на него охотников и искателей много.
Достойнов.
Всякий из нас должен охотно служить в том месте, куда удостоен будет выбором, потому что в службе всякое место почетное; но искать его и просить, чтобы выбрали, это не свойственно дворянину.
Настасья Трофимовна.
Правда ваша, батюшка. И ежели сами не желаем служить, так должны стараться, чтобы люди отличные и достойные занимали бы места, которые попочетнее.
Достойнов
(сухо).
Да, конечно.
(Оставляет ее.)
Софья Дмитриевна
(к Настасье Трофимовне).
Чем изволили заниматься, приехав в город? Не покупали ли чего?
Настасья Трофимовна.
Как уж без того, моя матушка! Целое утро бегала по лавкам, магазинам, портнихам, модницам; покупала, выбирала, заказывала. У кого на руках дочь или племянница, так не успеешь возрастить, тотчас и собирай замуж.
Софья Дмитриевна.
Что? Нет ли женишка к моей милой Аннете?
Тихина смущается.
О! как я рада! Дай бог тебе доброго, почтенного человека! Я очень рада и сама буду свахой.
(Целует ее.)
В самом деле, когда есть жених, чтобы адресовался ко мне; я все дело устрою, и Аннета для дружбы нашей послушает меня.
Настасья Трофимовна
(с откровенностью).
Вот-то и причина приезда моего к вам, матушка Софья. Женишек отличный: с большим достатком, в хорошем чине, близкий сосед по имению, с головой, всеми уважаем…
Софья Дмитриевна.
Неужели же Аннета за него не хочет?
Настасья Трофимовна.
Вот то-то и есть, матушка, что ничем не уговоришь. А уж влюблен, так мертвецки влюблен. Нам от него покою нет; и спит и видит, чтобы на ней жениться. Все расспрашивает да разведывает. Все экономические книги, списки крестьянам, заведениям, межевые планы то и дело читает да перечитывает. А она – и слышать не хочет.
Тихина.
Mais demander qui est ce Monsieur?
Настасья Трофимовна.
Нечего по-французски. Не оправдаешься, душа моя.
Софья Дмитриевна.
Позвольте узнать…
Настасья Трофимовна.
Коллежский асессор Борис Самсонович Кожедралов.
Софья Дмитриевна
(спохватясь).
А!.. Я – слышала; но… не имею чести его знать.
Тихина.
О! так я очень желаю, чтобы ты его узнала и тогда сказала бы свое мнение.
Настасья Трофимовна.
К чему другим узнавать, когда и мы его хорошо знаем.
(Встает, кланяется и опять садится.)
Сделайте милость, матушка Софья Дмитриевна! Уговорите ее, неопытную девку. Она не видит своего счастья и отказывает человеку ни дай ни вынеси за что. Хозяин неутомимый; небось, не только не промотает, но и увеличит имение. На долгах много денег, все соберет.
(Вполголоса.)
Впрочем, матушка, на свой счет не беспокойтесь. Те две тысячи…
Софья Дмитриевна
(с удивлением).
Какие две тысячи?
Настасья Трофимовна.
Вот что братец вашего мужа занял. Их можно… будет уважить. Мой муж вашему мужу готов еще более… услужить за это дельце и за другое, о котором он переговорит.
Софья Дмитриевна.
Но брат мужа моего занял у вас…
Настасья Трофимовна.
Ах, матушка! какие у нас деньги? Мы их не имеем. А когда братец ваш адресовался, то мы, не хотев отказать, дали из Анютиных.
Софья Дмитриевна.
А вексель взяли на свое имя!
Настасья Трофимовна.
Да это все равно; между родными что за счеты. И вы так же можете в этом повести свои счеты; от братца получить, а с нами… сосчитаться, когда уговорите Анюту и при выборах нам не будете мешать.
Софья Дмитриевна.
Ах, боже мой! Что вы мне это говорите? Во-первых, я в дела мужа никогда не мешаюсь; а к тому же, мне так странно слышать от вас такие предложения! Боюсь сказать мужу… но сама не знаю, что делать? – только краснею за вас… Извините меня…
Явление III
Те же и Достойнов вводит Правдухина.
Достойнов.
Вот, Сонечка, друг мой, мы скучали, что Тимофей Андреевич не будет, а он как раз на срок явился.
Софья Дмитриевна.
Ах, как я рада приезду вашему!
Правдухин.
Все оставил, когда зовет служба. Приятно мне видеть вас здоровыми и мне обрадовавшимися.
(К Достойнову.)
Скажите мне, каково идут у вас дела?
В стороне тихо разговаривают.
Тихина
(продолжая разговор с Софьей Дмитриевной).
Какое для меня удовольствие слышать, что ты, друг мои, совершенно счастлива!
Софья Дмитриевна.
Так счастлива, как только можно в сем мире. Надеюсь, когда муж мой кончит службу, быть тогда и покойной. Переселюсь в деревню, стану хозяйничать. О! увидишь, ma chère, какая я буду хозяйка! Выходи только за своего – как бишь? Драл-дралов. Ха-ха-ха! Madame Драл-дралова? – фи! Впрочем, иди для того, чтобы быть близко от меня. Откуда ты это выкопала такого отличного обожателя? Что он такое?
Тихина.
Ah, ma chère! Я бы желала, чтобы ты его увидела. Одного этого бы довольно было, чтобы оправдать меня. Суди же: нам, имеющим понятие о правилах чести, благородстве и здравом суждении, вдруг навязывается этакой!.. И подлинно навязывается! Я ужасно страдаю от нападков его!..
Софья Дмитриевна.
Или не имеет ли ma chère Annette кого уже другого, избранного ее сердцем?
Тихина.
Нет… не то… ежели бы и не имела…
Софья Дмитриевна.
Ежели бы не имела? Браво! Стало, ты имеешь? Скажи же мне, откройся. Ты уверена, что найдешь во мне все ту же Sophie и с тем же расположением, как и в классе. Открой мне все!
Тихина.
Я – право… N’oubliez pas ma tante.
Софья Дмитриевна
(спохватясь).
Ах!
(К Настасье Трофимовне.)
Пробудете ли в городе во все время выборов?
Настасья Трофимовна
(быв оставлена, сидела молча и только вертела пальцами и наконец вздремнула. При сделанном ей вопросе вздрогнула).
Уф!
(Протирает глаза.)
Я было от скуки и вздремнула маленько.
(Зевает.)
Ка-как же, матушка! Как жена, не модная, а старого веку жена, я вхожу в дела своего мужа и не отлучаюсь от своего мужа. Хотя мы люди старые и любви уж между нами не спрашивай, но я не брошу своей главы. Кроме того, что нужно устроить счастье Аннеты, должна и по выборам помогать мужу, потому что я, матушка, не как некоторые, я исполняю долг супружества и вхожу во всё мужнины дела.
Правдухин.
Позвольте спросить вас, сударыня! В чем вы можете помогать вашему супругу при выборах?
Настасья Трофимовна.
Ах, батюшка! Как же? Во многом. Когда [надобно] наклонить дворянство в чью пользу, так муж слово, а я по своей части другое и все-таки не лишнее.
Правдухин.
А между тем, матушка, чтобы и запасные в квартире были всем удовольствованы. Супругу вашему не до того.
Настасья Трофимовна.
Я не знаю, батюшка, что это за запасные такие.
Правдухин.
Я вам, матушка, растолкую. Третьего дня чрез мою деревню везли на трех санях по три – по четыре человека, приодетые, как видно было, чужими шубенками. Провожатый остановился их покормить, и я, расспрашивая его, узнал, что это набрали бедных дворян, везут их на свой счет в город, тут выдадутся им мундиры и приведут их на выборы, где они должны класть шары, на кого куда скажут. А за то им условленная плата: деньги, хлеб и содержание в городе, но мундиры отбирают, пригодятся-де на будущие выборы для такой же штуки. В заключение везший их сказал, что они везутся на коште и для надобностей вашего супруга.
Настасья Трофимовна
(с досадою).
Так что же, батюшка, такое? Вспомоществовать бедному никто не запретит. А наставить неопытных в деле долг есть каждого. Да и что тут худого? Они выбирают, потому что имеют на то право; а выбирают людей для общей пользы. Когда же чего не смыслит, так его наставят.
Достойнов.
Верно, каждый из нас не запасным, а еще более не угощению обязан за свой выбор.
Настасья Трофимовна.
Как только вы говорите; а разобрать в тонкость, так тож на тож выходит.
Правдухин.
Я не удивляюсь, матушка, что вы так судите и тому верите. Всякий по себе судит о других. Думайте, действуйте как вам угодно. Доживайте последние часы в той мысли, что вам всегда все будет удаваться.
Настасья Трофимовна.
Точно не долго. Первые станут последними, а последние очутятся первыми. Достойному достойное воздается. Поневоле скажут: не хотим служить, когда угрожают черняки. Так-то, мой батюшка!
Правдухин.
А я вам скажу, моя матушка, что вам очень не пристало вмешиваться в дела, вам не свойственные. Судить и рядить об этом должно кому дано, а не вам.
Настасья Трофимовна
(с досадою встает).
Прощайте, матушка Софья Дмитриевна! Я приезжала к вам с визитою, а не филозофии слушать, которая всем нам известна, да – мы себе на уме. И женщины могут судить и рядить. Я хотела убедить вас стараться в пользу нашу, вы не так приняли дело; бог с вами! Мы и сами уладим. Насчет Анюты, мы в родстве старшие и никто нам не помешает; а по выборам, так, право, наша сторона сильнее, чем кто думает. Увидим. Прощайте, матушка Софья Дмитровна!
(Целуется с ней.)
Прощайте, батюшка!
(К Правдухину.)
Прощайте и вы, сударь! Не прогневайтесь за правду.
(Уходит.)
Тихина
(прощаясь с Софьей Дмитриевною).
Sauvez moi!
Софья Дмитриевна.
Да управит промысел с тобой к твоему счастью.
Явление IV
Достойнов и Правдухин.
Правдухин.
Как я вижу, так это матушка рассердилась на меня не шутя.
Достойнов.
Эти люди всегда сердятся, ежели уличают их в правде. Оттого они все упреки и насмешки наши насчет их действий при выборах, принимая за личную себе обиду, обращают, что мы ругаемся правами дворянскими.
Правдухин.
А по справке, они-то и чернят дворянское сословие своими низкими действиями. Жаль, что с нею была дочь ее и я не хотел огорчить милой девушки подробным рассказом деяний старого Староплутова с Староплутовкою.
Достойнов.
Это не дочь, а племянница их Тихина.
Правдухин.
Так это она, богатая наследница? Теперь очень жаль, что я удержался рассказать все, что я знаю о дяде ее: как он окрадывает и разоряет имение ее, соседей вовлекает в процессы, племяннициным капиталом выбранных его же интригами судей подкупливает и вершит везде и все по-своему. Это страшный человек!
Достойнов.
Что у тебя за охота умножать себе врагов, которых ты и так довольно имеешь за свою решимость говорить каждому в глаза правду?
Правдухин.
Это не охота, а, ежели хотите, страсть моя. Каждый человек обладает которою-либо из них: тот вдался в мотовство, в пьянство, в охоту; а я, видевши делаемую неправду, замышленный обман и подобное зло, никак не выдержу, чтобы в глаза не сказать всякому: ты делаешь дурно, вредно, бесчестно. Пусть злятся на меня, пусть бесятся за то, что открываю и вывожу наружу их умыслы, затеи и что кричу пред всеми, что они враги общего порядка, общего блага; пусть сплетают за то на меня небылицы, нелепицы, пусть клевещут на меня. Неправда их видна, а я, напротив, я надеюсь дойти до того, что Староплутовы и подобные им будут всеми осмеяны, презрены и, устыдясь выставки своих деяний, скроются навсегда и очистят от себя наше общество.
Достойнов.
Для этого мало, чтобы говорить, надобно действовать. Одно действие искореняет зло, а крик и улики более ожесточают производителей его.
Правдухин.
Всякому свое. У вас, должностных, в руках закон: силою его гоните, истребляйте, искореняйте зло и отнимите у него все способы когда-либо восстать и действовать. Мы же, обязанные содействовать всякому намерению правительства, мы должны, узнав корень и источник общего вреда, кричать, разглашать, выставлять напоказ и осмеяние и, открыв их пред законом, ожидать от него благотворного действия.
Достойнов.
Но пока закон поднимет оружие к истреблению зла, производители его хитростями своими, клеветою могут тебя одолеть, сокрушить…
Правдухин.
Волка бояться – в лес не ходить. Но пусть они меня и замучивают, а я все кричу. Умираю с утешеньем, что крик мой будет услышан и зло обратит на себя преследователей. Смерть моя доставила общее благо! Завидная участь! Теперь, при наших действиях, я уверен, что мы будем иметь успех, ты увидишь, что противники блага не будут иметь силы и смелости не только явно, но и втайне действовать, а станут издали шипеть на смех всем благомыслящим. Надобно только решиться и рука с рукой твердо идти против злоупотреблений.
Достойнов
(подавая ему руку).
Сегодня же и начнем.
Правдухин.
Сегодня же и победим.
Явление V
Те же и Кожедралов, кланяется, подходит к Достойнову и целуется с ним три раза. Достойнов неохотно отвечает на его ласки.
Кожедралов.
Мое усерднейшее почтение, любезнейший друг мой! Позвольте с вами поцеловаться.
(Идет к Правдухину, который было отступил, но, видя его навязчивость, стал как вкопанный и, вытянувишся, ни малейшим движением не отвечает на троекратные его поцелуи.)
Позвольте и вас, любезнейший друг мой! обнять и… засвидетельствовать мое… усерднейшее… почтение!
(К Достойнову)
Позвольте мне себя рекомендовать вам, как нашему предводителю. Я дворянин здешнего уезда коллежский асессор Борис Самсонов сын Кожедралов.
Правдухин
(в сторону).
А-а! Попался!
Достойнов.
Радуюсь… Что вам угодно?
Кожедралов.
А вот, любезнейший друг мой, честь имею явиться. Прибыл по обязанности на предлежащие выборы. Прошу включить меня в число наличных дворян.
Достойнов.
Позвольте узнать: имеете ли вы право на честь быть в числе избирателей?
Кожедралов.
Как? Что это, любезнейший друг мой?
Достойнов.
То есть: внесены ли вы в родословную здешнего дворянства книгу; имеете ли аттестат, что вы беспорочно проходили последнюю должность и не находитесь под судом? Равно, нет ли других законных препятствий к присутствию в нашем обществе?
Кожедралов.
Как же, любезнейший друг мой! Я коллежский асессор, следовательно, равняюсь с лучшим дворянством и состою внесенным с будущим потомством моим в 3-ю часть родословной книги. Отставлен честно с повышением нынешнего чина, следовательно, под судом не бывал. Что же относится до прочих препятствий, то никаких нет, любезнейший друг мой! Имение все в сем уезде: за мною 537 душ мужеска пола и все мною благоприобретенное.
Правдухин.
Зачем входить в подробности? Скажите только: приобретенное, а о начале слова мы догадаемся.
Кожедралов.
Конечно, любезнейший друг мой! но так велит форма.
Правдухин.
Не худо бы, любезнейший друг мой, коего вовсе не знаю, если бы постановлено было в форме отличать благо- и злоприобретенное. Для оправдания наших догадок.
Кожедралов.
Вы еще, любезнейший друг мой, новы в сих делах, что и военный мундир ваш доказывает. Благоприобретенное иначе не может быть, как купленное, подаренное, доставшееся по духовному завещанию и на оное акт совершен у крепостных дел. А злоприобретенного, то есть без акта, быть не может. Без акта никто ничем владеть не может, ибо и самая ревизия не есть крепость.
Правдухин.
Но ежели средство, коим я приобрел имение, употреблено мною не благое? Например: деньги награблены мною при бытии у должности, высосаны у просителей, стянуты с виновных за оправдание их по суду и тому подобное. То за такие деньги купленное имение также почитается благоприобретенным?
Кожедралов.
Еще не учреждена, любезнейший друг мой, наука, посредством коей можно бы сортировать деньги, правильно и неправильно приобретенные.
Правдухин.
Как? Вы еще этого, прелюбезнейший друг мой, и не знаете? Наука открыта; я в ней заслуженный профессор и безошибочно могу различать.
Кожедралов.
А как вы в том успеваете, любезнейший друг мой?
Правдухин.
Просто, разлюбезнейший друг мой. Человек, не получивший ничего в наследство, не имевший наград по службе, приобревший в оной значительное состояние, непременно подходит под вторую статью, то есть: неправедно приобретший и заслуживает всеобщее презрение.
Кожедралов
(утирая лицо).
Материя важная и филозофическая; а я приехал за делом к г. предводителю, потому позвольте кончить. Итак, надеюсь быть внесен в список?
Достойнов.
Списки уже мною окончены, и я, не имея честь вас знать, предложу на рассуждение дворянства в зале. Вы, конечно, располагаете служить?
Кожедралов.
Почему же и не так, любезнейший друг мой!
Правдухин.
Прибавьте, любезнейший друг наш, ежели дворянству будет угодно.
Кожедралов
(с улыбкою).
Кажется, что эта статья кончена. Дворянство просит меня занять должность…
Правдухин.
Какую? – позвольте узнать.
Кожедралов
(Достойнову).
Я очень рад, любезнейший друг мой, что материя к тому пришла. Скажите мне со всей откровенностью: правда ли, что вы не хотите занимать должности вашей?
Достойнов.
Правда, любезнейший друг мой!
(Идет к Правдухину и будто берет у него табак, говоря ему тихо.)
Пожалуйста же, помолчи. Он сам проговорится.
(Кожедралову.)
Вам для чего же это нужно?
Кожедралов.
Вот для чего, любезнейший друг мой! Дворянство просит меня быть предводителем. Но ежели вы хотите удержать за собою, так я отстану.
Достойнов.
Я что-то не могу понять: как это искать должности или удерживать ее за собою.
Кожедралов.
Это дело известное. Умей только составить партию, а свои не выдадут. Иногда опасны соперники…
Достойнов.
Я не из них, и ежели вы ищете быть предводителем, то час вам добрый!
Кожедралов.
Благодарю за желание, любезнейший друг мой! и прошу вас усерднейше, ради дружбы нашей, посодействуйте мне своей партиею!
Достойнов.
Кто же главнейшие в вашей партии?
Кожедралов.
Признаюсь вам, как любезнейшим друзьям моим, что у нас партия сильная и все у нас слажено. Памфил Сидорович Староплутов, имея надобность в предводителе, поддерживает меня со всем усердием; стало быть, все его потянет за мной. И запасных – признаюсь вам – транспортец порядочный; можем и с своей стороны кому услужить. Поддержите только меня, и вот вам моя рука, что кого вам угодно в судьи, в исправники, в заседатели – так единодушно и откатаем.
Правдухин.
Так вот же и кстати. Помогите мне, развсенаилюбезнейший друг наш, попасть в исправники. И как вы опытны в делах такого рода, то наставьте меня: как схитрить, чтоб схватить это местечко? Рука руку моет; вы нам пособите, а мы вас поддержим.
Кожедралов
(задумался и, потирая лоб, говорит в сторону).
Как тут быть? Своим не изменить и их не упустить. Ну, да!
(Вслух.)
Дело плоховато; а особливо, что все уже идет к развязке. Всякий сладил, и новому искателю трудно. Впрочем, любезнейший друг мой, спрос не беда; подействовавши хитренько, авось? Во-первых, уж не пожалейте расходцев и издержечек; вознаградите после. Задавайте пирушки и попойки; зовите всех, в ком дело и до кого нет дела. Угощайте, но не говорите, что вы решительно ищете должности исправника, а так… только бы, де, побаллотироваться… узнать мнение о себе. Впрочем, дескать, ежели бы против воли и чаяния моего удостоюсь сей чести, обязан принять должность и служить дворянству, сколько сил моих, защищая его во всех случаях от нарядов, поборов и тому подобного. Кое-кому, в ком, любезнейший друг мой, заметите силу, должны каждому поодиночке с сожалением сказать, что против вас составлен заговор и что собираются прокатать вас сквозь строй, то и просите, чтобы они каждый своим шаром вас поддержали, а что вы служить не намерены и мои-де обстоятельства такие и такие. Нам же, то есть Староплутову и мне, поручите себя смело. Уж когда мы за что возьмемся, так поставим на своем. Мигнем запасным, и шары падают по желанию, а чиновники занимают места по влиянию нашему и по мановению исполняют нам угодное.
Достойнов.
Скажите мне: почему бы не предоставить каждому действовать свободно и к чему партии? Ежели я способен, меня отличат и без моих происков. Дворянство избирало бы всегда достойных людей; правительство, приобретая благонадежных слуг, было бы покойно, отдав правосудие и полицию в руки людей…
Кожедралов.
Эх, любезнейший друг мой! Это все филозофия, пустое рассуждение. Правительству все равно: Фома или Ерема служит, лишь бы место не было пусто. И поверьте, любезнейший друг мой! с тонким чиновником нашего покроя правительству еще покойнее, нежели с правдорезами и истребителями злоупотреблений. Я, например, или судья, подобный мне, захватив дельце в руки, умеючи так его поведу, что ищущие у меня правосудия будут ожидать с крайним нетерпением решительного определения, чтобы отвязаться от судов. А чтобы апеллевать дело ваше, так об этом они и во сне увидеть будут страшиться, полагая, что когда уже нижние места в уезде так им солоны, то что должно постигнуть их в палате и далее. А из сего выходит общая польза: в уезде решается дело, просителев карман пуст, так и поневоле процесс прекращается, а высшие места избавляются от дел. Поверьте мне, любезнейший друг мой, что ежели бы везде в уездах судьи были с такою методою, то в палатских чернильницах завелась бы паутина. Но как нынче все умствуют, всякий почитает себя знающим силу законов и не ищут советоваться с людьми деловыми, а притом добровольным приношениям дано превратное значение, то и избаловали народ и уже на уездные суды никто и не смотрит, а всё тянутся по апелляциям да приносят жалобы на беспорядки, а от того озабочивают правительствующий [сенат] и утруждают господ сенаторов объездами по губерниям. Вот для отвращения таковых беспорядков мы и решились действовать для общей пользы и спокойствия.
Правдухин
(несколько раз хотел его прервать, но Достойнов его удерживал; наконец).
Нет! Сил моих недостает выдерживать! И вы с такими правилами, с таким образом мыслей смеете называться дворянином? И вы, язва общественная! пришли отыскивать права быть в собрании благороднейшего общества?
Кожедралов.
Что вы? Что вы, любезнейший друг мой? Всякий властен в мыслях и правилах своих. А лишать меня права, которое я приобрел службою и благородным происхождением, никто не посмеет!
Правдухин.
Службою? Происхождением? Знаете ли вы свою родословную? Вот она. Когда отцы наши, настоящие дворяне, по долгу своему проливали кровь за веру, царя и отечество, тогда отцы ваши, купаясь в чернилах, грабили наши имения, разоряли судами, пересудами, взысканиями и, приобретя себе такими неправдами имения, дерзнули другими неправдами вписаться в число дворян, вывели вас в чины и, не имея о истинном образовании понятия, не заботились доставить вам оное. Без наук и поведения вы недостойны вступить в военную службу. А благодаря милосердующему о роде человеческом правительству и исходящим от него указаниям, отсекающим у зловредных все средства вредить, вы отвержены от гражданской службы. В такой для вас крайности вы вздумали выборами приобретать себе места. Для чего? Как сами теперь доказали: безответно грабить с живого и мертвого. По крови – или по чернилам, текущим в жилах ваших, – вы думаете, что, употчевав избирателей, можно получать должности по желанию? Вы смеете думать, что истинный дворянин за жареную котлету променяет общее благо? Нет! Он никогда не забудет своего долга; он мерзит угощениями, на сей счет делаемыми; а вам подобные готовы на все. Погрузить вас в соус и облить вином, так вы и готовы класть шары куда и на кого угодно. Благородномыслящего, честного, не подобного вам ни душою, ни чувствами, вы стараетесь зачернить своими неизбирательными шарами, а употребляете все меры посадить к должности людей, выкроенных по вашему образцу, дабы из-за потворства их к вам никогда не огласились черные ваши дела и вы бы имели полную свободу разорять и грабить слабых и беспомощных. Но приходит ваш конец! Вопль наш достиг до правительства, и уже поднят меч на отсечение всех злоупотреблений при наших выборах.
Кожедралов.
Что… что это вы, любезнейший друг мой, так расшумелись? Уж это впрямь! Нельзя со всею откровенностью и поговорить! Вам, видно, не понравились трудности добывать исправничества?..
Правдухин.
Добывайте вы должностей, как хотите; а я вовлек вас в откровенность, чтобы узнать короче, как вы действуете. И после всего того, что я слышал, постыдно будет всему нашему обществу видеть вас в кругу своем!
Кожедралов.
Как вы себе хотите, а я ухожу, чтобы не вышла у нас история. Впишут ли меня в список или нет, но я в собрании буду, стану баллотироваться и покажу всем, кто я. Узнают некоторые люди, узнают силу мою! И кто посмеет меня не допустить?
Правдухин.
Закон, для благоденствия нашего карающий зловредных.
Кожедралов.
Увидим, увидим. Прощайте, любезнейшие друзья мои. До свидания, хе-хе-хе-хе! до свидания!
(Уходит смеясь.)
Правдухин.
Несмотря на высказанную мною ему правду, он таки будет так дерзок, что явится с партиею своею и будет предлагать себя в выбор.
Достойнов.
Благодаря решимости и распоряжениям нашего губернского предводителя, он придет для узнания отвержения своего. То же будет и с другими, подобными ему. Теперешние выборы примут совсем другой вид.
Правдухин.
Жаль, что только теперь, а не прежде.
Явление VI
Те же, Здравосудов и Твердов.
Здравосудов
(представляя Твердова Достойнову).
Рекомендую вам, Петр Иванович, доброго моего приятеля Василия Петровича подполковника Твердова.
Твердов.
Имею честь представить себя как дворянина вашего уезда и просить расположения вашего.
Достойнов.
Слыша о вас так много лестного, для меня очень приятно приобрести знакомство ваше. Вы сделали всему нашему сословию большое одолжение, решась участвовать в наших выборах.
Твердов.
Позвольте мне как дворянину чистосердечно сказать вам, что причина приезда моего сюда была совсем другая, нежели выборы. Но, ежели угодно и вы, как предводитель, прикажете…
Достойнов.
Помилуйте; между дворянством нет никакой службы и чинопочитание нетерпимо. Предводитель не только не смеет кому-либо приказать, но сам собою не должен ничем и распоряжать…
Твердов.
Но, я полагаю, что, будучи начальником…
Достойнов.
Отнюдь нет. Корпус дворян в уезде не эскадрон улан. Предводитель есть исполнитель воли и желаний того дворянства, которое удостоило его чести служить себе. Принимая распоряжения правительства, он сообщает их дворянству, выслушивает их мнения и на основании их исполняет и извещает начальство. Благий закон, даровав мудрые права благородному сословию, не нашел нужным волю их, всегда клонящуюся к общему благу, стеснять и ограждать чем-либо. Но возвышая звание сие пред ними же, вместе заградил все пути к властвованию над ними, предоставя право сие единой самодержавной власти. Извините, что я не вовремя пустился в подробности.
(С усмешкою.)
Придет время, вы все узнаете на опыте.
Правдухин.
И я, как дворянин вашего уезда, радуюсь, что вы прибыли к нам в сикурс. Рекомендую себя: мы товарищи по военному мундиру, а теперь по союзу действовать для общей пользы.
Твердов.
Руководствуйте мною. Оставив службу и явясь в круг почтенного дворянства в такое время и посреди занятий его таких, кои ни по чему мне не могли быть известны, я нахожу и боюсь, что без руководства могу потеряться.
Достойнов.
Действуйте по образу мыслей, свойственных всякому благородному, и вы будете действовать для общей пользы.
Твердов.
Немного уже я понял, что есть какая-то партия, вредная дворянству или общей пользе, под названием благоразумных. Меня приглашали действовать против нее и обещали руководствовать мною.
Правдухин.
Понимаю. Вас стараются завлечь на свою сторону какие-нибудь староплутовы, кожедраловы и им подобные.
Твердов.
Так точно; я стою на одной квартире с Староплутовым, и он просил меня держаться, как он говорит, справедливой стороны и действовать по его совету.
Правдухин.
Поздравляю вас! Вы попали в добрые руки. Как это вас не остерегли?
Здравосудов.
Некогда еще было. Василий Петрович случайно остановился у него и потом уже отыскал меня. Я ему ничего не открывал и предоставляю самому все обсудить; а показать вблизи все действия их я беру на себя, к чему имею возможность, пользуясь, не знаю почему, некоторою от них доверенностью.
Твердов.
Я бы просил вас сообщить мне план ваш и научить меня, как действовать для общей пользы?
Достойнов.
Вы напрасно будете полагать, что у нас составлен какой-либо план для противоборства партии, вредящей общей пользе. Одно зло с своими отростками никогда не действует прямо, а скрытыми путями силится достигнуть своей цели; вот почему так называемая противная партия строит планы, ведет интриги н занимается совещаниями. Но благородномыслящим, решившимся на искоренение зла, ничего не нужно более, как идти прямою дорогою: и для того, оставя всякий расчет, не уважая обстоятельствами, откинув в сторону личности, быть неупустительно на выборах. Там действовать своим шаром по присяге и разумению. Пусть кожедраловы с своими запасными кидают избирательные шары [туда], откуда более пуншем пахнет, но шары благомыслящих без всякого заговора и предварительных совещаний всегда падут вместе с вашим и укажут людей, достойных чести служить отечеству. При совещаниях в общем деле: что может обсудить и постановить толпа не понимающих общего блага? Пусть упоенные Староплутовым запасные во все горло по данному им знаку кричат; согласны или несогласны! – одним голосом, произнесенным на основании здравого рассудка, они будут оглушены и принуждены будут умолкнуть. Можно ли же будет в сем успеть, ежели бы каждый могущий судить о общей пользе и действовать к поддержанию ее станет уклоняться от собрания и предоставит все на волю злонамеренных?
Твердов.
Неужели не все дворяне собираются на священное служение: избрать судей и хранителен их спокойствия – и какая была бы причина такому их невниманию?
Достойнов.
Между нами говоря, рано еще даровано нам сие величайшее благо и отличнейшее преимущество. Пусть не гневаются на меня за правду, ежели скажу, что мы не готовы понятиями своими о сем великом и важном производстве. Дворянство наше можно разделить на три степени: помещиков богатых, имеющих посредственное состояние и – мелкопоместных; еще остается один разряд, но до него дойдем по очереди. Богатые помещики, с позволения их сказать, надеясь на свое богатство, почитают себя ни от кого не зависимыми. Познакомясь с губернатором и первыми, не по губернии, а в губернском городе живущими чиновниками, об уездных они и знать не хотят; с трудом знают, для чего в уезде предводитель, и редко помнят, кто он такой. Обширность имений требует иметь управителя и поверенного; эти люди, обирая их на каждом шагу, в число расходов вносят значительные суммы, выданные – якобы – в подарок судьям, заседателям и прочим уездным чиновникам, и сверх того внушают своему верителю самое невыгодное о них мнение, дабы он не искал с ними знакомства, чрез которое могли бы открыться их плутни. Ежели исправнику или заседателю встретится надобность объяснить что-либо по должности такому помещику, то он, быв уже предубежден, не допустит их видеть свои вельможеские очи и переговаривает с ними чрез служителей. Рассылыцик, заседатель, исправник в его понятии одно и то же; и как он по расходным книгам видит, что от его экономии платится земскому и уездному судам ежегодно значительная сумма на случай всякого рода надобностей, то у него и сделано решительное заключение, что люди, вступающие в сии должности, не имеют понятия о благородстве. А потому к чему ему заботиться, кого изберут? Кто ни будет, ему все равно; все он им обязан платить положенное. Ежели кому из сих богачей придет желание служить по выборам, то они, пренебрегая низшими местами, желают быть выбранными к высшим и тогда только удостоивают собрание своим присутствием. Вот тут-то забавно смотреть на их искательства и даже низости.
Твердов.
Могут ли же они быть высшими судьями без опыта и не научась порядку и обязанностям и не разумея долга своего?
Достойнов.
Они не заботятся и знать его. Не радя вовсе о вверенном им правосудии и не сохраняя звания своего, они во все три года службы своей обедают и пируют то у других, то с другими у себя. Весьма естественно, что при первых потом выборах они получают суд, достойный их службы. Быв пристыжены, осмеяны, им не остается ничего более, как в свое оправдание говорить и проповедывать, что выборы у нас идут по интриге. Вертясь в высшем кругу, разглашают эту клевету и отнимают у прочих своих собратий желание быть в собрании. Вот через что одно сословие – и по своему образованию значительнейшее пред прочими – удаляется от соучастия в действии на общую пользу.
Твердов.
Как это жаль! Конечно, люди, по состоянию своему получившие воспитание отличное, суждениями своими, советами, убеждениями могли бы доставлять пользу общую и вместе свою.
Достойнов.
Среднего состояния помещики, коих в уезде большее число, имеют более надобности в честных и деятельных чиновниках. Первоначально они были законодатели при выборах; и должно отдать справедливость: избираемы были люди с достоинствами и с должными во всякое место способностями. Правительство было покойно при их службе, и всякий был ограждаем законом и справедливостью. С ними действовало единодушно и третье отделение нашего сословия: так называемые малопоместные. Видя общую пользу, всеобщее спокойствие, порядок, правосудие и устройство в уезде, они следовали советам среднего состояния дворянства и потом благодарили их за руководство. Так все шло хорошо, по вдруг объявляются в наше сословие подкидыши. Люди, не службою, а долговременным сиденьем за канцелярскими столами дожившие до чинов, получают дворянство и, за накопленные от множества переходивших чрез их руки дел деньги купивши имения от разорительной жизни нашей молодежи…
Правдухин.
Другие хотя и не чернильного происхождения, но по делам своим потерявшие в военной службе доброе имя, являются к начинающим разоряться, обыгривают и, другими подобными средствами заграбив у них предковское имение, становятся наряду с честными помещиками…
Достойнов.
Все такого рода люди, настоящие подкидыши в наше сословие, желая умножить состояние свое, начинают теснить слабых соседей, отнимают у них не только части, но и целые имения, заводят по судам процессы и, дабы такого рода дела решались в их пользу, а следствия о их самовольстве закрывали истину, то и употребляют они все меры, чтобы в суды посадить членов, могущих против всякой справедливости исполнять их волю. Почитая для сего все позволительным, они употребляют все средства, о коих благородномыслящему и на мысль не может прийти. Например, каково вам это покажется, что дабы не пустить в собрание дворянина с здравым о вещах понятием и могущего решимостью преклонить замыслы их в противную сторону, они найдут средство опоить его чем-либо, расстраивающим желудок его, и тем заставляют его иногда посреди прений или выборов уйти из собрания и дать им способ действовать по воле своей. Между прочими средствами завелись и запасные, так названные сначала в насмешку, но наконец название сие осталось при них.
Твердов.
Что ж это за запасные?
Достойнов.
Потомки дворянских фамилий, но коих род чрез годы размножился до того, что мелкие родовые имения, от предков их идущие, не могли уже и раздроблены быть за множеством наследников. Часто несколько братьев с племянниками, всего человек пятнадцать, имеют одного крестьянина и две десятины земли, что и называют деревнею. Наследственное невежество причиною, что они, не получив никакого образования, не желают доставить его и детям своим, видя, что они и без учения могут содержать себя, упражняясь в самых низких занятиях и часто вдаваясь в преступления, нанимаясь в свидетели и в запасные по востребованию. Подкидыши наши пред выборами посылают по деревням отыскивать их, за условленную плату кучами привозят на выборы и держат их, хотя на всем своем избыточном по условию содержании, но под строгим присмотром, дабы соперник не сманил их на свою сторону. Не прежде, как при выходе в собрание, выдаются им давно для сего случая изготовленные мундиры, какой на кого попало, и, приведя их в собрание, руководитель их служит им телеграфом, и они, по манию его, делают там все ему угодное.
Правдухин.
В одни выборы вот со мною что случилось. Разговаривая с другими, я не услышал, кого провозгласили к баллотировке. Подходя к ящику, чтобы взять шар, спрашиваю у близстоявшего дворянина в весьма тесном мундире и длинном камзоле, кого это баллотируют? – А кто его знает? – закричал он. – Идите к ящику и глядите вон на того господина, справа или слева он почешет нос, в ту сторону и катайте шар.
Твердов.
Это ужасно!
Достойнов.
Таким-то образом действующие люди завладели не только всеми выборами, но и в совещаниях преклонили все к своему желанию. Привозя кучи запасных, ожидают только предводительского предложения и немедленно объявляют свое мнение. Обращаясь к запасным, подают им условленный знак, а те уже в один голос и ревут: согласны! – и дело с концом по их желанию, всегда против общей и частной пользы. И хотя бы громовым голосом возражали им, но они, имея число на своей стороне, отринут ваше здравое суждение. От таковых беспорядков, терпя безвинно нарекание и быв теснимы, среднего состояния и малопоместные помещики вооружились было и, сколько ни старались, сколько ни силились истребить это зло, ничто не помогало. Они решились, куда бы ни были избраны, служить неуклонно и честно, как должно благородному. Но староплутовы с товарищи употребляли все: восставляли на них губернское правление и другие власти, усердная служба чиновников была превратно принимаема, ограждаема, теснима, и, ежели в чиновнике замечаема была твердость и желание удержать свое право, такой предаваем был суду, в коем хотя и оправдывался, но нарекание оставалось на всю жизнь. Это было примером для всех прочих до того, что все благомыслящие решительно отказались приезжать на выборы и принимать по оным всякую должность. Вот тут-то они и начали действовать во всем по воле своей беспрепятственно. В таком-то положении Тимофей Андреевич представил многим из нас, вышедшим из военной службы, дела наши и, возбудив наше негодование, заставил действовать, приобретя себе общую от всех благородномыслящих благодарность.
Правдухин.
Не я, кто-нибудь другой начал бы; я, случайно выйдя прежде вас в отставку, конечно, тотчас увидев все зло, сказал вам, а действовать к истреблению зла должен всякий верный сын отечества.
Твердов.
Что же вы предпринимаете? Какой ваш план? Удостойте и меня чести участвовать в благородном вашем предприятии!
Достойнов.
В прошедшие выборы мы уже сделали большой перевес; но, быв неопытны, не могли совершенно искоренить зла; теперь полагаем сделать всему конец. Мы все заклялись быть до единого на выборах и занять все должности без исключения. Никакой разбор между должностями не должен быть терпим, потому что всякая должность почтенна и в той или в другой я удостоен содействовать благотворному правительству к общему благу. Почтенные старички, помещики, бывшие до сего в изгнании, безгласными и даже в презрении, слыша наши суждения, ожили и дали слово содействовать нам. Некоторые приехали, другие знаю, что будут, и таким образом, взявшись рука с рукой, мы пойдем противу запасных, мы прежде всего рассмотрим каждого из них и поставщиков их право на честь быть в собрании и иметь в нем голос. Таким образом отделив куколь от пшеницы, мы приступим к выбору, и, кого мы тогда ни изберем, всякий принесет ожидаемую пользу правительству и честь нашему сословию. Вашу руку.
Твердов
(подавая ему руку).
И вместе тысячи клятв содействовать вашему благородному предприятию, исключая собственной службы.
Правдухин.
Без оговорок, без оговорок. Не уклоняться никогда и ни для чего, куда бы вас не удостоили избрать.
Твердов.
Помилуйте! Чего вы хотите от меня неопытного и в такое смутное для уезда время? Что я могу при моей неопытности сделать? Я боюсь, чтобы незнанием своим не повредил бы вашим благим намерениям! Кроме названия должностей, я вовсе не знаю их обязанностей.
Достойнов.
Должность предводителя я вам изъяснил вкратце, а судья и исправник имеют свои законы; следовательно, где бы вам ни довелось служить, вы везде имеете руководителя….
Явление VII
Те же и Фалюшкин.
Фалюшкин
(к Достойнову).
Честь имею явиться, Викентий Осипов сын Фалюшкин, прапорщик в отставке, помещик здешнего уезда, прибыл на выборы. Покорно прошу внести меня в список наличных.
Достойнов
(осматривая его).
С большим удовольствием. Не желаете ли занять и должности по выборам?
Фалюшкин.
Это-то и заставило меня приехать, чтобы поискать местечка. В исправники, говорят, трудно попасть, так уж хотя бы в заседатели.
Достойнов.
Молодой человек! Что вы хотите сказать чрез ваше «хотя бы»? Неужели вы думаете, что заседатель есть такая уже мизерная должность, что даже и вы берете из снисхождения? Заседатель служит тому же государю и для спокойствия в отечестве, как и первейший чиновник. Сколько надобно иметь способностей, чтобы быть заседателем таким, как должно! Знаете ли вы хорошо избираемую вами должность?
Фалюшкин.
Узнать дело не мудреное. Я распоряжаю, а секретари пусть пишут, что им угодно.
Достойнов.
Но пока вы научитесь, сколько вы свойственными вам распоряжениями наделаете бед, ничем не исправимых, от которых многие жестоко пострадают.
Фалюшкин.
Конечно, сначала пока обойдется, а там – туда же за людьми. Я берусь прослужить дворянству курсов несколько. Иначе – вам известно мое состояние? Чем жить? Нас три брата и двадцать одна душа крестьян. Не много на долю придется.
Здравосудов.
Неужели вы располагаете жить от должности?
Фалюшкин.
Все-таки в помощь что-нибудь будет. Конечно, я не говорю о жалованье, оно пустое и на него нечего надеяться; а по должности и соседние мужички сделают мне уважение: поработают, привезут леса, сена, хлеба, сего-того; оно для каждого безделица, а меня много поддержит. Притом же заседатель всегда на следствиях, издержек на себя никаких, там-сям, а накормлен всегда, о лошадях не думай, всегда готовы; откупщик помогает, с него живой и мертвый берет, так и неважно; при следствиях также различными изворотами кое-что перепадет, да в три года что-нибудь и как-нибудь и соберу; и в благодарность готов, куда прикажете, служить.
Правдухин.
Ах, молодой человек! Вы не знаете правил должности, в коей собираетесь служить, а как извлечь из нее свои пользы, вы твердо помните. Стыдитесь! Вы идете служить не для общей, а для своей выгоды.
Фалюшкин.
Из чего же мне жить? Партикулярною службою я не хочу унизить свое благородное происхождение. Я же не располагаю брать взятки, а только из благодарности…
Правдухин.
Вот вы твердите о своем благородстве, а служить располагаете не соответственно вашему званию. Все что ни возьмете, в благодарность ли, в подарок, ежели вы только и обедаете у мужика, который вас как начальника угощает, – все это есть взяток, неприличный дворянину.
Фалюшкин.
Могу ли же я от семи душ прилично себя содержать?
Твердов.
И от семи душ доход, употребленный с расчетливостью, достаточен для содержания. Трудитесь – и вы умножите свое состояние. А лучше всего, идите в военную службу: там вас будут прилично содержать и там вы узнаете, что значит благородный человек и как он должен вести себя.
Фалюшкин.
Будто легко и определиться?
Достойнов.
Подайте мне просьбу, и я очень скоро исходатайствую вам определение в любой полк.
Фалюшкин.
Да… да… при отставке… Полковник… мой кондуит…
Правдухин.
А-а!
Твердов.
Видите ли, что и в военной службе вы не умели себя сберечь.
Фалюшкин.
Напротив: за мною дурного никогда ничего не было; но я не позволял полковнику над собою умничать и при первом выговоре, как благородный человек, помня звание свое, вышел в отставку.
Правдухин.
Что же вы, сударь, чванитесь своим дворянством, не помня первейшей своей обязанности: служить всю жизнь свою, повинуясь старшим. Не бывши хорошим подчиненным, вы никогда не будете хорошим начальником.
Достойнов.
Дело кончено, молодой человек! Вы не будете избраны, и ежели бы не знающие вас и избирали, то я, знав намерения ваши, обязан остановить таковый выбор и не допустить вас ни к какой должности. Подите!
Фалюшкин.
Благодарю покорно!
(В сторону.)
Черт мне дал выболтать все!
(Уходит.)
Достойнов.
Не прогневайтесь за правду. Вот, к сожалению, как мыслят наши молодые люди. Самая военная служба не могла дать справедливых понятий о чести!
Правдухин.
Недостаток воспитания и домашние примеры делают это зло. Когда кто с малолетства насмотрелся и наслушался всего худого, тот разве после тридцатилетней службы переменит свои понятия?
Здравосудов.
Зло сие мудрыми действиями благодетельного правительства скоро истребится. С каким восхищением видим, что все дворянство, понимающее важность звания своего, стремится доставить детям своим приличное воспитание!
Правдухин.
Еще бы надобно, чтобы удерживались от роскоши. Главное, чтобы у отца, имеющего сто душ, четыре его сына приготовлялись бы жить, как имеющие каждый двадцать пять душ.
Достойнов.
Содействуйте намерениям правительства ревностным исполнением его постановлений, и все мы будем благоденствовать, и любезная наша Россия еще более будет тогда славна.
Правдухин.
О, дай бог слышанное видеть скорее!
Конец второго действия
Примітки
Настасья Трофимовна Вот что братец вашего мужа занял. – В автографі помилково: Настасья Дмитриевна.
Сикурс (від італ. soccorso) – підмога, підкріплення.
Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 1, с. 404 – 425.