33. Помпей в Сирии
Даниил Мордовцев
В Сирии в это время находились другие римские легионы под начальством Скавра, Лоллия и Метелла. Они посланы были туда в виду волнений, потрясавших Иудею и Сирию вследствие распрей из-за иерусалимского престола двух сыновей скончавшегося царя Иудеи, Александра, братьев Аристовула и Гиркана. Последний призвал к себе на помощь из каменистой Аравии царя Арета с сильным войском [Иосифа Флавия «Иудейские древности», кн. XIV, гл. I, 1 – 4; гл. II, 3].
Пока Аристовул и Гиркан боролись в Иудее, римляне успели взять Дамаск, а Скавр с другим легионом поспешил в Иудею.
Но на дороге к нему явилось посольство от враждовавших братьев. Послы Аристовула умоляли Скавра оказать поддержку их господину, за что обещали ему взятку-подкуп в размере четырехсот талантов. Послы Гиркана обещали такую же сумму.
«Но, – говорит Иосиф Флавий, – Скавр склонился на сторону Аристовула, потому что этот был и богаче, и великодушнее, и менее требователен, тогда как Гиркан был беден и скуп, и требовал за свое неопределенное обещание гораздо большего. В силу этих соображений он склонился на сторону Аристовула, получил с него деньги и освободил его от осады, при чем повелел Арету удалиться, иначе он будет объявлен врагом римлян».
Наконец, прибыл в Сирию и Помпей. Стоустая молва разнесла вести о его победах по всей Сирии, Иудеи и Египту. Отовсюду стали являться к нему посольства с дарами. Аристовул прислал дорогой подарок, золотой виноградник, ценою в пятьсот талантов, о чем, кроме Иосифа Флавия, упоминает и Страбон, говоря, что мастерское произведение это художники назвали «Усладин».
«Это подношение и мы видели в Риме, – говорит Иосиф Флавий, – выставленным в святилище Юпитера Капитолийского с надписью: «Принадлежали Александру, царю иудейскому».
Из Египта посольства прибыли с золотым венцом стоимостью в четыре тысячи золотых монет.
Немного спустя, опять посольства: от Гиркана – Антипатр, от Аристовула – Никодим.
– Мой повелитель, – говорил последний Помпею, – приказал доложить тебе, вождь державного Рима, что предшественники твои, и Габиний, и Скавр запятнали римскую честь взяточничеством: первый взял триста, последний четыреста талантов.
– Твое заявление, посол претендента на иудейскую тетрархию, я не оставлю без расследования, – сказал Помпей. – Передай это пославшему тебя. А взаимные претензии Гиркана и Аристовула я разберу после, когда они лично явятся ко мне.
И наклонением головы он дал знать, что аудиенция кончена.
Зима этого года, 63-го до христианской эры, близилась к концу, и с наступлением весенних дней Помпей вывел свои войска из зимних стоянок и двинулся в область Дамаска.
Дни стояли чудные. Лучи пламенного сирийского солнца еще не жгли, как знойным летом, а только ласкали. Легионы Помпея, отдохнув за зиму, смотрели бодро, весело. Роскошная природа радовала взоры.
– Как милостивы боги в этой стране, – говорил старый мечтатель Ауфидий, – хотя обитатели ее и не признают их.
Разговор шел в обозе с начальником обоза, старым Корвусом.
– Как не признают богов? – удивился последний. – Возможно ли?
– Да, у них свои боги, не наши, а туда, дальше, тамошние народы, самаряне, галилеяне и иудеи, так эти выдумали себе бога, у которого совсем нет имени, или они боятся называть его… Впрочем, в какой-то книге я читал, что его зовут Адонай.
– Так, так, – обрадовался Корвус, – от тех воинов иудеев, что находились в легионе Кая Ригора и бежали из Лаодиции, чтобы не сражаться против соотечественников, я слышал имя Адонай.
– Ах, да, – перебил Корвуса Ауфидий, – это те, что при виде снежной горы недалеко от Артаксаты, упали на колени и громко приветствовали эту гору… Помню, помню… После я их спрашивал, что это значит. Так они рассказали мне какую-то сказку, которой они слепо верили, будто давно давно когда-то боги послали на землю всемирный потоп, а какому-то Ною предварительно сказали, чтоб они построил огромный корабль и посадил туда с собой свое семейство и по паре и семи пар всех животных на развод… И вот, когда потоп истребил всех людей и животных на земле, этот Ной, будто бы, остановился с своим кораблем на этой горе, которую они называли Арарат, и когда вода с земли сошла в моря, то Ной сам вышел из корабля с семьей и выпустил оттуда всех животных.
– И львов? – с удивлением спросил наивный Корвус.
– Конечно, и львов.
– Как же они его не съели?
– Говорю тебе, что это сказка… Они, верно, слышали о Девкалионе и спутали, и вышла сказка.
– О каком Девкалионе? – спросил Корвус. – Ведь нас в казармах, кроме воинских упражнений, ничему не учили.
– Видишь ли, друг мой, в незапамятные времена жил некто Девкалион, сын Прометея и муж Пирры. Они были люди благочестивые, и боги, разгневанные на нечестие людей, послали на землю всемирный потоп, чтоб истребить всех людей, а Девкалиона и Пирру за их благочестие пощадили. Так вот, когда кончился потом, Девкалион и Пирра пошли по земле и, по наущению богов, бросали через себя камни, и камни эти превращались в людей.
– Ну, это я понимаю, – согласился Корвус; – для богов все возможно… А то в одном корабле со львами, тиграми, слонами… Ясно, что сказка… Так вот от этих бежавших иудеев я и слышал слово Адонай.
Между тем легионы двигались все более на юг, к Дамаску.
По дороге, – говорил Иосиф Флавий, – Помпей разрушил крепость Апамею, которую укрепил кизикиец Антиох, и разгромил владения Птоломея Меннея, гнусного человека, который был нисколько не лучше своего родственника, обезглавленного Дионисия из Триполиса, сам же за свои злодеяния он избег кары ценою 10.000 талантов, которыми Помпей и выплатил жалованье своим солдатам. После этого Помпей овладел Лисиадою, где властвовал иудей Силас. Затем он прошел через города Гелиополь и Халкиду и, перейдя через хребет, пересекающий Келесирию, через Пеллу достиг снова Дамаска [Иудейские древности, кн. XIV, гл. III, 2].
Тут к грозному вождю Рима явились Гиркан и Аристовул.
Свиту последнего, – говорит тот же Иосиф Флавий, – составляли молодые франты, которых пурпуровые одежды, головные прически, запястья и прочие украшения вызывали насмешки, так как эти щеголи явились сюда как будто не на суд, а на какой-то парад.
Но прежде враждующих за престол братьев явилась к Помпею депутация от народа, которую полководец Рима принял ласково.
– Вся Иудея и Самария возмущены поведением сыновей Александра, – говорил почтенный седой левит, – и не желают подчиняться ни Гиркану, ни Аристовулу. В нашей стране испокон веков существует обычай, в силу которого иудеи обязаны подчиняться лишь священнослужителям почитаемого нами Бога. А между тем, хотя Гиркан и Аристовул и потомки священников, однако, они стараются ввести у нас другую форму правления, чтоб поработить себе народ.
Эта речь, обнаруживавшая смуту в стране, отвечала тайным замыслам римлянина.
– Divide et impera, – думал он, слушая речь депутации, – и я разделяю их, и покорю Риму.
Милостиво отпустив депутацию и обещав войти в положение страны, Помпей приказал пригласить враждующих братьев.
Когда они подошли к лестнице претории, окруженные и сопровождаемые тысячами наиболее знатных иудеев, Помпей вышел к ним, сопровождаемый ликторами и их служебными знаками, пучками палок и выступавшими из них блестящими секирами.
В тысячной толпе воцарилось гробовое молчание. Да и было отчего! Все знали, что в бесчисленном обозе этого страшного римлянина следуют пленные цари невиданных народов, какие-то удивительные девы, амазонки, пленные царские дети скифов и сарматов, какие-то странные люди в блестящих панцырях из конских копыт и несметные сокровища, добытые мечом этого ужасного римлянина.
– Слово принадлежит старшему брату, – прозвучал с высоты металлический голос.
Вперед выступил Гиркан.
– Великий муж державного Рима! – начал он робко. – Перед твоим лицом и пред всем иудейским народом я обвиняю моего младшего брата в том, что, хотя я и старше его, однако, я лишен Аристовулом права первородства и владею небольшою частью страны, тогда как всю остальную силою захватил Аристовул. Аристовул же совершает постоянные набеги на пограничных соседей, а также занимается морскими разбоями, как пират. Народ иудейский никогда не думал бы восстать против него, если бы он не был таким своевольным и беспокойным человеком.
– Правда! Правда! Правда, великий муж державного Рима! – завопила тысячная толпа, волнуясь и жестикулируя.
Помпей махнул рукой, и все смолкло.
Выступил вперед Аристовул. В его лице, во взоре, в движениях сказывался пламенный темперамент потомка Маккавеев. Речь его, собственно тон ее и жестикуляция были резки.
– Вождь Рима! – начал он. – Виною потери власти моего брата – его характер, его бездеятельность и, вследствие этого, отсутствие авторитетности. Я по необходимости вынужден был взять власть в свои руки из опасения, как бы не утратить ее совсем. А теперь я управляю совершенно так же и на том же основании, как некогда управлял мой отец, Александр. Это ли моя вина!
– Это не вина! Это подвиг! – подхватили «молодые франты», вызвав смех у сторонников Гиркана.
Помпей нетерпеливо махнул рукой, и опять все смолкло.
– Факт насилия, совершенного Аристовулом, налицо,– сказал он в сторону приверженцев Гиркана. – Но я лично явлюсь в вашу страну и данною мне сенатом и народом римским властью положу окончательное решение. Удалитесь же с миром и ждите меня: я скоро буду. Только соблюдайте спокойствие.
С этими словами он удалился в преторию.
Примечания
По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. – [Спб.:] Издательство П. П. Сойкина [без года, т. 16], с. 144 – 149.