38. Гибель Митридата и его семьи

Даниил Мордовцев

Фарнак и Кастор осаждают Митридата, засевшего в Фанагории.

Отчаянная битва идет на берегу моря и по всему протяжению залива, на котором расположена цветущая Фанагория.

Другой день продолжается битва. Уже пали Сервилий, Аргос, Гай Постум, Регдама и другие военачальники Митридата. Два последних его сына, раненые, взяты в плен. Понтийское войско почти все уничтожено. Город взят. Держится еще только акрополь, где засела Клеопатра с амазонками и с остальным царским семейством.

«Держалась только одна Клеопатра, дочь Митридата», – говорит Аппиан [Proemium, 108].

С горстью оставшихся в живых Митридат спешит на помощь дочери. Он вступает в акрополь…

Но что ж из этого? Акрополь будет взят, это только вопрос времени и самого близкого. Он это видит лучше всех.

Он вбегает в храм Юпитера-Зевса и сталкивает с возвышения дивную мраморную статую отца богов. Статуя падает и раскалывается…

– Презренный лгун! – говорит обезумевший царь.

Статуя Афины-Паллады также летит с пьедестала и разбивается.

– Потаскуша! – шепчет безумец и топчет мрамор ногами, уродуя прелестный лик богини.

Он погрозил куда-то копьем.

– Дельфы! Пифия!.. Продажный Аполлон!

Он выбегает из храма.

– Моя Клеопатра!.. Она одна богиня на земле!

Увидев ее на стенах акрополя с амазонками, он подошел к ней.

– Божество мое! Дитя мое! Моя Клеопатра! – сказал он с невыразимой нежностью. – Сойди ко мне, дитя.

– Для чего, отец? Я уже вижу, Фарнак подступает к акрополю… Мы должны защищать его до последней капли крови, – проговорила Клеопатра.

– Сойди, мое божество! – настаивал Митридат. – Я знаю, для чего зову тебя.

Сказав несколько слов Гелле, Клеопатра сошла к отцу.

Кликнув Мосхина и Яра, Митридат ввел их во дворец. Когда все четверо вошли, Митридат шепнул Яру.

– Запри все входы во дворец.

Во дворце они нашли плачущих женщин и Фокиона. Старик старался ободрить и утешить их.

Отозвав в сторону Мосхина-виночерпия, Митридат шепнул ему:

– Наполни вином чаши цариц Дафны и Хлои и царевен Клеопатры, Зои и Нереиды, и в чаши Хлои, Зои и Нереиды впусти того яду, который убивает моментально, без страданий.

– И в мою тоже, – сказал Фокион, уловив слова Митридата и их смысл.

– И в твою, мой благородный наставник.

– Теперь для меня яд, это нектар, напиток богов, – сказал старый мечтатель.

– И ты все еще веришь в богов, бедный ребенок! – покачал головою Митридат.

– Верю и в Аиде верить буду.

Митридат шепнул снова Мосхину:

– А в чаши Дафны и Клеопатры впусти того вещества, которое сначала сладко опьяняет и вдохновляет, и от которого потом навеки засыпают в сладостных грезах… Жаль, что для меня не существует ядов… Но для меня выкована сталь.

Скоро Мосхин наполнил чаши, как ему приказано было, и подал всем.

– Сотворим возлияние бессмертным богам! – торжественно пронзнес Митридат. – Вкушайте во славу богов… Я пью первым.

Выпили и остальные.

Хлоя, Зоя, Нереида и Фокион моментально заснули вечным сном.

– О, Сократ… иду к тебе,– успел прошептать Фокион.

– Что это! – воскликнула Дафна. – Они умерли, отравлены…

Мосхин выпил свою чашу. Она выпала из его руки и упала вместе с ним, мертвым.

Дафна поняла все. Ее муж отравил и ее с Клеопатрой.

– Да, они отравлены, как и ты с Клеопатрою, царица Понта… Понту я принес в жертву мое божество, мою Клеопатру, как некогда за Элладу принес в жертву дочь свою, Ифигению, Атрид Агамемнон, – говорил Митридат, приняв величественную позу. – Ты, такая же ученица Фокиона, как я и Клеопатра, должны помнить «Ифигению в Авлиде» бессмертного Еврипида, растерзанного псами в Македонии… И меня хотят растерзать псы, и в их числе твой первенец, Фарнак!

– Мне ли, матери, не помнить, что говорила Клитемнестра, защищая свое дитя! – вдохновенно проговорила Дафна. – Она говорила Агамемнону:

Скажи, подумал ли, когда

В поход ходил надолго ты, что будет –

Что будет с сердцем матери ребенка

Которого зарежешь ты, Атрид!

А я скажу: – отравишь ты!

Как я, родившая ее, на ложе мертвой птички.

Осуждена глядеть я на гнездо пустое –

О, пустое, дни за днями, одиноко

Глядеть, и плакать, и припоминать…

– Ты не будешь ни глядеть, ни плакать, ни припоминать, – грустно сказал Митридат, с невыразимой нежностью глядя на Клеопатру, – и ты, и птичка наша скоро перелетите в область Аида, в дивные сады Элизиума.

Клеопатра бросилась на грудь отца и, глядя в его глаза прекрасными вдохновенными очами, заговорила словами Ифигении:

О, не губи безвременно меня!

Глядеть на свет так сладко..

А спускаться в подземный мир –

Так страшно!.. Пощади!

Митридат, прижимая ее к груди, ласкал с невыразимой нежностью.

– Дитя мое! – говорил он. – На твои слова, слова Ифигении, я отвечу словами отца ее, Агамемнона… Он говорил об Элладе, я скажу о Понте…

Мой Понт велит мне

Тебя убить: – ему угодна смерть твоя…

Но если кровь, вся наша кровь, дитя,

Нужна свободе Понта,

Чтоб варвары в нем не царили

И не бесчестили ни жен, ни дев его –

Ни Митридат, ни дочь его,

Голубка Клеопатра, цветок чистейший –

Чистейший во вселенной –

В той крови Понту не откажут…

Заметив, что она уже скончалась на его груди, Митридат поднял ее и положил рядом с мертвою уже матерью, головкою в шлеме на грудь Дафны.

Снаружи доносились неистовые крики торжества.

– Мой верный Яр! – крикнул Митридат оруженосца.

– Я здесь, мой господин и царь! – выступил вперед скиф.

– Ты видишь? – Митридат указал на мертвых.

– Вижу, господин.

– Они не достанутся варварам.

– Не достанутся, господин.

Крики торжества близились к дворцу.

– Слышишь? – сказал Митридат.

– Слышу, господин.

– Они за мной идут.

– Я не дам! – заскрежетал зубами скиф.

– Их больше… с ними Фарнак… Чтоб не взяли Митридата живым, рази меня! Яды бессильны против Митридата.

– О, Перуне! О, Свароже! – застонал скиф.

– Рази! Царь велит тебе!

Яр, поразив Митридата мечом, сам упал на его труп, зарезанный тем мечом.

Примечания

По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. – [Спб.:] Издательство П. П. Сойкина [без года, т. 16], с. 166 – 170.