3. Сватовство Петра

Марко Вовчок

Утром рано Параша бежала с ведром к реке. Осеннее утро было тепло и пасмурно. Солнце ярко сверкнет и спрячется. Сильно пахло коноплей, укропом и зорей.

«Тут ли он?» – смотрела издали Параша.

Он был тут, он ждал. Он был бледен и утомлен. Он о чем-то думал.

Как озарился он счастьем, когда ее увидел! Все мысли и думы улетели – осталась одна радость.

– Как ты обрадовался! – вскрикнула Параша.

Они сели рядом.

– Какие тебе сны снились? – спрашивала его Параша. – Какие?

– Я не засыпал, – ответил он ей.

– Не засыпал? А я так заснула и снилось мне все, что я летаю; лечу-лечу высоко, быстро – так мне жутко и так весело – вот как на высоких качелях… А ты что ж делал?

– Ходил.

– И домой не пошел? То-то ты бледен да изморен.

Она его тихонько обняла и тихонько улыбалась, глядя ему в лицо. Он тоже на нее глядел.

– Знаешь, какой ты теперь? – сказала ему Параша. – Точно после смертной болезни… словно опять народился… Что же ты ночью думал, когда ходил? Про меня?

– Про тебя.

– Любо тебе со мной? Мне так любо! Мне так все и кажется, хто птички поют… и самой мне на ум приходят какие-то песни, – такие, каких я прежде никогда не знавала…

Он только глядел да глядел на нее. Она вдруг и сама присмирела и примолкла.

Когда она шла на свиданье, она сбиралась говорить с ним много. Сбиралась рассказать ему много, много веселого, повеселиться с ним, – а слова, что дальше, то замирали, а веселость утихла, место того заступало что-то чудное, до того незнаемое, что тише грусти и радостней веселья.

Когда Параша пошла домой – и Петр пошел за ней. Хотела она напомнить ему: «воротись», но не вымолвилось это слово. Он вошел вместе с ней в избу.

Староста встал с лавки и поглядел на них. Он, кажись, так же бы поглядел, если бы вместо Петра влетела птица в избу. Параша ушла от них.

– Что случилось? – спросил староста у Петра.

– Отдай за меня дочь, – сказал ему Петр.

Староста подумал, сколько ему надо было подумать, и ответил Петру:

– Согласен. Только отчего ты не соблюл общего порядка: ни свет ни заря прибежал сам-один, без свата, и опять теперь бежишь, точно ты огню ухватил? Сядь-ка, прошу. Потолковать тут надо.

Петр сел.

– Так полюбилась тебе Параша? Взять за себя хочешь?

– Да, – ответил Петр.

– Что ж! Ты человек хороший и не бедняк, – я согласен. Чай, и Параша-то не заупрямится? Сыграешь свадьбу, как приедешь из пути.

Петр проговорил:

– Долго ждать!

– Раньше нельзя. Через неделю, много через полторы, барыня поедет: где ж тут собраться к свадьбе? Да и к чему так торопиться? На пожаре только полошатся.

– Долго, – говорил Петр.

– Скорей нельзя. То есть, пожалуй, оно возможно и в один день спроворить, да к чему так? Что так спешишь? Она ведь цела будет… или боишься, что украдет ее кто, что пропадет?

Петр вдруг изменился в лице и перестал настаивать.

– Так по-моему оно будет? – спросил староста.

– Хорошо, – отвечал Петр.

Староста еще толковал о том о сем; Петр на все ему отвечал: «Хорошо».

Параша видела, что он ушел от старосты что-то отуманенный мыслями.

Отец ее кликнул:

– Чай, уж сама давно знаешь? – сказал он ей.

– Знаю, – ответила Параша.

– Чай, неволить тебя не придется?

– Отдай меня за него, батюшка! – промолвила Параша и ближе подошла к отцу.

– С богом, – отвечал староста, – хотя люди его обходят подальше, хотя его бирюком зовут, а он человек хороший и человек с правдою. Ты только его с пути не сбивай: ведь вы, говорят, иных совсем с пути сбиваете. Ты с ним не шути ничем: он, кажись, играть не охоч.

Барыня выбралась в путь через полторы недели. Эти полторы недели пролетели быстро, а пока пролетали, Параша не думала о расставанье, забывала о разлуке. Разве случится, что останется одна на тихий часок, так поплачет, или ночью проснется, вспомнит, так защемит сердце.

Петр также, казалось, забыл о своей дороге, об отъезде. Все с ней, все около нее – счастлив был…

Раз только за все это время была тяжкая минута.

Это уж было за три дня до отъезда. Они сидели под вечер; вечер был румяный и холодный, они сидели за огородом на пригорке. Параша без умолку говорила – все она ему рассказывала: и кто ее любил, и кто с ней враждовал; что она кому говорила, над кем и как посмеялась; кто ее обидел и кому она досадила. Он глядел на нее и слушал ее.

Свечерело. Все быстро вдруг почернело кругом, только багряная полоса отделяла небо от земли и сверкала. Послышалось, застучали колеса вдалеке по дороге.

– Так и ты поедешь! – проговорила Параша.

И такая грусть ее взяла!

– Как грустно! – пожаловалась она и наклонилась ближе к нему.

Его едва было видно в сумраке. Он крепко держал Парашу за руку и словно был поражен недоброю вестью.

– Ты не отчаивайся, – стала его уговаривать Параша. – Ты скоро приедешь… я буду ждать тебя…

– Ждать? – повторил он.

– Ты думаешь – нет? Ты, может, боишься, не забуду ли я тебя?

– Нет, нет, – ответил он поспешно, точно испугался.

– А что, как вправду забуду? Приедешь, войдешь, – а я и не узнаю, я уж другого полюбила!

Параша нагнулась ближе; обильные слезы текли по его лицу; она вскрикнула, обняла его, что мочи у ней было.

– Прости, прости мои глупые шутки! – молила она. – Ведь это шутки – ты мне прости!

Он не был рассержен. Он припал к ней головой, целовал ее и плакал.

Долго за полночь они пробыли вместе. Параша хотела его развеселить, Параша пробовала его успокоить, говорить начинала, но умолкла скоро; ей становилось как-то боязно.

Поздно расстались. Расставаючись, обнялись крепко, словно сказали: «На всю жизнь неразлучны!»

– Говорил: не люблю, если полуночничаешь, – встретил Парашу сонный отец такими словами, – и не надо тебе было ходить до полуночи!

Параша поглядела на него точно на незнакомого и ничего не ответила. Устала она отчего-то в тот вечер, как устала! И на сердце у ней было неспокойно, и долго ей не спалось… Думать даже не думалось, а она повертывалась на своей постели, будто от какой боли беспокойной.

Да утренний сон все успокоил; она встала опять свежа и весела, – только когда подумала, как он ее встретит, какой будет с нею, так замерло немножко сердце.

Но он ее встретил и нежный, и ласковый. Она все забыла, глаза у ней заблестели опять, речи нашлися и шутки. Он все с нею, – не отходит. Он в глаза ей глядит, совсем покорился.

Если шатоватый и слабый человек покоряется – жалко его, а если сильный, вдумчивый – страшно бывает вчуже.

Настала разлука. Отроду своего еще Параша столько слез не проливала, отроду ей никого так жалко не было. Она совсем в горе своем потерялась – или молила Петра: «Останься со мною! Возьми меня с собою!» – или только плакала, прижавшись к нему.

Он не плакал, но, видно было, терзался. Он говорил ей: «Свидимся».

Выехали поздно, при потухающей заре вечерней.

Примітки

Подається за виданням: Марко Вовчок Твори в семи томах. – К.: Наукова думка, 1964 р., т. 2, с. 158 – 162.