Глава 12, с разлукою

Евгений Гребенка

Прости! Хранимый небом,

Не разлучайся, друг,

С свободою и Фебом.

А. Пушкин

На Петров день в Горохове была ярмарка. Гороховцы, синеводцы и жители других смежных областей толпились в лавках, кланялись, обнимались, болтали о всякой всячине и решительно мешали купцам торговать. Иван Яковлевич начал приценяться к желтой китайке, а Семен Иванович от скуки пошел гулять по красным рядам. Он прошел из конца в конец все ряды и, встречая везде неприязненные взгляды, вышел из-под холстинного навеса и стал пробираться между меняльными столиками в бакалейные лавки, где обыкновенно продаются пряники, свечи, мыло и чернослив.

Вдруг знакомый голос закричал сзади его: «Мое почтение, ваше сиятельство!» Семен Иванович оглянулся: у меняльного столика стоит московский антикварий, в синем сюртуке и синем картузе с назатыльником, держит в зубах старую серебряную монету, кланяется ему и говорит: «Очень рад, что имею честь видеть вас, сиятельный граф!»

– Здравствуйте, – рассеянно отвечал Семен Иванович и прибавил шагу.

– Погодите, граф! Вы опять хотите исчезнуть, как из Москвы. Вот любопытная вещь, должна быть монета Рюрика: вся затерта, только едва приметна буква Р, далее можно заметить 8… и еще будто есть на конце ъ. Весьма основательно – здесь было целое слово Рюрикъ, все равно, что и Рюрик… Куда же вы? Не уходите. В Москве тогда вся полиция поднялась за вами. А я вот поехал по России подбирать штучки, знаете, по нашей части…

Но Семен Иванович исчез между народом, прямо почти прибежал на квартиру и начал с досады есть ветчину.

Часа через два пришли Иван Яковлевич и Аграфена Львовна, бледные, расстроенные.

– Что ты наделал, Сеня? – спросил Иван Яковлевич.

– Ничего.

– Как ничего? В городе странные слухи, вся полиция на ногах… Тебя подозревают…

– В чем?

– Не знаю. Я слышал, говорят, будто становой менял синюю ассигнацию у стола, где человек подозрительной наружности искал каких-то старых денег. Вдруг ты показался – и вы заговорили с ним бог знает о чем; подозрительный человек тебя величал графом, говорил о полицейских поисках за тобою в Москве… Говорят, будто этот странный человек собирает какую-то шайку… Генеральша при мне советовала городничему захватить тебя, говоря: «Может быть, это не Лобченко, а сам Засорин…»

– Успокойтесь, – это пустяки.

– Какие пустяки! Посадят тебя под арест, осрамят мою седую голову! Хоть после и выпустят, а стыда век не воротишь. Послушай, Сеня, бог тебя знает, что у тебя на уме. Если ты и вправду недобрый человек, беги поскорее, я спасу тебя…

– Беги, дитя мое! – вопила Аграфена Львовна.

– Уверяю вас, мне нечего бояться.

– Верю, Сеня, хочу верить, а самому что-то не верится: даром народ говорить не станет. Глас народа – глас божий; отчего на меня ничего не говорят подобного? Знать не хочу, Сеня, что у тебя на душе, а боюсь за тебя… И явился ты странно, бог тебя знает с каким человеком; и обычаи, и привычки у тебя все не наши, какие-то странные, и все так неладно пошло у меня с соседями со дня твоего приезда… Нам с тобою не жить… Беги, Сеня! Засудят тебя; чего доброго, что откроется, и мне бесчестье на старость принесешь; да и что тебе у нас делать? Служить в Горохове ты не хочешь, жениться и жить с нами тоже, да за тебя никто и девушки не выдаст… Ты не покоишь, а смущаешь мою старость…

– Пожалуй, я уеду в Петербург. Дайте денег… Признаться, и мне у вас наскучило.

– Сеня, Сеня! Не грех тебе так говорить? – рыдая, сказала Аграфена Львовна.

– Денег, брат, я тебе на прогоны дать не могу: нет; на ярмарке продал пудов сто муки, заплатил подати, и всего осталось пятьдесят рублей; но я тебя отправлю на эти деньги. Сегодня утром прискакал из Петербурга в город Подвишни знакомый мне курьер; он часто езжал, когда я был еще почтмейстером, и по старой приязни свезет тебя в Петербург. Подвишни от нас пятьдесят верст; значит, курьер к вечеру будет здесь обратно. Поезжай, Сеня, домой, возьми свои вещи; а я буду гулять около станции, чтоб не пропустить курьера; поезжай скорее в нашей бричке да надень мою шапку и шинель, чтоб тебя не узнали.

Вечером курьерская тройка остановилась у ворот квартиры Ивана Яковлевича. Курьер, согласившийся за пятьдесят рублей довезти Сеню до Петербурга, в росхмель сидел на повозке и кричал:

– Где ж ваш молодец? Подавайте его поскорее! Время дорого…

– Прощай, Сеня! – говорила, рыдая, Аграфена Львовна и надевала ему на шею серебряный крестик.

– Прощай, Сеня! – начал Иван Яковлевич. – Мы с тобою… ты… – И не договорил за слезами.

Семен Иванович вскочил в повозку, свистя:

Мальбруг в поход поехал…

Лошади рванули, колокольчик загремел и залился в разные тоны, и вскоре из виду скрылась курьерская тройка.

Долго смотрели старики на пустую улицу и тихо, безмолвно обнялись.

Статская советница два месяца рассказывала в Горохове и в шести смежных уездах, что Семена Ивановича схватили на ярмарке и увезли бог весть куда с фельдъегерем.

Примітки

«Прости! Хранимый небом…» – неточна цитата з вірша О. С. Пушкіна «Разлука» (у Пушкіна: «не разлучайся, милый друг»).

Рюрик (пом. 879) – за літописним переказом, варязький князь, закликаний новгородцями на Русь.

«Мальбруг в поход поехал» – популярна в Росії французька пісенька, в якій висміюється англійський герцог Джон Черчілль Мальборо (1650 – 1722), головнокомандуючий англійською армією у війні 1701 – 1714 рр. між Англією та Францією за іспанські колоніальні володіння. Продажний і безпринципний, 1711 р. він був знятий зі свого поста і відданий під суд за розтрату.