[Письмо к издателям «Русского вестника»]

Г.Ф.Квитка-Основьяненко

9-я книжка «Русского вестника» у нас, в Харькове, получена только в первое число декабря, и оттого не мог я ранее прочитать статьи, помещенной в ней, касательно моих сочинений. На меня и прежде напали было литературные шавки, но как это был только лай, то я признал приличнейшим:

За лай молчаньем мстить.

И хотя я, соглашаяся с общим мнением, что всякий судит по своим понятиям и что трудно кого-нибудь заставить мыслить сходно с нами, должен бы промолчать и на статью «Русского вестника», но в ней находятся такие вещи, о которых неловко было бы с моей стороны не пояснить причин, породивших их. Начавши же объяснять, непременно обращаешься к началу статьи. В ней говорится, что «благодаря печатной нескромности одного из путешественников, посещавших Харьков, мы знаем теперь, что под псевдонимом «Основьяненко» скрывается имя одного из литераторов, который давно начал писать и печатать, и, должно признаться, в начале не имел успеха на литературном поприще».

Странно для меня читать, что будто гг. издатели «Рус[ского] вестника» от печатной нескромности узнали настоящее мое имя, тогда как я отнюдь и не скрывался с ним. Написав несколько повестей на малороссийском языке, я, по обычаю добрых земляков моих – кроме своего настоящего прозвища принимать другое, или по имени отца (напр[имер] Петренко, Василенко), или по месту жительства (напр[имер] Зайченко, Боровенко, – такая уж у них натура!) – чтобы вполне подделаться под их натуру, взял себе прозвище по месту жительства: живу в селе Основе, итак – да буду «Основьяненко», и пошел так писаться.

Что же из этого вышло?.. Я не имел честь быть знакомым ни с одним из гг. издателей всех наших журналов и нигде не объявлял своего имени, как гляжу – многие из них относятся ко мне, адресуясь на мое крещеное имя и настоящую фамилию, и оказывают мне отличное внимание, приглашая меня участвовать в их изданиях. (NB. Это началося с 1838 года, а настоящее мое имя, «благодаря печатной нескромности», сделалось известным в 1840 году). Умолчу о других, а упомяну только о ком речь, о гг. издателях «Рус[ского] вестника», поместивших статью в 9 кн[иге] сего года.

Г[осподин] Полевой, чрез одного с[анкт]-петербургского книгопродавца, поручал мне сказать, то и то и просил доставлять статьи в издаваемый им тогда «Рус[ский] вестник»: стало, он знал, что я Основьяненко (под собственным именем, в течение двадцати лет, я ничего не печатал, как будет сказано ниже). Теперешний «Столбиков» был от меня послан в С[анкт]-Петербургский цензурный комитет; он тогда носил другую фамилию. Г[осподин] Кукольник, нынешний издатель «Рус[ского] вестника, оказал лестное внимание к этой повести моей, поместил в своем «Новогоднике» одну главу из нее и весьма лестно отозвался обо всем сочинении.

Но об этом после; а дело в том, что, по выходе «Новогодника», он сделал мне честь, выслав экземпляр книги с надписью на мое настоящее имя. Стало быть, двоим из гг. издателей «Рус[ского] вестника», гораздо прежде «печатной нескромности», известно было настоящее мое имя? Зачем же так писать? – То-то же!..

Далее: гг. издатели напрасно в статье почитают долгом признаться, что я «в начале не имел успеха на литературном поприще». Так ли? Не прежде мое настоящее имя явилось в печати, как в 1816 году. Я нес с другими двумя имя издателя «Украинского вестника», издававшегося в Харькове, и в нем помещалися статьи под настоящим моим именем, и некоторые под вымышленным, как это делалось и ныне делается, по примеру Биттермана в комедии Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние».

Не могу сказать ничего вообще о «Украинском вестнике», и в особенности о статьях моих, но не упущу похвалиться, что с того времени знаем известными у нас литераторами, издававшими тогда журналы: Н. И. Гречем, М. Т. Каченовским и С. Н. Глинкою. От первых двух господ имел лестные отзывы. Как же это происходило давно, еще не на памяти двух из гг. издателей «Рус[ского] вестника», то они не могли знать и о бывшем до них. Зачем же должно было им признаваться в том, чего не было? Вот я так должен заметить, что под чем не подписано имя сочинителя, того нельзя ему гласно приписать, при всей фактовой уверенности. Кажется, так.

Вот то-то и есть, что я не имею чести лично быть знаем гг. издателями всех журналов; тогда бы они уверилися, что я очень далек от того, чтобы стараться, чтобы мне посчастливилось «на литературном поприще», и что будто я, принимаясь за перо, «становлюся на литературные подмостки». Господь с вами! Что вы это на меня выдумываете? Куда мне за вами карабкаться! Я стар и слаб, не могу подражать другим.

Начал, продолжал и буду продолжать писать, как мне придется, как вздумается, что на мысль придет. Известности, похвал не искал и не забочусь приобрести их; осуждения пропускаю мимо ушей, все-таки помня, что всем не угодишь и трудно заставить других мыслить по-нашему. Есть добрые люди, читают мои повести, хорошо; поймут цель, к чему что сказано, я утешен, а до прочего мне нужды мало. Да вот всего ближе, расскажу – к речи пришлося – отчего «из-под пера моего посыпалися повести, повести и повести», как сказано в вышеупомянутой статье.

С прекращением «Украинского вестника» я от своего имени нигде ничего не печатал. Чтобы доказать одному неверующему, что на малороссийском языке можно писать нежное, трогательное, я написал «Марусю»; просили напечатать ее. Чтобы остановить рецензентов толковать о незнакомом для них, я написал «Солдатский портрет» и, прибавив еще несколько повестей и преданий, пустил их в свет, по сказанной причине, под именем рассказов Основьяненка.

Вслед за этим книгопродавец потребовал еще части: «требуют-де». Изволь, батюшка, вот тебе и вторая часть. Что говорено о сих повестях, еще не забыто; делалось недавно. А что повести, театральные пиесы печатаются вторым и третьим изданиями, так это да уверит гг. издателей «Рус[ского] вестника», что они ошиблись в своем заключении, будто малороссийский язык доступен весьма немногим читающим. Зачем же в повестях, комедиях вводят его великорусские писатели?

Проезжает чрез наш город писатель, ценитель, судья, наставник и учитель истинного русского языка. Отыскал меня, потребовал переложить малороссийские мои рассказы, слово в слово, не переменяя их, на теперешний русский язык, чтобы выставить особенные обороты, силу и оригинальность малороссийского языка. Я вручил ему целые тетради, написанные по его предположению. Без моей просьбы и настояния, переложенные на русские слова рассказы мои были печатаемы в «Современнике». Суд о них изрекли гг. издатели «Русского вестника» в вышеупомянутой статье.

Зачем же провозглашать, что я вначале не имел успеха на литературном поприще и что для своей утехи написал «Марусю»! Ох, господи боже мой!.. Вот тут-то журналисты, по словам гг. издателей «Рус[ского] вестника», впились в меня, как голодные комары. Вот тут-то г. Полевой просил у меня статей в свой журнал; г. Кукольник поместил в свой «Новогодник» отрывок из моей повести; г. Краевский поместил меня в число сотрудников начинающихся издаваться «Отеч[ественных] записок».

Я послал ему отрывок из «Халявского» и «Головатого»; в «Современнике» помещалися все мои статьи… «Головатый» и некоторые статьи в «Современнике» (не именую: гг. издатели «Рус[ского] вестника» знают их, как очень заметно) вовсе не повести, и потому зачем же гг. издатели сказали в своей статье, что из-под пера моего посыпались повести, повести и повести? Ох, господи боже мой!

Меня – так пишут гг. издатели «Рус[ского] вестника» в своей статье – стали читать менее и менее, принимать холоднее и холоднее (а между тем гг. журналисты у меня продолжали спрашивать статей!), и я принялся за театр – идет худо. Ох, вряд ли так! Небольшое число моих театральных пиес только и играются на провинциальных театрах, и, кажется, содержатели их получают от них выгоды: сужу по тому, что просят еще пиес. Одна комедия, вовсе без моего старания и ведома, взята была с[анкт]-петербургских театров артистом П. И. Григорьевым и дана в его бенефис. Взгляните в «Репертуар русского театра», сколь раз она дана? Зачем же провозглашать, что идет худо? Ох, господи боже мой!

Теперь по порядку дошла очередь до самых неприличных рассуждений гг. издателей «Рус[ского] вестника», где они, оставив разбираемое сочинение, принялись за самого автора. Кто дал им право судить о дарованиях, сильных или слабых, автора? разбирать, получил ли он высшее образование? мало ли, много ли видел, замечал? Нет, господа, кажется, не так. Взяли, и говорите о книге, судите ее: автор для вас должен быть невидим, незнаем, неизвестен. Кажется, что того требует знание истинных правил критики, приличие, пристойность, благоразумие… и мало ли чего требует непозволяемое.

Вижу теперь, что справедливо сказал один мой знакомый, что писатель есть самое жалкое существо по своей беззащитности. Писателя как ни разругайте, как ни кощунствуйте над его особою, склонностями, привычками, занятиями, даже посмейтесь над наружностью, все позволено, потому-де, что разбирается его сочинение. А когда так, так и так. Должно быть, что такое благоразумное правило принято во время сильного литературного переворота, на который указывают гг. издатели «Рус[ского] вестника».

Гг. издатели «Рус[ского] вестника» в той же статье опровергают мнение, что будто-де я выписался, а утверждают, что я записался. Грешен, как человек, которому невозможно одинаково ходить, сиречь, заниматься одною мыслию, а потому и писать одинаково. Эту истину они знают и на себе. Первейшие, так называемые драматурги, а и у них драма в драму не приходит, сказка сказке не равняется; и счастливое потомство, – увы, не мы! – Приняв обещанные части «Истории русского народа», так же найдет, что не все части ее написаны в одном духе и с одинаковою силою. Это участь человека. Не только мы, но и ученые, отличнейшие писатели не равны в своих сочинениях. Пишется, что бог на мысль послал, была бы цель нравственная, назидательная, а без этого как красно ни пиши, все вздор, хоть брось. Пиши о людях видимых тобою, а не вымышляй характеров небывалых, неестественных, странных, диких, ужасных… указал бы,

Да вы умны – смекайте сами!

Пишите собственное, не отыскивайте стародавних, чужеземных брошюрок для обработки их по-своему и выдачи за свое, будто уже читающие так темны, что не отыщут и не разгадают, не поймут, что это только перевод с вашим украшением. Указал бы,

Да вы умны – смекайте сами!

Так что об этом и говорить!

Хоть бы и в «Маргарите Прокофьевне» неужели нет цели? Мне хотелось в одном ее лице показать действия, хитросплетенные умствования всех и во всем лицемерствующих; сего рода люди намерение свое – поживиться малу толику от ближнего – прикрывают благовидною причиною, обещают блаженство, спокойствие, утеху, получение отличных книг, и сё и то… и все обещают в будущем, а денег требуют теперь же. Вот и встречаем Маргарит везде.

Так в «Столбикове», «Халявском» и в каждой моей повести, где расчеты сзади не входят, я старался показать цель, для чего и почему пишу; удалось ли, не мое дело судить. Сравнивать Столбикова с Совестдралом и другими известными гг. издателями «Рус[ского] вестника» похождениями, потому, что и Столбикова похождения?.. Ох, господи боже мой! А на цель-то вы, гг., и не взглянули?

Про слог мой: и тут не взглянули, что в заглавии стоит: «Рукопись XVIII века». То-то же. Вот Столбиков и пишет, как писали в девяностых годах, нечто между Ломоносовым и Карамзиным. Написал бы он по-вашему… что бы вышло? Старинная французская повесть, худо переведенная, с новейшими русскими украшениями! Подражать не люблю и не хочу, и потому-то не лезу за другими на литературные подмостки. И теперешний слог ожидает та же участь, какая постигла слог Столбикова. Подождем и дождемся, заря занимается. Пишу, не веря похвалам покупным и своекорыстным, и очень понимаю, какие флюгера – все люди, хвалящие писателя, когда он надобен хвалителям, как изложено мною в начале статьи. Правилен слог, который понятен, а…

Да вы умны – смекайте сами!

Заграничных людей в свои повести не беру, излагать и объяснять старину не пускаюся: я не жил тогда. А пишу, что встретится мне. В высшем кругу единообразие, утонченность, благоприличие, высокие чувства, там живут, действуют, и они свойственны людям, составляющим его, по воспитанию и по понятиям; нет пищи для замечаний, наблюдений, нечего выставлять всем видимое и всем известное.

Вот в простом классе людей, необразованном, где люди действуют не по внушенным им правилам, не по вложенным в них понятиям, а по собственному чувству, уму, рассудку, если замечу что такое, пишу; вот и выходят мои Маруси, Оксаны, Наумы, Мироны, Сотниковны и проч., и проч.

Какой еще там выдумали русско-малороссийский слог? А! это Халявского. Да он иначе не должен уметь и говорить, как не своим природным по местности языком. При сем следовало бы спросить: где же у нас чистый русский слог? А. пишет так, Б. иначе, В., Г. и… проч., всякий по-своему, и всякий утверждает, что его правда. За всеми не угоняешься; пиши по-своему. Где вы там нашли любовников-резонеров, прости господи!.. И не знаю, что это за народ такой, не русский. И оттого не записался и не выписался, потому что материалы не истощились. Лишь вникнешь, заметишь, гляди – и повесть. И сколько их еще у меня! – Будете читать, когда захотите.

Ей-богу, не хотел ничего писать, по сказанной в начале причине, да вздумалось открыть ошибочки, сказанные в начале статьи гг. издателей «Рус[ского] вест[ника]», далее, далее, да и заговорился или записался, да и ответил на все. Вперед таков не буду. Хоть что бы ни писали против моих сочинений, я – ни слова: трудно заставить других мыслить сходно с нами. Но при сей верной оказии, имею честь покорнейше просить особу автора оставить в покое, а то не ровен час, как и вам кто, забыв так же пристойность, приличие, благоразумие, ответит тем же, но без всяких выдумок и поклепов, так…

Вы умны – смекайте сами!

Примітки

Уперше надруковано в журн. «Москвитянин», 1849, ч. VI, № 20, октябрь, кн. 2, с. 327 – 334, під заголовком «Г. Ф. Квитка о своих сочинениях» і з приміткою редакції: «Из оставшихся бумаг. Дост[авлено] И. Ю. Бецким».

Датується 1841 р. на підставі змісту листа. Включено у зібрання: Квітка-Основ'яненко Г. Ф. Твори у шести томах, т. 6, с. 92 – 98.

Автограф зберігається: Державна Публічна бібліотека ім. Салтикова-Щедріна у Ленінграді (далі – ДПБ), ф. 588, оп. 3, № 258.

Подається за автографом.

«Русский вестник» – щомісячний літературний та політичний журнал реакційного напряму, видавався у Петербурзі М. І. Гречем за участю М. Полевого в 1841 р. З 1842 р. журнал перейшов повністю до рук М. Полевого. Виходив дуже неакуратно і в 1844 р. припинив своє існування.

«Москвитянин» – російський літературно-художній щомісячний журнал реакційного напряму, виходив у Москві в 1841 – 1856 рр. Редактор-видавець М. П. Погодін. Обстоюючи ідею «офіційної народності», прагнув спрямувати в це ж русло українську літературу під виглядом піклування про її розвиток.

Бецький Іван Єгорович (Юрійович) (1818 – 1890) – вчився у Московському, а згодом – у Харківському університетах, закінчив останній 1842 р. Близький знайомий М. Погодіна. Видавець російсько-українського літературного альманаху «Молодик».

… статьи… касательно моих сочинений. – Мається на увазі рецензія М. Полевого на твори Г. Квітки-Основ'яненка «Пан Халявский», «Жизнь и похождения… Столбикова», «Маргарита Прокофьевна», вміщена в журналі «Русский вестник», 1841, т. III, кн. 9, с. 712 – 715.

На меня и прежде нападали, было, литературные шавки… – Г. Ф. Квітка-Основ'яненко має на увазі в першу чергу О. Сенковського, який негативно оцінював його твори, зокрема роман «Пан Халявский».

… чрез одного санкт-петербургского книгопродавца – тобто через Івана Тимофійовича Лисенкова (1795 – 1881) – петербурзького книгопродавця і видавця, прикажчика для особливих доручень книготорговця М. Глазунова, з 1836 р. – власника магазину. Виступав тоді посередником між Г. Ф. Квіткою-Основ'яненком і його видавцями у Петербурзі.

… он тогда носил другую фамилию. – Роман Г. Квітки-Основ'яненка у першому варіанті мав назву «Жизнь и похождения Петра Пустолобова. Рукопись XVIII в.»

Кукольник Нестор Васильович (1809 – 1868) – російський письменник, автор драм реакційно-монархічного змісту.

… поместил в своем «Новогоднике» одну главу… – В альманасі Н. Кукольника «Новогодник» (Спб., 1839) Г. Ф. Квітка-Основ'яненко надрукував один розділ із свого роману «Жизнь и похождения Петра Пустолобова» під назвою «Скупец».

Я нес с другими с двумя, имя издателя «Украинского вестника»… – Перший на Україні літературно-художній, науковий і громадсько-політичний журнал прогресивного спрямування «Украинский вестник» (виходив у Харкові в 1816 – 1819 рр.) Г. Ф. Квітка видавав разом із письменником і вченим Євграфом Матвійовичем Філомафітським (1790 – 1831) та російським і українським письменником, автором праць з естетики Розумником Тимофійовичем Гонорським (1791 – 1818).

Каченовський Михайло Трохимович (1775 – 1842) – російський історик і літературний критик, професор Московського університету (з 1810 р.), його ректор (з 1837 р.), редактор московського суспільно-політичного і літературного консервативного журналу «Вестник Европы» у 1805 – 1807, 1811 – 1813, 1815 – 1830 рр. Г. Ф. Квітка-Основ'яненко надрукував у ньому «Письма к Лужницкому старцу» (1822, № 4, лютий, 306 – 314; № 7, квітень, с. 232 – 235; № 9 – 10, травень, с. 141 – 145) і «Малороссийские анекдоты» (1822, № 21, листопад, с. 61 – 65, № 22, листопад, с. 157 – 162).

Глінка Сергій Миколайович (1755 – 1847) – поет, драматург, перекладач, у 1828 – 1830 рр. цензор Московського цензурного комітету, у 1808 – 1820 і 1824 рр. видавець журналу «Русский вестник».

Чтобы доказать одному неверующему, что на малороссийском языке можно писать нежное… – Тут і в інших подібних місцях Г. Квітка-Основ'яненко мае на увазі П. Гулака-Артемовського.

…Чтобы остановить рецензентов толковать о незнакомом для них… – «Салдацький патрет» написаний Г. Ф. Квіткою-Основ’яненком 1833 р. з метою застерегти появу недоброзичливих відзивів на «Марусю».

… книгопродавец потребовал еще части… – Очевидно, йдеться про Глазунова Андрія, який здійснив перший і другий випуск «Украинских повестей» Г. Ф. Квітки-Основ'яненка.

Проезжает чрез наш город писатель… – Йдеться про В. А. Жуковського, який 11 – 12 жовтня 1837 р. був у Харкові і зустрічався з Г. Ф. Квіткою-Основ'яненком.

Краєвський Андрій Олександрович (1810 – 1889) – російський видавець і журналіст, редактор «Литературного прибавления к «Русскому инвалиду» (1837 – 1839), «Литературной газеты» (1840, 1844 – 1845), «Русского инвалида» (1847 – 1852), видавець «Отечественных записок» (з 1839). Після 1848 р. А. Краєвський зайняв відверто консервативні позиції.

…Одна комедия… взята была… артистом П. И. Григорьевым. Йдеться про комедію «Шельменко-денщик», яку поставив на сцені петербурзького театру у свій бенефіс П. І. Григор'єв І.

Григор'єв І Петро Іванович (1806 – 1871) – російський актор і драматург-водевіліст. Після закінчення петербурзького училища (1826) вступив до Александринського театру. Був особисто знайомий і листувався із Г. Ф. Квіткою-Основ'яненком. Неодноразово виступав у спектаклях його п'єс.

Первейшие, так называемые драматурги… – Г. Ф. Квітка-Основ'яненко натякає на М. Полевого, а далі і прямо критикує його як автора гучно розрекламованої, але так і не завершеної «Истории русского народа», а також за численні, без посилань на джерело, переробки п'єс інших драматургів.

Да вы умны – смекайте сами! – цитата з байки І. І. Дмітрієва «» (1805 г.).

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 154 – 159.