Древнее деревянное церковное зодчество в Юго-западном крае

Павлуцкий Г. Г.

[с. 1]Малорусская деревянная церковная архитектура лишь в очень недавнее время обратила на себя должное внимание ученых. Исследователи прежде преимущественно занимались изучением каменных образцов древнерусского зодчества. В последнее время внимание их привлекла к себе деревянная архитектура Северной России и Области Войска Донского [Деревянные постройки нашего Севера, исследованные и изданные академиком архитектуры В. В. Сусловым (Памятники древнего русского зодчества. Изд. Императорской Академии Художеств. С.-Петербург, 1895 г,; Очерки по истории древнерусского зодчества. С.-Петербург, 1889 г.), дают понятие о древнерусском церковном стиле XVII века в Архангельской, Вологодской и других северных губерниях]. Южный же архитектурный стиль оставался почти неизвестным и неисследованным.

Дарохранительница XVII в.	Троицкая церковь в с. Слободе Шаргородской

Между тем памятники малорусской архитектуры давно уже требуют удовлетворителъного издания и точного, систематического и научного описания. Памятники эти с каждымъ годом погибают все более и более, неизвестные многим и мало уважаемые самим населением, которое проходит мимо них равнодушно, помогая времени разрушать их драгоценные остатки. Пренебрежительное отношение к старым памятникам, приводящее к уничтожению их со спокойной душой, влечет за собою другое не меньшее зло: стремление обновлять, переделывать, изменять, украшать памятники родной старины, по[с. 2]добное мании стирать, переписывать, покрывать снова лаком старые картины. Многое уже разрушено, перестроено. Старая архитектура находится в агонии.

Изучение малорусской церковной архитектуры весьма важно, так как она есть плод народного художеcтвенного творчества, непосредственное выражение народного вкуса. Как известно, культурное влияние Византии принесло к нам искусство, сложившееся вне России. От Владимира Святого до Петра Великого, древняя Русь проявляет стремление оставаться верной той каменной архитектуре, которая вместе с христианством и церковными обрядами и обычаями была принесена из Византии на нашу родину. Национальному русскому творчеству византийское влияние оставило простор только в той области, которая находилась в зависимости от местных условий, а именно, наличных строительных материалов, т. е. в деревянном зодчестве. Необъятные лесные пространства, покрывавшие древнюю Русь, устраняли всякую потребность пользоваться другим, более удобным материалом для построек. Таким образом допетровская Русь создает, рядом с каменной архитектурой в византийском стиле, национальное деревянное зодчество.

Изучение южно-русской архитектуры важно еще и в том отношении, что оно может осветить интересный вопрос о взаимном влиянии деревянных построек юга и севера России. Типичные южно-русские деревянные церкви встречаются и в северных губерниях России; распространение их там следует объяснить влиянием Малороссии, сказавшимся кроме того, как известно, в северно-русской науке и литературе.

Естественно, поэтому, как важно знакомство с памятниками южно-русской деревянной церковной архитектуры. Правда, памятники эти обле[с. 3]чены в самую простую одежду непритязательного народного творчества. У того, кто привык к нарядной архитектуре, с колоннами, лепными украшениями, золоченными куполами и другими эффектами, малорусские деревянные церкви возбуждают мало интереса. Они не льстят внешним чувствам обаятельностью своих форм, но зато чаруют интимностью, задушевной поэзией, детской застенчивостью своих творцов. Обыкновенно деревенская церковь, типичная по внешнему виду, вся перекосившаяся от времени, вросшая в землю, резко выступает из густой тени мощных старых тополей и лип, растущих на церковном погосте; глубокая тишина царствует вокруг; безмолвие нарушают только воробьи, да ласточки безшумно влетают и вылетают в окна старой колокольни, которая стоит, как-то грустно понурясь, среди поросших травою старых могильных камней со стертыми надписями. Невольно отдаешься волшебному настроению этого поэтического уголка, который находится в такой гармонии с наивным созданием человека. Нарядные, но ординарные, не имеющие почвы постройки XIX века, во многих местах уже заменившие собою эту старину, вряд-ли могут столь же сильно настроить кого-нибудь.

Успенская церковь в м. Пиляве	Церковь в м. Корнин

Однако, старый южно-русский архитектурный тип не удержался на своей родине до наших дней. В Правобережной Малороссии, присоединенной к России окончательно в 1796 году, начало XIX века служит гранью, за которой старые типы малорусских церквей уже перестают созидаться и появляются новые, с северными, великорусскими формами и мотивами в украшениях. Самые древние церкви, сохранившиеся до наших дней, кажется, построены не раньше начала XVII века; большинство же храмов принадлежит XVIII ст. Есть однако основание предполагать, как мы увидим далее, что церковно-строительный стиль южной России восходит к отдален[с. 4]ной древности, что уцелевшие до нас старинные малорусские храмы, несмотря на сравнительно позднюю их постройку, представляют собою продолжение древнего деревянного русского строительства, которое возникло давно, с тех пор как началась Русь, но в городах уступило свое место иноземному византийскому каменному зодчеству, сделавшись главным образом достоянием сельского населения.

Посмотрим, в каких формах выразился национальный тип южно-русской архитектуры.

Внешность малорусского храма отличается простотой; храм лишен каких-бы то ни было наружных украшений. Это придает ему строгий характер и составляет отличие южно-русского храма от северно-русского деревянного храма, в декорации которого важную роль играют украшения чисто в народном вкусе. Это отсутствие в малорусском храме наружных украшений, быть может, служит одной из причин того, что малорусская архитектура все более и более вытесняется в Юго-западном крае формами северно-русского зодчества. Отсутствие наружных украшений в малорусском храме может бггь объяснено бедностью населения, гонением со стороны униатов и католиков и вследствие того мрачным настроением духа населения. Малорусский храм прост, лишен украшений и затейливых подробностей, но в целом он отличается стройным и изящным видом; в нем ярко выражена определенная идея: люди создали здесь простой и задушевный памятник своему чувству, которое стремится к небу; в этом порыве, в этом стремлении к небу вылилась вся малорусская архитектура; во всех линиях и формах явно обозначилось направление в высоту.

Брусковая скоба (ригель), с. Камянече	Брусковая скоба (ригель), с. Белашки

Малорусские храмы лишены фасадов, т. е. того, что в других христианских церквах (например, романских, готических) составляет красу архитектуры. Рассматривая малорусский храм, не видишь, где его лицо или передний фасад, и сколько сторон и куполов или башен имеет [с. 5]здание. Обойдя лишь вокруг церкви и избрав удобную точку зрения, начинаешь понимать, что эти странные, своебразные формы расположены симметрично и красиво.

Несмотря на то, что малорусский храм лишен всякой наружной отделки, в нем нужно отметить некоторое разнообразие аналогичных архитектурных форм. По-видимому, зодчие стремилиоь к самостоятельности, не хотели довольствоваться простым повторением и создавали новые сочетания основных элементов. Поэтому архитектурные формы не застывают в единичном образчике; мы постоянно встречаем разницу в вариациях плана и в форме нижних, средних и верхних частей; благодаря этому, каждое здание получает более или менее индивидуальный характер.

Господствующим типом малорусской архитектуры является трехкупольная церковь; в Юго-западном крае можно видеть большею частью храмы этого именно типа (рис. 2, 3, 6, 7 и 8). Трехкупольный храм состоит из трех срубов, соединенных по направлению от востока к западу.

Срубы сделаны из дубовых или сосновых бревен, обделанных исключительно топором. Закладывались они на толстых дубовых подвалинах; в новейшее время во многих церквах под эти подвалины подведен каменный фундамент. Самая церковь возводилась из бревен, причем внутренние и наружные церковные стены обтесывались прямыми плоскостями. В местах соприкосновения срубы эти имеют одну общую стену; таких смежных стен внутри храма две; в них вырезаны арки для свободного прохода из одной части храма в другую; алтарная арка обыкновенно закрываетоя высоким резным иконостасом. Средний сруб храма значительно преобладает над двумя остальными вышиной и шириной: он составляет основную существенную часть храма, и к нему уже примыкают алтарь и притвор. Углы верхних венцов церковного сруба обыкновенно схватываются горизонтальными брусками, украшенными различной резьбой (рис. 4 и 5).

[с. 6]Фигура основания каждого сруба не всегда бывает одна и та же; в расположении храма южно-русские мастера создали богатое разнообразие; основной мотив всегда один и тот же, но композиции различны. План церкви постоянно видоизменяется, образуя то три четыреугольника (напр. Михайловская церковь в с. Чемерисах-Волоских, Могилевского уезда Подольской губ.), то три восьмиугольника (церковь св. Георгия Победоносца в г. Тараще Киевской губ.); иногда алтарный прямоугольный сруб имеет отрезанные углы; эта последняя форма наиболее распространена и встречается в м. Полонном Волынской губ., и в других местах.

Каждая часть храма имеет свой особый купол, так что в храме их три, и они также расположены на прямой линии от востока к западу. В некоторых церквах нижние срубы прямо крыты куполами, имеющими форму шатра на четыре или на восемь граней. Эти шатровые покрытия вверху оканчиваются небольшими восьмигранными срубиками, поверх которых ставились главы (Георгиевская церковь в Больших, или Старых Хуторах в Виннице, 1726 г.). Но большинство малорусских трехкупольных церквей представляет наслоение нескольких постепенно уменьшающихся кверху восьмиугольников. На главный восьмиугольный или квадратный сруб нарубался другой подобный же сруб восьмиугольной формы, меньшего размера; затем в некоторых церквах, отавился третий и четвертый восьмерик, так что снаружи церковь представляет три многогранных пирамидальных башни.

Церковь Рождества Христова в с. Болячев	Воскресенская церковь в м. Брусилов

То, что прежде всего поражает внутри храма, это именно своеобразный вид куполов, смелых, безрассудных в своем полете вверх (рис. 9 и 10), Когда нижние этажи срубов имеют восьмиугольную форму, бревна [с. 7]стен выше карниза укорачиваются, давая направление потолку; получается восьмигранный пирамидальный или шатровый потолок или свод, который на половине или на одной трети своей высоты срезывается; на этом своде ставится восьмиугольный сруб меньшего диаметра, составляя второй этаж; восьми граням второго сруба соответствуют над ним восемь граней свода. За вторым этажем часто следует третий, на котором уже утверждаетоя фонарик и на нем глава.

Когда нижний этаж храма имеет четыреугольное основание, переход от него к восьмерику достигается чрез посредство треугольников, нижний конец которых, представляющий острый угол, лежит между двумя стенами сруба, в точке на линии их соединения; другие два угла каждого из треугольников оканчиваются там, где лежит нижняя часть восьмерика или свода. На образовавшемся таким образом восьмиугольном основании возводится свод, на котором укрепляется восьмигранный сруб, и т. д. (рис. 4 и 11).

Башни малорусских церквей иногда весьма высоки (так, напр., в Медведовском монастыре Чигиринского уезда, они достигают почти 20 саж.), однако не имеют тяжелого вида, благодаря системе восьмериков, поднимающихся вверх на головокружительную высоту. Впечатление еще усиливается от того, что основание сруба не велико, а над ним возвышается высокая башня; так, напр., основание среднего сруба внутри церкви в с. Чемерисах Волоских Подольской губ., равно 9½ арш., а высота купола от пола 26 арш. Впечатление внутренности храма выходит торже[с. 8]ственным и возвышающим. Глаз невольно влечется в вышину по выступам сводов, которые благодаря игре света и тени доставляют много живописной прелести.

Свет слабо проникает в храм чрез небольшие окна, устроенные в восьмериках; окна есть и в нижнем этаже храма, где они расположены очень высоко от земли, по одному в каждом срубе с северной и южной стороны. Свет играет на золоте иконостаса, на фигурах святых и сгущает еще более тени в тех местах, куда он не достигает, придавая внутренности храма фантастическую таинственность.

Самою нарядною частью малорусского храма является резной деревянный иконостас, во всю высоту храма, с золоченными резными орнаментами из гроздьев и листьев винограда и других узоров. Резные украшения иконостаса показывают нам, что они вышли из рук людей, обладающих несомненным вкусом. Особенно царские врата составляют немалую заботу для художника. Изящный вкус мастеров проявляется, кроме иконостаса, во многих других мелких предметах христианского культа, сделанных из дерева, кости, золота или серебра.

Интерьер купола церкви в с.Лисовичи	Интерьер купола церкви в м. Торговице

Солея в малорусоком храме возвышается на одну ступень, а иногда идет в уровень с церковным полом.

Обделка церковных дверей, особенно при входе в западный притвор (а прежде наружных), бывает иногда очень богата. Форма дверей всегда одна и та же: прямые двери вверху имеют отрезанные углы, так что дверные лутки состоят не из трех, а из пяти частей и имеют такой вид, как на рисунках 12 и 13. Дубовые дверные косяки с наружной [с. 9]стороны украшены резьбой; в украшении мы видим по преимуществу сочетания геометрических узоров, к которым часто присоединяется надпись, вырезанная вокруг.

К числу особенностей малорусской архитектуры принадлежит то, что весь внутренний организм здания выступает с полною определенностью и наружу. Так как купола бревенчатые, то форма крыш соответствует внутреннему устройству сводчатых потолков. Купола или главы малорусского храма снаружи имеют иногда форму усеченной пирамиды, четырехгранной или восьмигранной (низкий шатер) (напр. церковь Воскресения Христова в м. Корнине Сквирского уезда (рис. 6) и Введенская церковь в м. Трипольи Киевского уезда), или же форму широкую, сдавленную, со слабым перехватом у основания (напр. Св. Михайловская церковь в м. Зинькове Летичевского уезда Подольской губ. 1769 г., церковь св. Николая в г. Виннице (Старый город) Подольской губ. 1746 г.). Эта последняя форма, встречающаяся и в некоторых каменных церквах (напр. церковь Спаса на Берестове в Киеве), — чисто народная и древняя, тогда как несколько вытянутый и вычурный в линиях купол, заменивший в XVIII веке старые купола в некоторых киевских каменных церквах (напр. в Софийском соборе и в церкви Златоверхо-Михайловской) есть уже подражание позднему немецкому ренессансу [С. Яремич, Наглавные кресты XVII и XVIII ст. киевских церквей (Археологическая летопись Южной России, 1904 г. № 1—2, стр. 31)]). Поверх верхнего срубика или фонарика ставится глава; форма главы — луковичная, с заостренной вершиной, наподобие славянокого шлема. В XVIII веке и ранее церкви покрывались гонтой; в настоящее время гонта почти повсюду уже заменена жестью и железом.

Характерную и весьма живописную особенность малорусских храмов представляют галереи, «опасания» или «ганки», идущие вокруг всей церкви, чаще всего в виде простого открытого навеса на столбиках; иногда верхняя часть их между столбиками обделывалась в виде полукруглых арок, а нижняя заделывалась деревом или камнем. Главная цель этих галерей — служить защитой нижних частей здания от воды и сырости. Сверх того, во время переполнения храма молящимися часть народа может здесь укрыться от дождя и солнца. «Опасания» являются самостоятелной прибавкой, органически они не связаны с зданием. Иногда крыши галерей или «опасаний» поддерживаются особыми кронштейнами или выступающими концами бревен на углах здания, так что «опасания» исполняют роль фартуха, защищающаго храм от сырости. Такую форму «опасаний» можно видеть в некоторых малорусских церквах, например, в Св.-Димитриевский церкви с. Залуча Черченского Каменецкого уезда, 1738 г. (рис. 14), и в деревянной церкви 1747 г. в с. Княжполе Каменецкого [с. 10]уезда Подольской губ. (рис. 16). В настоящее время большая часть «опасаний» закрыта шелевкой и служит складом для старых икон, крестов, пришедших в ветхость, и т. п.

Стены малорусских храмов с внешней стороны теперь обшелеваны шелевкой в вертикальном направлении; было ли так в старину, неизвестно; более вероятно, что церкви в начале были срублены из необшитых бревен.

Рядом с типом трехкупольного храма встречается тип однокупольного. Нижний этаж однокупольного храма устраивается обыкновенно так же, как и в трехкупольном, но купол возводится только над средним срубом; алтарь же и притвор имеют крышу в два ската или полукруглую; внутри их устраивается плоский или немного вогнутый потолок (деревянный коробовый свод).

Третий тип малорусских церквей — это храм с пятью куполами, имеющий крестообразнытй план (рис. 16). Повидимому, этот тип, как более сложный, был менее распространен в Юго-западном крае, чем тип трехкупольного храма. Весьма интересный памятник подобного образца представляет соборная церковь Медведовского Николаевского монастыря в Чигиринском уезде Киевокой губ. Над перекрестьем возвышается квадрат, а на квадрате — три постепенно кверху суживающихся восьмиугольника. Боковые прирубы, или концы креста, — также прямоугольной формы и также представляют наслоение нескольких восьмиугольников. Другой интересный образец — церковь в м. Ярышеве Подольской губ. Центральный сруб ее имеет вид восьмиугольника, а не квадрата; концы креста также приняли форму граней.

Нужно еще отметить храмы крестообразного плана с одним куполом в центре креста; может быть, это — упрощенная форма предыдущегс типа.

Колокольни в малорусских церквях, как и кампанилы Италии в средние века, всегда устраивались отдельно; только в XIX веке (под [с. 11]влиянием готики) они ставятся при самой церкви. Во время татарских набегов колокольня могла не только служить своему прямому назначению, но и исполнять роль дозорной башни. Действительно, малорусская колокольня имеет вид башни; она состоит из двух или трех квадратов, поставленных один над другим и уменьшающихся кверху; это — тот же мотив, какой встречается и в башнях самой церкви, только срубы имеют четырехуголную форму; стены верхних срубов колокольни заменяет аркатура; колокольня оканчивается четырехгранным шатром и луковичной главкой. Многие колокольни сильно видоизменились под влиянием подновлений и переделок; прекрасный образец представляет колокольня в селе Ладыжицах Радомысльского уезда Киевской губ. (рис. 17).

Таковы, в общих чертах, формы старинной деревянной церковной архитектуры в Юго-западном крае.

Были попытки иcследовать источники и происхождение малорусского зодчества. Так, г. Норбеков недавно высказал мнение, что формы малорусской архитектуры происходят от деревянных памятников северно-русского зодчества. «Малорусская архитектура, говорит он, в своих, по крайней мере, существенных чертах мало чем отличается от северной деревянной архитектуры: и здесь мы видим и круглые (или точнее многоугольные) церкви, и крестообразные (хотя крестообразная форма, кажется, более распространена была на юге), видим то же наслоение нескольких восьмиугольников, иногда на нижнем квадрате, видим те же шатровые крыши, многогранные купола и луковичные главы. На Малорусской дере[c. 12]вянной архитектуре таким образом, надо полагать, в значителной степени отразилось влияние северной деревянной архитектуры» [Православный собеседник, изд. Казанской духовной академии. 1903 г., сентябрь, стр. 361].

Однако с этим мнением нельзя согласиться. Сравнивая северные церковные постройки с южными церквами, невозможно не видеть существенную разницу самих стилей [Ср. Суслов. Очерки по истории древне-русского зодчества, стр. 50.]. Кроме того, от южно-русских деревянных церквей веет таким упрямым, несокрушаемым своеобразием, что было бы большим заблуждением говорить о заимствовании и отрицать их родство с народом, их создавшим. Своеобразие форм южно-русской архитектуры прямо говорит за то, что малорусские храмы выросли из родной земли вместе с теми тополями и липами, которые их окружают. Если сравнить южно-русский храм с северным, то первый является полнейшей художественной противоположностью последнему. Малорусский храм — это суровое, замкнутое в себе целое; хотя верхние части трехглавого или пятиглавого малорусского храма и производят впечатление отдельно стоящих башен, но в деревянной архитектуре это весьма естественно, когда зодчие повсюду упорно обнаруживают набожное стремление вверх. Помимо этого, принцип малорусского зодчества состоит в том, что отдельные строительные части строго подчинены общему, ни одна часть не имеет собственной самостоятельности.

Дверь церкви в с. Тальянки	Дверь церкви в с. Белашки

Напротив, северная деревянная архитектура, со своими крыльцами, рундувами, кокошниками и проч., стремится более к живописной декоративности, чем к органическому единству. Здесь каждая часть получает самостоятельное значение, имеет индивидуальный характер и легко может быть опущена. Следует отметить одну особенность в северно-рус[с. 13]ском храме. Шатровый купол северной церкви снаружи доcтигает иногда до 30 аршин вышины, между тем как внутренняя высота церкви часто не превышает 10 аршин, так что вся внутренность шатрового купола и почти половина высоты церкви остаются совершенно непроизводительными. Г. Суслов старается объяснить эту страннооть тем, что во взгляде народа церковь всегда представлялась чем-то грандиозным по внешности и скромным по внутреннему убранству. Сюда, по его мнению, надо прибавить еще то обстоятелство, что крайнее несовершенство печей заставляло уменьшать нагреваемое пространство.

Как бы то ни было, факт на лицо. Если шатровый купол закрывали плоским потолком, то отсюда следует, что в нем не было нужды и что ето форма не органическая, а чисто декоративная. Малорусская архитектура, менее живописная, чем северная, должна быть поставлена выше ее в идейном отношении. Стремление вверх, чувство страстного желания неба сделалось основной руководящей мыслью южно-русского строительного искусства. Глядя на малорусские храмы, кажется, что зодчие в своем желании подняться выше земли, в своем стремлении к небу, преследовали лишь одну мысль — поднимать все выше и выше в воздушное пространство башни своих церквей. Их купола напоминали молящимся, в какой-бы части храма они не находились, о небе, к которому должны стремиться людские помыслы; плоские же потолки северных церквей подавляют эти порывы, возвращая мысли и чувства человека в обыденный круг жизни.

Св.-Дмитриевская церковь в с. Залуче-Черченское	Церковь св. Иоанна Богослова в с. Княжполь

Академик Суслов, занимавшийся исследованием донских церквей, делает заключение о происхождении типа южных церковных построек. По его мнению, тип южно-русских церквей заимствован. с Запада. Вслед за покойным Л. В. Далем он отмечает следы его на скульптурном изображении бронзовой двери в Гнезно (в Польше) и в постройках французских крестоносцев на Неаполитанском берегу, в Транинской и Молфетской церквах. По отношению детальных форм г. Суслов находит сходство башни Антверпенского собора с отдельными частями трехглавых малорусских церквей. Все это дает ему повод предполагать, что «на Западе еще в довольно раннюю эпоху один из типов церквей был именно такого же мотива, как и наши южные трехглавые церкви». Г. Суслов указывает на шотландцев и бенедиктинцев, которые еще в VIII веке славились своими деревянными церквами и во время проповедей насаждали свое искусство в Германии, Моравии и других более близких к нам местностях. Искусство это и было занесено в южную Россию через Галицию, и таким образом малорусская архитектура может считаться прямым подражанием католическим и униатским храмам Запада.

Основанием для этого заключения г. Суслова послужила статья графа А. С. Уварова в Трудах II-го Археологического съезда, посвященная [с. 14]вопросу: по какому образцу строились первые деревянные церкви на Руси? Отвергая участие греков в постройке первых деревянных русских церквей на том основании, что в Византии не было деревянных построек, граф Уваров высказывает убеждение, что принявшие христианство Руссы, нуждаясь в храмах и не имея перед глазами никаких образцов подобных зданий, по необходимости должны были обратиться к западным славянам и у них выучиться постройке христианских церквей. Что касается вопроса, от какого соседнего славянского народа заимствованы были образцы для русских деревянных церквей IX века, то, по мнению графа Уварова, нужно остановиться на деревянных церквах в Галиции: они одни вполне соответствуют тем постройкам, которые сохранились в России до наших дней.

Церковь Рождества Богородицы в м. Ходорове	Колокольня в с. Ладыжицах

Многое в вышеприведенных мнениях при ближайшем исследовании памятников уступает место иным соображениям. Поэтому выскажем наше мнение о происхождении и характере малорусской архитектуры.

Как далеко вглубь времен можно отнести возникновение малорусской архитектуры? Существующие малорусские деревянные храмы относятся к XVII и ХVIII вв. Но они представляют собою настолько законченную, выработанную цельность стиля, что возникновение малорусских деревянных церквей, без всякого сомнения, нужно отнести к гораздо более древнему времени. В частности, сохранившиеся у нас пятиглавые деревянные церкви относятся к ХVIII веку: однако пятиглавые храмы вызывают искренний восторг у любознательного дьякона Павла Алеппского, посетившего Малороссию вместе с отцем своим, патриархом антиохийским Макарием, в половине XVII века. В г. Переяславе Павел Алеппский видел «большую новую церковь, выстроенную из дерева, в честь Успения Владычицы, с пятью куполами, имеющую вид креста… снаружи церкви идет большая галерея, охватывающая все восемm углов ее, с точеными перилами». Описывая Густынский Троицкий монастырь близ города Прилук, [с. 15]Павел Алеппский также говорит о деревянной деркви с куполами из блестящей жести и позлащенными крестами: «купола, числом пять, расположены крестообразно, высоки; средний больше и выше остальных четырех». Он дает описание и трехкупольной церкви в Трипольи.

Павел Алеппский называет много малорусских деревянных и каменных храмов, изумляясь ловкости и замысловатости мастеров. Читая его описание, выносишь впечатление, что искусство в Малороссии в половине XVII века достигло высокого совершенства. Для украшения церквей, повидимому, привлекалось все лучшее, созданное местными художественными силами.

Церковь Рождества Богородицы на плане 1638 г.	Миниатюра Радзивиловской летописи

Нельзя не указать на изображения трехкупольных деревянных церквей на древнейшем из дошедших до настоящего времени подробных планов Киева; это — гравированный план, изданный в Киеве при книге киево-печерского иеромонаха Афанасия Калнофойского «Тератургима», 1638 года, и состоящий из трех таблиц с объяснительным текстом на польском языке. На первой таблице между прочим изображена деревянная трехкупольная церковь Рождества Пресвятой Богородиды, обновленная монашествующей братией в 1685 году (рис. 18). На третьей таблице мы находим такую же трехкупольную церковь с деревянной колокольней, стоящей отдельно, в монастыре св. Николая Пустынного. Рисунки Кальнофойского передают ясно и даже подробно все особенности церковной постройки; можно различить даже «опасания» и их конструкцию [Рисунки Кальнофойского приводят на память изображение Креховского монастыря близ г. Львова в Галиции с такими же деревянными трехкупольными церквями. Креховский монастырь был основан схимником Киево-Печерской лавры Иоилем, который, прийдя сюда с другим иноком около 1618 г., выстроил две деревянные церкви в честь Преображения Господня и во имя св. Николая и основал здесь обитель. После принятия унии в 1721 г. Креховские монахи совершенно преобразили монастырь: вместо прежних деревянных церквей восточного типа они возвели большую каменную церковь по образцу католического костела. Но в Креховском монастыре сохранилась старинная деревянная таблица с гравированным изображением монастыря в 1699 году, исполненным иеромонахом Дионисием Сенкевичем. Это изображение, напечатанное в трудах 1-го Археологического съезда в Москве и в издании Батюшкова «Волынь», дает понятие об архитектуре монастырских деревянных церквей; церкви эти — трехкупольные и совершенно подобны тем, которые изображены на плане Кальнофойского].

[с. 16]Мы имеем указания, свидетельствующие о еще более отдаленной древности малорусского церковно-строительнаго стиля; указания эти заключаются в миниатюрах наших рукописей. На миниатюрах встречаются изображения древних церквей, причем иллюстраторы рукописей нередко пользуются, на ряду с византийскими формами, мотивами своего исконного деревянного зодчества. Уже академик Суслов указал несколько примеров.

«Формы церквей, говорит он [Очерки по истории древнерусского зодчества, стр. 39], в виде башен, состоящих из ряда уменьшающихся кверху восьмигранных срубиков, присущих только южной архитектуре, употреблялись русским народом видимо еще с давних времен, так как они встречаются в наших древних рукописях, напр. в миниатюрах жития Московского митрополита св. Алексея, половины XV столетия, и в Соловецкой Юсовой рукописи XVI столетия (трехглавые же церкви, в виде отдельных восьмиугольников, но с пирамидальным покрытием, находим в Строгановском иконописном подлиннике конца XVI столетия). Эти общие формы (восьмигранные купола и [с. 17]многоэтажные срубы) могли появиться на Севере с Юга, после присоединения Малороссии к России и, во всяком случае, они отходят от главных типов северных церквей».

Миниатюра Изборника Святослава	Миниатюра Апостола 13 в.

Не меньшую важность имеет для нас один рисунок с изображением пятиглавой церкви малорусского типа, находящийся в Радзивиловской или Кенигсбергской летописи [Радзивиловская или Кенигсбергская летопись. Фотомеханическое воспроизведение рукописи. Изд. Общ. Любит. Древней Письменности. 1902 г.]. Радзивиловский список начальной летописи занимает одно из видных мест среди славяно-русских лицевых рукописей XIV—XV столетий [Н. Кондаков, Заметка о миниатюрах Кенигсбергского списка начальной летописи (в «Статьях о тексте и миниатюрах рукописи», стр. 115)]. По мнению Кондакова, он представляет собою копию с древнего лицевого списка летописи, который относился, быть может, к первой половине XIV или даже к концу ХIII столетия и мог быть суздальского происхождения. Радзивиловская же летопись возникла в Московском или Владимирском уезде. На всех миниатюрах этой рукописи лежит отпечаток несомненного влияния византийского оригинала. Но в то же время наше внимание постоянно останавливается перед множеством деталей чисто русского обихода. Церковная архитектура, в изобилии рассеянная в рисунках, украшающих летопись, обнаруживает замечательную близость к Суздальской архитектуре; здесь можно ясно видеть коробовое, сводчатое покрытие так называемых «зако[с. 18]мар» по фасаду церкви. Много также в миниатюрах встречается церквей в виде башен, состоящих из многоэтажных срубов, поставленных один над другим, то есть того типа, который в XVII—ХVIII веке господствует в южной полосе России.

Но особенно интересен рисунок, представляющий пятиглавую церковь, повидимому, крестообразного плана (рис. 19). Церковь на этом рисунке имеет все особенности, присущие южно-русским пятиглавым храмам. Храмы южной России отличаются от северных своими массами. Они производят впечатление нескольких самостоятельных построек, составленных в кучу. Таким именно характером отличается и церковь на нашем рисунке: пять отдельных башен, соединенных вместе. Следовательно, мы здесь имеем дело с пятиглавым храмом крестового типа.

Особенно большой интерес представляют для вопроса о древности малорусского церковно-строительного стиля рисунки (в большой лист), играющие роль заставок и приложенные к Изборнику великого князя Святослава 1073 года. Некоторые из этих рисунков изображают род храма с тремя главами, окруженного, по византийскому обыкновению, павлинами и другими птицами и цветами (рис. 20). Совершенно подобное изо[с. 19]бражение храма с тремя главами мы находим на киевской миниатюре XI века в Псалтыре Егберта, архиепископа Трирского [Граф А. Бобринский, Киевские миниатюры XI века и портрет князя Ярополка Изяславича в Псалтыре Егберта, архиепископа Трирского. Таблица XXVI. С.-Петербург, 1902 года.].

Не знаю, кому первому из русских ученых принадлежит мнение, давно принятое многими, что заставки Святославого Сборника изображают перспективный и реальный тип пятиглавого храма. Однако это мнение, несмотря на то, что оно теперь общепринято, есть ничто иное, как только предположение, ничем не доказанное. Для того, чтобы основательно подтвердить его, нужно было бы убедить нас, что древнерусским иллюстраторам были известны законы перспективы. Но на деле этого мы не находим. Проследите один за другим уцелевшие памятники, и увидите, что знание перспективы было в самом плачевном состоянии в книжной живописи древней Руси. Даже в Византии весьма многие миниатюры рукописей не имеют ничего общего с перспективой, может быть оттого, что заставки исполнялись не художниками, а каллиграфами. Для [с. 20]примера укажу на миниатюры греческой рукописи Скилитцы, где можно видеть более десятка изображенных зданий с полным нарушением перспективы.

С точки зрения хода развития искусства по времени наши миниатюры могут быть сопоставлены с произведениями народа, находящегося еще в детском возрасте, цапример, — с древнеегипетскою живописью. Египтянин рисует человеческую фигуру в профиль и изображает при этом два плеча и глаз en face, так как он знает, что у человека есть два плеча и что глаз имеет два угла; но он еще не видит, что одно плечо закрывает другое и что внутренний угол глаза исчезает позади выпуклости глазного яблока. Даже живопись XIV века ограничивает все стороны куба параллельными линиями, так как она знает, что эти линии тянутся параллельно и не видит, что параллельные линии, уходящие от поверхности изображения, кажутся сходящимися в одной точке.

Тоже самое нужно сказать и относительно иллюстратора древнерусских рукописей: в общем он обнаруживает в своих композициях много вкуса, грации нежных сочетаний, так что нельзя отрицать в них присутствие артистической манеры, но в отдельностях он детски беспомощен; с этой стороны, его рисунки кажутся грубыми, наивно намалеванными; весьма многое у него основано на заимствовании из греческих источников, причем он часто не понимает заимствованного; но кое-что он вносит и из окружающей действительности. Но заимствуя черты из современной действительности, рисовальщик в передаче их [с. 21]так же не силен, как и в передаче заимствованного со стороны. Подобно древнеегипетскому живописцу, он изображает предметы так, как он знает их, а не так, как он их видит, потому что он создает свои композиции у себя в монастырской келии подобно тому, как ребенок рисует окружающие его предметы, т. е. по впечатлению. Он рисует здания так, как помнит их, стараясь передать нечто, похожее на кровлю, окна, двери, на другие архитектурные детали, часто вычерчивая совершенно фантастическия палаты. Он знает, что храм имеет три купола и изображает его соответственно; если бы церковь имела пять куполов, то он нарисовал бы все пять куполов в одном ряду.

Справедливость этого последнего положения доказывается существованием целой группы миниатюр, в которых мы действително видим изображение пятиглавого храма с нарушением перспективы (рис. 21), т. е. именно в таком виде, в каком и должен был нарисовать пятиглавый храм по впечатлениго монах-живописец XI века, иллюстрирующий книги [Прежде всего следует назвать одну из византийских миниатюр, украшающих манускрипт бесед Иакова, монаха Кокиновафского монастыря, XI в. (Н. Покровский, Очерки памятников христианской иконографии и искусства. С.-Петербург, 1900 г., рис. 126; Стасов, Славянский и восточный орнамент, лист СХХV); она изображает пятиглавую церковь, причем нарисованы все пять куполов. Свидетельство греческой миниатюры важно, так как греческие оригиналы служили образцами для славянских иллюстраторов. Далее, следует назвать новгородокую миниатюру апостола ХIII века в Петербургской публичной библиотеке и миниатюру Часослова ХV века в Синодальной типографской библиотеке в Москве с изображением пятиглавых храмов, причем все пять куполов нарисованы в одном ряду (Стасов, Славянский и восточный орнамент, листы LXI и LXXIV). Даже такой мастер, как царский изограф Симон Ушаков, изображая пятиглавую церковь на иконе Владимирской богоматери в грузинской церкви в Москве, рисует, стараясь применить перспективу, все пять куполов. Среди росписи притворов церкви Иоанна Предтечи в Толчкове конца XVII века также изображена пятиглавая церковь с пятью куполами (Покровский, стр. 428), и проч.].

[с. 22]Таким образом, предположение о том, что заставки Святославого Сборника изображают пятиглавый храм, теряет всякую основу.

Относительно трехглавых храмов на южно-русских миниатюрах XI века нужно, конечно, сказать, что это — не реальное, а схематичное, условное изображение храма. Этот схематичный, созданный русскими мастерами тип храма, передавался семейной традицией от поколения к [c.23] поколению. Поэтому он повторяется в произведениях последующих веков [Изображение трехкупольного храма мы встречаем на миниатюрах киевской Псалтыри конца XIV века (Стасов, л. XLV), Евангелия недельного начала XV века в Синодальной библиотеке в Москве (Стасов, л. LXXVI), Псалтыри конца XV века в Петербургской Публичной библиотеке (Стасов, л. LXXXVIII), Жития Нифонта XVI века (Труды XI Археолог. съезда. Т. II, табл. XVI), в Сийском иконописном подлиннике конца XVII века (Покровский, рис. 206). Даже в скульптуре встречается изображение трехглавого храма; например, на деревянном рельефном изображении св. Николая Можайского конца XIV века. (Труды XI Археологич. съезда. Т. II, стр. 137).].

Интересно, однако, почему на древнейших южно-русских миниатюрах изображен храм с тремя главами? Не явилось ли это изображение оттого, что в древней Руси уже в XI веке существовали трехкупольные храмы? Такими храмами могли быть только деревянные. Мы имеем [с. 24]в летописях указания на деревяныые церкви, воздвигнутые задолго до прихода первых греческих зодчих.

Так, в договоре Игоря с Царьградом в 945 году в первый раз встречается свидетельство, что в ту пору в Киеве уже было много христиан и что у них была своя особая церковь св. Илии. Сам Владимир св., по принятии христианства, по словам летописца, «повеле рубити и поставляти церкви по местам, идеже стояху кумиры». Эти церкви, как показывает самое слово «рубити», были деревянные. Еще в начале XI века Дитмар, епископ Мерзебургский замечает, в своей хронике, что в Киеве более четырехсот церквей. Положим, он сильно преувеличи[с. 25]вает это число; однако во время огромного пожара 1124 года, испепелившего Подол и часть Верхнего города, по словам нашей летописи, сгорело до 600 церквей.

Литературные известия дополняют теперь уцелевшие памятники, то есть деревянные церкви, в изобилии рассеянные по селам Юго-западного края; преобладающим типом их являются именно трехглавые храмы. Хотя ныне существующие памятники поздние, однако начало южно-русской деревянной церковной архитектуры должно восходить к глубокой древности. В пользу этого говорят, как все своеобразные черты малорусского архитектурного стиля и законченность его форм уже в начале XVII века, так в особенности незыблемость народного предания в деле сохранения старинного церковного зодчества. Эта устойчивость народного предания станет заметной, если сравнить нашу малорусскую деревянную архитектуру с деревянной архитектурой Запада.

Церковь в Галлингдале	Церковь в Георгенберге

На севере, в Англии, Норвегии и Дании в средние века существовала деревянная архитектура. Наиболее замечательные храмы норвежской деревянной архитектуры романской эпохи сохранились еще и теперь в Бургунде, Хуруле, Тинде, Гиттердале. Обилие кровель, разной величины и [с. 26]почти постоянно в два ската, придают скандинавским храмам тот своеобразный, красивый внешний вид, который так живописно отличает их от всех деревянных храмов в других странах (рис. 22).

В Германии и Галлии деревянные постройки существовали еще в языческие времена [Stephan Beissel, Holzkirchen in Deutschland (Zeitschrift fur Christliche Kunst. XVI. Jahrg. Heff 2)]. В то время, как римляне воздвигали в Германии дворцы, храмы и казармы из кирпича и местного камня, германцы и галлы сооружали свои капища из дерева. Так, Померания славилась деревянными капищами, из которых в особенности известно было еще в 1124 году главное капище в Штеттине. Христианские храмы также были деревянные. Во времена Григория, епископа Турского, почти все деревенские церкви в Галлии и небольшие святилища в городах были из дерева, хотя кафедралы сооружались исключително из камня.

К сожалению, в Германии и Галлии не осталось памятников деревянного зодчества средневековой эпохи. Деревянные церкви рано исчезли, уступив свое место храмам, сооруженным в римском вкусе из кирпича или камня. Повсюду монастыри, города и даже богатые деревни делали все возможное, чтобы иметь у себя каменные церкви. Эти последние отличали их от язычников, храмы которых были из дерева. Сверх того деревянные церкви, благодаря употреблению при богослужении свечей, лампад и курильниц, были подвержены частым пожарам. Таким образом деревянные храмы являются на Западе только предвестниками каменных построек.

[с. 27]Богата пямятниками деревянного зодчества лишь Силезия, причем древнейшие из сохранившихся силезских деревянных храмов не старше первых годов XVI века [Paul Knötel, Die Holzkirchen Oberschlesiens («Oberschlesiens». I. Jahrg. Heft 4. Juli 1902).]. Деревянные храмы Силезии выстроены из грубо обтесанных брусьев, которые, наподобие крестьянских изб и амбаров, положены горизонтальными рядами на низком каменном фундаменте и скреплены в углах посредством зубцов в нижнем бревне и зарубок или выемок на верхнем. Материалом служит обыкновенно сосна, но иногда встречается и дуб. План силезских храмов составляют: прямоугольное пространство для общины, алтарь на восточной стороне и притвор или паперть на западной. Всем зданиям присуща одна и таже черта, а именно: алтарь или клирос более узок, чем главное помещение; он имеет преимущественно форму прямоугольника, но иногда делается в виде половины шестиугольного сруба; к северной стороне алтаря примыкает ризница. В Силезии можно различать два типа храмов. Первый тип тот, когда звоницы или башни выстроены совершенно отдельно от главного храма. Так, колокольня церкви в Георгенберге (округ Тарновиц) стоит отдельно на церковном погосте (рис. 23). Другой тип представляют храмы с башней на западном фасаде здания. В одной только церкви в Микульчуце башня стоит перед храмом и соединена с ним низким крытым переходом (рис. 24). Башни также бывают двух родов. В Микулчуце колокольня состоит из высокого квадратнаго сруба, который кверху суживается и поддерживает верхнюю часть башни с прямыми выступающими, как бы висящими в воздухе, стенами; крыша колокольни шатровая. Другой тип колокольни представляет церковь в Георгенберге: четырехугольная колокольня представляет собой прямые стены; вместо шатрового покрытия — барочный купол. Как в плане, так и на фасаде главная часть и алтарь ясно различаются между собой, так как алтарь ниже главной части. Стены церкви в Георгенберге снаружи покрыты дранью, но чаще стены церквей в Силезии с внешней стороны не имеют никакой обшивки. Еще одну особенность верхне-силезских храмов составляют галереи вокруг здания (см. церковь в Георгенберге). Так как света вообще в храмах немного, вследствие незначительного числа окон, то крыши галерей идут под окнами, как напр. в той же Георгенбергской церкви; окна — прямоугольные или дугообразыые. Наконец следует упомянуть о куполообразном окончатом фонаре, который возвышается над восточной частью главного дома; из этого фонаря или башенки свешивается внутрь церкви веревка, привязанная к колоколам; этим объясняется помещение башенки на соответствующем месте, ближе к алтарю. Потолки силезских храмов или плоские или немного [с. 28]вогнутые, — чаще главная часть храма имеет плоский потолок, а алтарь — вогнутый.

Церковь в Микульчуце	Церковь св. Георгия в Дрогобыче

В Силезии мы не имеем сохранившихся памятников деревянного зодчества, восходящих ранее начала XVI века. Церкви, датированные надписями, разумеется, должны служить указанием для определения времени сооружения недатированных. Древнейшие церкви, судя по надписям, следующие: в Пниове (округ Тост-Глайвиц) 1506 года, в Сирине, на юго-востоке от Ратибора, 1510 года (в 1886 году ее заменила новая постройка), в Лубоме, также на юго-востоке от Ратибора, 1516 года, и в Хехлау (округ Тост-Глайвиц) 1517 г. Другие церкви возникли в XVII и ХIII вв.; церковь в Георгенберге принадлежит 1666 г., а церковь в Микульчуце более древняя.

В Германии, за исключением Силезии, уцелели лишь незначительные остатки деревянной архитектуры. В Познани уже в XII и ХIII веке, даже в деревнях, встречаются каменные костелы. Несмотря на это, здесь сохранилось несколько старых костелов, отчасти принадлежащих XVI ст.

Напротив, Чехия, Моравия, Галиция (западная и восточная, особенно ее нагорная часть), Буковина и северная часть Венгрии богаты деревянными храмами [Kazimierz Moklowski, Sztuka ludowa w Polsce. Lwow, 1903].

[с. 29]Как самый способ постройки славянских храмов, так и внешний их вид ничем не отличаются от силезских деревянных церквей. И общая форма, и план, и самый способ постройки одни и те же. Только в Галиции доселе сохранились древние деревянные церкви, тип которых родствен типу южно-русских церквей (рис. 25). Но Галиция и Малороссия населены одним и тем же народом, малорусским; и Галиция и Малороссия в эпоху польского владычества, т. е. до конца ХVIII века, жили одной общей политической и религиозной жизнью; они разделились только со времени разделов Польши. Архитектура в них необходимо должна быть общая.

Итак, сравнительное изучение малорусских и западных храмов приводит нас к выводу, что малорусская архитектура представляет черты, совершенно отличительные от западного деревянного зодчества; она облекается в формы свободные, самостоятельно вырабатывая свои оригинальные особенности. В своей каменной архитектуре древняя Русь в течение целых веков оставалась непоколебимой в своих византийских осно[с. 30]вах. Такой же непоколебимой она оставалась и в деревянном зодчестве. Хотя влияние Запада издавна ощущалось на Руси, хотя западная цивилизация, а вместе с нею и искусство, не раз бросали свои зерна на ее почву, тем не менее ростки, пускаемые этими зернами, вплетаясь в канву ее первоначального основания, не внесли каких-либо существенных изменений; стили романский, готический, возрождения влияли более или менее на русскую орнаментацию, на декоративные формы, иногда пускали и более глубокие корни, но не изменили национального стиля и местного характера.

Совершенно иначе обстоит дело с западными деревянными храмами. Эти последние претерпевали изменения всякий раз, как изменялись эпохи. Особенно сильно отразилооь в наружных формах западных костелов и церквей влияние готики.

Южная Россия твердо сохранила формы церковной архитектуры, несмотря на многовековое давление католицизма и унии. К малорусским деревянным храмам нельзя применить ни одной из известных художественно-исторических схем; их нельзя отнести ни к готике, ни к стилю возрождения, ни к барокко; они сами представляют стиль, естественным образом возникший из строительного материала и в течение ряда веков сохранившийся неизменным.

Многие формы, свойственные малорусской архитектуре, хотя и встречаются на Западе, могли выработаться на Руси совершенно самоcтоятельно, родиться из свойств материала, — дерева. Многогранные формы выработались оттого, что плотники старались использовать короткие древесные стволы и отрезки от более длинных бревен. Многогранная форма срубов сделалась излюбленным мотивом церковно-строительного дела в Донской области; в архитектуре правобережной Малороссии она встречается реже. Зодчество Донской области вообще является дальнейшим развитием малорусского. Со времени возникновения казачества в самом начале XVI века огромная масса малороссов переселяется на Дон; до конца XVII века переселения были часты и производились одновременно большими партиями. В церковной архитектуре Донской области мы встречаем такую форму храма о девяти главах, какую представляет собор в г. Новомосковске Екатеринославской губ. (рис. 26); форма эта не встречается в правобережной Малороссии; явилась она как осложнение более простой формы пятикупольного храма.

В пятикупольных малорусских храмах с крестообразным планом, несомненно, нужно видеть влияние Византии. Среди храмов древнего Херсонеса сохранился один крестообразного типа, принимаемый за крещальню. Церкви такой формы в изобилии встречаютоя на Кавказе. Храм св. Марка в Венеции также имеет крестообразный план с пятью куполами, а по образцу св. Марка в основании церкви Saint-Front в Perigueux лежит гречеcкий (равноконечный) крест с пятью куполами. Крестообразный план [c. 31]церкви встречается не только на юге, но и на севере России. Церковь в посаде Уна, Архангельской губернии, близ Белого моря (XVII в.) имеет план, совершенно подобный Херсонескому храму. Несомненно, что между Уной и Херсонесом находилось не мало церквей такого же типа. Далекая Уна могла заимствовать свои образцы только с ближайшего к ней юга — Поволжья, если не Новгорода.

Наконец, можно полагать, что в наше деревянное церковное зодчество вошли формы, которые употреблялись у нас еще в языческое время. Самый простой образец трехкупольной церкви в Юго-западном крае представляет Георгиевская церковь в Старых хуторах г. Винницы Подольской губернии. Здесь все три четыреугольных сруба покрыты шатровыми крышами, что, по-видимому, подтверждает замечание, сделанное Ибн-Дастом (Ибн-Русте) о жилищах славян: «В земле славян холод бывает до того силен, что каждый из них выкапывает себе род погреба, который покрывается деревянною остроконечною крышею, какие видим на христианских церквах». Ибн-Даст, без сомнения, имел здесь в виду деревянную церковь с остроконечной крышей [Шатровая форма крыши встречается и в немецкой романской архитектуре; многогранный шатер — это обычная форма крыши в немецких соборах Шпайера, Мурбаха и других.].

Дальнейшее развитие южно-русских церквей состоит в том, что на основной клети храма, вместо шатровой кровли, ставились две или три восмиугольных клетки, одна другой меньше, пирамидой (восьмерики) [Эта форма башен также известна на Западе. Можно привести несколько памятников, где встречается аналогичная форма башен. Это — красивый замок Розенборг возле Копенгагена, церковь в Христианштадте в Дании и замок в Кальмаре в Швеции. В этих памятниках отразилось влияние романской архитектуры, где мы видим башни, напоминающие купола малорусских церквей].

Итак, малорусское деревянное церковное зодчество так же, как и деревянная архитектура северных окраин России, является искусством национальным, искусством, сохранившим свой националный характер благодаря тому, что оно самостоятельно переработало и совершенно поглотило все чужие элементы, византийские или западные, которые к нему притекали.

Опубликовано: Г. Г. Павлуцкий. Деревянные и каменные храмы. – К.: 1905 г., с. 1-31.