Литейные формочки

Каргер М.К.

Наряду с литьем по восковой модели киевские литейщики широко пользовались техникой литья в каменных формах. В этой технике отливались две совершенно различных группы изделий. Каменные формочки применялись киевскими литейщиками для отливки мелких, большей частью плоских бронзовых, оловянных и свинцовых подвесок различных форм, дунниц, перстней, пуговиц, крестиков и т. п. Формочки для отливки этого типа изделий весьма многочисленны (табл. XLV – XLVII). Большая коллекция их была обнаружена в 1893 г. на Флоровой горе (Киселевка) (табл. XLVIII, XLIX), что позволяет предположить существование там специальной мастерской. Наряду с каменными формочками иногда встречаются и глиняные, хорошо обожженные (табл. L).

Металлические формочки, очень редко встречающиеся на других древнерусских городищах, в Киеве неизвестны [Бронзовая формочка для отливки колта найдена на Княжой горе (КИМ, инв. № 68273), вторая – для отливки мелких шариков – происходит из Саркела, на нерабочей поверхности ее – знак Рюриковичей (см.: М.И.Артамонов. Средневековые поселения на нижнем Дону. – ИГАИМК, вып. 131, Л., 1935, стр. 21 и рис. 4, 1)]. Бблыная часть этих формочек односторонние, но встречаются и двусторонние, соединявшиеся попарно. Время появления этой разновидности формочек установить затруднительно. [с. 380]

Судя по тому, что некоторые из них имитируют арабские диргемы, пользование такими формочками следует отнести не позже чем к началу XI в. [Формочка для отливки диргема, хранящаяся в собрании КИМ, происходит из с. Григоровки Киевской области. О двух других формочках для отливки диргемов см.: Г.Ф.Корзухина. Киевские ювелиры накануне монгольского завоевания. – СА, XIV, 1950, стр. 218 и прим. 4]

Значительно больший интерес представляет вторая группа формочек, также достаточно многочисленная. Формочки этой группы служили для отливки трехбусинных серег или височных колец разнообразнейшего рисунка, колтов с рельефным изображением зверя или плетеного орнамента, звездчатых подвесок, нешироких наручей и ложновитых браслетов (табл. LI – LVII). Все предметы, отливавшиеся в этой группе формочек, имитировали драгоценные золотые и серебряные тисненые изделия, изготовлявшиеся древнерусскими “златокузнецами”. Именно поэтому они получили наименование “имитационные” (Б.А.Рыбаков).

Формочки эти вырезаны обычно в мягком, но плотном камне (шифер, черный жировик, реже известняк), позволявшем передать сложнейший мелкий рисунок всех деталей изделия, вплоть до мелкой зерни иди филиграни. Большая часть формочек составлялась из двух парных створок. Парные створки обычно имели очень тщательно притертые плоскости, что устраняло появление литейных швов при заливке в формочку металла. Для точного совмещения двух (иди трех) створок формочки в них просверливались круглые гнезда, в одном из которых укреплялся свинцовый стержень, своим выступающим [с. 381] концом точно входивший в гнездо парной створки формочки.

Все формочки этого типа выполнены исключительно тщательно, представляя порой замечательные образцы камнерезного искусства. Даже наружная их нерабочая поверхность в большинстве случаев отделана весьма тщательно. Иногда на [с. 382] наружной стороне резчики делали “пробы резца” – различные рисунки, не вызванные производственным назначением формочки. Так, на торцовой. части одной из них сохранился резной рисунок бородатого человека в остроконечной шапке (табл. XLVIII) [Б.А.Рыбаков. Ремесло древней Руси, стр. 261].

На нерабочей стороне одной из формочек для отливки трехбусинных серег процарапано имя мастера – владельца формочки – “Макосимов”, что обозначало “формочка Максима” (рис. 86, 1, 2). На другой формочке, происходящей с фдоровой горы, вырезаны буквы “НТ” (рис. 86, 3).

Все формочки имеют в верхней части канал для заливки металла (литок), а в формочках для изготовления изделий сложного рисунка от главного литка отходят обычно дополнительные каналы к различным частям изделия, чтобы расплавленный металл мог одновременно заполнить все части формочки. В нижней части формочек прорезался канал для отвода воздуха из полостей формочки при заливке металлом. Иногда формочки вырезаны на обеих сторонах камня. В этих случаях каждая сторона использовалась для отливки разных предметов.

Подавляющее большинство “имитационных” формочек, известных поныне, найдено в Киеве, в основном на территории бывш. усадьбы Петровского, бывш. усадьбы Десятинной церкви и близ расположенной бывш. усадьбы Трубецкого, т.е. на древней территории княжеского двора или вблизи него. Тридцать шесть фрагментов литейных формочек, из которых удалось склеить девятнадцать формочек для отливки трехбусинных серег, колтов, звездчатых подвесок и ложновитого браслета, были найдены в тайнике под развалинами Десятинной церкви (табл. LV, LVI) [М.К.Каргер. 1) Археологические исследования древнего Киева, стр. 119 и рис. 84 – 85; 2) Тайник под развалинами Десятинной церкви в Киеве. – КСИИМК, X, 1941, стр. 77 и рис. 24]. Несколько формочек найдено в других [с. 383] районах верхнего города. Пять “имитационных” формочек наряду с формочками для отливки простейших изделий были найдены на Флоровой горе (табл. LVII).

Одно непонятное на первый взгляд обстоятельство, связанное с “имитационными” формочками, обратило на себя внимание исследователей киевского ювелирного ремесла. При обилии находок “имитационных” формочек поражало почти полное отсутствие изделий, отлитых в этих формочках. По словам Б.А.Рыбакова,

“обычно археологический материал обильно представляет продукцию мастеров и крайне скудно – орудия производства. Здесь же наоборот: налицо инструменты литейщика, а сделанные при помощи этих литейных форм колты и браслеты не найдены” [Б.А.Рыбаков. Ремесло древней Руси, стр. 273].

Разгадку этого “странного явления” Б.А.Рыбаков предлагал искать “в топографическом размещении находок формочек внутри города, другими словами – в социальной топографии русского города XII-XIII вв.” [там же]. Если объединить все формочки, найденные в Старом городе, вблизи княжеского дворца и Десятинной церкви, и формочки, найденные на Флоровой горе, вдалеке от аристократической части города, отобрать при этом сомнительные, как полагал Б.А.Рыбаков, в смысле районирования материалы из тайника Десятинной церкви [Б.А.Рыбаков считает, что мастер-литейщик, погибший в тайнике под Десятинной церковью, пришел сюда не из ближайших мастерских этой древнейшей части города, а из более удаленного ремесленного посада, может быть с той же Флоровой горы (там же, стр. 274)], то, по мнению названного исследователя, получается следующая картина: в первом, центральном районе (близ Десятинной церкви) встречаются литейные формы для широких браслетов, энколпионов, а однажды найдена формочка для перстня с княжеским знаком на щитке [в действительности эта формочка найдена на Флоровой горе (см.: Архив ИИМК, ф. АК, д. 122/1894 г. и фотоархив ИИМК, F. 114, 7)]. Другими словами – мастера, работавшие на княжом дворе, отливали, по мнению Б.А.Рыбакова, те вещи, которые попадали в боярско-княжеские клады XIII в.

Иную картину дает, по его мнению, ремесленный посад на Флоровой горе. Только там литьем в “имитационных” формах воспроизводили сложные ювелирные изделия, украшенные зернью и сканью, создававшиеся ювелирами Старого города [Б.А.Рыбаков. Ремесло древней Руси, стр. 275].

Учет топографии находок формочек, по мнению Б.А.Рыбакова, объясняет и отсутствие литых подражаний в кладах, поскольку все дошедшие до нас клады связаны с княжеско-боярской средой,

“а златокузнецы, обслуживавшие ее, были не подражателями, а законодателями мод” [там же].

“На другом социальном полюсе города – в обширном ремесленном посаде, на Подоле и в иных мостах – работали ювелиры, не располагавшие ни сложным обору[с. 384]дованием для волочения скани и паяния зерни, ни временем для трудоемкой и кропотливой отделки индивидуальных заказов, их рынок был шире, и для них вопрос массового выпуска стоял, очевидно, острее, чем для придворных мастеров. Это и толкало их на путь выполнения украшений посредством литья в каменных формах” [там же, стр. 277].

Необычное преобладание литейных форм над готовыми изделиями, по мнению Б.А.Рыбакова, объясняется тем, что украшения, бытовавшие у рядовых жителей городского посада, совершенно неизвестны нам ни по кладам, ни по погребениям [там же; эту же мысль высказывал десятилетием раньше A.С.Гущин. Противопоставляя ювелирную мастерскую на Флоровой горе, принадлежавшую, как думал А.С.Гущин, свободным мастерам, изготовлявшим различные предметы личного убранства, металлическую утварь, оправу для оружия и т.п., мастерским на княжом дворе, он утверждал, что “характерной чертой этой мастерской являлось наличие в ней ряда формочек для изготовления украшений на более широкого потребителя”. Изделия этой мастерской, по мнению А.С.Гущина, “представляли, таким образом, более дешевый и ходовой товар, подражающий по формам наиболее распространенным украшениям господствующего класса” (А.С.Гущин. Памятники художественного ремесла древней Руси Х-XIII вв. – Л., 1936, стр. 26)]. [с. 385]

Эта стройная, на первый взгляд, концепция, казалось бы, исчерпывающе объясняющая непонятное явление в истории киевского ремесла, однако, от начала до конца построена на ошибочной локализации находок или неверной их трактовке, что было убедительно показано Г.Ф.Корзухиной [Г.Ф.Корзухина. Киевские ювелиры накануне монгольского завоевания. – СА, XIV, 1950, стр. 220 и 229]. В действительности основная масса “имитационных” формочек для отливки колтов, звездчатых подвесок и трехбусинных серег найдена именно в районе княжого двора и лишь пять формочек этого типа были найдены на Флоровой горе [три формочки для отливки перстней и одна для отливки медальона, найденные на Флоровой горе, отнесены Г.Ф.Корзухиной (там же, табл. I) к числу “имитационных” без достаточных оснований]. Таким образом, стройная картина “социальной топографии” находок не имеет под собой никаких оснований. И в мастерских на княжом дворе и в мастерской на Флоровой горе отливали изделия, имитировавшие драгоценные украшения; и здесь и там отливали в каменных формах и простые мелкие изделия – пуговицы, подвески, крестики и т.п.

Среди маловыразительных ювелирных изделий с Княжой горы и Поросья, хранящихся в коллекциях Киевского исторического музея, Г.Ф.Корзухиной удалось разыскать ряд вещей (звездчатая подвеска, два колта), несомненно выполненных в “имитационных” формочках. Свинцовый колт и свинцовый наруч (рис. 87, 1, 3), довольно близко напоминающий одну из киевских формочек (рис. 87, 2), были найдены при раскопках 1938 и 1940 гг. в усадьбе Михайловского Златоверхого монастыря [Г.Ф.Корзухина. Там же, стр. 221-223].

Эти и другие подобные находки, изученные Г.Ф.Корзухиной, дали ей серьезное основание утверждать, что изделия, отлитые в “имитационных” формочках, при всей их незначительности все же существуют [там же, стр. 227].

По свидетельству В.К.Гончарова, при раскопках на Райковецком городище была найдена свинцовая трохбусинная серьга, отлитая в “имитационной” формочке. Оловянный звездчатый колт и пластина створчатого браслета-наруча с ложнозерненым узором, происходящие из Гродно, опубликованы Н.Н.Ворониным [Н.Н.Воронин. Древнее Гродно. – МИА СССР, № 41, М., 1954, стр. 67 и рис. 32]. Немногочисленность известных нам изделий этого рода Г.Ф.Корзухина правильно объясняет появлением этой новой ювелирной техники в начале XIII в., незадолго до монгольского нашествия. По мнению того же автора, идея изготовления литых украшений, подобных тисненым, принадлежала опытным ювелирам наиболее крупных ремесленных центров, в частности ювелирам Киева, где и найдено подавляющее большинство “имитационных” формочек [Г.Ф.Корзухина. Киевские ювелиры…, стр. 227].

Появление техники свинцовых или оловянных отливок в “имитационных” формочках свидетельствует о весьма важных процессах в развитии киевского ремесла: от изготовления отдельных чрезвычайно [с. 386] дорогих изделий, выполнявшихся по индивидуальному заказу, киевские ремесленники и те, что работали на княжом и боярских дворах, и свободные городские ремесленники переходили к изготовлению массовой продукции, выпускавшейся на широкий городской рынок. С проявлениями этого же процесса в других видах киевского ремесла мы столкнемся еще не раз.