Мастерская литейщика
Каргер М.К.
Интересная по составу находок мастерская литейщика была раскопана нами в 1948 г. в усадьбе Киевского исторического музея (бывш. усадьба Петровского) [М.К.Каргер. Розкопки на садибі Київського історичного музею. – Археологічні пам’ятки УРСР, т. 3, Київ, 1952, стр. 7-10]. На полу полуземляночного жилища лежало множество различной формы обломков толстых бронзовых пластин, куски медной проволоки, а также обломки разнообразных бронзовых предметов: две створки от одного энколпиопа, по одной створке еще от двух разных энколпионов и обломок верхней части четвертого, крестик с выемчатой желтой эмалью, большая булавка со щитком, на котором плохо сохранилось какое-то изображение, почти такого же размера булавка с петлей на конце, массивное кольцо, ажурная прорезная пластинка, обломки различных колец, пряжка и аморфные обломки других бронзовых изделий (табл. LVIII). В этом же жилище был найден обломок церковного колокола и часть весьма массивного [с. 387] бронзового предмета в форме розетки (рис. 88), назначение которого установить не удалось.
Все эти предметы и особенно значительное количество разбросанные по полу обломков бронзовых пластинок и проволоки свидетельствовали о том, что в полуземлянке находилась мастерская но выработке мелких бронзовых изделий. Полагаем, что обломки колокола и массивного бронзового предмета попали сюда, вероятно, уже в качестве материала для мелких поделок.
Обращает внимание находка на полу шести трубчатых железных замков, покрытых бронзовой обкладкой (табл. LIX). Находки замков в киевских жилищах XII – XIII вв. нередки, однако в количестве не более двух-трех экземпляров. Не является ли большое количество замков, найденных к тому же среди обрезков бронзовых пластинок, свидетельством того, что изготовленные в кузнечной мастерской железные замки проходили здесь какую-то дополнительную обработку (обтяжку бронзой?).
Среди находок, характеризующих полуземлянку 1948 г. как мастерскую, необходимо отметить еще два предмета: золотую трехбусинную серьгу киевского типа и фрагмент каменной литейной формочки [М.К.Каргер. Розкопки на садибі Київського історичного музею, стр. 10].
[Значение этой замечательной находки недавно пыталась дискредитировать Г.Ф.Корзухина, утверждавшая, что “связь формочки с жилищем из-за неясности и противоречивости (! – М.К.) сведений об условиях ее находки не может быть установлена”. В примечании Г.Ф.Корзухина разъясняет это безапелляционное утверждение следующим образом:
“В сборнике “По следам древних культур” (1953, стр. 70) М.К.Каргер пишет, что формочка найдена на полу землянки. Однако в первоначальной публикации материалов раскопок 1948 г. он не упоминает ее в числе находок на полу. Из контекста же следует, что формочка была найдена либо в заполнении землянки, либо в культурном слое над ней” (Г.Ф.Корзухина. Новые данные о раскопках В.В.Хвойко на усадьбе Петровского в Киеве. – СА, XXV, 1956, стр. 328, прим. 1).
В предварительной отчетной публикации раскопок жилища-мастерской в усадьбе Киевского исторического музея о находке фрагмента формочки сообщалось:
“В заполнении углубленной в материк части землянки, преимущественно в нижних его слоях и особенно на полу землянки найдено значительное количество разнообразных предметов, которые дают основание утверждать, что землянка 1948 г. была, как и большинство подобных сооружений, ранее обнаруженных в различных районах древнего Киева, не только жилищем, но и ремесленной мастерской” (М.К.Каргер. Розкопки на садибі Київського історичного музею, стр. 9).
Среди предметов, найденных в “нижних слоях и особенно на полу землянки”, назван и фрагмент формочки для отливки трехбусинных серег (там же, стр. 10). Позже в популярной статье того же автора, в рассказе о монгольском погроме Киева, говорилось:
“Одна из них (литейная формочка), найденная нашими раскопками 1948 г. на полу жилища мастерской, расположенного неподалеку от церкви, позволила установить, откуда прибежал в Десятинную церковь ремесленник-ювелир, погибший под развалинами храма” (М.К.Каргер. Древний Киев. – В кн.: По следам древних культур. Древняя Русь. 1953, стр. 70).
Даже не учитывая того, что второй отрывок взят из популярной статьи, где позволительно отказаться от специального археологического определения горизонта находки, между приведенными сведениями о находке формочки нет решительно никакой “противоречивости”. Находка 1948 г. действительно “противоречит” только доводам Г.Ф.Корзухииой о том, где жил и работал в декабре 1240 г. мастер Максим (Г.Ф.Корзухина. Новые данные о раскопках В.В.Хвойко…, стр. 330)]
Последний (табл. LIII, [с. 388] средняя в нижнем ряду) заслуживает особого внимания. Он представляет собой обломок одной из трех частей трехдольной формочки дня отливки трехбусинных серег Формочка вырезана из светло-серого мягкого сланца; углубленная резьба бусин поражает исключительным изяществом рисунка и мастерством исполнения. На обломке сохранились лишь углубления для двух бусин, от третьей – лишь совсем незначительная часть
Уже в первый момент после очистки формочки от земли бросилось в глаза сходство вновь найденного фрагмента с одной из каменных формочек, обнаруженных В.В.Хвойкой при раскопках в 1907-1908 гг. в усадьбе Петровского. Сопоставление с этой формочкой, хранящейся в Киевском историческом музее, позволило убедиться, что формочка, найденная в землянке 1948 г., и формочка из раскопок Хвойки (табл. LIII, средняя в верхнем ряду) составляют две доли одной трехдольной формочки. Находка частей одной и той же литейной формы раскопками, разделенными несколькими десятилетиями, на интересующей нас территории древнего Киева не является неожиданностью. Раскопками Института археологии в 1936 г. на участке “S, раск. А”, распо[с. 389]ложениого на границе бывш. усадьбы Петровского и соседней с нею усадьбы Слюсаревского, был найден фрагмент литейной формочки для отливки наруча с изображением чудовища в плетении, оказавшийся парной створкой к известной, многократно опубликованной формочке с изображением двух сиринов в плетении, найденной раскопками В.В.Хвойки в 1907 – 1908 гг. (табл. LI).
Нашими раскопками 1939 г. среди многих формочек для отливки различных предметов убора, обнаруженных в тайнике под развалинами Десятинной церкви, была найдена формочка для отливки трехбусинных серег (табл. LVI), которая, как это было подмечено Г.Ф.Корзухиной, оказалась частью трехдольной формочки, вторая доля которой была найдена раскопками В.В.Хвойки в усадьбе Петровского (табл. LIII) [Г.Ф.Корзухина. Киевские ювелиры…, стр. 230].
На основании этого наблюдения Г.Ф.Корзухина пыталась определить положение мастерской, в которой работал мастер-ювелир, погибший вместе со своим инструментарием под рухнувшими сводами Десятинной церкви. Считая расположение раскопов Хвойки неизвестным, Г.Ф.Корзухина приходила к выводу, что мастерская эта должна была находиться там, где раскопками 1936 г. был обнаружен фрагмент формочки наруча, полагая, что он находился вместе с формочкой парной для него створки с изображением сиринов и полагая также, что эта последняя была найдена в 1907-1908 гг. вместе с частью формочки трехбусинной серьги, вторая часть которой найдена в тайнике [там же, стр. 229-230, ср. более позднее утверждение Г.Ф.Корзухиной о том, что опубликованный Д.И.Багалеем (Русская история, т. I. М., 1914, стр. 504, рис. 175) план усадьбы Петровского с нанесенными на него раскопанными участками оставался “немым” до обнаружения ею выписок А.А.Спицына из дневника В.В.Хвойки (Г.Ф.Корзухина. Новые данные о раскопках В.В.Хвойко на усадьбе Петровского в Киеве. – СА, XXV, 1956, стр. 320).
В действительности легенда к плану раскопок В.В.Хвойки в усадьбе Петровского, почти полностью раскрывающая топографию раскопанных участков, была обнаружена уже около пятнадцати лет назад (Центральный исторический архив УССР, фонд Общества охраны памятников старины и искусства 1910-1919, д. 9, лл. 56-57) и использовалась не только при изучении наследия В.В.Хвойки, но и при планировании раскопок в усадьбе Исторического музея, в состав которой вошла усадьба Петровского].
Ссылаясь на “выписки из дневников В.В.Хвойки, сохранившиеся в Киеве в частных руках”, Г.Ф.Корзухина утверждала, что из этих выписок видно, что “формочки найдены в пределах одной ювелирной мастерской, точное местонахождение которой нам неизвестно” [там же, стр. 230. Позже, обнаружив выписки А.А.Спицына из дневника В.В.Хвойки, Г.Ф.Корзухина считала, что предположение ее подтвердилось и мастерская мастера Максима “получила точную локализацию” (Г.Ф.Корзухина. Новые данные о раскопках В.В.Хвойко…, стр. 330)].
С этим утверждением нельзя согласиться: из выписок отнюдь не явствует, что все формочки найдены в одной мастерской. Под понятием “мастерской” в записях В.В.Хвойки скрываются отнюдь не конкретные, раскрытые рас[с. 390]копками остатки мастерских. “Мастерская” в записях Хвойки – понятие собирательное: это различные орудия производства, сырье, полуфабрикаты, отбросы производства и т.п., найденные отнюдь не всегда в одном месте. Есть и более определенные доказательства того, что остатки ювелирного производства были обнаружены В.В.Хвойкой не в одном месте, как утверждает Г.Ф.Корзухина.
В объяснительном тексте к плану раскопок В.Хвойки остатки мастерской ювелирных и эмалевых изделий показаны в двух далеко отстоящих одна от другой точках. Первая из них, названная “мастерской ювелирных и эмалевых изделий”, была раскопана в центральной части усадьбы, примерно там, где ныне находится садик перед зданием музея, вторая, названная “мастерской эмалевых изразцов и ювелирных изделий”, раскопана в юго-западном углу усадьбы на границе с соседней усадьбой Слюсаревского. Добавим к этому, что и в 1936-1937 гг. остатки ювелирного производства и, в частности, литейные формочки были найдены также на двух весьма отдаленных один от другого участках бывш. усадьбы Петровского. Из сказанного следует, что стремление автора связать все найденные на территории бывш. усадьбы Петровского и в тайнике под Десятинной церковью формочки с какой-то единой ювелирной мастерской – плод недоразумения.
Обнаруженная раскопками 1948 г. мастерская, судя по обилию обрезков бронзовых пластинок и проволоки, а также ввиду наличия в ней ряда бронзовых изделий, может быть понята, по-видимому, как мастерская по изготовлению мелких бронзовых вещей.
Находка на полу мастерской фрагмента литейной формочки свидетельствует, однако, о том, что в этой же мастерской может быть занимались наряду с выработкой бронзовых изделий и литьем предметов личного убора в “имитационных” формочках. Не исключена возможность, что некоторые из формочек, найденных в 1907-1908 гг., и, в частности, вторая половина найденной нами формочки происходят из этой именно мастерской. Возможно, что и три формочки, найденные в 1936 г. на участке, соседнем с усадьбой Слюсаревского, т.е. на территории, смежной с нашими раскопками 1948 г., также связаны с обнаруженной нами мастерской. Но все эти не лишенные вероятия предположения отнюдь не должны приводить к обязательному выводу о связи раскопанной в 1948 г. мастерской со всем комплексом формочек, найденных в усадьбе Петровского в 1907-1908 гг., а через них с находками 1936-1937 гг. на той же территории и с формочками из тайника Десятинной церкви.
Литьем в “имитационных” формочках занимались различные мастера, работавшие на княжом дворе и на соседних с ним дворах киевской знати; вот почему нас нисколько не должны удивлять находки совершенно аналогичных формочек и в бывш. усадьбе Трубецкого, и на дворе д. 4 по Б.Житомирской ул., и даже на более отдаленной территории Михайловского Златоверхого монастыря. Все эти находки, обнаруженные в различных мастерских первой половины XIII в., ничем не связанных одна с другой, заставляют ре[с. 391]шительно отбросить мысль о какой-то якобы единой “крупной ювелирной мастерской”, монопольно владевшей производством удешевленных ювелирных изделий, повторявших более старые, дорого стоившие предметы убора по новому в техническом отношении способу отливки в “имитационных” формах.