Початкова сторінка

МИСЛЕНЕ ДРЕВО

Ми робимо Україну – українською!

?

Дорога отважных

П.Положевец

С первых дней в работу по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС включились советские воины. Наш специальный корреспондент П.Положевец рассказывает о тех, кто работал рядом с четвертым блоком

Пробиться к реактору можно только на инженерных машинах разграждения. Они спасали от радиации, легко пробирались сквозь завалы, снимали зараженную почву. За рычаги сел Николай Романчев. В отсеке – старший лейтенант Владимир Блохин. Они первыми пошли к четвертому блоку.

До станции оставался километр. На дороге – ни души. Володя запоминал, фиксировал в памяти все: старое дерево, бетонные плиты на обочине, асфальтированную площадку. Эти детали пригодятся потом, при штурме. Вдруг, словно перешли невидимую границу, стрелки приборов резко запрыгали, стали зашкаливать. Блохин теперь видел только серую бетонную стену, оболочку четвертого блока. Остановились у нее лишь на мгновение. Разворот – и обратно. Успокоились дозиметры, не мотаются обезумевшие стрелки. Ползут по лицу струйки пота, скатываются за шиворот. Бьется в кабине мотылек, пытаясь вырваться наружу. «Откуда он?» – думает Блохин и тут же забывает о нем. «Как ты?» – спрашивает Романчева по внутренней связи. Николай вздрагивает от неожиданности. «Не страшно». И вдруг ошарашивает Блохина: «Давайте проверим еще раз замеры». Вернулись.

Позже мы спросили у Блохина: почему все-таки они тогда еще раз пошли к четвертому блоку? Он ответил: «Нужна была очень точная информация. Как хирургу перед операцией».

Днем и ночью они вели радиационную разведку на территории станции. Из опасной зоны выходили лишь передохнуть. На час-другой. И снова туда. Вскоре получили новую задачу: убрать завалы, снять верхний слой почвы. Наметили безопасный маршрут. Но его преграждал мощный бетонный забор вокруг четвертого блока. Выход был один: проломить его. Это дело заняло считанные секунды. Место Романчева – тот уже свое обработал – занял Ильфат Гизаттулин. Машина содрогнулась и легко прошла сквозь бетонную стенку. Приостановилась на миг, стряхивая с себя пыль, Блохин оглянулся: в заборе зияла аккуратная брешь. Направились к завалу. Несколько усилий, и проход готов.

После машин разграждения радиация снижалась в сотни раз. На очищенные площадки приходили шахтеры, метростроевцы, геологи. Подбирались к реактору, чтобы его укротить. Старший лейтенант Михаил Ширченко здесь, на Чернобыльской АЭС, часто вспоминает давний случай. Выл он тогда совсем молоденьким командиром. Только закончил училище. За отличные действия на учениях его похвалили, даже к награде представили. Оставалась мелочь: свернуть технику, загрузить машины на платформы. Но случилась нелепая ошибка. Одна машина медленно стала заваливаться на платформе. Бросился к ней, а чем поможешь? Но вот машина вдруг незаметно, сантиметр за сантиметром, стала поворачиваться на платформе. Одно усилие. Другое. И чудо – выкарабкалась. Ширченко готов был расцеловать механика-водителя. Память настойчиво его возвращала к тому случаю. Понял, почему. Не было у того парнишки страха. И он справился с машиной. Нет страха и сейчас у ребят. Не дергаются, не нервничают – быстро и точно соображают. Работают легко, как на полигоне.

День выдался тяжелым. Всегда спокойный подполковник Николай Гурин и тот нервничал. Отказывала радиосвязь. А пятая машина вдруг подошла к точке, не отмеченной в планах операции. Гурин рванул крышку люка, выскочил на дорогу и помчался догонять машину. Механик, увидев перед собой подполковника, оторопел. А подполковник настойчиво махал руками: стой! Машина остановилась, и он мигом объяснил, как действовать дальше. Кинулся к другой машине, приказал уходить из опасной зоны. Потом к третьей… Дальше его не пустили. Силком втянули обратно, в свою машину.

«Ну как же так, товарищ подполковник?» – укоризненно качал головой водитель. И тут только Гурин сообразил, где он побывал. «Понимаешь, забыл…» – виновато оправдывался он. «Вы уж меня извините – сказал механик-водитель. – Но я обязан сдать вас врачам». И сдал. Когда мы встретились с Гуриным, он думал над новой задачей. Спросили о том случае. «Как видите, все обошлось. Жив и здоров».

Они уставали. Мечтали скорее добраться до подушки и провалиться в зыбкий, беспокойный сон. А вернувшись в лагерь, шли по палаткам. Рассказывали, что успели сделать, где побывали, как снизилась радиация. Рассказывали тем, кто шел на задание завтра. Вечером в лагерь приедет генерал-лейтенант Н.В.Гончаров. Он не станет разговаривать сразу со всеми. Поговорит с каждым отдельно. О доме, о детях, о жене. О самочувствии и о планах.

Прощаясь с подразделением, он скажет: «Спасибо вам, ребята, за героизм».

…Над школьными воротами полощет на ветру белый квадрат с красным крестом посредине. Строгий капитан на входе требует документы. Узнал, что мы к «Ширченко и команде», сразу пропускает.

– Как себя чувствуете?

– Здоровы! – в один голос.

– И мы говорим, что здоровы, – поддерживает их дежурный врач. – Правда, отдохнуть не помешает. И профилактика не лишняя. Скоро отпустим.

У калитки остановилась немолодая женщина. В руках плетенка, накрытая вышитым рушником.

– Вы к кому? – строго спрашивает дежурный.

– Ко всем, – отвечает она. – Домашний пирог испекла. С яблоками.

– Ты откуда, сыночек? – спрашивает у щупленького паренька, разворачивая свой гостинец.

– Я не сыночек, – обиделся тот. – Я – механик-водитель…

Комсомольская правда, 1986 г., 24.05, № 119 (18622).