5.12.1987 Неподсуден?
В.Юнисов. (Наш спец.корр.). Запорожье – Одесса – Москва
История уголовного дела, возбужденного и прекращенного после гибели парохода «Адмирал Нахимов»
[І тут, і всюди – скрізь погано]
Иногда думаю: а стоит ли подвергать сомнению решение следователя – прекратить дело старшего пассажирского помощника «Адмирала Нахимова» В.Е.Просвирнина? Надо ли сейчас, более чем через год после морской катастрофы, вновь скрупулезно собирать улики против человека, который не стоял в ту страшную ночь у штурвала?
– Понимаете, три фактора оправдывают трусость и малодушие Просвирнина, – внушал мне старший следователь Одесской транспортной прокуратуры В.Березиков. – Психологический шок, внезапность и скоротечность аварии.
– Выходит, – возражал я, – старший следователь по особо важным делам при прокуроре РСФСР Б.Уваров ошибся, когда из уголовного дела № 18/58369-86 (дело по обвинению капитанов «Адмирала Нахимова» и «Петра Васева».- В.Ю.) выделил материалы в отношении Просвирнина?
– Почему ошибся? – объяснял старший следователь, – Уваров обнаружил в поступках Просвирнина признаки преступлений, предусмотренных статьями 127 и 172 УК РСФСР. (Оставление в опасности и халатность.- В.Ю.). После суда над капитанами мне поручили довести «дело» до конца. В августе 1987-го я его прекратил из-за отсутствия состава преступления.
…Если бы не история с Мариной Ж., молодой пассажиркой из Запорожья, погибшей в ту ночь на «Адмирале Нахимове», если бы не глаза знакомых и близких мне «нахимовцев», не верящих уже в правосудие, не новые факты, обнаруженные в очередной командировке в Одессу, я бы навсегда решил: не стоит возвращаться к трагедии под Новороссийском.
Что же должен был делать В.Е.Просвирнин в час катастрофы, как лицо, отвечающее за жизнь и безопасность пассажиров и 150 человек персонала пассажирской службы?
Далее, что я расскажу, будет звучать на слух сухо, казенно. Но Устав службы Министерства морского флота СССР не для чтения на ночь. Для руководства к действию. Итак, согласно требованиям пунктов 13 и 14 статьи 328 Устава службы ММФ и должностной инструкции (пп. 4.12 и 4.13), старший пассажирский помощник капитана обязан своевременно и точно проинформировать пассажиров о судовой тревоге; не допускать нарушений правил поведения в минуты бедствия; руководить действиями подчинённых по обеспечению безопасности пассажиров; организовывать выход их в места, предусмотренные расписанием, посадку пассажиров в шлюпки и т.д.
Замечу: капитаны, допустившие столкновение судов, исключены из партии и осуждены не за убийства – за элементарное нарушение своих должностных инструкций, в результате чего погибли люди. Что же касается Просвирнина В.Е., то он, устранившись от своих обязанностей, вышел после катастрофы сухим из воды. Как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Правосудие его не коснулось. Хотя не за моральные только качества, а, подчеркну, в первую очередь – за нарушение должностных инструкций В.Просвирнина исключили из партии. Решение коммунистов «Адмирала Нахимова» единодушно поддержал партком пароходства, горком КПСС.
Просвирнина, как и всех уцелевших членов экипажа, допрашивали в Новороссийске, потом в Одессе. Я изучил все протоколы допросов. И обнаружил удивительную закономерность: давая показания, старший пассажирский помощник ссылался на погибших членов экипажа. Вот, впрочем, его версия. За минуту до столкновения он зашел в бар – выпить яблочного соку. После сильного толчка бежит через все судно на капитанский мостик – выяснить ситуацию. Толком ничего не узнав у старпома А.Маглыша и второго помощника капитана А.Чудновского, которые ругались между собой, Просвирнин направляется в бюро радиоинформации. Из-за сильного крена, со слов Просвирнина, в бюро он так и не спустился, а решил пойти в каюту помполита Панченко, чтобы спасти судовые документы, партийный архив. Но вот досада: каюта Панченко заперта. Потом он бежит в свою каюту – забрать собственные деньги и документы: паспорт и партбилет. И только после этого мчится на левый борт, на шлюпочную палубу – голосом объявлять тревогу, организовывать спасательные работы: сбрасывать в воду плоты и спасжилеты.
Мы просиживали с моряками, уцелевшими после той катастрофы, часами – анализировали каждую минуту той ночи.
Мы подсчитали: в баре Просвирнин сидел вовсе не минуту, а целый час – со своей знакомой, неизвестно как оказавшейся на пароходе двадцатидвухлетней Мариной Ж. Марина погибнет, но о ее пребывании на судне Просвирнин не обмолвится на первых допросах ни словом: зачем лишняя ответственность за незаконный провоз пассажирки? Да и версия тогда «лопнет». Впрочем, моряки ее и без того не приняли: слишком быстро «прибежал» Просвирнии на капитанский мостик сквозь толпу растерявшихся туристов. Да и с памятью у Просвирнина всегда был порядок. А тут забыл, что помполита Панченко в том рейсе не было – остался по болезни на берегу.
И зачем в такую минуту спасать документы, если по инструкции в первую очередь надо спасать пассажиров? Неужели на обычном каботажном судне, тонущем в нескольких милях от советского берега, находились столь секретные документы, что Просвирнин посчитал их важнее человеческих жизней?.. Бумаги и люди…
Увы, на шлюпочной палубе никто из экипажа голоса Просвирнина не слышал. Спасавшие туристов боцман В.Лобода, матросы И.Середа, И.Кильдишев, Н.Боровик и 3-й ремонтный механик И.Дяченко (люди, в следствии не задействованные) не припомнят, чтобы там находился Просвирнин.
Как спасал самого себя «старший пассажирский», остается догадываться: на морвокзале все видели его сухим и опрятным. Его собственные документы, завернутые в бумагу, вымокшими не были. Это подтвердят комсорг «Адмирала Нахимова» А.Кирющенко, старший котельный машинист И.Винник, пожарный матрос Ю.Голубчик.
Восстановим все-таки ту ночь – 31 августа 1986 года словами очевидцев, которым повезло выжить.
Е.Салищева, бортпроводница: «В момент столкновения судов я находилась в кормовой части парохода и сразу же побежала на шлюпочную палубу. В дверях столкнулась с Просвирниным – он был в светлом костюме и на ходу надевал спасжилет.
– Я не умею плавать, Владимир Емельянович. Найдется ли у вас лишний спасжилет?
– Тебе надо, иди ищи, – был ответ.
Я растерялась – у меня помутилось в голове: все ли это взаправду? Ломающиеся мачты, падающие вниз бочки, скамейки, дикие вопли. Когда обернулась, Просвирнина уже не было».
Б.Ставицкая, официантка бара: «За час до случившегося Просвирник находился в баре с незнакомой мне девушкой. После столкновения все выбежали из бара. Потом я увидела старшего пассажирского помощника на шлюпочной палубе. Схватила его за руку: «Что делать? Куда бежать?» Он выдернул руку и, не сказав ни слова, исчез».
Н.Тыщук, официантка: «В момент удара я находилась в баре «Рубин». Там и столкнулась с Просвирниным:
– Что это? Мы сели на мель? – закричала я.
Ничего не ответив, он пробежал в свою каюту и закрыл за собой дверь. Вторично мне пришлось столкнуться с ним на плоту. Когда к нам подплывали люди и просили о помощи, Просвирнин твердил одно и то же: «Плот перегружен, плот перегружен». Кассир парохода Бурденкова подплывала к плоту с перебитой рукой, с лицом, залитым краской. Просила о помощи. Просвирнин запротестовал первым: «Она же перевернет всех нас!» Его, конечно, не послушали».
Г.Бурденкова, кассир парохода: «Потом, когда нас обнаружил катер, Просвирнин поднялся на него первым. Ни разу даже не шелохнулся, когда ему кричали:
– Помогите поднять из воды женщин.
Ему было наплевать на мокрых, перепуганных, раненых людей».
О его поступках в ту ночь «нахимовцы» прямо высказались на общем партийном собрании, состоявшемся через месяц после кораблекрушения.
Тогда, после собрания (увы, не знает этого следователь), Просвирнин вел себя вызывающе и самоуверенно, говорил многим, что зря они против него «выступают». За него, дескать, заступники в Одессе найдутся. А вам, простым смертным, еще в пароходстве работать.
Вечерами на своих «Жигулях» Просвирнин ездил к «нахимовцам». Запугивал их последствиями, просил отречься от своих слов, хотел сформировать общественное мнение в свою пользу.
Рассказывает рефмашинист п/х «Амирал Нахимов» Гаджи Рамазанов:
– После того партийного собрания Просвирнин приехал ко мне домой. Это было в одиннадцать вечера. Он улыбался: ну, как жив-здоров? Хочешь визу на загранплавание побыстрее получить? «Конечно, – сказал я. – Ведь мы после гибели парохода остались без работы». «Тогда вот что, – потребовал Просвирнин. – Собери человек 6 ребят – пусть напишут в партком, что все происшедшее на собрании – клевета, подстроенная помполитом Панченко». – «А что писать-то?» – «Напишите про меня, как про строгого, но справедливого начальника. За это, мол, и мстят ему бывшие подчиненные».- «Но ведь я – не из вашей службы». – «Ерунда».
Я пообещал поговорить с ребятами – лишь бы отвязался этот страшный человек. Уходя, он оставил свой адрес и телефон. Просил позвонить. Ребят я, конечно же, ни о чем не просил: не хотел, чтобы меня считали гадом. Позвонил Просвирнину и сказал, что писать все отказались».
Просвирнин действовал напористо. Ночные визиты к «нахимовцам» имели успех. Уже через месяц после партсобрания самая гневная свидетельница его самоустранения – Салищева – отречется от своих слов и напишет, как под диктовку, заявление в партком.
С Сашей Кирющенко, комсоргом «Адмирала Нахимова», мы так и не смогли понять: чем же все-таки запугал Просвирнин бортпроводницу, какие слова говорил?
Впрочем, с кем бы я ни встречался из «нахимовцев», все просили меня не печатать статью, пока им не откроют визы в загранплавание. «Вы уедете, а нам работать, кормить детей. Вы не знаете Просвирнина!» – говорили мне моряки.
Не потому ли уже через год после кораблекрушения моряки стали давать противоречивые показания следователю, что действительно поверили во всемогущество Просвирнина: как же, виновные капитаны наказаны, а этот до сих пор процветает. Показания эти дали следователю повод считать «дело Просвирнина» сведением счетов, то есть склочной историей. Убедил следователя старший пассажирский помощник и в том, что сам в ту ночь нуждался в экстренной медицинской помощи: «В Новороссийске, – говорил он, – я получил неотложную медицинскую помощь».
Но есть документ, опровергающий факт невменяемости и «сильных болезней» старшего пассажирского помощника капитана.
Радиограмма из Новороссийска 803.9-1500:
«Проведенной проверкой не установлено оказание помощи Просвирнину в период с 1 по 4 сентября 1986 года. Пилюшин».
Располагал ли следователь этой радиограммой?
Если нет, значит, оправдывать деяния старшего пассажирского помощника психическим шоком, простудами было нелогично. Более того: несправедливо и негуманно по отношению к погибшим бортпроводницам. …Бедные девчата-бортпроводницы! Сломя голову бежали они вниз, чтобы вывести «своих» пассажиров из лабиринтов тонущего судна. Трусихи, не умевшие плавать! У них хватило-таки мужества исполнить последний свой долг…
Не всегда трусость – проявление подлости.
Но не всегда и подлость, цинизм приходят в минуты выбора.
Служебная деятельность, личная жизнь В.Просвирнина на «Адмирале Нахимове» тому доказательство.
Просвирнин появился на судне в должности стажера старшего пассажирского помощника в 1984 году. Хотя, подчеркну, моряком-профессионалом он не был. Через год – назначение на ответственный пост.
До прихода на судно В.Просвирнина и капитана В.Маркова, осужденного минувшей весной за преступную халатность, коллектив парохода был прочным, с добрыми традициями, оставшимися со времен капитана Н.Соболева.
Невыносимую обстановку, которую создали «новые» люди, выдерживали не все.
Вспоминает Зинаида Марчук, член КПСС, бельевая хозяйка «Адмирала Нахимова», проработавшая на судне долгие годы. Отмечу: на том партсобрании она не была, никаких заявлений не писала, Просвирнина в ту ночь не видела. Но 31 августа 1986 года дает о себе знать – выжила случайно, от звука воды у нее до сих пор немеют руки:
«Просвирнин никогда не проводил учебных тревог среди персонала и не занимался инструктированием туристов. Не был исключением и тот, последний, рейс нашего парохода».
Правде Зинаиды Ивановны Марчук я не удивился. В ней, в этой правде, быть может, и таится причина того, что случилось. А случилось страшное, нелепое: многие погибшие пассажиры и бортпроводницы плавали вверх ногами. Потому что не так спасжилеты надели. Их не научили, как правильно. Просвирнин еще до аварии устранился от своих обязанностей.
«Непослушным на судне создавали такую атмосферу, что они должны были либо «сломаться», либо списаться на берег, – рассказывает бывший второй помощник напитана В.Глебов, – капитан Марков окружил себя любимчиками. В круг избранных входил и Просвирнин. Последний отличался особым умением «закручивать гайки», подстраивать «неловкие» ситуации и размножать слухи. На моих глазах он выжил с парохода многих. Как рядовых, так и руководящих работников. Среди них – опытные моряки, честные люди; матрос Сергей Семенцов, пассажирский помощник Лариса Миклушевская, помполит Дмитрий Дмитриевич Кирис. А ведь для них наш пароход был родным домом. За десять месяцев до гибели парохода Просвирнин сфабриковал и на меня фальшивое заявление некой пассажирки С. Я понял: надо уходить с парохода, коли мной занялся этот человек. Самое обидное было в другом: судьбы «нахимовцев» вершили непорядочные и нечистоплотные люди, использовавшие свое служебное положение во всем…»
Да, Просвирнин и его верноподданные занимались на судне пьянством и ночным развратом – и это подтвердит почти вся «пассажирская служба» погибшего судна.
Вижу вполне логичное недоумение старшего следователя В.Березикова: «Какое это имеет отношение к «делу», даже если Просвирнин и в самом деле занимался на судне развратом?»
Самое прямое. Быть может, это обстоятельство и даст ключик к пониманию личности старшего пассажирского помощника, психологически объяснит его поступки в ту ночь. И, возможно, послужит поводом для возбуждения нового уголовного дела.
Многие из «нахимовцев» помнят конфликт с бортпроводницей Еленой Демьяненко. Восемнадцатилетняя девушка наотрез отказалась идти к Просвирнину в каюту в неурочный час. Ей устроили «ситуацию» и перевели в самое грязное помещение судна, понизили в должности до дневальной 3-го класса. Конфликт дошел до парткома пароходства. Просвирнин и тогда умудрился выкрутиться.
А парикмахер Виктория Пенчо? Она отказалась ночью побрить шефа в его люксе, за что получила выговор за невыполнение приказа.
В одном из рейсов Просвирнину приглянулась пассажирка из Запорожья – Марина Ж. Кто знает, может, и в самом деле он в пятьдесят с лишним лет потерял голову и влюбился: Марина была девушкой видной, общительной.
О Марине мне много рассказывали ее запорожские друзья, одноклассницы, сослуживцы. Именно такой – отзывчивой, готовой помочь каждому – ее помнит заплаканная и рано поседевшая мать.
Я приехал и ней в Запорожье: проверить письмо, написанное одной из подруг Марины – Галиной Ивкиной. Она сообщала в своем отклике на статью «Крен», опубликованную в «КП» 20 декабря 1986 года, что Просвирнина знает – из-за него погибла под Новороссийском Марина.
– Моя дочь познакомилась с Просвирниным, – рассказывает мать, – в сентябре 1985 года. Это произошло на пароходе «Адмирал Нахимов» в дни ее отпуска. Она вернулась в Запорожье довольной – Марина вообще любила морской туризм. Мы с ней были друзьями и никогда ничего друг от друга не скрывали. Она призналась, что встретился ей очень хороший, правда, немолодой, человек, сделал предложение. «Ты же молодая, красивая, – советовала я дочери. – Подумай: ведь он тебе годится в отцы. Не спеши с выбором, разберись в себе самой – может быть, морской ветер тебе голову вскружил, романтика».
Через месяц Просвирнии приехал в Запорожье – делать предложение и знакомиться с матерью Марины. Остановился в гостинице «Театральная».
Два дня жил «жених» в Запорожье… Что между ними произошло – не знаю. Но, как вспоминает мама, дочь однажды сказала, что с Владимиром Емельяновичем (Марина называла его по имени-отчеству) все покончено: он не тот человек…
В августе 1986 года, поступив в техникум, она поехала отдыхать в Ялту.
Оттуда, за день до отъезда в Запорожье, она позвонила своей подруге Гале Ивкиной и сказала, что здесь ее нашел Просвирнин: «Адмирал Нахимов» сейчас в Ялте. Приеду – все расскажу. У меня на 31-е билет».
31-го Марина в Запорожье не вернулась…
Ее труп подняли водолазы из бара затонувшего парохода. Дней десять он был никем не опознан. Просвирнин никому из следователей не сообщил, что провез неучтенную пассажирку. Никто ведь не знал о ее пребывании на судне.
Марина, видимо, не сказала Просвирнину о своем звонке Гале.
Не в этом ли разгадка всех его действий в ту ночь?
Не ошибся ли следователь, оправдывая трусость последствием психологического шока? Зная теперь, кто такой Просвирнин, я могу утверждать: действовал он в час катастрофы решительно, смело – во имя собственной безопасности. Не растерялся и тогда, когда его стали разыскивать родственники погибшей Марины. Просвирнин сказал им, что, когда вышел из бара, его тут же смыло волной…
А для следователей, вспомните, он сочинил другую байку, более правдоподобную.
Несколько раз приходил я к Просвирнину домой – он живет в Одессе, окна с видом на знаменитую Потемкинскую лестницу [1]. Я каждый раз хотел видеть его, поговорить, уточнить факты и, быть может, услышать слова покаяния. Мне говорили, что Владимира Емельяновича дома нет: «Вышел. Уехал. Лег в больницу: сердце».
Ни в одном, увы, кардиологическом отделении одесских больниц я не нашел пациента с фамилией Просвирнин.
Меня, журналиста, он избегал так же умело и удачно, как год назад избегал следователей и родственников Марины. В Запорожье на похороны своего любимого человека он тогда так и не приехал, на больное сердце сослался.
А я не верю, не верю Просвирнину и всем его болезням. Как не верю, что возможно снять кардиограмму с сердца, которого… нет.
P.S. Прокуратурой Одесской области при изучении материалов по факту гибели гражданина Ледяева выяснено, что безбилетные пассажиры провозились не без ведома старшего пассажирского помощника Просвирнина.
Комсомольская правда, 1987 г., 5.12, № 279 (19079).
[1] У мене не лишилось сумніву, що цей пан – колишній співробітник Комітету державної безпеки, засланий за якість провини «на низовку». Хто б міг одержати квартиру вікнами на Потьомкінські сходи? Чому він має вплив на дозволи на закордонне плавання? Як він звалився одразу на посаду помічника капітана, – не останню за значенням посаду, не бувши перед тим ніяким моряком? До речі, про те, що «Нахімов» був місцем заслання для моряків, які проштрафились у закордонних рейсах, див. «Крен» під 20.12.1986 р. Там же сказано, що цей пан переховувався від слідчих. Хто знає совєтські порядки, скаже, що сховатись від слідчих неможливо, якщо ти не є великим начальником або КГБ-істом.