11.12.1987 По вине персонала…

М.Васин

Почему психологи остаются в стороне от нужд практики?

По устоявшейся традиции при расследовании причин крупных аварий в промышленности и на транспорте назначаются комиссии, состоящие, как правило, из экспертов инженерно-технического профиля. Понятно, все внимание они сосредоточивают на скрупулезном выявлении нарушений в работе машины или агрегата, износа деталей, пороков в структуре или качестве конструкционных материалов, изоляции, смазок, горючего и т.д.

Подобный анализ дает в принципе богатый материал для повышения надежности конструкции машины или для улучшения ее технического обслуживания. Но это – лишь половина проблемы аварийности. Вторая же половина (для новейшей техники не менее важная) – надежность деятельности людей, управляющих машиной. Однако в традиционной экспертизе редко содержатся достаточно квалифицированные рекомендации, как усовершенствовать деятельность персонала, а значит, и как повысить в будущем безопасность работающей машины. Что вполне естественно – не случайно в монографиях на сугубо технические темы ныне можно встретить признания такого рода: проблемы, относящиеся к людям, менее очевидны, чем инженерные, и могут не выявиться до тех пор, пока не станут предметом тщательного изучения специалистами в этой области.

Огромную роль человеческого фактора в повышении эффективности, безаварийности сложной техники, крупных технологических комплексов теперь признает все большее число специалистов отнюдь не гуманитарного профиля. Да и как иначе: по данным академика В.А.Легасова, свыше 60 процентов аварий происходит из-за ошибок персонала [1].

Обо всем этом прекрасно осведомлены – и не одно десятилетие – психологи и эргономисты, специалисты по взаимоотношениям человека с машиной. Впрочем, прозрение представителей и других отраслей знания началось вовсе не вчера. Подтверждение тому – заседание президиума АН СССР, состоявшееся еще в 1980 году. Тогда, после доклада директора Института психологии члена-корреспондента АН СССР Б.Ф.Ломова «Развитие техники и проблемы психологии», участники обсуждения (в основном физики) отмечали, что при эксплуатации, к примеру, энергетических ядерных установок нередки случаи, когда люди у пультов засыпают: оборудование АЭС, выведенное на стационарный режим, работает, как правило, надежно, и в поле зрения операторов может «долгое время ничего не происходить». А когда что-то все-таки происходит и нужно немедленное вмешательство оперативного персонала, люди от неожиданности действуют не лучшим образом.

Участники заседания вспомнили и аварию на американской атомной станции «Трехмильный остров». При инженерно-психологическом расследовании случившегося оператор сказал, что у него на табло появилось такое количество тревожных сигналов, что ему захотелось это табло взорвать… Другие факты, выявленные психологами, подтвердили, что из-за недостатков в методах подачи информации на пункт управления персонал был просто не в состоянии предотвратить развитие аварийной ситуации.

Подводя итог обсуждению, президиум Академии наук признал необходимым усилить исследования деятельности человека, управляющего современной техникой, а также организовать в течение 1981-1982 гг. лаборатории или группы по психодиагностике, прикладной психологии и измерению психологических характеристик человека-оператора.

Здесь уместно напомнить, что примерно в те же годы широко обсуждалась – и в академии тоже – проблема создания в стране компетентной и деятельной психологической службы, которая помогла бы квалифицированно задействовать человеческий фактор не только при освоении новейшей техники, но и во многих других производственных сферах, в социальной жизни [2].

Однако ведущее научное учреждение в этой области – Институт психологии АН СССР не стал во главе важных начинаний. Психологическая служба страны так и не состоялась [3]. Заметного рывка в развитии прикладной психологии и эргономики, несмотря на решение президиума АН СССР, не произошло. Более того, среди участников научно-технической программы «Эргономика», недавно разработанной и утвержденной Госкомитетом СССР по науке и технике, ни Институт психологии, ни академия в целом не значатся…

Почему так получилось, в общем-то, гадать не надо. В академических учреждениях немало ученых, страдающих своеобразным снобизмом: заниматься-де прикладными исследованиями не наше дело. Эта озабоченность «выглядеть фундаментально» привела в свое время к свертыванию здесь технических наук. Грань между фундаментальной и прикладной тематикой зыбка, и при желании ее можно отодвинуть подальше от жизненных нужд общества, то есть от внедренческих мук и суеты, от проверки результатов исследований практикой.

Руководителям Института психологии тоже не чужда «озабоченность фундаментальностью». Еще на упомянутом заседании президиума Академии наук, когда разговор зашел о «засыпающем операторе», докладчик Б.Ф.Ломов разъяснил присутствующим, что психологам данная проблема давно известна:

– В этой связи мы сформулировали некоторый принцип активного оператора, который требует такой организации его деятельности, которая предполагала бы активность человека в ходе всего трудового процесса. Тогда он включается быстрее в нужный режим, например, аварийный, и эффект оказывается более высоким.

Принцип, как видим, сформулирован. Но оправдывает ли себя «активный оператор», скажем, при управлении АЭС, никто из заинтересованных в решении проблемы оператора (практиков, ученых) и сегодня, через семь лет, сказать мне не мог – не знают, не видели. Разработав идею, академический институт счел несолидным для себя доказывать ее ценность на деле, широко информировать о ней производственников, проектировщиков: это, мол, забота неких прикладников. А уж брать на себя кураторство над прикладными разработками, «пробивать» создание психологической службы в стране вроде бы совсем недостойно, ибо нефундаментально. Как будто есть что-либо более достойное, чем наладить систему продвижения в жизнь имеющихся достижений психологической науки и, значит, поставить на службу производству человеческий фактор (о чем психологи платонически вздыхают десятилетиями); как будто может быть что-либо более фундаментальное, чем повышение безопасности техники, в том числе атомной.

Заботой о «фундаментальности» не объяснить и крайне неудовлетворительное информирование специалистов-потребителей «продукции» психологической науки о том, что учеными сделано и где сделанное может быть эффективно использовано. Например, мало кому в атомной энергетике известно, что существует подход, именуемый инженерно-психологичеслим проектированием, что этот подход (взаимная адаптация в человеко-машинных системах), пусть и в единичных «экземплярах», с успехом применен у соседей: при создании пунктов управления теплоэлектростанциями, диспетчерских пультов объединенных энергосистем, пультов управления химическими и металлургическими установками. Наконец – и это самое удивительное, – никто не слыхал, что инженерно-психологическое обследование особенностей деятельности операторов АЭС проведено еще два года назад, и проведено на Чернобыльской АЭС (см. статью «Человек у пульта», опубликованную в «Правде» 17 октября с.г. [1987]).

Продолжив и расширив эти исследования, можно было бы решительно потеснить помехи в работе операторов и тем самым освободить персонал АЭС от нервных перегрузок и производственных срывов. Не только в атомной энергетике – едва ли не повсюду актуальна задача совершенствования систем управления агрегатами и установками. Проектировщикам необходимы четкие и ясные рекомендации, как привести пульты, приборы, индикаторы в соответствие с требованиями инженерно-психологической науки, иначе говоря, в соответствие с особенностями человеческой натуры – остротой восприятия, быстротой реакции, емкостью памяти, концентрацией внимания, спецификой принятия решений…

Увы, второй этап исследования в Чернобыле – по экспертизе щитов управления – не состоялся. Потому что, как объясняют, проводить их некому: опытные психологи-прикладники и эргономисты – кадры в нашей стране крайне дефицитные. «Чистые» психологи, выпускники университетов, без переподготовки ничего сделать в этой области не могут.

Но ведь первый этап было кому проводить! Те же самые специалисты планировали проводить и второй… Не выдержали, что ли, общественных начал?

Оказывается, заведующий лабораторией психологии труда Института психологии АН СССР В.Зазыкин в середине прошлого года перешел на работу в другое учреждение и там осваивает новую специализацию. Тогда же ушел из института профессор В.Венда, заведовавший лабораторией инженерной психологии и разработавший упомянутые выше пульты для теплоэлектростанций и энергосистем, для химических и металлургических установок. Ушли В.Денисов, знаток в области срывов операторской деятельности, Н.Тарабрина, изучавшая воздействия экстремальных условий на работоспособность оператора, и т.д.

Как же при острейшей нехватке таких специалистов этим людям позволили уйти из института? [4] Уйти после Чернобыля, после других аварий, убедивших, что прикладная психология сегодня, может быть, самая актуальная во всей психологической науке? Разве в институте забыли о существовании гражданского долга ученого?

Можно было ожидать любого другого развития событий, но отнюдь не такого. Например, было бы понятно, если бы администрация института срочно мобилизовала в помощь инициаторам обследования на АЭС собственных психологов, обратилась за помощью к опытным коллегам в МГУ, ЛГУ, ВНИИТЭ, в другие учреждения. К асам можно было присоединить молодежь, создать мощное формирование психологов [5] и направить их для аврального обследования наиболее важных и неблагополучных с точки зрения безопасности энергетических, промышленных и транспортных объектов. Используя имеющийся в стране научный задел – отнюдь не малый, к сегодняшнему дню реально было не только разработать рекомендации, как быстро поправить положение на местах, но и помочь осуществить их. А там, глядишь, нашлись бы организационные возможности углубить исследования, решить более трудоемкие вопросы, приступить к разработке масштабных проблем безопасности техники.

Почему физики, медики, строители, военнослужащие, транспортники, снабженцы, всех не перечислить, откликнулись на события в Чернобыле именно так – мобилизацией, самоотверженностью, делом, а психологи, знатоки человеческого фактора, остались в стороне? Хотя сразу же стало известно: авария – по вине персонала, людей. Почему не помогли разобраться в происшедшем, извлечь уроки на будущее? Почему не воспользовались случаем, не показали, на что способна их любимая наука, не утвердили ее авторитет? И как знать, не положило ли бы одно это участие в общем большом деле конец многолетним разговорам (только разговорам!) о важности психологического обеспечения научно-технического прогресса, о необходимости психологической службы в стране, о нехватке кадров психологов?..

На все это отвечают просто и ясно: отнюдь не все психологи-прикладники ушли из института доброй волею; мало того, что их никто не удерживал, им «помогли» уйти – прежде всего потому, что их тематика, видите ли, не отвечает профилю академического учреждения.

За легкомыслие и невежественность, безответственность и недисциплинированность людей, создающих и эксплуатирующих сложную технику, уплачена тяжкая дань. Кто сосчитает, какая часть этой дани приходится на долю людей знающих, компетентных, но не преодолевших свою инертность, не сделавших своевременно нужного шага?

Надо полагать, с профилем института разберется президиум Академии наук СССР. Институт психологии, не предпринявший после заседания президиума АН СССР 1980 года достаточно энергичных шагов для развития соответствующею направления исследований, а теперь, в период обострения проблемы, уволивший деятельных, ориентированных на практику ученых, – этот институт в его нынешнем состоянии не может возглавить и вести важное для страны дело. Требуется кардинальная перестройка его деятельности, поворот к острейшим нуждам практики.

Если же такая перестройка здесь невозможна, то, как представляется, было бы разумно и справедливо изъять соответствующие инженерно-психологические подразделения из структуры Института психологии и на этой основе организовать (с привлечением кадров и средств заинтересованных ведомств) хотя бы лабораторию по проблемам человеческого фактора и обеспечению надежности АЭС.

К слову, с предложением о создании такой лаборатории специалисты обращались в ГКНТ задолго до чернобыльских событий. Думается, заслуживают внимания Госкомитета СССР по науке и технике, Академии наук СССР, других ведомств и предложения ученых, высказываемые в последнее время: о необходимости создания научного центра по общепромышленной безопасности [6] или, как называют его другие специалисты, центра по безопасности сложных систем «человек – машина – среда».

Правда, 1987 г., 11.12, № 345 (25332).

[1] Отже, рішення Політбюро, яке звинувачує в усьому персонал, підготував Легасов, і він палко обстоював цю версію.

[2] Невже і генеральних секретарів ЦК КПСС буде призначати ця служба ?

[3] Ні, генеральним секретарям ЦК КПСС вдалося оборонитись від зазіхань психологів.

[4] Заарештувати дезертирів! І повернути на робочі місця під нагляд міліції!

[5] Роту, а ще краще – батальйон, + фельдфебеля у Вольтери.

[6] Загальнопромислова безпека – це знову парафія Легасова.

В цілому стаття відбиває внутрішньоакадемічну боротьбу клану друзів народу на чолі з Легасовим із кланом ворогів народу в Інституті психології.