15.03.1839 г. П. А. Плетнёву

Я и родился в то время, когда образование не шло далеко, да и место не доставляло к тому удобств; притом же болезни с детства, желание не быть в свете, а быть может, и беспечность и леность, свойственные тогдашнему возрасту, – все это было причиною, что я не радел о будущем и уклонился даже от того, что было под рукою и чему мог бы научиться. Выучась ставить каракульки, я положил, что, умея и так писать, для меня довольно; в дальнейшие премудрости не пускался, и о именительных, родительных и прочих, как-то: о глаголах, междометиях, – не мог слышать терпеливо! С таковыми познаниями писатели «не бывают». Молодость, страсти, обстоятельства, служба заставляли писать; но как? Я в это не входил. Еже писах, писах!..

По случаю, был у меня спор с писателем на малороссийском наречии. Я его просил написать что-то серьезное, трогательное. Он мне доказывал, что язык неудобен и вовсе не способен. Знав его удобство, я написал «Марусю» и доказал, что от малороссийского языка можно растрогаться. Здешние предлагали мне напечатать, и я, предохраняя себя от насмешек русских журналистов, написал «Солдатский портрет». Книгопродавец просил составить целую часть, я написал «Мертвецький великдень». И так пошло далее, именно для одной забавы себе, веселого чтения с женою и видя, что землякам это нравится. Хотя и подумывал о каком-нибудь приобретении, но не извлек его ни даже от двух частей повестей.

Известность моих сказок разохотила здешних переложить их по-русски и совершенно по-русски, точно, как Вы желаете. Слушаем в чтении – и что же? Малороссы, не узнаем своих земляков, а русские… зевают и находят маскерадом; выражения – не свойственные обычаям, изъяснения – национальности, действия – характерам, мыслящим по-своему, и брошено, хотя, правду сказать, перевод был сделан и вычищен отлично.

Я предложил свой перевод, буквальный, не позволяя себе слова сместить, и найден сносным, но не передающим вполне (ну, право) красот малорусских оборотов. Такой перевод «Маруси» и проч. дошел к Вам от Василия Андреевича. Вот, начав от потопа, дошел я до настоящей цели ответа. Вы теперь видите, что я непроизвольно, нечаянно, неумышленно попал в писаки, и хотя, точно, обстоятельства мои требовали поддержки и я заботился приобресть что-либо, но все ускользало из рук и ничто до сих пор не ободрило.

Все, посланное в Петербург, там и осталось, или напечатают, а мне не только книжки – и спасибо не скажут, или затеряется там, или замолчат, и я уже отложил все заботы, чтобы получить что-либо, и не хлопочу, а все продолжаю писать, то от нечего делать, то чтоб изложить мысль, какая нам с женою придется, хоть посмеемся или погрустим вместе – и то наше, потом и пустим печатать, кому отдам, или так пойдет по рукам и затеряется.

Так же точно Вы видите, что я не могу по-нынешнему писать – очищенным слогом, подобранными выражениями – и всегда буду сбиваться на свой тон, малороссийский. Следовательно, не беруся исполнить по совету Вашему, внушенному добрым Вашим ко мне расположением. При всем усилии, при всем старании, буду взлезать на ходули и, от неумения управлять, зашатаюсь и упаду. Зачем же приниматься за то, что выше сил?

Притом, почтеннейший Петр Александрович, потрудитесь вникнуть в видимую разницу наших – ну именно языков русского и малороссийского: что на одном будет сильно, звучно, гладко, то на другом не произведет никакого действия, холодно, сухо. В пример «Маруся»: происшествие трогательно, положение лиц привлекает участие, а рассказ ни то ни се, – я говорю о русской, – как, напротив, малороссийская берет рассказом, игрою слов, оборотами, краткостью выражений, имеющих силу.

Малороссийская «Маруся» не смертию интересует, но жизнию своею. «Ні, мамо!», «атож», «але!» – у места сказанное, в русское этого не оденешь. Пример Вам: «Праздник мертвецов». Это легенда, местный рассказ, ежегодное напоминание в семье на заговены о «Терешке, попавшемся к мертвецам с вареником». Рассказанное по-нашему, как все передают это предание, нравилось, перечитывали, затверживали. Перешло в русское – и вышло ни то ни се, повод журналисту трунить, чего я ожидал при прочтении ее в Вашем журнале.

Примітки

Вперше надруковано із скороченням в журн. «Отечественные записки», 1855, № 12, с. 118 – 120.

Увійшло до зібрання: Квітка-Основ’яненко Г. Твори, т. 1, с. II – IV.

Автограф невідомий.

Подається за першодруком.

… спор с писателем на малороссийском наречии… – тобто з П. П. Гулаком-Артемовським.

Книгопродавец просил составить целую часть… – Мається на увазі окреме видання «Малороссийские повести, рассказываемые Основьяненком. Книжка первая» (М., 1837), здійснена письменником на пропозицію А. Глазунова.

Известность моих сказок разохотила здешних переложить их по-русски… – Квітка-Основ’яненко тут має на увазі свої українські повісті та оповідання. Більшість з них російською мовою переклав сам письменник, приховуючи своє авторство під криптонімом «В. Н. С.».

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 215 – 216.