Начальная страница

МЫСЛЕННОЕ ДРЕВО

Мы делаем Украину – українською!

?

26.04.1839 г. П. А. Плетнёву

26-го апреля 1839 года

Что же мне делать, если я себя не понимаю! (Это будет объяснением на вторую часть последнего письма Вашего).

Вот мое чистосердечное сознание. Никогда не думал я писать что-либо. Читаемое не нравилось, и если встречалось что-либо сходствовавшее с моим разумением, я находил, что не с той точки писавший смотрел, не то заметил. Отдаленность от действователей и пребывание в здешней пустыне не лелеяли дальнейших рассуждений и никак не возбуждали во мне охоты писать.

Притом же занятия, приятные для души и сердца моего, обладали тогда мною в высшей степени. Я устраивал институт – самая мысль так новая для здешнего края, боролся с мнениями, предрассудками, понятиями, привел дело к концу… и в награду увидел зависть, действующую против меня со всем ожесточением.

Бросил все мои труды и тут-то посланною мне богом Анною Григорьевною побужден приняться писать. По обстоятельствам, я написал первую комедию… ох… «Дворянские выборы». Род людей, которых Вы так верно изобразили, принялись меня катать с бока на бок. Все эти господа начали пересчитывать, сколько мною написано «ибо», «поелику», «дабы», – а слона-то и не приметили: цель, намерение остались вовсе без рассмотрения, и было ли то все в пьесе, никто не сказал, выключая г. Ушакова в «Телеграфе». Это меня огорчило, охладило.

Защищая как-то достоинство языка малороссийского, я вызвался заставить рассказом своим плакать – не поверили, я написал «Марусю», и когда убеждали меня напечатать, то я, боясь опять цеховых скалозубов, написал для них «Солдатский портрет», чтоб оградить себя от насмешек их и чтоб они поняли, что сапожнику не можно разуметь портного дела. Для составления части писал простонародное предание, из рода в род передаваемое: «Мертвецький Великдень». Писав «Марусю», я узнал себя, что могу так писать, – по-русски, после уроков за «Дворянские выборы», я боялся приниматься.

И что ж? Когда вышла первая часть повестей, отовсюду были отзывы, что они плакали, как Марусю погребали, и я готов был плакать о них. Были и такие, что благодарили меня, что я доставил лакеям их чтение, понимаемое ими; натурально, что я смеялся над такими. Немногие заметили, как Маруся с Василием пересыпалась песочком, когда говорила с ним о чувствах своих, и сказали, что мне не нужно другой эпитафии: «Он написал «Марусю».

Для них, а более для Анны Григорьевны, я продолжал писать, и составилось две части повестей. Здешние, хваля мое писание, принимались переводить на русский, но все было неудачно; я не перевел, а переписал слово в слово, без малейшей перестановки слов или пересказа другим образом. В ту пору проезжал В. А. Жуковский. Наговорил много лестного и желал читать их в переводе. Какой был у меня под рукою, я такой и вручил ему. Просили меня написать для театра оперу, я собрал главных здешних характеров несколько, наполнил песнями, обрядами, и пошло дело в лад.

Из этого Вы видите, что я таки нахожу себя способным писать, и хотя знаю, что немногие видят, что и для чего я пишу, но для понимающих пишу. И если б не язвительные выходки самозванца ценителей, то я писал бы и по-русски, как бы смог, но, не желая дать повода трунить над собою, не смел бы за русское взяться, если б не Вы, и еще принялся писать на особый лад, о чем изъясню ниже.

При первой встретившейся идее я тотчас пишу, и тогда у меня все в сторону, пока не окончу. Не черню никогда ничего, а прежде всего в мыслях сложу план, характеры лиц, ход действий одного за другим, разговоры же и прочее приходят во время писания. В. Л. Жуковский, говоря со мною о «Дворянских выборах», советовал еще продолжать в том же тоне и с тою целью. Когда же я изъяснил трудность составить из всей этой кутерьмы правильную драму, то он мне советовал поместить и развить все это в романе, украсив и наполнив сценами из губернских обществ.

Тут я уцепился за прежнюю мою мысль: добродетельных людей, честных чиновников и вообще исполняющих свое дело к чему описывать? В порядке идущие времена года, постепенное их изменение, польза, ими приносимая, как бы ни было все это описано, – не займет нас, потому что мы сами все видим. Но ураганы, вырывки из порядка и все необыкновенности – это должно описывать.

Давно уже я приступил к описанию жизни Пустолобова, имеющего родных по всем званням. Он простачок, не получивший образования, чудно мыслит, будто понимает дело, но превратно от общих разумений. В малолетстве остался сиротою. Его имение разоряют судьи, опекуны, его развращают, поручают в пансион мадам Филу, пансион и потом дальнейшие его похождения, участие в выборах и много-много…

Сей сказки написал я первую часть и послал в Москву. Там на меня сильно напали, но когда Василий Андреевич обнадежил меня, что они говорят пустяки, то я принялся писать и нагородил (при всем желании ускромнить себя) шесть частей. Но при первой мысли я тотчас сообразил, что по выходе этой книги все опекуны, судьи, содержатели пансионов, предводители и все описанные мною по именованиям лица, все восстанут на меня. Здесь пречудный народ!

Вышла «Козир-дівка» – и судья сердится на меня, что он никогда бубликов не принимает от просителей, за «Выборы» и теперь каждый исправник съесть меня готов. В «Новогоднике» вышла статья «Скупец» – и все додумываются, кого я это описал? Что же будет, когда выйдет сатира на все злоупотребления, делаемые людьми во всех званиях? Я до того испугался, что повторяю мои убеждения к П. А. Корсакову, чтоб отложил печатание вовсе. Вы видите и знаете: как я изъясняюсь и пишу, так изложена без дальнейшего старания вся повесть. Какое богатое поле ругателям-журналистам!

Насмешки во всеуслышание, домашние упреки (если не более) – это будет моею наградою! А мне бы хотелось умереть покойно, чего лишусь, когда самое прямое, благородное мое стремление показать, отчего у нас зло, будет осмеяно и преследуемо. Самоуверенность не в состоянии разогнать всех мрачных мыслей.

За разметание моих писаний не пеняйте на меня. Все это вот как произошло. Граф Бенкендорф отнесся ко мне, прося статьи в альманах В. А. Владиславлева на 1840 год, издававшийся с благотворительною целью. Я выслал. Вот отдельная статья. Другая оторвалась от целого – это отрывок от «Пустолобова», который П. А. Корсаков рассудил поместить для сведения, что будет целое. Каков отрывок? Не знаю, не читал за неимением здесь, и даже у меня, альманаха.

При приступе к *** без моего ведома вписали меня в сотрудники и потом уже спросили, чем я могу содействовать? Что делать, у меня было в мысли описать малороссийскую жизнь, и воспитание, и обряды, и проч. и проч. старинное, чего уже теперь и следов нет. Я им объявил, что будет «Халявский». Они ухватились обеими руками, просили выслать и предложили о вознаграждении, что мне получить.

Я просил всех журналов русских и для Анны Григорьевны «Revue étrangère». Они поспешили меня удовлетворить. Я выслал им начало «Халявского». И сам не знаю, поместят ли еще его и кстати ли он будет в журнале, но дело сделано. «Козир-дівку» по обстоятельствам, в отношении посвящения, нужно было издать вовремя, но все осталось втуне, и я не знаю, кому и благодарить за издание!

Явится на днях «Ганнуся» по-русски – это спекуляция не моя, а книгопродавца здешнего, на что я и рукою махнул. Вот все мои бродящие, исключая театральных: «Шельменка» и «Сватанья». Две части повестей сами по себе. Вот и полный мой отчет, из него видно, что мало раскидано, и то по необходимости.


Примітки

Вперше надруковано в журн. «Современник», 1855, кн. 12, с. 120 – 123.

Включено у зібрання: Квітка-Основ’яненко Г. Твори, т. 1, с. IV – VI.

Автограф невідомий.

Подається за першодруком.

Я устраивал институт… – тобто інститут шляхетних дівчат, перший на Слобідській Україні жіночий середній навчальний заклад. За свідченням І. Срезневського, Г. Квітка-Основ’яненко, який з дня відкриття інституту у 1812 р. і до 1817 р. був керуючим справами інституту і до 1821 р. членом інститутської ради, «приніс у жертву майже весь достаток свій» (див.: Данилевский Г. П. Украинская старина. Материалы для истории украинской литературы и народного образования, с. 191).

Анною Григорьевною побужден приняться писать. – Перші твори Г. Квітки-Основ’яненка з’явилися ще задовго до його одруження з А. Г. Вульф, зокрема він друкувався в «Украинском вестнике» та інших виданнях. Очевидно, тут йдеться про початок створення комедій 1820-х – початку 30-х років.

Все эти господа начали пересчитывать… – Йдеться про рецензії на «Дворянские выборы» М. Полевого в «Московском телеграфе» (1829, ч. 26, с. 86 – 95; 1831, ч. 36, с. 82 – 88), М. Надєждіна в «Телескопе» (1831, № 1, с. 129 – 133), М. Н. в «Северной пчеле» (1831, № 7).

выключая г. Ушакова в «Телеграфе»… йдеться про позитивний відгук на п’єсу «Дворянские выборы» Василия Аполлоновича Ушакова (1789 – 1839), письменника і театрального критика, співробітника «Московского телеграфа» (див.: «Московский телеграф», 1829, ч. 26, с. 93 – 96).

составилось две части повестей. – У першу книгу «Малороссийских повестей, рассказываемых Грыцьком Основьяненком» (М., 1834) ввійшли твори «Салдацький патрет», «Маруся», «Мертвецький великдень», у другу – «Добре роби – добре й буде», «Конотопська відьма», «От тобі і скарб».

Какой был у меня под рукою… – Через В. Жуковського Г. Квітка-Основ’яненко передав П. О. Плетньову автопереклад «Марусі».

Просили меня написать для театра оперу… – Побажання було реалізоване у творі «Сватанье. Малороссийская опера в трех действиях», 1836.

говоря… о «Дворянских выборах»,… советовал поместить и развить все это в романе. – Г. Квітка-Основ’яненко втілив пропозицію В. Жуковського в романі «Пан Халявский».

статья «Скупец»… – тобто уривок з роману «Жизнь и похождения Петра Степанова сына Пустолобова, помещика в трех губерниях», надрукований із рекламною метою в альманасі «Новогодник» (Спб., 1839, с. 136 – 148).

Граф Бенкендорф отнесся ко мне… – Бенкендорф Олександр Христофорович протегував своему родичеві В. Владиславлєву у виданні альманаху «Утренняя звезда». У зв’язку з офіційним зверненням Г. Ф. Квітка-Основ’яненко надіслав в альманах «Утренняя звезда» повість «Божие дети», яка і була там опублікована.

При приступе к ***… – Тут Г. Ф. Квітка-Основ’яненко викладає історію своїх взаємин з А. Краєвським як редактором «Отечественных записок».

«Revue étrangère» або «Revue étrangère de la littérature, des sciences et des arts» – літературно-науковий журнал французькою мовою, виходив у Петербурзі в 1836 – 1846 рр., видавець Фердінанд Михайлович Белізар (1798 – 1863), петербурзький книговидавець і власник книгарні.

книгопродавца здешнего… – «Ганнусю» видав П. І. Анарін.

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 216 – 219.