21.10.1839 г. А. А. Краевскому

Милостивый государь Андрей Александрович!

Благодарю Вас за все лестное, изложенное в письме, коим Вы почтили меня. Отзывом своим Вы предупредили меня, чего мне не хотелось, и я все собирался благодарить Вас за все Ваши труды и за доставляемое нам удовольствие, но на сборах и сел, а Вы меня и предупредили. Как понял сначала и как нашел Ваш журнал, подробно излагал в письме когда-то к Евгению Павловичу. И теперь чем далее идет дело, тем более вижу, что Вы ни на шаг от цели своей. Да укрепит Вас бог!

«Следуя – достигнешь», а благодарность Вам – от такого рода людей, от коих Вы ожидаете ее, – навсегда останется. Жалкие писки нетопырей, презирающие отблеск света и оттого предвидящие, что уродливость их обнаружится, конечно, должны усиливаться в надежде, что они могут заглушить проявляющийся свет.

Жалки они, но несносны своим писком, н более, что ожидаешь услышать среди тишины – ну хоть чирикание воробушка, как вдруг слух поражается кваканьем лягушек, карканьем ворон, старающихся уверить, что они-то и есть соловьи, канарейки; силятся заглушить визгом, писком, кваканьем настоящих певчих птиц, коих слушал бы с удовольствием. Несносно! Вы скажете: «Пускай себе визжат, они не заглушат пения». Так точно, но каково слушателям, коих уши страдают? Благая цель Ваша авось-либо загонит их в болото. Общее желание.

Благодарю за устроение моих счетов. Быв в других обстоятельствах, мои условия были бы другого рода.

Я пишу всегда прямо, и черневого нет у меня, я его высылаю, как Вы и видите из моих тетрадок, редко перечитываю. «Головатого» не имел времени пересмотреть и потому боюсь, чтобы в именах не наделал путаницы. В статье другого рода оно бы ничего, а тут жаль мне будет самому на себя. Узнав, что статья поступила к Вам, я тот же час писал к Евгению Павловичу, прося его проверить имена, но, кажется, опоздал. Если с сей стороны что мною наврано, потрудитесь где при случае оговорить.

Желая изобличить кривые суждения, я со всею готовностью доставлял бы Вам статьи, но все то, что во время досугов написалось, все то отправил на дружеское, беспристрастное рассмотрение и обсуждение. Теперь же, увлекаемый одобрительными отзывами Вашими и других, пишу «Халявского» всю жизнь или эпохи жизни его, сравниваю с теперешними обычаями.

Но за всем тем буду урывать время написать что и особеннее для Вашего журнала по желанию Вашему. Не одним исполнением обязанности своей гг. сотрудники Ваши должны заграждать уста дерзко квакающих на них, но пора бы всем им (или значительному числу и полновесным из них) шикнуть на них серьезно, как на шалостливых уличных ребятишек, авось-либо унялись бы?

Дерзость выше меры затрагивать так людей с именем, с известностью, с славою – и кому же? По крайней мере, я так понимаю это дело и полагаю, что грубая дерзость их требует уже наконец ускромления. Я не читаю их выходок равнодушно; сильное негодование овладевает мною за всех, кого они смеют затрагивать, и все жду им урока, жду тщетно, к прискорбию!

В. А. Владиславлев просил у меня статьи именно для «Лит[ературных] прибавлений». Я предназначал туда «Вот тебе и клад» потому, что г. Луганский в первом № «Прибавл[ений]» поместил сказку о кладе, рассказываемую у них и сходную с рассказом Основьяненка. Я полагал, что в тех же листах прилично было бы и мой рассказ, на который он ссылался, поместить, но это совершенно остается в воле Вашей, где угодно будет Вам его поместить.

Примите повторение уверения в большой к Вам благодарности за полезные труды Ваши и уверение, что я всегда и всем готов содействовать им и что ни в каком случае не уклонюсь от обязанности моей, высылая по мере возможности, что напишется и будет годно для такого журнала. Верьте также и душевному уважению, питаемому к Вам с душевною преданностью покорнейшего Вашего слуги

Григория Квитки

21 октября, 839, Харьков

Г-н Гамазов усладил меня беседою в течение только нескольких часов, сообщая мне, что у Вас в Петербурге поделывается по нашей части. Он поручил мне передать Вам его поклон, но я до сего времени продержал его. Из Одессы располагал писать к Вам, а здесь не успевал.

Примітки

Вперше надруковано в журн. «Киевская старина», 1893, т. XIII, кн. 11, с. 215 – 217.

Увійшло до зібрання: Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Твори у шести томах, т. 6, с. 554 – 556.

Автограф зберігається: ДПБ, ф. 391, од. зб. 421, арк. 1 – 2.

Подається за автографом.

… в письме, коим Вы почтили меня… – Йдеться про лист А. О. Краєвського до Г. Ф. Квітки-Основ’яненка від 6.Х 1839 р., де підкреслювалося, що «Пан Халявский» и «Головатий» останутся навсегда памятными русской литературе». Його опубліковано в історичному журн. «Русская старина», 1900, № 5, с. 293 – 295.

… излагал в письме когда-то к Евгению Павловичу. – Цей, як і інші листи Г. Ф. Квітки-Основ’яненка до Є. П. Гребінки, невідомий.

… для «Лит[ературных] прибавлений». – Йдеться про «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду», перетворені 1840 р. на «Литературную газету».

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 233 – 234.