15. Новые господа

Марко Вовчок

– А забеги-ка нынче в рабочую пораньше, – говорит мне раз Андрей, – я работу новую начал.

А это он мне сундучок делает. И какой этот сундучок славный был! Я его и во сне сколько раз видела, что вот я туда добро какое-то складываю; а то приснится мне, что сундучок мой рассыпался, или открою, а из него огонь и дым валит.

– Готова моя изба, – говорит Андрей, – дождемся разговень и пойдем к господам… Али чего ждать! До разговень уж недалеко, пойдем к господам теперь, а после петрова дня и свадьбу сейчас сыграем.

– Нет, Андрей, погоди, – говорю ему, – погоди ты немножко. Теперь господа очень горюют, в большой они печали – как еще примут нас…

Знаете, ведь у нас все на барском веселом или печальном часе.

Уж давно повадился к нам ездить новый сосед, барин угрюмый такой, усы у него щетинистые, взгляд железный какой-то, одет весь в черном, а на шее красненькая ленточка. Он по соседству себе имение большое купил года два назад, и мы его понаслышке только до сей поры знали, что будто очень он лют был. Вот познакомился он с нашими господами, – сам приехал, – да и стал учащать. Как он ни побывает, после всегда барыня плачет, а барин вздыхает да насвистывает, – да не прежнюю веселую, плясовую, а какую-то заунывную. И как знакомец новый ни приедет, разговоры у них с господами жаркие идут. Стал слух носиться, что ему хотят Рогожино продать.

Как я услыхала – бегу к Андрею.

– Андрей, – говорю, – знаешь?

– Знаю, знаю! – ответил. – Только тебя поджидал, сейчас идем к господам. Что дальше будет – неведомо: хорошего много не жди!

– Как идти-то? – говорю. – Ведь теперь тот сидит у них, и спорят о чем-то.

– Верно, торги ведут нашими головами, – ответил мне Андрей. – Да еще не время его бояться, еще не пора… пойдем!

– Ну, пойдем!

Еще в сени входим, уж голоса слышим. В гостиной говорят:

– Да помилуйте, – басит сурово кто-то, – никто другой вам такой цены не даст, что ж вы еще жалуетесь, что дешево продали!

– Да мне прошлого года почти вдвое больше давали, – отвечает наш барин.

Барыня, слышно, всхлипывает.

– То был год прошлый – тогда давали, – а теперь год нынешний – теперь не дадут!

А мы стоим да слушаем.

И долго стояли. То тот, то другой мимо нас к двери прокрадывался послушать; кажись, все на нас глядели, удивляючись, чего мы тут стоим оба, и спрашивали: «Чего вы ждете? Чего стоите?»

– Не томи ты и себя, и меня, решайся, – сказал Андрей. – Войдем прямо к ним.

– Войдем, – говорю.

И отворяем двери. Барин наш услыхал, вскочил – такой он и встревоженный и раздосадованный. Барыня платочком прикрывается – плачет, а чужой пристально своими глазами железными на нас глядит.

– Что вам надо? Что это значит? – нетерпеливо так спрашивает барин.

Говорит ему Андрей, просит его.

– Как, Игрушечка, – вскрикивает барыня, – ты хочешь замуж выходить?

– Сватайтесь, женитесь, мне все равно! Не до вас теперь, ей-богу! – говорит нам с досадою барин.

И махнул рукой, чтоб шли. Тогда чужой привстал.

– Позвольте!

– Ах, да! – вскрикнул наш барин. – Я забыл! Я уже не господин ваш, вы проданы, вот ваш новый барин!

– Как! – вскрикнула барыня. – И Игрушечка продана! Ах, боже мой!

Мы глядим на нового – хотим его попросить, а он нам как крикнет: «Марш отсюда!» – и отвернулся…

– Пропали мы, Андрей! – говорю.

Он молчал, все о чем-то крепко думал.

Под вечер приехал исправник и с ним весь стан, и еще какие-то господа, что на все кругом такими жадными глазами смотрели. Созвали людей к крыльцу, объявили им, что проданы они; нового барина показали. А он стоит и оглядывает покупку свою и поморщивается – не по нраву ему пришлася.

– Что за люди! – говорит исправнику. – Как стоят! Как глядят! Смелость-то, дерзость-то какая!

– Ничего, – исправник отвечает, пристегиваючи свой сюртучок, – исправить всякого можно!

Новый барин сейчас же и поселился в доме. Прежние наши господа еще два дня оставались.

Это время я почти Андрея не видала: новый барин успел уж всех на работу поставить; из его имения приказчик приехал за всем надзирать, и неутомим был, и неусыпен; везде его голос сиплый слышен; во всех уголках он словно из земли вырастал – сам приземистый, голова большая, взгляд свирепый, а в руке арапник тройной.

Накануне выезда призвала меня барыня:

– Игрушечка! – говорит. – Собралась ли ты? Ведь ты со мной едешь. Как благодарна я вам, – обратилась к новому барину, – что вы мне эту девушку уступили – я привыкла к ней очень. Как я благодарна вам!

«Вот что еще меня ожидало!» – подумала я себе и прямо к Андрею пошла.

– Прощай, Андрей, прощай, желанный!

– Не плачь, не тужи, поможешь ли? – говорит он. – Пойдем к барыне.

– Да что ж, – молвлю, – подарит она нас по своей доброте рублем или платьицем со своего плеча.

– И то правда! – проговорил.

Голос приказчиков послышался.

– Иди, иди скорей, – гонит меня Андрей, – иди, боюсь, он тебе скажет что.

Мне же словно какая-то надежда в душу вошла: попытаюсь, попрошусь у барыни!. Все думаю и все никак время не выберу, не застану ее одну.

Уж карета запряжена, а я еще ей ничего не сказала; уж одеваются! Тогда я не смотрела, кто был тут, стала ее просить, молить.

– Оставьте меня! У меня жених есть любимый!

– Ах, ах, Игрушечка! Не стыдно ли тебе! И ты меня могла бы оставить? Ах, как же это можно! Боже мой! Все нас покидают!

И заплакала. Повели ее под руки в карету, посадили, втолкнул и меня кто-то, и помчались мы. Еще раз увидела я Андрея; стоял он при дороге белый, как полотно, и поклонился. Мелькнуло лицо нового барина и глаза его холодные.

Через два месяца пришло известие из Рогожина, что несчастье случилось. Шесть человек на поселение пошло, Андрей шестым.

Примітки

Подається за виданням: Марко Вовчок Твори в семи томах. – К.: Наукова думка, 1964 р., т. 2, с. 118 – 121.