3. Барышня заступается за Игрушечку
Марко Вовчок
Одним вечером сидели мы с барышней в детской, играли на ковре, а Арина Ивановна в своей комнате шила, и слышу, входит к ней кто-то; Сашин голос узнаю (девушка была горничная, Саша). «Арина Ивановна! – говорит. – Опять тростинский мужик пришел, просит, чтоб к Игрушечке его допустили».
– Как ты смеешь мне глупые его слова мужицкие переносить! Сказала я уж раз ему чтоб убирался! Он у меня дождется радости, дождется! – грозит.
– Да уж очень он просит, Арина Ивановна, – говорит Саша. – Игрушечкиной матери обещался, просила-то как она, сказывает; слезами обливалася: «Сам ты посмотри на нее, да хоть расскажи мне, какая она стала!»
Я сижу, так и обмираю.
– Вот еще выдумки глупые! – ответила Арина Ивановна еще сердитей. – Чего ты-то лезешь? Игрушечка с барышней играет, барышню мне, что ли, для вас раздразнить?
– На часочек, Арина Ивановна, – он только отдаст Игрушечке гостинец, что мать прислала, да глянет на нее.
– Что еще за гостинцы там? Принеси-ка сюда, я сама ей отдам.
Горько я тогда зарыдала. Барышня встревожилась, бросилась ко мне; – она, играючи, не прислушивалась.
– Что, Игрушечка, что такое? – добивается.
Арина Ивановна вскочила в детскую.
– Что такое?
– Игрушечка, скажи! – пристает барышня.
– Прислала мне матушка гостинец, – жалуюсь, – не отдают…
– Да что вы ее, глупую, слушаете? – закипела Арина Ивановна. – Вот я ей задам матушкиного гостинца, чтоб барышню не тревожила! Сейчас у меня перестань, негодница! Нишкни!
А сама ко мне…
– Не смейте ее трогать! – крикнула барышня. – Какой гостинец ей прислали? Где гостинец? Сейчас ей отдайте! Сейчас сюда принесите!
А из двери бородатое лицо чье-то выглянуло. Арина Ивановна коршуном кинулась:
– Как смеешь! Куда?
И двери захлопывает.
– Да как же, матушка, – ответил ей кто-то из-за дверей протяжным голосом, – дал слово: держись! Пускай сами господа рассудят.
Барышня оттолкнула Арину Ивановну и настежь двери распахнула. Вижу, стоит мужичок в сером армяке, с шапкой в руках; лицо худое такое, борода длинная, смирный да добрый был с виду.
– У тебя гостинец Игрушечкин? – спрашивает барышня. – Иди сюда да отдай ей.
Мужичок барышне низко поклонился, вошедши, поглядел на всех и на меня потом показал:
– Видно, Груша? Поди-ка, Груша, сюда, – говорит мне, – поди, я по головке поглажу.
И погладил меня по головке. Арина Ивановна только глядела да думала, что б ей тут сделать; барышня словно дивилась да губки кусала…
– Мать кланяется, – говорит мне мужичок, – помнишь мать-то еще? Ну, не плачь. И гостинчик мать прислала.
Вынул из-за пазухи мешочек и дал мне, а я тот мешочек крепко ухватила.
– Что ж от тебя матери-то сказать, а? – спрашивает мужичок.
А я только плачу.
Арина Ивановна в дверях стала:
– Что ж, – говорит, – скоро? Ты приказчику нужен, иди.
– Ну, прощай, Груша! – сказал мужичок. – Не плачь, мать еще гостинчика пришлет.
– Я к ней хочу… к матушке хочу! – рыдаючи, я ему вымолвила.
– Царица какая проявилась! – загремела Арина Ивановна. – Еще поблажку ей давать! Не видать тебе матушки своей, не видать! – вскинулась на меня. – А ты иди-ка, иди! – гонит мужичка.
Погладил он еще по головке меня и ушел. Арина Ивановна вслед за ним выбежала, и большой шум поднялся в девичьей: то слышно крик – Арина Ивановна кричит, то протяжно мужичок говорит. Барышня сидит, свою губку прикусивши, и на меня поглядывает, а я свой мешочек развязываю. В том мешочке были две замашные рубашечки да глиняная уточка, да медовый пряник.
– Покажи, покажи, Игрушечка, что тебе мать прислала, – говорит барышня, подсаживается ко мне, и так все оглядывает, осматривает.
Вошла Арина Ивановна и насмехаться стала.
– Ну, уж рубашечки! Из паутиночки тканы! Да при господах и носить-то нельзя таких! Дотронется как барышня, то и ручку себе обдерет. Дайте-ка я их зашвырну куда подальше!
Уж где у меня и сила взялася, где и храбрость! Не даю, борюсь.
– Арина Ивановна, идите прочь! – крикнула барышня. – Идите прочь!
И прогнала ее опять из детской, сама опять подле меня села. Долго я над своим гостинцем плакала, а она все на меня поглядывала, призадумавшись. Переждавши, пришла опять Арина Ивановна.
– Что вы, Зинаида Петровна, так заскучали? – спрашивает барышню.
Барышня вздохнула и на меня пальчиком показала:
– Она все плачет по своей маме; она к своей маме хочет!
– Да пусть себе хочет! Чего ж вам-то беспокоиться? Не хотите – не пустим, мой ангел, вы не беспокойтесь!
– А плачет?
– Мало чего нет! Да вы ведь ее взяли себе в забаву, вы ее госпожа, мое сокровище, что с ней захотите то и сделаете: плакать прикажете – плачь! Прикажете веселиться – веселись!
– А как она не станет?
– Не станет! Да мы ее так проучим, что она у нас шелковая будет!
– Мне жалко Игрушечку!
– Вот то-то и есть, что вы ее жалеете! И проку из нее не будет… Вы не жалейте!
– Жалко Игрушечку! – твердит барышня. – Жалко Игрушечку!
– Говорю, перестаньте жалеть – перестанет она и плакать, и всю ее блажь как рукой снимет.
Все это говорится, а я слушаю… слушаю, а слез не могу сдержать – льются.
Вот барышня личико насупила, бровки нахмурила, надула губки и подступает ко мне грозно:
– Игрушечка! Чего ты скучная? Сейчас веселись! Ну, веселись! Я тебе приказываю, я твоя госпожа – веселись!
– Ах, ах, голубчик вы мой! – едва промолвит от смеху Арина Ивановна.
А я, глупый ребенок, слезами заливаюсь горькими.
– Веселись, Игрушечка, – приказывает барышня, – веселись и маму свою сейчас забудь. Слышишь, что я тебе приказываю? Ну, забыла свою маму?
– Нет, – говорю, – не забыла!
Арина Ивановна ко мне:
– Да смеешь ли так барышне отвечать, а? Что? Ах, ты грубиянка! Велят тебе смеяться – сейчас у меня смейся!
Смеюсь я перед ней, слезы свои горючие глотаючи.
– Ну, вот видите, мой ангел, она и смеется, – утешает барышню Арина Ивановна.
А барышня глядит на меня такими-то пытливыми глазенками.
– Игрушечка! – говорит. – Как же ты плачешь и смеешься, а я вот не стала б…
– И, голубчик, равняетесь с кем! – ей на это Арина Ивановна. – Ей что прикажут, то она и может.
– Вот, Игрушечка, ты какая! – проговорила барышня. – Вот какая!
С той поры часто она, бывало, меня стращает:
– Игрушечка, не скучай! Ты знаешь, я все с тобой могу сделать; я тебя ведь баловать не буду – ну, вот велю сейчас волка позвать и прикажу, чтобы тебя волк съел. Волк ам-ам и съест, а я жалеть о тебе не буду и отнимать у волка не буду.
Примітки
Подається за виданням: Марко Вовчок Твори в семи томах. – К.: Наукова думка, 1964 р., т. 2, с. 85 – 88.