8. Свадьба Трохима и Вассы
Николай Костомаров
Придыбалка, подбившийся в расположение к молодому Мотылину, уже сообщил ему историю Трохима, выставивши себя спасителем. Барин в этот день знал, что делается у Шпака, и ожидал последнего к себе, когда Шпак, вышедши с своего двора, направился к барскому двору. Мотылин был человек добродушный и заранее потешался над тем, что богатый мужик зачванился, а потом запутался так, что теперь должен будет в самом деле делать то, что обещал только в насмешку над бедняком. Придыбалка был вместе с барином, когда Шпак входил во двор.
– Что, старый хрен, попался в тенета? – сказал ему отставной гусар. – Сам научил зятька. Видишь, он так и приехал к тебе, как ты ему велел.
– Я затем и к вашей барской милости осмелился придти, чтоб испросить вашего господского дозволения, – сказал Шпак, низко кланяясь.
– Ему, – сказал Мотылин, – ему, доброму Фетису Борисовичу, благодарен будь за все. Он твоего зятя из беды выручил, из воды вытянул! А ты, старик, я вижу, недобрый человек! Как тебе не жаль было бедного парня? До чего ты его довел? Сквалыга ты этакой! Вот за это стоишь ты, право, того, чтоб тебя здесь разложить да взбучить. Я прощаю тебе ради моего покойного отца, что он тебя, старого хрена, любил и в завещании написал, чтоб тебе отдать семь тысяч, что ты отдал ему на сохранение.
Мотылин ушел и, возвратившись снова, держал в руке билет Сохранной казны воспитательного дома.
– Вот, – говорил он, – и твои деньги. Покойный отец отправил их в опекунский совет, чтоб накопить тебе процентов. Тут их накопилось уже за четыре года. Из этих процентов, что наросли на твой капитал, заплати Фетису Борисовичу все, что он истратил на твоего зятя. Слышишь?
– Слушаю, – сказал Шпак.
– А ты, Фетис Борисович, – продолжал Мотылин, обращаясь к Придыбалке, – подай ему счет. После этого нечего медлить, старик: за свадьбу!
– Благодарим вашей барской милости, – сказал Шпак, кланяясь и касаясь пальцами до земли.
– После свадьбы, – сказал Мотылин, – пусть молодые придут ко мне получить отпускную.
Прошло после того не более как две недели, и двор Шпака огласился свадебными песнями дружек. Была первая половина сентября. Погода стояла ясная, теплая. Крестьяне покончили полевые работы и занимались возкою снопов на гумна: это самое подходящее время для веселостей в сельском быту. Свадьба у Шпака устроена была не хуже и не скупее, как у всякого зажиточного мужика, но там недоставало живой непринужденной веселости.
Хозяин старался быть со всеми приветлив, всех просил есть, пить и веселиться, но всем было как-то неловко в близости с ним, и все дышали тем свободнее, чем меньше замечали внимательность к себе хозяина. Даже тетка Трохимова, после многих лет нищенской жизни, теперь, в качестве жениховой матери, посаженная на почетном месте, чувствовала себя так стеснительно, что хотела бы уйти в свою бедную хатку.
После свадьбы новобрачные ходили к барину, и Мотылин выдал им отпускную.
Пришел после того к Шпаку Придыбалка и при нем говорил его зятю:
– Я тебе, Трохим Семенович, дам вот какой совет: ты переселись в город и запишись в купцы. Только прежде выучись читать и писать. Человек неграмотный все равно, что малый ребенок, которому всегда нужна нянька. Так неграмотному нужен всегда благоприятель, чтоб его во всем наставлять. А выучишься грамоте, – словно из слепого сделаешься зрячим: никто тебя не обманет, а всякий будет еще бояться, чтоб ты его не обманул!
– Истинно правда, Фетис Борисович, – сказал Шпак, лебезивший тогда перед Придыбалкою, панским любимцем, до унижения. – Настали такие времена, что, не знаючи грамоте, невозможно никуда сунуться!
Предложил Придыбалка сам учить Трохима гражданской печати, которую знал тверже, чем Шпак, более сведущий в церковной. Стал Трохим ходить к Придыбалке и учиться чтению и письму, гражданской печати, арифметике и уменью считать на счетах. Придыбалка хвалил понятливость ученика своего.