3. Попытки московского правительства изменить канонический статус Украинской православной церкви

Харишин М. В.

После отъезда с Украины царского посланца, боярина Василия Бутурлина, казацкая старшина вместе с гетманом принялась за выработку условий договора, которыми должны были регулироваться отношения между Украиной и Россией. Кроме Чигирина, состоялись рады (совещания) в Корсуне. В результате, уже в марте 1654 года гетманское правительство завершило подготовку проекта документа, составленного в форме петиции к царю Алексею Михайловичу и состоящего из 23 пунктов. Тогда же, в марте, специальное украинское посольство во главе с Переяславским полковником Павлом Тетерей привезло «Петицию» в Москву. Полмесяца длились переговоры между украинской делегацией и московскими боярами. Наконец, был согласован значительно урезанный, компромиссный проект документа из 11-ти статей, вошедшей в историю как «Статьи Богдана Хмельницкого». Документ был подан на рассмотрение царю и окончательно утвержден его резолюцией.

В проекте, предложенном украинской стороной, наряду с правами людей «мирского чина» на утверждение выносились и права людей «чина духовного» с требованием их не нарушать, поскольку издавна они были жалованы «рускими князьями и польскими королями». Кроме того, от своего имени Богдан Хмельницкий попросил в устной форме лично Алексея Михайловича отдельно пожаловать Киевского митрополита Сильвестра Косова гарантийной грамотой относительно его владений. Таким способом гетман попытался, с одной стороны, раз и навсегда положить конец попыткам российских воевод использовать для своей корысти земли Украинской православной церкви, а, с другой, уменьшить радикализм самого Сильвества Косова.

Рассмотрев «Статьи», царь постановил пожаловать гетмана Запорожского и все Войско Запорожское и велел «им быть под нашей, царского величества, высокой рукой, согласно давним их правам и привилегиям, данным им королями польскими и великими князьями литовскими, и тех прав и вольностей ничем нарушать не велели». Относительно устной просьбы гетмана, то царь «митрополиту и всем людям духовного чина велел дать свою жалованную грамоту на вотчины, которыми они теперь владеют». Несмотря на письменные гарантии, бояре открыто указали на необходимость украинскому пастырю вместе с духовенством быть под благословением Московского патриарха. [306]

Как видим, статьи, где бы полностью подтверждались давние права и привилегии православной Киевской митрополии, включая церковно-канонические, московским правительством были опущены.

Позиция Москвы беспокоила гетмана. Недовольный мартовскими решениями он издает ряд универсалов, которые гарантировали неприкосновенность имущества Украинской православной церкви. В частности, их получили Максаковский и Козельский монастыри. «Кто нарушит универсал и будет чинить зло, – предупредил Богдан Хмельницкий, – (того) сурово карать». [307]

В конце мая 1654 года Богдан Хмельницкий вновь поднимает вопрос о правах и привилегиях Киевской митрополии. Из Чигирина в Москву от имени гетмана отправляются письма, адресованные Алексею Михайловичу и патриарху Никону, где он настаивает на подтверждении царем «давних вольностей» украинского духовенства. Одновременно гетман просил у Алексея Михайловича, чтобы тот удовлетворил просьбы монахов киевских Богоявленского Братского, Пустынно-Никольского монастырей и Печерской Лавры. [308] Но в Москве не спешили с ответом.

Необходимо отдать должное Богдану Хмельницкому, который зная о взаимной антипатии между Киевским митрополитом и российским царем, что заметно проявилось после Переяславской Рады, несмотря и на свои довольно прохладные личные отношения с Сильвестром Косовым, постоянно защищал украинского владыку. Как прозорливый государственный деятель, он ставил интересы государства выше личных амбиций. «А что твое великое святительство опалился был на преосвященного пастыря нашего, – писал гетман Московскому патриарху Никону, – яко бы он православия святого российского соединение благодарственное портил и великому государю нашему его царскому величеству сопротивлялся, сему не верьте всячески и прочиим по сих клеветам. Колико бо пострадал он по вере православной от многих лет». [309] Заметим, что Богдан Хмельницкий обратился к Никону как к «патриарху Московскому и всея Руси», хотя в России он уже открыто именовался «патриархом Московским и всея Великой и Малой и Белой России».

Наличие тесных связей Богдана Хмельницкого с Никоном, которые поддерживались на протяжении всего периода его взаимоотношений с Москвой, послужило поводом для некоторых исследователей сделать вывод о якобы намерениях украинского гетмана подчинить Киевскую митрополию Московским духовным властям. Как правило, аргументом для них служила форма обращения Богдана Хмельницкого к Московскому патриарху, в частности: «милостивый заступник», «ходотай», «сверхний пастырь», а иногда и «великий государь, патриарх московский и всея Великой и Малой и Белой Русии». [310]

Представленные нами выше сведения позволяют, на наш взгляд, сомневаться в достоверности таких выводов. Как только дело конкретно касалось вопросов, связанных с правами и привилегиями Украинской православной церкви, то тут гетман считал нужным все называть своими именами.

Несмотря на постоянные настаивания гетмана Богдана Хмельницкого подтвердить в новых политических реалиях уже московской верховной властью канонический статус Киевской митрополии, в Москве не спешили с решением этого важного для Украины вопроса. К тому же, для этого нашлись и другие причины. Российские воеводы сообщали из Киева своему правительству, что Киевский митрополит угрожал им, дескать, «не ждите начала, (а) ждите конца, сами увидите, что с вами вскоре будет». Грек Иван Тафлари писал в Москву, что Сильвестр Косив и Иосиф Тризна «присылали на сейм к королю польскому двух монахов с заявлением, что им с Московскими людьми быть в союзе невозможно и они этого некогда не желали». Посланцам поручалось обратиться к королю с просьбой освободить их, а они «из Киева московских людей выбьют и будут под королевской рукой, как когда-то».

Среди главных причин для таких заявлений было и то, что «Москва их хочет перекрестить», а патриарх Московский «себе присягать велит». В подтверждение этому, монах Макарий Криницкий от имени Киевского митрополита и Печерского архимандрита внес официальную протестацию в Луцкие городские книги.

«Мы с костелом римским унию принять не хотели для того, – заявляли украинские владыки, – чтобы пастырю нашему старейшему (Константинопольскому патриарху), которого Бог дал нам, не противиться». [311]

Для такого беспокойства в высшей православной иерархии действительно были весомые основания. В отличие от Богдана Хмельницкого и его правительства, в Москве рассматривали Переяславскую Раду 1654 как заветное возвращение «отрезанной ветви к материнскому пню» [312] (вспомним Люблинскую унию 1569 в трактовке тогдашних польских идеологов). Отсюда, Россия соответственно и определяла свое отношение к Украине и её православной церкви. Московские воеводы без ведома митрополита грубо вмешивались в дела киевских монастырей, задерживали и допрашивали в Киеве украинских священников, к примеру Слуцкого настоятеля Феодосия. [313]

Вообще, поведение царских послов, воевод и самого царя в отношении украинского духовенства, особенно митрополита, было далеко не дипломатическим. Боярин Василий Бутурлин, прибыв в Киев для приведения к присяге, вместо того, чтобы расспросить владыку о его здоровье, «спасении», как это было принято тогда по этикету, сразу же накинулся на него, почему и «с какой целью» он, митрополит, никогда царю «челом не бил, не писал и царской милости к себе не искал». Думный дьяк Лопухин, зная о затягивании митрополитом с присягой монастырских подданных, «выговаривал ему с большим укором». «Ты, митрополит, – угрожал дьяк, – больше бы отказов и размолвок никаких не чинил и за это на себя государевого гнева не накликал». [314]

Не лучшим было отношение и российского царя Алексея Михайловича. После Переяславской Рады на имя Сильвестра Косова не пришло ни одного его письма или грамоты, даже по поводу рождения 5-го февраля 1654 царевича. Грамоту государь отправил только гетману. На случай запроса от митрополита, стольнику Полтеву поручалось ответить, что он, митрополит, «нашей милости не искал и нам не писал, и поэтому к нему нашей грамоты не прислано». [315]

Неприязнь к Киевскому митрополиту, к его неизменной позиции относительно взаимоотношений Украины с Россией, была настолько велика, что 27 марта из Москвы на имя Богдана Хмельницкого направили царский указ, где Алексей Михайлович, отбросив всякие условности, в грубой форме приказал гетману «того киевского митрополита Сильвестра велеть к нам, великому государю, в Москву прислать, чтобы он…исправление дал», [316] то есть подчинился московским властям, проявил смирение. Таким же образом незамедлительно перестроил свои отношения с высшей иерархией Киевской митрополии и Московский патриарх Никон.

Однако, вскоре объявились обстоятельства, которые вынудили украинское православное духовенство позабыть о своей «гордыне» и обидах и серьезно позаботиться о судьбе Киевской митрополии. Успехи российских войск на территории Беларуси в кампании 1654 года против Речи Посполитой позволили Московской патриархии взять под свое непосредственное управление Смоленскую, Мстиславско-Могилевскую и Полоцкую епархии, абсолютно не обращая внимания на то, что это была область Киевского митрополита в юрисдикции Константинопольского патриарха (другими словами, просто отобрать). Были грубо нарушены каноны вселенского православия, но даже формально, с этических соображений, никаких сигналов со стороны Москвы к митрополиту не поступило. В Украине поняли, что над Киевской митрополией нависла теперь уже реальная угроза изменения её статуса.

Следует указать, на наш взгляд, на еще один немаловажный фактор. Везде, куда ступала нога российского солдата, на местное население ожидали разорение, мытарства, смерть. Вот как свидетельствует сын Антиохийского патриарха Макария архидиакон Павел Алепский взятие белорусского города Смоленск, входящего тогда в состав Речи Посполитой.

«Смоленск, – рассказывает он, – царские войска взяли почти без всякого сопротивления благодаря добровольной сдачи, причем всюду уничтожили, один только Бог ведает сколько, евреев, армян и поляков, бросая их детей в закрытых бочках в Днепр без всякого сожаления и сочувствия, так как ничто не может превзойти ненависть московитян».

«Всех мужчин, – продолжает он, – изрубили на кусочки, не милуя никого; женщин же и детей, после разорения и опустошения, забрали в рабство». «Так, – с грустью в сердце подытожил архидиакон, – страна поляков, перед тем сказочно богатая, которую можно было сравнить с наилучшими областями Греции, теперь превратилась на груды развалин, где не встретишь ни села, ни жителя на просторе пятнадцати дней дороги вдоль и поперек». [317]

Не останавливались «московитяне» и перед православным населением. Брацлавский подкормий князь Стефан Святополк-Четвертинский, которому сожгли Владимирецкую и Четвертинскую волости, свидетельствовал, что после «вторжения в края полесские» войска «разных местечек и сел огнем и мечом» уничтожили,

«дворы албо замки, гумна панские, как и хлопские (мужицкие), в ничто превратили, снесли и обездолили, и хлопов, как и ксендзов, попов и шляхту не мало одних поубивали, а других в неволю поганским обычаем забрали». [318]

За событиями в Беларуси, епархии которой входили в состав Киевской митрополии, внимательно следили украинские иерархи. Сильвестр Косив, шляхтич, родом из белорусской Витебщины, особенно болезненно воспринимал трагедию родного народа. Не исключено, что своими действиями он пытался как-то облегчить и участь своих собратьев.

Владыки находили поддержку среди украинской шляхты. В этом нас убеждает письмо шляхтича Павла Олекшича, написанное в Межибоже 16 марта 1654 года Брацлавскому подполковнику Ивану Богуну, который продолжал уклоняться от присяги московскому царю. [319] Собственно этим и объясняется активизация политических контактов высшего православного духовенства с польскими правительственными кругами.

Однако, Речь Посполитая, сама оказавшись на грани развала, естественно, была не в состоянии оказать какую-либо помощь. Украинской элите не требовалось много времени, чтобы это понять.

Иерархи Украинской православной церкви осознавали, что отсутствие со стороны Москвы гарантийных документов на права и привилегии Киевской митрополии делает возможным и безнаказанным вмешательство российских чиновников и воевод в ее дела собственно и на территории казацкой Украины. Потеряв надежду на помощь польского короля и воочию убедившись в последовательности и решительности Богдана Хмельницкого и его правительства сохранить канонический статус-кво митрополии, украинское духовенство вместе с Киевским митрополитом Сильвестром Косовым идет на сближение с гетманом. В результате, под Смоленск, где тогда находилась ставка московского царя, от гетмана и митрополита отправляется к Алексею Михайловичу совместное посольство во главе с игуменом Пустынно-Никольского монастыря Иннокентием Гизелем. Кроме гетманских уполномоченных, в состав украинской делегации вошли также представители ведущих киевских монастырей, в частности Софийского митрополичьего, Печерского, Златоверхого Михайловского, Выдубицкого и других.

28 июля 1654 года царь Алексей Михайлович принял украинское посольство, которое вручило ему грамоты от гетмана, митрополита и от монастырей. [320] В своих грамотах Богдан Хмельницкий в очередной раз настаивал на удовлетворении царем просьб украинского духовенства. Примечательно, что Сильвестр Косив, чтобы смягчить отношения с царем, решил подписаться под своими грамотами как митрополит «Малой России», а не «всея Руси». Извинившись за «недоразумение» вокруг строительства Киевской крепости и высказав «радость» по поводу «нынешнего единения», он попросил царя подтвердить давние права и привилегии Украинской православной церкви. [321]

В отдельной грамоте Киевского митрополита были поданы статьи, где прозвучали четкие требования к московскому правительству:

1. Утвердить все права и привилегии Киевской митрополии, издавна предоставленные ей «великими князьями рускими и королями польскими».

2. Оставить Украинскую церковь под «послушенством Константинопольского патриарха».

3. Признать право митрополита, епископов та игуменов пребывать на своих должностях до смерти, и право мирян определять их преемников через свободные выборы. При этом, «вмешательство духовных лиц Московской патриархии не допускается».

4. Высшей инстанцией украинских церковных судов остается суд Киевского митрополита. Апелляция в Москву запрещалась. Осужденные священники отбывают наказания в пределах своей родины.

5. Признать каноническую подчиненность православных Литовского княжества (имеются в виду белорусские и литовские земли) и Волыни Киевскому митрополиту, «как это было издавна». Гарантировать им свободные сношения с Киевским митрополитом.

6. Предоставить монастырям земли вблизи Киева, взамен тех, что остались в Польше, а также отобрать незаконно захваченные шляхтой.

7. Никого с украинского духовенства «в Великую Россию не затягивать». Если у кого-нибудь возникнет необходимость побывать по делам в России, «то никого там силой не задерживать». [322]

Представляя «Статьи», Иннокентий Гизель от имени Киевского митрополита и «всего освященного собора» подчеркнул, что главной просьбой-требованием является дальнейшее пребывание Украинской церкви «при высочайшем пастыре Царегородском, к которому нас право Божие через Святого Апостола Андрея Первозванного и каноны святых отцов прилучили и совокупили». Это есть «корень всех наших вольностей и прав», на «этом фундаменте все наши вольности созданы суть». [323]

11 августа 1654 года царь Алексей Михайлович сообщил гетману о результатах переговоров и о принятых им решениях. Царь писал, что игуменов киевских Пустынно-Никольского и Выдубицкого монастырей Иннокентия Гизеля и Климента, «и старцев и твоих посланцев, Михайла Махаринского с товарищи», он «жаловал нашим царского величества жалованием и дал им на их имения жалованные грамоты».

Что касается остальных монастырей и их владений, «которые будет у них отошли при королех полских», а также киевских митрополита, архимандрита та «игуменов с братиею», то на это «наш царского величества указ будет». Однако, относительно главного требования украинского духовенства – оставить Киевскую митрополию в юрисдикции Константинопольского патриарха, то «великий государь те дела велел отложить к приходу нашего царского в Москву» и там «указ учинить». [324] Как и следовало ожидать, ни гетману, ни митрополиту не суждено было увидеть обещанный указ российского царя. Московское правительство посчитало лишним удовлетворить требования украинского духовенства.

Чтобы как-то смягчить возможное недовольство украинских иерархов, царь в тот же день подписал и отправил еще две грамоты. Первая была адресована Киевскому митрополиту Сильвестру Косову. В грамоте, небольшой по объему, без всякой конкретизации было сказано, что «ему митрополиту, теми имениями владеть и доходы всякие, которые с тех имений на митрополии собирали и ныне собирают, иметь как прежде». Вторая направлялась киевским воеводам князьям Федору Куракину и Федору Волконскому, а также приказному дьяку Андрею Немирову с требованием не вмешиваться ни в какие духовные дела, а «отсылать митрополиту». [325]

Как видим, поездка украинского посольства к царю Алексею Михайловичу фактически оказалась безрезультатной, что было признано даже российскими исследователями церкви. В частности, митрополит Макарий откровенно писал, что «духовное посольство приходило с Киева почти даром и ничего не достигло». [326] Не удивительно, что уже в 1655 году киевский воевода князь Федор Волконский снова жаловался Богдану Хмельницкому, что «показывается явная измена многих духовных», а царю сообщал о враждебных замыслах самого митрополита Сильвестра Косова. [327]

Отчуждение киевского владыки от Москвы было настолько явным, что в начале февраля 1656 года он отказал в личной просьбе Алексея Михайловича отправить ему (царю) на некоторое время «своего певца Ваську Пикулинского». [328]

В марте 1657 года Богдан Хмельницкий возможно в последний раз попытался получить гарантийные документы для Украинской православной церкви. В письме Московскому патриарху Никону он открыто писал, что в Украине «весь собор священный и весь чин духовный потребовал пожаловать и утвердить государскими грамотами их права, привилегии, свободы и добра по чину и обычаю древнему вовеки». Гетман заявил, что он, Богдан Хмельницкий, и все Войско Запорожское поддерживают украинское духовенство и просят «великого святителя» Никона как можно скорее выполнить их волю. [329] Однако, в Москве промолчали и на сей раз.

А иначе и быть не могло. Московские идеологи прекрасно осознавали, что никакие соглашение, никакие политические акции, даже никакое оружие не заставят народ, а тем более подневольный, отказаться от своей свободы. Для того, чтобы «пень» всего-навсего не рассыпался, а «отрезанные ветви» не смогли прорости и самостоятельно развиваться, необходимо было найти специфическое основание, которое бы навеки объединило их в единое целое. Такой основой могло быть только православие, следовательно, на их взгляд, и единая православная церковь. Известный российский дипломат того времени Афанасий Ордин-Нащокин, анализируя перспективу отношений между российским и украинским народами, прямо указывал, что «Малая Россия войнами и невзгодами отпала от Великой. Единство народов может наступить только через согласие в вере и церковном управлении с Москвой». [330] Под единством понимался «единый русский народ», отсюда единой (точнее единственной) православной церкви с центром в Москве предписывалась, возможно, самая важная роль в колониально-русификаторской политике России.

Доводы российских политиков находили свое практическое подтверждение. В особенно жестокой форме оно совершалось на бывшей территории Литовского княжества, где все неправославное население под страхом смерти принуждали принимать православие. Так, в упомянутом нами Смоленске, евреев, оставшихся в живых после взятия города, но отказавшихся принять крещение, «по приказу государя собрали и заперли в деревянные срубы и сожгли». Не обошла страшная участь римо- и греко-католиков. «Все костелы польские, – свидетельствует Павел Алепский, – были разрушены до основания, а на их месте велено заложить православные церкви». [331] В 1656 году Алексей Михайлович также приказал из города Вильно и Виленского воеводства всех «униатов высылать, а их церкви и половину костёлов римских обратить в греческие церкви». [332] Для сравнения, наверное, будет уместным оговориться, что годом раньше польский король Ян-Казимир подтвердил привилегии Сигизмунда III от 1595 года об уравнении православного духовенства с католическим по всей территории Речи Посполитой, включая Великое княжество Литовское. [333]

С Украиной, которая по-прежнему оставалась сильным в военном отношении государством и в любой момент могла разорвать политическое соглашение с Россией, обойтись как с оккупированными Беларусью и Литвой практически было невозможно. Желание Кремля подчинить себе Украинскую церковь, а отсюда и всю Украину, было настолько великим, что в московском «Прологе» напечатали даже молитву царя и его семейства, где, в частности, были такие слова: «О еже престолу Киевскому соединиться с богопоставленным престолом Московским, и княжению Малороссийскому совокупиться с богохранимым Великороссийским царством». Только в XVIII веке Синод Русской православной церкви упразднил эту молитву за ненадобностью, поскольку «Малая Россия, а также Киевская и другие той страны епархии с Великой Россией соединены, и имеются в единой Великороссийской епархии». [334]

Москва, не имея поддержки со стороны высшей иерархии Киевской митрополии, не теряя, при этом, надежды склонить её на свою сторону, предприняла поиск своих сторонников среди мелкого духовенства, возложив на него свои основные надежды. С первых же дней своего пребывания в Украине российские посланники приметили кое-где недовольство местного мещанства украинской казацкой администрацией и поняли, что это может принести определенную пользу российским интересам. Исполняя просьбы украинских мещан, российский царь и его урядники добивались их благосклонности к себе, приучали обращаться с различными вопросами непосредственно в Москву помимо гетманского правительства.

Мещан нередко поддерживало и мелкое духовенство, не говоря уже о сельских священниках и прихожанах, которые зачастую становились жертвой произвола казацкой старшины. Умело оперируя противоречиями в украинском обществе, Кремль постепенно добивался желаемых результатов. Надежной опорой российских влияний в Украине еще при жизни Богдана Хмельницкого стал город Нежин и его духовенство, представленное протопопом Максимом Филимоновичем.

В Москве запомнили, как еще 23 января 1654 года Максим Филимонович приветствовал царского воеводу Василия Бутурлина, прибывшего в Украину для приведения к присяге населения Переяслава, Киева, Нежина и Чернигова. В своем выступлении Максим Филимонович сравнил освобождение украинского народа из-под власти польского короля с освобождением иудеев от египетской неволи. [335] Позже, 27 сентября 1654 года, протопоп, встречаясь с царем Алексеем Михайловичем под Смоленском, выразил надежду, что под крыльями московского государя будут собраны не только Киев и Чернигов, но и львовская, подольская, покутская, подгорная, полесская и белорусская земли, рассеянные «злохитрием польским». [336]

В октябре 1657 года (через несколько месяцев после смерти гетмана Богдана Хмельницкого и митрополита Сильвестра Косова) протопоп снова напомнил о себе, написав в Москву, что много людей, но «более всего на нашем Сивере», желают чтобы царь владел над ними. Хотя «старшина про эту власть до сих пор советуется, для своей корысти, и поспольство (народ) пугает, мол, когда царь и Москва возьмут в свои руки (власть), то невольно будет крестьянам в сапогах и суконных тулупах ходить, да в Сибирь или на Москву будут угнаны; для этого и попов своих пришлют, а наших туда ж погонят», отец Максим Филимонович, от имени всего «поспольства» все же просит царя издать повеление, «чтобы митрополит Московский в Киеве был». [337]

Вполне понятно, что после изнурительной шестилетней войны украинцев с поляками, схожие взгляды не были одинокими в Украине, прежде всего среди обычных людей. Не зная истинных намерений России относительно Украины, они искренне верили, что единоверный православный царь поможет им и их собратьям окончательно освободиться от польского господства и притеснений католиков, защитить их православную веру от «латинян», а также от своеволия «своей» старшины.

Методы, которыми Кремль с первых же шагов начал распространять влияние в Украине, стараясь повсюду утвердиться и, что можно прибрать к своим рукам, вскоре разочаровали гетманское правительство. Богдан Хмельницкий, понимая, к чему ведет «протекция» царя, без замедления выставил московским тенденциям определенные границы, не связывая себя с Россией больше никакими договорами. Одновременно идет активный поиск новых союзников. Возобновляются отношения со Швецией; от короля Карла-Густова ожидается посольство, даже военная помощь Украине. [338]

Вступление Швеции в войну за белорусские земли между Россией и Польшей заставило Москву и Варшаву подписать в мае 1657 года Виленское перемирие. Таким образом, Россия временно ставилась союзником Польши в войне против Швеции, что для Украины означало фактическую денонсацию Москвой Переяславского соглашения 1654 года. [339] Дело в том, что данное соглашение предусматривало, прежде всего, украинско-российский военный союз в борьбе против Польши, в том числе и с целью освобождения тех «литовских» (ныне входят в состав Беларуси) земель, на которые претендовала Украина. Подписание Виленского договора, по мнению украинского историка В.Липинского, в этом смысле лишало Переяславские соглашения всякого сенса. [340] Поэтому, придерживаясь в отношениях с московским царем единожды принятой формы этикета, гетман крепко удерживал свою власть на всей территории Украины, не позволяя никому вмешиваться в ее внутренние дела. [341]

13 апреля 1657 года умирает Киевский митрополит Сильвестр Косив, человек, который всю свою жизнь отдал сохранению независимости, самобытности Украинской православной церкви. Богдан Хмельницкий, считая выборы нового владыки внутренним делом Украины, признал ненужным даже известить Москву о смерти митрополита. Без уведомления Москвы гетман утвердил местоблюстителем Киевской митрополии Черниговского епископа Лазаря Барановича, а день выборов назначил на 15 августа 1657 года. От своего имени Богдан Хмельницкий отправил универсалы-приглашения и правобережным епископам «во Львов и Перемышль и Луцк, чтобы они приехали на избрание митрополита за давним правом, как перед тем испокон-веков бывало». [342]

«Дерзость» гетмана глубоко возмутила московских чиновников. Однако, этого, как и избрание нового главы Украинской православной церкви, ему уже не было суждено увидеть. 6 августа (27 июля ст.ст.) 1657 года сердце Великого гетмана Украины перестало биться.

Примечания

306. АЮиЗР. – Т.10. – № 8. – C.491; УДМ. – Т.3. № 196. – C.260; – № 197. – C.262; Эйнгорн В. Очерки из истории Малоросиии в XVII в. – Т.1. – С.64; Хрестоматія з історії України. – К., 1993. – С.99-102.

307. ЦГИА Украины в Киеве. – Ф.1407. – Оп.1. – Д.63. – Л.1-2; – Д.64. – Л.1.

308. Там же. – Ф.1407. – Оп.2. – Д.33. – Л.1; – Ф.220. – Оп.1. – Д.155. – Л.1.; ДБХ. – № 255-258. – С.353-358.

309. АЗР. – Т.5. – № 48. – С.98; ДБХ. – № 255. – С.353-354.

310. Макарий. История Русской Церкви. – Т.11. – С. 77; Эйнгорн В. Очерки из истории Малоросиии в XVII в. – Т.1. – С.100; Власовський І. Нарис історії Української Православної Церкви. – Т.2. – С.307.

311. АЮиЗР. – Т 10. – № 11.VI. – C.557; – № 17.ІІІ. – С.773.

312. Крип’якевич І. Історія України. – С.179.

313. АЮиЗР. – Т.10. – № 7.VIІ. – C.393-394.

314. Терновский С. Исследование о подчинении Киевской митрополии Московской патриархии. – С.41.

315. АЮиЗР. – Т.10. – № 6.V.- 6.VI. C.315-318.

316. Там же. – № 8. XXIII. – C.506.

317. Аболенский И. Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, по запискам архидиакона Павла Алепского // Труды КДА. – 1876. – № 12. – С.647-649.

318. АЮиЗР. – Ч.3. Т.4. – № 287. – C.823-824.

319. См.: Харишин М. Богдан Хмельницький та Українська православна церква // Український історичний журнал. – 1995. – № 5. – С.96.

320. АЮиЗР. – Т.10. – № 16.І-ХІХ. – C.705-764.

321. Там же. – № 16.II. – С.707-712.

322. АЮиЗР. – Т.10. – № 16. X. – С.741-742.

323. Там же. – № 16. XIII. – С.752-753.

324. Там же.- № 16.XVII. – С.762; УДМ. – Т.3. – № 200. – С.264-265.

325. АЮиЗР. – Т.10. – № 16.XVIII-XIX. – С.762-764.

326. Макарий. История Русской Церкви. – Т.12. – С.82.

327. Власовський І. Нарис історії Української Православної Церкви. – Т.2. – С.304.

328. Харлампович К. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. – С.172.

329. АЗР. – Т.5. – № 48. – С.98.

330. Харлампович К. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. – С.207; Власовський І. Нарис історії Української Православної Церкви. – Т.2. – С.343.

331. Аболенский И. Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, по запискам архидиакона Павла Алепского. – № 12. – С.647.

332. ЦГИА Украины в Киеве. – Ф.2227. – Оп.1. – Д.194. – Л.1.

333. Там же. – Ф.2227. Оп.1. – Д.193. – Л.1-3.

334. Огієнко І. Українська Церква. – Т.2. – С.170.

335. АЮиЗР. – Т.10. – C.265-267.

336. Власовський І. Нарис історії Української Православної Церкви. – Т.2. – С.311.

337. АЮиЗР. – Т.4. 1657-1659. – СПб, 1863. – № 33. – С.41-42.

338. ЦГИА Украины в г.Киеве. – Ф.237. Оп.1. – Д.23. – Л.1-3.

339. Цибульський В. Програма державного будівництва Б.Хмельницького в працях В.Липинського // Волинь і Волинське зарубіжжя. Тези доповідей і матеріали Міжнародної наукової конференції 16-18 червня 1994 р. – Луцьк, 1994. – 50-51.

340. Там же. – С.50.

341. Дорошенко Д. Нарис історії України. – Т.2. – С.170.

342. АЮиЗР. – Т.4. – № 6. – С.5; – № 7.ІІІ. – С.8; Огієнко І. Українська Церква. – Т.2. – С.171.