13. Настя узнает о похищении
Марко Вовчок
У Малимоновых было невесело. До Эраста Антиповича дошло, что Крашовка уехал в губернию. Эраст Антипович этим обеспокоился. У него в губернии был давний враг, и этот враг только ждал случая, даже не случая, а только повода прицепиться.
Павла Андреевна ходила огорченная и смущенная; ей было тошно заглянуть к Насте. Настя с тоской у нее все спрашивала:
– Что я вам сделала? Или вы не знаете, как мне тяжело? Или вам весело мучить бедную девушку? За что вы хотите меня погубить?
– Ах, как она горюет! Как она, бедная, горюет! – говорила Павла Андреевна Копыте.
Копыта ей ничего не отвечал, только все мрачней да мрачней на нее взглядывал, а когда она говорила Эрасту Антиповичу, Эраст Антипович отвечал, что, снявши голову, по волосам не плачут, что теперь поздно сокрушаться.
– Да жалко мне ее! – говорила Павла Андреевна.
– Что ж делать, что жалко! Жалко не жалко, а за Копыту отдавай, коли не хочешь, чтоб он нас всех с лица земли стер!
– Ах, Эраст Антипович! Уж он мне раз пригрозил!
– Мне не грозил, да я его и без грозьбы насквозь вижу, что он за птица. Кто знает, как примется Крашовкина жалоба. Придерутся к тому, что сироту притесняю, да и пойдут нивесть чего доискиваться… И если Копыта не заступится… Теперь дело в том, чтобы он заступился.
– Он заступится! – сказала Павла Андреевна. – Я ручаюсь!
– Не ручайся и за себя, не только за старого скрягу!
– Он всегда обещал…
– Ну, ну! Нечего делать, будем уповать на доброе!
– Ах, я Насте счастья желала! Я желаю ей счастья!
– Чего ж пищишь, Павла Андреевна! Я верю тебе! Эх!
– Слушай… как будто шум в Настиной комнате?.. Нет… Ах!.. Пойду я опять к ней…
А в Настину комнату тихонько отворилась дверь, тихонько вошла Хима, обняла Настя, крепко поцеловала:
– Не горюйте…
– Хима, беги туда… беги к нему… скажи ему… – перебила Настя и гнала Химу из комнаты.
– Не тоскуйте, не плачьте, – шептала Хима. – Да погодите…
– Ах, Хима! Я не видала его давно! Иди, скажи ему! Ты не знаешь, какая я несчастная… Иди, иди к нему…
– Тише, тише! Он придет… Ах, тише, тише! Услышат – все тогда пропало.
– Где он? Когда придет?
– Сядьте смирно, слушайте смирно! Смирно!
– Говори!.. Скажи!..
– Сегодня вечером придет он под ваше окно… Да тише, тише! Придет с товарищами и вас украдет… Тише! Скажите, что голова болит, идите пораньше спать… помните, все надо тихо! Тихо! Да дайте же рассказать толком!…
– Да, да, да, расскажи…
Дрожала она вся, как листок.
– Слушайте же… да слушайте хорошенько… не дрожите… Слышите… Беда с вами!
– Слышу…
Хима рассказала, – и как толково, обстоятельно рассказала! Ничего не упустила из виду – точно весь свой век только и делала, что помогала панночек выкрадывать.
– Ну, не бойтесь же, мое сердце, – закончила она, – все вам помогать будем… даже Мелася вызвалась со своим черноусым… Хоть мы в них и не очень-то нуждаемся… Помните, поспокойней глядите, чтоб не заподозрили… Идет пани…
Послышались шаги. Хима взяла в руки стакан с водой. Вошла Павла Андреевна.
– Ты, Настя, воду пьешь? – спросила она, как виноватая. – Хочешь сиропу?
– Я нездорова, – проговорила Настя.
– Ах, боже! Что ж у тебя болит?
– Голова болит.
– Ах, боже мой! Ах, боже мой! Ты, Настя, ляг; ты, Настя, усни!
– Да, да, идите, я лягу, – отвечала Настя, – идите, я лягу.
Павла Андреевна и Хима ушли.
– Настя нездорова, – сказала Павла Андреевна, входя в гостиную.
Там уже был Копыта, – и он, и Эраст Антипович оба сидели молча. Копыта вскочил.
– Больна? – проговорил он.
– Что такое с нею? – спросил Эраст Антипович.
– Ах, у нее голова болит. Ах!.. Она спать легла.
– Выспится и пройдет – голова это не опасно, – сказал Эраст Антипович. – Не беспокойтесь, Данило Самойлович.
Данило Самойлович посидел еще недолго, не говоря ни слова, и ушел домой, в свой неприютный угол. Он был очень угрюм, мрачен и гневен. Каждый прожитый день ложился на него, как гора: ему было все душней, все тошней. Его жгло беспокойство, нетерпенье; его терзала ревность.
Примітки
Подається за виданням: Марко Вовчок Твори в семи томах. – К.: Наукова думка, 1964 р., т. 2, с. 403 – 405.